- Я и сам задаюсь этим вопросом. Думаю, первым делом мне надо повидаться с мистером Брэдшоу и попытаться умилостивить его. Не согласитесь ли вы пойти со мной прямо сейчас? Важно преодолеть его упорство, прежде чем история получит огласку.
- Охотно пойду с вами. Но мне кажется, мое присутствие будет, скорее, раздражать мистера Брэдшоу. Оно напомнит многое из того, что он говорил мне когда-то и чего считает обязанным держаться теперь. Но все же я могу дойти с вами до его дома и, если позволите, подождать вас на улице. Я хочу узнать, как он себя чувствует сегодня, душевно и телесно. Знаете, мистер Фарквар, если бы он вчера вечером упал замертво, я бы не удивился, - так страшно он был переутомлен.
Мистер Бенсон, согласно своему желанию, остался у дверей, а мистер Фарквар вошел в дом Брэдшоу.
- Мистер Фарквар, что случилось? - закричали Мери и Лиза, подбегая к нему. - Мама сидит и плачет в бывшей детской. Она там всю ночь просидела. И не говорит нам, в чем дело, и не позволяет нам находиться рядом с ней. А папа заперся в своей комнате и даже не отвечает, когда мы с ним говорим. Но мы знаем, что он не спит, и слышали, как он топал всю ночь.
- Давайте-ка я с ним поговорю, - сказал мистер Фарквар.
- Он вас не примет. Не стоит и пытаться.
Однако Мери и Лиза очень удивились, когда увидели, что отец отворил дверь и впустил зятя. Мистер Фарквар пробыл у мистера Брэдшоу около получаса, а затем вошел в столовую, где обе девочки грелись у огня, не притронувшись к стоявшему на столе завтраку. Мистер Фарквар написал несколько строк и попросил их отнести записку матери, сказав, что это успокоит ее и что часа через два он пришлет Джемайму с ребенком пожить у них несколько дней. Ему некогда все объяснять им, пусть это сделает Джемайма.
Затем мистер Фарквар вернулся к мистеру Бенсону.
- Пойдемте ко мне, позавтракаем вместе, - предложил он. - Часа через два я поеду в Лондон, но прежде хочу с вами потолковать.
Дома он вбежал наверх к Джемайме, чтобы попросить ее позавтракать одной, и вернулся минут через пять.
- Теперь я могу рассказать вам, в чем дело, - сказал он. - До известной степени оно для меня прояснилось. Мы должны помешать Дику встретиться с отцом, иначе надежда на спасение Дика пропадет навеки. Отец его крепок как кремень. Он отказал мне от дома.
- Отказал вам?!
- Да, потому что я не хотел согласиться, что Дик окончательно погиб. И я объявил мистеру Брэдшоу, что поеду в Лондон вместе с клерком и откровенно расскажу Деннисону - а он шотландец, человек здравомыслящий и с сердцем - об этом деле. Кстати, не надо ничего говорить клерку, иначе он останется ожидать ответа и сделает неправильные выводы. Деннисон поверит нам на слово, рассмотрит дело со всех сторон, убедится, что вы отказываетесь от иска и что компания, которой он управляет, не понесет убытка. Ну так вот, когда я высказал все разумные, на мой взгляд, доводы и объяснил, как решил действовать, старик мрачно спросил меня, с чего я взял, будто он не имеет власти в своем собственном доме? Он объявил, что не питает никаких чувств к Дику, а сам все время дрожал как осиновый лист и повторял то же, что, вероятно, говорил вам вчера вечером. Я, однако, оспорил его слова, и вследствие этого мне отказано от дома. Более того, мистер Брэдшоу пообещал, что ноги его не будет в конторе, пока я остаюсь компаньоном в фирме.
- Что же делать?
- Пошлю к нему Джемайму с ребенком. Ничто не приводит человека в здравый ум так, как маленький ребенок. Вы не знаете, что такое Джемайма, мистер Бенсон! Нет, не знаете, хотя и знакомы с ней с рождения. Если она не успокоит мать и если дитя не покорит сердце деда, то я уж не знаю, что и думать. Я все расскажу Джемайме и положусь на ее мудрость. Пусть попробует по-своему достигнуть этой цели, пока я начну действовать с другой стороны.
- Ричард за границей, не так ли?
- Завтра он прибудет в Англию. Мне надо его где-нибудь перехватить, но это не сложно. Трудности начнутся, когда я его отыщу: что с ним делать и что ему говорить? Он должен выйти из числа компаньонов - это ясно. Я не сказал этого его отцу, но решимость моя непреклонна. Я никому не позволю пятнать честь своей фирмы.
- Но что же с ним будет? - с беспокойством спросил мистер Бенсон.
- Еще не знаю. Но ради Джемаймы, ради его старого отца я не брошу Ричарда на произвол судьбы. Я подыщу ему занятие, в котором будет поменьше искушений. Я сделаю все возможное. И если в нем еще сохранилось что-то доброе, то он исправится, когда будет свободным, а не запуганным отцом до потери самоуважения. Но мне пора, мистер Бенсон, - заметил он, взглянув на часы. - Надо еще все объяснить жене и зайти к этому клерку. Вы услышите обо мне через день-два.
Мистер Бенсон даже позавидовал тому, как быстро соображал мистер Фарквар. Сам же он чувствовал теперь потребность уединиться в своем тихом кабинете и поразмыслить об открытиях и происшествиях последних двадцати четырех часов. Мистер Бенсон был не способен уследить за всеми планами мистера Фарквара, когда тот их излагал, и ему требовалось обдумать их в уединении, прежде чем решить, справедливы ли они и достаточно ли благоразумны. Его поразило, что Ричард оказался уличен в преступлении, хотя с некоторых пор пастор был не слишком высокого мнения о молодом человеке. Мистер Бенсон в течение нескольких последующих дней чувствовал себя утомленным и не мог собраться с мыслями. Он не находил утешения даже в сочувствии сестры, так как пообещал мистеру Фарквару никому ничего не говорить. Мисс Вера же, к счастью, была занята какими-то хозяйственными делами с Салли и не замечала тихой грусти брата.
Мистер Бенсон чувствовал, что не имеет права явиться в дом, от которого ему однажды отказали. Если бы он теперь пришел к мистеру Брэдшоу без приглашения, это выглядело бы так, словно он воспользовался своим знанием тайны позора одного из членов семьи. Но пойти ему очень хотелось: он предполагал, что мистер Фарквар будет ежедневно писать Джемайме, и желал узнать, как тот действует. На четвертый день после отъезда мужа, буквально через полчаса после получения почты, Джемайма сама явилась в дом Бенсонов и попросила поговорить наедине с мистером Бенсоном.
Она была в сильном волнении.
- Мистер Бенсон, - сказала она, - не могли бы вы пойти со мной объявить отцу печальную новость насчет Дика? Уолтер наконец написал мне письмо: он никак не мог найти Дика и только теперь отыскал его. Третьего дня Уолтер услышал о несчастном случае, происшедшем с дуврским дилижансом: он опрокинулся, двое пассажиров погибли и несколько тяжело ранены. Уолтер пишет, что мы должны благодарить Бога, поскольку Дик остался в живых. Это было такое облегчение - найти его в гостинице, ближайшей к тому месту, где опрокинулся дилижанс, и увидеть, что Дик только сильно расшибся. Но это страшный удар для всех нас. Мы все напуганы. Мама совсем расклеилась, и никто из нас не осмеливается сказать отцу.
Джемайма, до сих пор с трудом сдерживавшая рыдания, расплакалась.
- Как себя чувствует ваш отец? - участливо спросил мистер Бенсон. - Я все хотел осведомиться…
- Да, извините, что я не приходила. Но на самом деле особенно рассказывать не о чем. Мама и подходить к нему не хочет. Он сказал что-то такое, чего она, кажется, простить не может. Она не выходит к обеду, чтобы не видеть его, и почти все время сидит в детской. Вытащила все старые игрушки Дика и все, что осталось из его одежды, перебирает вещи и плачет над ними.
- Так, значит, мистер Брэдшоу общается с вами? А я боялся, судя по словам мистера Фарквара, что он намерен от всех отстраниться.
- Это было бы лучше, - ответила Джемайма. - По крайней мере, естественнее. А то теперь он даже близко не подходит к конторе, зато, как и прежде, является к столу и даже пытается шутить - никогда раньше я такого от него не слышала. Видимо, хочет показать, что ему все равно.
- А выходит ли он на улицу?
- Только в сад. И я уверена, ему совсем не все равно. Разумеется, он беспокоится. Нельзя же просто оторвать от сердца свое дитя. Поэтому я и боюсь сказать ему о несчастье с дурским дилижансом. Вы пойдете со мной, мистер Бенсон?
Он не заставил себя просить. Джемайма быстро довела его до своего дома окольным путем. Она вошла, не постучавшись, вложила письмо мужа в руки мистера Бенсона, отворила дверь в комнату отца и со словами "Папа, пришел мистер Бенсон!" оставила их одних.
Мистер Бенсон сильно волновался и не знал, что делать и что говорить. Мистер Брэдшоу сидел без дела у камина и задумчиво смотрел на угли. Увидев мистера Бенсона, он встал и придвинул свой стул к столу. Они обменялись приветствиями и смолкли. Мистер Брэдшоу, похоже, ждал, что гость начнет разговор.
- Миссис Фарквар попросила меня, - нерешительно начал мистер Бенсон, - сказать вам о письме, которое она получила от мужа…
Он замолчал, так и не приступив к сущности дела и не зная, как приступить.
- Напрасно она затрудняла вас. Мне известна причина отсутствия мистера Фарквара. И я отнюдь не одобряю его поведения. Он игнорирует мои пожелания, он не выполняет просьб, к которым, как мой зять, должен был бы, я думаю, отнестись с уважением. Если у вас найдется более приятная тема для разговора, то я с радостью выслушаю вас, сэр.
- Ни вам, ни мне не приходится слышать или говорить только о том, о чем нам хочется. Я прошу вас выслушать то, что касается вашего сына.
- Я отрекся от молодого человека, который был моим сыном, - холодно ответил мистер Брэдшоу.
- Дуврский дилижанс опрокинулся, - сказал мистер Бенсон.
Ледяная суровость мистера Брэдшоу не оставила мистеру Бенсону другого выхода. Но, сделав столь внезапное объявление, мистер Бенсон сразу понял, что крылось под видимостью равнодушия. Мистер Брэдшоу не сказал ни слова, он только взглянул мистеру Бенсону в лицо полным боли взглядом и смертельно побледнел. Испугавшись, мистер Бенсон вскочил и потянулся к колокольчику, но мистер Брэдшоу жестом предложил ему сесть.
- Я поторопился, сэр! Он жив, он жив! - воскликнул мистер Бенсон.
Он видел, что лицо мистера Брэдшоу стало пепельно-серым, а губы, еще секунду назад сжатые и неподвижные, судорожно подергиваются в тщетном усилии заговорить. Казалось, мистер Брэдшоу все еще пытался понять услышанное.
Мистер Бенсон в испуге побежал к миссис Фарквар.
- Ох, Джемайма! - воскликнул он. - Я плохо выполнил вашу просьбу, был неосторожен. Ему дурно; принесите воды, бренди…
И он поспешно бросился назад в комнату. Мистер Брэдшоу, большой, сильный, железный человек, лежал, откинувшись, в кресле. Он находился в обмороке.
- Беги за мамой, Мери! Пошли за доктором, Лиза! - распоряжалась Джемайма.
Она и мистер Бенсон сделали все возможное, чтобы привести мистера Брэдшоу в чувство. Миссис Брэдшоу забыла все свои клятвы не иметь дел с мужем. Увидев его в обмороке, она испугалась, что им уже никогда не приведется поговорить, и горько упрекала себя за все жесткие слова в его адрес, сказанные в эти последние злополучные дни.
Еще до прихода доктора мистер Брэдшоу открыл глаза и начал приходить в себя, но пока не мог или не хотел говорить. Казалось, он сразу страшно постарел. Выражение глаз было осмысленное, но взгляд - тусклый, точно у глубокого старца. Нижняя челюсть отвисла, придавая всему лицу выражение унылой задумчивости, хотя разжатые зубы были прикрыты губами. Тем не менее мистер Брэдшоу отвечал на все вопросы доктора осмысленно, но односложно. Ученый муж отнесся к припадку не так серьезно, как члены семьи: дети мистера Брэдшоу знали причину его обморока, они впервые увидели отца лежащим с выражением предсмертной муки на лице. Отдых, уход и немного лекарств - вот и все, что прописал доктор. Назначенное лечение показалось мистеру Бенсону не соответствующим столь серьезному удару, и он решил побеседовать с доктором наедине, чтобы узнать его настоящее мнение. Но как только пастор направился вслед за доктором к выходу из комнаты, мистер Брэдшоу сделал усилие приподняться, чтобы удержать мистера Бенсона. Он сумел встать, опираясь одной рукой на стол, так как ноги его подгибались. Мистер Бенсон тотчас вернулся на прежнее место. В первый момент всем присутствующим показалось, что мистер Брэдшоу не владеет речью, но затем он заговорил - смиренно и жалобно, и это было очень трогательно.
- Он ведь жив, сэр? Скажите, жив?
- Да, сэр, это сущая правда. Он сильно ушибся, но непременно поправится. Мистер Фарквар сейчас с ним, - ответил мистер Бенсон, чуть не плача.
С минуту мистер Брэдшоу продолжал молча смотреть в лицо мистеру Бенсону. Казалось, мистер Брэдшоу хотел заглянуть ему в душу и понять, правду ли говорит пастор. Уверившись наконец, он медленно опустился в кресло. Все молчали, ожидая, не спросит ли он еще о чем-нибудь? Мистер Брэдшоу медленно сложил руки, как на молитве, и произнес:
- Слава Богу!
ГЛАВА XXXII
Мистер Брэдшоу снова посещает церковь
Джемайма надеялась, что раскрытие проступка Ричарда приведет наконец к возобновлению отношений ее отца с мистером Бенсоном, но ее постигло разочарование. Мистер Бенсон был бы счастлив, если бы мистер Брэдшоу позвал его в гости; пастор день и ночь ждал хоть какого-то намека на подобное приглашение, однако его не поступало. Мистер Брэдшоу, со своей стороны, был бы рад, если бы добровольное одиночество его теперешней жизни иногда нарушалось посещениями старого друга, которому он однажды отказал от дома. Но раз уж такой отказ однажды сорвался у мистера Брэдшоу с языка, он упорно не желал делать ничего такого, что могло быть истолковано как измена слову.
Джемайму ужасно огорчала мысль, что отец, как он грозился, никогда больше не пойдет в контору и не вернется к прежним делам. Ей не оставалось ничего иного, как только притворяться, что она не слышит и не придает значения этим угрозам: мистер Брэдшоу делал их с явным с расчетом на то, что Джемайма все передаст мужу. Джемайму часто даже радовало отсутствие миссис Брэдшоу, отправившейся ухаживать за сыном: оставшись дома, та принялась бы умолять мужа возвратиться к прежнему образу жизни, и мистер Брэдшоу, видя, какую важность придают его верности слову другие, стал бы нарочно стараться сдержать его.
У мистера Фарквара и без того было много хлопот. Он буквально разрывался между делами в Эклстоне и уходом за больным Ричардом. Как-то во время его отсутствия в Эклстоне понадобилось обратиться к одному из компаньонов фирмы по очень важному делу. К радости Джемаймы, мистер Ватсон явился к ним в дом, чтобы узнать, не лучше ли ее отцу и может ли он принять его по делу? Джемайма с буквальной точностью передала вопрос мистеру Брэдшоу, и тот после небольшого колебания ответил утвердительно. Вскоре она увидела, как отец выходит на улицу в сопровождении верного старого клерка. Встретившись с ней за обедом, мистер Брэдшоу не упомянул ни об утреннем посетителе, ни о своей отлучке, но с этого времени стал регулярно ходить в контору. Все известия о Дике и об успешном ходе его лечения мистер Брэдшоу выслушивал в совершенном молчании, притворяясь равнодушным, но все-таки каждое утро, сидя в гостиной, ожидал прибытия почтовой кареты, доставлявшей письма с юга.
Когда мистер Фарквар приехал наконец с известием о полном выздоровлении Дика, то решил рассказать мистеру Брэдшоу обо всем, что предпринял для его сына. Однако, как признавался потом мистер Фарквар мистеру Бенсону, он совершенно не понял, услышал ли мистер Брэдшоу хоть одно слово из этого рассказа.
- Поверьте, - ответил мистер Бенсон, - он не только внимательно все выслушал, но и запомнил каждое ваше выражение.
- Мне хотелось заставить мистера Брэдшоу высказать свое мнение или хотя бы знаком выдать, что он чувствует. Признаться, я не особенно надеялся на это, но полагал, что он, по крайней мере, скажет, хорошо или дурно я поступил, выхлопотав Дику место в Глазго. Не знаю, возможно, мистер Брэдшоу рассержен на меня за то, что я оттеснил Дика от дел фирмы.
- Как принял Ричард известие о раскрытии подлога?
- О, ничто не сравнится с его раскаянием! Правда, если бы я не знал пословицы "Заболевший черт в монахи просится", я бы больше ему поверил. Или если бы у Дика было больше силы характера и меньше лицемерия. Во всяком случае, это место в Глазго точно по нему: ясные и определенные обязанности, однако не очень большая ответственность. Добрый и наблюдательный начальник, и коллеги гораздо лучше тех, кого он знал до сих пор. Ведь вы знаете: мистер Брэдшоу желал, чтобы его сын избегал всякого общества, кроме семьи, и ни разу не позволил ему пригласить домой приятеля. Право, как подумаешь, какую неестественную жизнь заставлял его вести отец, так сжалишься над Диком и начинаешь надеяться, что в будущем для него все изменится. Кстати, удалось ли вам уговорить мать Леонарда отправить его в школу? Одиночество может быть для него так же опасно, как и для Дика. Он не научится благоразумно выбирать себе товарищей, когда вырастет, а войдя в общество, станет неразборчивым на знакомства. Говорили ли вы ей о моем предложении?
- Да, но ничего не вышло. Руфь просто не захотела об этом слышать. Похоже, мысль, что Леонард подвергнется насмешкам других мальчиков из-за своего особого положения, внушает ей непреодолимое отвращение.
- Они могут не узнать об этом. Кроме того, рано или поздно выступит же Леонард из своего ограниченного кружка, и тогда ему не избежать замечаний и насмешек.
- Верно, - грустно ответил мистер Бенсон. - Но не сомневайтесь: если школа действительно нужна Леонарду, то Руфь мало-помалу поймет это. Просто удивительно, как забота о благополучии сына приводит ее к правильным и мудрым заключениям.
- Я бы хотел, чтобы она смотрела на меня как на друга. После того как родился наш ребенок, она стала бывать у Джемаймы. Жена говорит, что Руфь любит держать малышку на руках и разговаривает с ней так, словно вся душа ее в этой крохе. Но как только Руфь заслышит на лестнице чужие шаги, тотчас глаза ее сверкнут, "словно у дикого животного", как говорит Джемайма, и она, крадучись, уходит, будто испуганный зверек. После всего, что Руфь сделала для восстановления своего доброго имени, ей не следовало бы до такой степени бояться людей.
- Вот именно - "после всего, что она сделала"! Мы, ее домашние, почти не знаем, что она делает. Если нужна помощь, Руфь говорит нам об этом запросто. Но возможно, для нее оказывается облегчением забыть на время о страданиях, в которых она играет роль утешительницы, к тому же она робка и молчалива по натуре. Поэтому мы чаще всего и не знаем, чем Руфь занимается, если о ее делах не расскажут бедняки, которым она помогает. Но уверяю вас, когда она забывает о своей печали, то весь дом освещается, словно солнцем. Мы просто счастливы, когда Руфь остается дома. Она всегда умела вносить ощущение покоя, но теперь Руфь - воплощение радости. И я сомневаюсь, что самый мудрый школьный учитель смог бы научить Леонарда хотя бы половине того, чему учит его мать каждую минуту, которую ребенок проводит с ней. Ее благородная, скромная, благочестивая настойчивость в желании загладить последствия греха, совершенного в юности, похоже, очень сильно действует на сына, потому что его положение столь сходно с ее собственным, но только несправедливо, ибо он не совершал зла.