Я провела дрожащими пальцами по бедрам, расправила задравшуюся сорочку. В комнате никого не было, сквозь задернутые шторы сочился утренний свет. Я выдохнула, пытаясь выровнять дыхание. Какая чепуха! Отдаться этому нахалу? Да никогда! Это не мой сон, а бедной Мэрион, в теле которой я очутилась. Она наверняка не успела познать ни одного мужчины и была столь же невинна, сколь и юна. Вчерашние события просто распалили богатое воображение, вот и все.
- Вот и все! И нечего об этом думать, - сказала я вслух и поднялась с кровати.
Вскоре мои мысли потекли в привычном русле, и надежда на побег вспыхнула в сердце с новой силой.
Я подергала дверь - заперто. Конечно, приказ генерала, тут все ему заглядывают в рот, да и мачехе нет резона выпускать меня на волю. Завладеть поместьем и породниться со знатным родом Мейердорф - неплохая награда за возможность избавиться от нелюбимой падчерицы.
Завтрак принесла совершенно незнакомая пожилая женщина в сопровождении лакея, который почтительно отвернулся, чтобы не смущать юную леди в моем лице, но в то же время заслонил дверь, отрезав путь к бегству.
- Где Жюли? - требовательно спросила я.
- Хлопочет по хозяйству, фройлен Кёне, - уклончиво ответила женщина, и я заволновалась.
- С ней ведь все в порядке?
Тут же вспомнились ее слова о молодом хозяине, который мог бы забить ее плетьми, и властные прикосновения генерала. Я сглотнула и тряхнула головой, выбрасывая из памяти ночные видения.
- О, не беспокойтесь, фройлен, - чуть мягче ответила женщина. - Она всего лишь помогает фрау Кёне подготовить вас к свадьбе. Не беспокойтесь, скоро она навестит вас.
Я кивнула, вполне удовлетворившись этим ответом.
Женщина и лакей подождали, пока я наскоро проглочу завтрак - поджаренные тосты и маленькую кружку чая, убрали поднос и, пожелав мне хорошего дня, скрылись, дважды провернув ключ в замке.
Я тут же метнулась к окну и подергала рамы.
Заперты не наглухо, но до земли слишком далеко, я убьюсь насмерть, если попробую спрыгнуть. Под окнами беспечно стриг лужайку садовник, насвистывая что‑то под нос. Где‑то далеко, на едва слышимой ноте, тоскливо ревели виверны.
Что, если скрутить веревочную лестницу из простыни, улучить минуту, когда в саду никого не будет, а потом спуститься и затеряться в густой зелени? На уроках физкультуры я была довольно выносливой девчонкой и за канат получала твердую "пять".
Воодушевившись идеей, я сдернула с постели одеяла и простыню. Усевшись по‑турецки, принялась вертеть материю в тугие жгуты, но это оказалось довольно кропотливым делом. Ладони быстро взмокли, волосы то и дело лезли в лицо, и я постоянно сдувала их со лба. Я торопилась, ведь если в спальню войдет мачеха и увидит, чем занимается строптивая невеста, мне не поздоровится.
Словно отзываясь на мои мысли, в замке дважды провернулся ключ. Я едва успела швырнуть готовый жгут под кровать, наспех набросила одеяло и улеглась, натянув его до самого подбородка.
В комнату действительно вошла фрау Кёне и сморщилась, точно съела кислый фрукт, увидев меня в кровати.
- Как! - вскричала она. - Вы еще прохлаждаетесь в постели, моя дорогая?
- Мне нездоровится, - промычала я, старательно делая больное лицо.
Мачеха замешкалась, в ее глазах на миг отразился испуг, но вскоре складка между бровям разгладилась, губы дрогнули, складываясь в ухмылку.
- Поздно, моя дорогая, дата уже назначена, - прокаркала она и щелкнула пальцами. На ее зов в комнату тут же впорхнула миниатюрная, но уже немолодая особа с портняжным сантиметром в руках. - Придется потерпеть, сейчас мы снимем мерки, а после я пошлю за герром доктором, и к завтрашнему дню вы снова будете порхать, как птичка.
"Пичужка, - вспомнился насмешливый голос генерала. - Попалась…"
Я неохотно вылезла из кровати и встала посреди комнаты, позволив обмерить себя со всех сторон.
- Сюда бы подошли розы, - ворковала швея, описывая руками круги возле моих бедер. - А тут кружева, кружева… Ах, будет натуральная нимфа! Богиня из морской пены!
- Делайте что хотите, - отмахнулась фрау Кёне. - Но чтобы к завтрашнему дню все было готово.
Швея поклонилась и помогла мне надеть простое, горчичного цвета платье с закрытыми плечами, после чего убежала. Мачеха немного помедлила, но лишь для того, чтобы больно дернуть меня за волосы.
- Ваше счастье, неблагодарная дрянь, что его сиятельство просил за вас вчера! - прошипела она. - Благодарите его милость, иначе я бы отходила вас кнутом за недостойное поведение за ужином.
- Отходите своего сыночка, - огрызнулась я, отпрыгивая от фрау Кёне. - Он давно напрашивается на хорошую порку.
- Что‑что‑что? - Мачеха задохнулась от ярости, шагнула ко мне, и я зажмурилась, подобралась, как тигрица.
Но ничего не произошло. Постояв немного, фрау Кёне смерила меня презрительным взглядом и выцедила сквозь зубы:
- Пусть эти слова умрут на вашем грязном языке, маленькая шлюха. Болезнь сильно испортила вас, но недолго вам осталось сквернословить. Его сиятельство выбьет из вас всю дурь.
Дернув подбородком, она вышла из комнаты, нарочито громко хлопнув дверью. Я тут же достала сплетенный из простыней жгут и подбежала к окну, волоча его за собой.
К моей радости, садовник прекратил работу и перешел на другую аллею, по крайней мере, из моего окна его не было видно. Я отодвинула засовы и распахнула рамы, весенний ветер вздыбил тюль, и я с наслаждением откинула со лба волосы, подставив лицо свежести и свободе. Осторожно перегнувшись через маленький балкончик, осмотрелась - никого! В этот момент пожалела, что не увлекалась скалолазанием, как Артем. Сил не хватало, чтобы как следует затянуть узел на ажурных перильцах, хотя и старалась как могла. Осталось только надеяться, что самодельный канат выдержит вес хрупкой Мэрион. Я вздохнула и нерешительно потеребила лунный кулон на шее, оглядела спальню и усмехнулась.
Была не была!
Балкончик совсем маленький, никак не повернуться. Подобрав юбку, я осторожно перелезла через перила и уцепилась за простыню. Скосив глаза, увидела растущие под окном заросли акации. Может, если отклониться немного в сторону, сумею уцепиться за ветки и спрыгнуть на мягкий газон? Не зря садовник его подравнивал, будто специально для меня.
Ух, а все же страшно!
Я пискнула, сползая по простыне. Жгут натянулся, узел задрожал. Выдержит или нет? Теперь немного качнуться… вот так! Ветки махнули перед носом белыми цветами. Я сползла еще ниже, качнулась снова, и в этот момент - хлоп! - оборвался узел.
Не успев ахнуть, я рухнула вниз.
И повалилась в чьи‑то подставленные руки.
- Опля‑ля! - раздался молодой голос. - Вот так сюрприз!
Я забарахталась, пытаясь справиться с непослушными оборками. Волосы растрепались и завесили лицо, я фыркнула и откинула их ладонью. И увидела перед собой улыбающегося адъютанта Ганса.
- Не зря его сиятельство называет вас птичкой, фройлен, - радостно проговорил он. - Вы и правда умеете летать!
- Пусти! - Я с возмущением толкнула его в грудь, совершенно позабыв, что в этом мире обращаются друг к другу на "вы".
Ганс разжал объятия, и я плюхнулась прямо в клумбу.
- Дурак! - возмутилась я, сердито глядя на парня снизу вверх. - Что за обращение с девушками!
- Отпустил, как вы и приказали, фройлен. - Он сверкнул белыми зубами беззлобно, но все равно обидно. Потом протянул руку: - Не обижайтесь. Позвольте помочь вам подняться.
Я поджала губы, уже набрав в легкие воздуха, чтобы гордо отклонить помощь, а потом подумала и ухватилась за протянутую ладонь.
- Ладно, - важно сказала я. - Но что вы здесь делаете?
- То же, что и вы, фройлен, - ответил Ганс, легко поднимая меня на ноги и почтительно отряхивая мое платье. - Упражняюсь на свежем воздухе.
- Где же ваш господин?
- С утра, не сказав никому ни слова, уехал на охоту.
Он наклонился и подобрал самодельный канат.
- Кажется, вы обронили. И в следующий раз советую завязывать морским узлом.
- Следующего раза не будет, - фыркнула я, отбирая простыню и зашвыривая ее в заросли акации. - А теперь как насчет того, чтобы всем разойтись по своим делам?
- Боюсь, я не могу этого допустить, - продолжая улыбаться, проговорил Ганс. - Клянусь, прелестная фройлен, я впечатлен вашим выступлением за ужином, но его сиятельство все еще мой господин, а он велел не спускать с вас глаз.
- И что вы сделаете? - спросила я. - Если я прямо сейчас побегу вот туда? - наугад ткнула на залитую солнцем аллею. - Вы броситесь за мной в погоню?
- Нет, - качнул головой адъютант. - Но я пущу по вашему следу виверн. Конечно, я очень огорчусь, если от вашей прелести не останется ни кусочка, - я поежилась, вспомнив зубастые пасти, - но мой господин не будет в претензии. Как‑никак вы станете его седьмой женой.
- Седьмой! - Я не удержалась от возгласа и округлила глаза. - Ваш господин многоженец?
- Отнюдь, фройлен. Мой господин шестикратно вдовец. Мне грустно осознавать, что вы станете седьмой.
По спине потянуло холодком. Я сжала пальцами воротник и насупилась:
- Считаете, я тоже погибну?
- Почти уверен в этом, - с сожалением вздохнул Ганс. - И его сиятельство тоже так считает, поэтому не хочет тратиться на очередную бесполезную свадьбу.
- Так и не женился бы!
- К сожалению, это невозможно, фройлен. Генерал Фессалии должен быть женат, того требует занимаемый им пост. Или, по крайней мере, должен носить траур не менее года. Ко всему прочему ему предсказали, что проклятие снимет ночь, проведенная с последней наследницей знатного, но обедневшего рода, которая полюбит его всем сердцем.
- Как романтично, - пробормотала я, хотя восторгаться совершенно не хотелось. - И что же случилось с предыдущими женами? Они погибли?
- Не совсем так, - мягко возразил Ганс и взял меня под локоть, словно предупреждая попытку к бегству. - Они окаменели в течение суток после первой брачной ночи. С кем‑то это случается раньше, с кем‑то позже. Но никто не избежал ужасной участи. - Адъютант вздохнул и задумчиво добавил: - Возможно, по сравнению с этим быть проглоченной виверной не так уж плохо? Правда, в случае вашей гибели до свадьбы мачеха не получит поместье.
- Почему так? - спросила я.
- Фрау Кёне - ваша опекунша, - терпеливо пояснил Ганс. - Она отвечает за ваше здоровье и жизнь, и в случае вашей гибели, а именно: падение с лошади, отравление, пожирание вивернами и так далее - ее арестуют по подозрению в убийстве из корысти, а поместье отойдет короне и государству. В случае же заключения брачного контракта с его сиятельством с вашей мачехи снимается ответственность, и она становится управляющей поместья, а после вашей смерти - полноправной владелицей.
- А как же генерал? Разве его не арестуют по обвинению в умышленном убийстве?
Ганс снова улыбнулся очаровывающей улыбкой и мягко ответил:
- Нет. Потому что родовые проклятия не подпадают под юрисдикцию.
Он заглянул мне в глаза, будто ища поддержки, но отвечать не хотелось. Я вспомнила холодный голос генерала, вспомнила его сильные руки, тяжелый взгляд, пронизывающий даже через очки. Такой не отступится, не даст ни малейшего шанса. Что тогда остается мне?
- Что остается? - проговорила я, в отчаянии закусив губу.
- Пройти в свою комнату, фройлен, - вежливо отозвался Ганс и настойчиво подтолкнул меня к дому. - Ждать свадьбы и молиться богу.
Вот уж чего я не собиралась делать, так это ждать и молиться. С другой стороны, побег мне не удался, но, возможно, повезет в следующий раз?
В доме мы наткнулись на Якоба, глянувшего на меня волком. Я вскинула голову и окатила его презрительным взглядом. Почтительно пропустив меня в спальню, адъютант Ганс собственноручно заколотил окно, чтобы у меня не осталось шанса повторить трюк, снял с постели все белье и, взяв под козырек, пожелал хорошего дня и вышел, тщательно заперев комнату. Я нашарила на трюмо пузырек с духами и швырнула в дверь, он разбился, хрустнув стеклянным боком. В комнате отчетливо запахло ненавистной лавандой.
Время до ночи тянулось невыносимо медленно. Я слонялась из угла в угол, и лишь изредка меня посещала швея, развлекая примеркой: платье получалось, каким и задумывалось, - легким, воздушным, сотканным из тончайшей материи и кружев.
- Настоящая фея! Богиня! - делано восхищалась швея.
Я отвечала кислой улыбкой и угрюмо косилась на дверь, за которой, как я прекрасно знала, стоит лакей и охраняет покой будущей супруги фон Мейердорфа.
Ночь прошла беспокойно, сновидения были обрывочны и бессвязны. То я видела Якоба, замахивающегося кнутом, то фрау Кёне, грозящую мне скрюченным сухим пальцем, то виверну с разинутой пастью, а потом с виверны спрыгивал генерал и направлялся ко мне, сверля тяжелым взглядом из‑под очков. Я вскрикивала и просыпалась с колотящимся сердцем, хваталась за кулон, нагревшийся от моего тела и тускло поблескивающий во тьме, как кусочек настоящей луны.
Заснула только под утро, разметавшись по кровати в позе звезды, и очнулась, когда в замке дважды повернулся ключ.
Это была фрау Кёне, разряженная и напомаженная более обыкновенного.
- Просыпайтесь, фройлен, - проскрежетала она своим неприятным вороньим голосом. - Живей, живей! Его сиятельство не любит ждать!
За ней вбежали женщины: одну я видела вчера, она приносила завтрак, обед и ужин, другой была Жюли, а третьей - швея с платьем в руках.
- Ах, фрау, я шила его всю ночь, - причитала она, подлетая ко мне и прикладывая фату к щеке. - Поглядите, как прекрасно оттеняет эта снежная белизна чудесные глаза фройлен!
- И подчеркивает мертвенную бледность, - поджала губы мачеха.
- Позвольте заметить, фрау: прелестную аристократичность, - робко вставила из‑за спины Жюли.
Фрау Кёне метнула недовольный взгляд, но ничего не сказала.
Жюли помогла мне умыться и вымыла волосы, умастив их розовым маслом. Пока они сохли, мне растерли тело сухим тальком с добавлением цветочной отдушки, потом сполоснули и насухо вытерли полотенцем. Кружевные панталоны, несмотря на их изящество, вызвали у меня неосознанное хихиканье, но я позволила натянуть и их, и белоснежные полупрозрачные чулки, и расшитые серебром подвязки. Затягивание свадебного корсета с вырезом сердечком снова превратилось в пытку, швея сопела, колдуя над шнуровкой, а фрау Кёне раздраженно морщила нос:
- Бог знает, почему все приличные девицы после болезни худеют, а эта цветет и пахнет.
- Вы ведь сами велели фройлен цвести, как пион, - радостно откликалась Жюли.
Рядом со мной служанка чувствовала себя гораздо смелее.
Мои волосы она заплела в косички и уложила на голове красивой корзинкой, выпустив несколько завитых локонов. К ним шпильками прикрепили фату, то тут, то там украсив мелкими белыми цветами. Легчайшая органза падала на обнаженные плечи и струилась вниз, за спину с глубоким вырезом, по шелку пышной юбки, подчеркивающему изысканность силуэта.
- Принцесса, - выдохнула Жюли, прижав к груди кулачки и восхищенно глядя на меня во все глаза.
- Берите выше, - важно сказала швея и подняла пухлый указательный палец. - Как есть королевна. А теперь примерим это колье…
Она потянулась к моему лунному кулону, желая заменить его на массивное украшение с сапфировыми вставками, но я, повинуясь какому‑то внутреннему чутью, решительно сжала камень и мотнула головой:
- Нет. Я не сниму его.
Швея в нерешительности остановилась, вопросительно глядя то на меня, то на мачеху. Я вся дрожала от невыразимого волнения, не понимая, что происходит со мной, но зная, что никогда не сниму этот кулон. Никогда!
- Разрешите, фрау Кёне, - тихо подала голос Жюли. - Все‑таки родительская память…
Мачеха раздула ноздри, пустила надменный взгляд из‑под густо подкрашенных ресниц и процедила сквозь зубы:
- Пускай. Желание невесты - закон.
Я всхлипнула и нехотя выпустила кулон. Он закачался, пуская по корсету солнечные зайчики, и волнение постепенно сошло на нет. В довершение наряда мне примерили изящные туфельки, расшитые стразами.
"В таких не побегаешь", - мрачно подумала я и позволила увести себя из дома.
У ворот поджидала голубая карета, убранная искусственными цветами и лентами. В упряжке мотали головами белоснежные кони с аккуратно подстриженными хвостами и расчесанными гривами, также украшенными лентами. На одну скамеечку сели мачеха и сводный братец, по случаю умытый и расчесавший сальные волосы. На другой примостилась я с Жюли.
- А где же его сиятельство? - спросила я.
Якоб осклабился и подмигнул:
- Не терпится поскорее упасть в объятия женишка, мм?
Мне захотелось показать ему средний палец, но жест в этом мире не оценят. Зато мачеха ударила его по плечу перчаткой и сдержанно ответила:
- Его сиятельство будет ждать у алтаря. Видеть невесту в подвенечном платье до свадьбы - плохая примета.
"Да уж не хуже, чем лапать ее под лестницей", - снова подумала про себя.
Кучер залихватски свистнул, хлестнул лошадей кнутом, и карета, покачиваясь и подпрыгивая на брусчатке, выехала со двора.
Отодвинув пальчиком атласную шторку, я с любопытством выглянула в окошко. Поместье с его белыми кирпичными стенами, с башенками, украшенными флюгерами, стремительно убегало назад, напоследок подмигнул синим глазом дракон, украшающий герб на воротах. Мир, в который я попала, прежде ограничивался стенами моей спальни и садом, но теперь раскинулся во всей полноте. Дорога пролегала через холмы, поросшие виноградниками, разбитые на квадраты пахотных земель. Земля тут была красноватая, богатая железом. По склонам ютились белые крестьянские домики с крышами, крытыми черепицей. У горизонта темнели леса, и солнце, как золотая монета, беспечно катилось по голубому бархату неба.
Хороший день для свадьбы. Хороший день, чтобы умереть.
Я вздрогнула от скакнувшей в голову мрачной мысли, и Жюли, отзываясь на всколыхнувшееся во мне волнение, взяла мою ладонь и ободряюще сжала.
Мы миновали ажурный мостик, перекинутый через узкую горную речку, весело журчащую внизу и поблескивающую на солнце рыбьими чешуйками. Из зелени вынырнули двуглавые пики собора с красными наконечниками, и кучер свернул к ним.
Церквушка притаилась в живописнейшем месте. Речка здесь становилась резвее и шире, блестящие воды крутили жернова маленькой мельницы, над головой переплетались побеги дикого винограда, солнце разноцветно сияло в кружевных витражах. Спрыгнув с козел, кучер помог выбраться мачехе и мне, юркая Жюли тут же расправила шлейф и подхватила фату, а я только зыркнула по сторонам, высматривая, куда можно скрыться. По правую руку раскинулась небольшая рощица и скатывалась в долину, пестревшую черепичными крышами. Если и бежать, то только туда. Словно прочитав мои мысли, Якоб подхватил меня под правую руку, мачеха - под левую, и так в сопровождении дражайших родственников, по совместительству конвоиров, я взошла по каменным ступеням. И грянул хор.
Мне тут же захотелось зажать ладонями уши. От звуков органа и тяжелого запаха ладана перед глазами потемнело, корсет снова надавил на ребра, и я задышала ртом, пытаясь справиться с головокружением.
- Что с вами, госпожа? - шепнула Жюли. - Вы так побледнели…
- Все хорошо, хорошо, - пробормотала я и уцепилась за ее услужливо подставленное плечо.
Но хорошего ничего не было.