– Точно так же, как ты не видел смысла в нашей с ним переписке. И, кроме того, ты считаешь, что лучше бы я вовсе не рождалась, верно?
Не дождавшись ответа Видаля, – собственно, в этом и так не было смысла, ибо он был известен ей заранее, – Флис отправилась в путешествие по дому.
Конечно, интерьер здесь был намного проще, чем в герцогском замке. Тем не менее Фелисити заметила, что дом обставлен ценным антиквариатом.
– Какая из комнат была для моего отца самой любимой? – спросила девушка, осмотрев просторную гостиную и элегантную столовую, расположенные по обе стороны от вестибюля, а также малую гостиную, множество коридоров, кладовых и маленький кабинет, находящийся в дальнем конце дома.
На мгновение ей показалось, что Видаль не собирается отвечать. Он крепко сжал губы и смотрел в другую сторону, словно желал поскорее от нее избавиться.
Но стоило ей так подумать, как Видаль повернулся к ней и сказал:
– Вот эта. – Он открыл дверь, ведущую в небольшую библиотеку. – Филипп любил читать и увлекался музыкой. Он… – Видаль сделал паузу, посмотрел на книжные шкафы и продолжил: – Он любил проводить здесь вечера, слушая музыку и читая свои любимые книги. Солнце садится с этой стороны дома, и по вечерам в библиотеке очень красиво.
Пока Видаль говорил, в голове Флис возникал образ одинокого тихого человека, который сидел в этой комнате и размышлял, как бы могла сложиться по-другому его жизнь.
– Ты… ты проводил с ним много времени? – Фелисити почувствовала, как от этих слов ей сдавило горло. Она коснулась рукой золотого медальона своей матери, словно черпая в этом силы.
– Филипп был моим дядей. Он занимался садами в нашем имении. – Видаль пожал плечами, что Флис расценила как знак пренебрежения. – Мы отлично ладили.
Видаль отвернулся. Отпустив цепочку, Флис посмотрела на письменный стол, и ее внимание привлекла освещенная солнцем небольшая серебряная рамка для фотографий. Кто запечатлен на снимке, видно не было. Движимая какой-то сторонней силой, Фелисити взяла рамку и повернула ее. У нее замерло сердце при виде мамы, державшей на руках улыбающуюся маленькую Флис.
Дрожащими руками девушка поставила рамку на стол.
У Видаля зазвонил телефон, и пока он отвечал на вызов, девушка еще раз посмотрела на фотографию. Ее мама выглядела такой молодой! Такой гордой за свою малышку! Что подумал отец, когда увидел эту фотографию? Почувствовал ли он раскаяние, или вину, или, быть может, непреодолимое желание, чтобы женщина, которую он любил, и его собственный ребенок были с ним рядом? Теперь Фелисити никогда этого не узнает.
Он держал эту фотографию на столе, а значит, смотрел на нее каждый день. Флис попыталась побороть переполняющую ее грусть. Неужели ее отец надеялся, что они когда-нибудь встретятся? Но ведь он так и не попытался поговорить с дочерью.
Видаль закончил разговор по телефону.
– Нам пора возвращаться в замок, – сказал он. – Рамон договорился о встрече с инженером. Я должен на ней присутствовать. Необходимо принять меры по наладке орошения наших виноградников. Мы можем снова приехать сюда завтра утром, если ты хочешь подняться наверх и увидеть остальные комнаты.
По голосу Видаля было ясно, что он не понимает, почему у Флис может возникнуть такое желание. Но у нее был заготовлен более актуальный вопрос:
– Мой отец знал о смерти матери?
Флис заметила, что Видаль напрягся.
– Да, он знал.
– Откуда тебе это известно?
Губы Видаля сжались в тонкую линию, он с раздражением вздохнул. Девушка не сомневалась, что его терпение на пределе. Но ей было наплевать.
– Я знаю точно, потому что именно я сообщил ему об этом, – процедил он сквозь зубы.
– И отец… Неужели никому не пришло в голову, что я нуждаюсь в его поддержке, в поддержке единственного оставшегося родственника, в поддержке родного отца?
Флис окатила волна боли. Точно такую же боль она испытала, потеряв мать в восемнадцать лет.
– Это ты, ты не позволил нам встретиться, – обвинила она Видаля.
Его взгляд заставил Флис замолчать.
– Здоровье Филиппа резко ухудшилось после разлуки с твоей матерью. Доктор сказал, что самое лучше для него – вести спокойную жизнь без каких-либо стрессов и переживаний. По этой причине я посчитал…
– Ты посчитал? Да кто ты такой, чтобы судить и принимать решения, касающиеся меня? – с горечью в голосе поинтересовалась Фелисити.
– Я был и остаюсь главой семьи. Мой долг делать то, что я считаю правильным для своих близких.
– То есть не позволять мне видеться с отцом, общаться с ним, по-твоему, было "правильным", да?
– Моя семья – также и твоя семья. Когда я принимаю решения в отношении ее, то учитываю интересы всех членов семьи. А теперь, если ты в состоянии прекратить эту подростковую истерику, я хотел бы вернуться в замок.
– Чтобы увидеться с инженером, ибо полив урожая для тебя намного важнее, чем вред, который ты причинил мне и Филиппу. – Фелисити усмехнулась. – Конечно, мне следовало бы сразу понять, что ты слишком высокомерен и бессердечен, чтобы вникать в обычные человеческие чувства.
Не дождавшись его ответа, Флис направилась к двери.
* * *
Фелисити смотрела на накрытый стол с тяжелым сердцем. Она вновь потянулась к горлу, где должна была быть цепочка ее матери. Девушка все еще ощущала горечь разочарования, после того как посмотрелась в зеркало и заметила, что потеряла самое дорогое для нее украшение.
Сначала она надеялась, что цепочка просто расстегнулась и упала в топик. Но, обыскав всю одежду, осмотрев несколько раз пол в ванной и в спальне, Флис смирилась. Она потеряла цепочку с кулоном, которые напоминали ей не только о матери, но и об отце, поскольку именно он подарил Аннабель украшение.
Фелисити не смогла сдержать слезы, и в итоге, ощущая тяжесть в душе, она заставила себя переодеться к ужину в черное платье, идеально подходившее к ее настроению, и вести светские беседы с супругой Района, Бьянкой.
Управляющий имением наверняка был приглашен на ужин вместе с женой, чтобы напомнить Флис о предостережении Видаля. Девушка считала, что в этом не было необходимости. Даже в отсутствие Бьянки Флис не позволила бы Району флиртовать с ней. Хоть он и был очень обаятельным, однако не вызывал в ней никаких чувств, сравнимых с теми, что она испытывала в присутствии Видаля.
Флис все время постукивала вилкой по тарелке, пытаясь отрицать то, что сама только что признала. Что за злую шутку сыграла с ней природа, заставив так остро ощущать присутствие мужчины, о привлекательности которого ей вообще не следовало думать?
Фелисити попыталась сосредоточить внимание на Бьянке. Супруга Рамона была красивой женщиной, выглядевшей гораздо моложе своих тридцати, с классическими испанскими чертами лица. Учитывая то, что Видаль рассказал о Районе, Флис нисколько не удивилась сдержанному по отношению к ней поведению Бьянки.
Несколько раз Фелисити так и не смогла удержаться и протягивала руку к шее в поисках цепочки. Тогда ее глаза темнели, и она снова вспоминала о потере.
Белое вино из чилийских сортов винограда было подано к блюду из рыбы, пойманной на местном побережье. Затем Видаль разлил по бокалам более сладкий сорт вина, поданного специально к десерту из миндаля.
Наполняя бокал Фелисити, Видаль неожиданно сказал:
– Ты не надела цепочку.
Одного факта, что он вообще заметил это, было достаточно, чтобы застать Флис врасплох, но тем не менее она смогла тихо ответить:
– Да. Кажется, я ее потеряла.
Ей померещилось, что Видаль задержал взгляд на ее горле, перед тем как налил вино Району и себе. Ее тело немедленно вспыхнуло.
Придя в отчаяние, пытаясь не думать ни об утерянной цепочке с кулоном, ни о своих непредсказуемых реакциях на Видаля, Фелисити вновь сконцентрировала все внимание на Бьянке, расспрашивая ее о детях. За это Флис была награждена первой искренней улыбкой за весь вечер, и сеньора Каррера принялась рассказывать, какие у них с Районом замечательные сыновья.
Слушая ее, Флис спрашивала себя, каково это – быть матерью, испытывать радость от общения с детьми и искренне гордиться ими, как сейчас делала Бьянка? Она показала фотографию своих ребятишек. Темноволосые и темноглазые, с оливкового цвета кожей, мальчики были миниатюрными копиями их отца.
Взгляд Флис против ее воли был прикован к Видалю, который активно обсуждал с Районом рекомендации инженера. Конечно же ей не стоило труда представить, как могли бы выглядеть его сыновья. В конце концов, у Флис была фотография маленького Видаля. Она выросла с этим образом, и он навсегда останется в ее памяти. Мать его сыновей, конечно, тоже передаст свои гены детям, и она бы…
Бокал задрожал в руке Флис. С какой стати она гадает, на ком женится Видаль, как будут выглядеть его сыновья и появятся ли они у него вообще? И почему ее переполняет взрывоопасная смесь любопытства и желания, укоренившегося глубоко в теле – прямо там, где находится лоно?
Глава 7
Наступила ночь, и Флис вернулась в свою спальню. Ее оголенная шея на фоне белоснежного халата, который она надела, выйдя из душа, напомнила Фелисити о пропавшем украшении, наполнив ее чувством вины.
Ее мама постоянно носила этот кулон и очень дорожила им. Флис не могла припомнить и дня, чтобы она не надела его. И теперь из-за собственной небрежности Фелисити потеряла его. Почему-то эта потеря причиняла ей такую же глубокую боль, как и утрата матери. Она вновь ощутила ту грусть, которую испытывала в детстве, задаваясь вопросом, почему же у нее нет папы. Эта цепочка и кулон соединили ее родителей, а потом и Фелисити с ними. Это была единственная вещественная связь между тремя людьми. А теперь она прервана. Из-за ее невнимательности.
Правда, теперь у нее появилась еще одна связывающая ее с отцом вещь, напомнила себе Флис. Дом, который он завещал ей.
Но Видаль ясно дал понять, чего он ждет от нее. Герцог де Фуэнтуалва желает, чтобы она продала дом ему.
Флис уже снимала халат и собиралась лечь спать, как вдруг услышала стук в дверь. В спешке накинув халат, она пошла открывать, полагая, что хочет войти кто-то из служанок.
Однако это оказалась вовсе не служанка. Видаль вошел и закрыл за собой дверь.
– Чего ты хочешь? – спросила девушка.
Плохо, если он заметит беспокойство в ее голосе и догадается, что оно вызвано уязвимостью Флис и беззащитностью перед ним. Она надеялась, что нет, видя его циничную ухмылку.
– Не тебя, если ты на это надеялась… А ты все-таки хочешь переспать с Районом, не так ли, Фелисити?
– Нет! – резко выкрикнула Флис.
Без макияжа, с распущенными волосами и босиком, не говоря уже о том, что под халатом она была абсолютно голой, девушка уже чувствовала превосходство Видаля, одетого в светлый костюм и бледно-голубую майку. А тут еще предательское тело вспыхнуло и само потянулось к нему.
Видаль сказал грубо:
– Лгунья. Я знаю тебя.
– Нет, не знаешь. Ты совершенно не знаешь меня. И если ты пришел сюда, чтобы оскорблять…
– Можно ли оскорбить такую женщину, как ты? Я уверен, что ты… женщина, которая отдается всем и каждому.
Каждое его слово, каждое оскорбление, брошенное в лицо Фелисити, словно нож вонзались в ее сердце и уничтожали гордость.
– Я принес тебе это, – коротко объяснил Видаль, сменив тему и разжав кулак. На его ладони лежала цепочка с кулоном.
Флис потеряла дар речи. Ей пришлось протереть глаза и посмотреть еще раз, чтобы поверить в реальность происходящего.
– Мой кулон, – пролепетала она и помотала головой, спросив бессвязно: – Как? Где?
Видаль неохотно ответил:
– Я припомнил, что кулон был на тебе, когда мы зашли в дом, поэтому логично было предположить, что ты потеряла его именно там. После того как пожелал спокойной ночи Бьянке и Району, я съездил туда. Ты нервно теребила цепочку, пока мы были в кабинете Филиппа, поэтому я начал поиски оттуда. В итоге мне повезло, и я нашел кулон на полу рядом с письменным столом.
– Ты сделал это для…
"Для меня", – собиралась спросить Фелисити, но обрадовалась, что не успела это сделать, поскольку Видаль сказал решительно:
– Я знаю, как много значило это украшение для твоей матери и как она дорожила им.
Видаль заставил себя не обращать внимания на робкие нотки в голосе Флис. Он не хотел замечать, насколько она беззащитна и заслуживает сострадания, потому что если бы он признал это, то… То что?
"Это ничего бы не означало", – уверял себя Видаль.
Фелисити кивнула:
– Да, мама очень им дорожила.
"Конечно же он поехал искать цепочку не ради меня. Видаль никогда ничего не сделал бы ради меня", – с грустью подумала она.
– Я рада, что ты нашел его. – Это было все, что смогла сказать Фелисити. Она протянула руку, собираясь взять украшение, но при этом коснулась руки Видаля и тут же почувствовала страх. Страх чего? Флис боялась, что, прикоснувшись к нему, она уже не сможет остановиться.
Видаль понял, что совершил ошибку. Он не должен был заходить к ней в спальню. Так почему же он так поступил? Чтобы проверить свое самообладание? Доказать, что ему все под силу? Видаль осознавал, что на Фелисити надет только халат. Если взять в расчет ее распущенное поведение, грязные наклонности, он может взять Флис прямо здесь и сейчас, насытиться ею, и терзающее его желание наконец будет полностью удовлетворено.
По телу Фелисити пробежала судорога.
– Возьми его, – сказал Видаль, держа в руке мерцающее украшение.
На мгновение они замерли, глядя друг на друга в абсолютной тишине. У Фелисити начала кружиться голова от чувственного напряжения, возникшего между ней и Видалем. Мужчина протянул руку, и Флис показалось, что он собирается дотронуться до нее. Она сделала шаг назад, забыв, что там стоит журнальный столик. Девушка услышала, как выругался Видаль, увидевший, что она споткнулась, но даже тогда она отмахнулась, готовая скорее упасть, чем терпеть его прикосновения. Однако было поздно. Видаль схватил ее за плечи. Его глаза были преисполнены враждебности и презрения, когда он посмотрел ей в лицо и затем уставился на распахнувшийся халат.
Кто-то из них издал короткий стон. Флис не знала, она это стонет или Видаль. Ее грудь лихорадочно вздымалась. Легкие буквально разрывались от недостатка кислорода. Казалось, время остановилось. У Фелисити перехватило дыхание, пока они смотрели друг на друга. Она первая перевела взгляд на рот Видаля, разомкнув собственные губы и издав еле слышимый стон желания. Флис вновь посмотрела Видалю в глаза и увидела, как они горят от осознания того, что рядом с ним стоит женщина, которая хочет его.
– Нет…
Но Видаль проигнорировал ее протест. Его взгляд помрачнел, и Флис уже не могла понять, что таится в глазах мужчины, когда он посмотрел на ее губы. Сердце Флис неистово стучало при мысли об их обоюдном желании. Она видела, как Видаль опустил голову, его губы уже практически коснулись ее губ… Будучи не в силах остановиться, Флис придвинулась к нему.
– Черт тебя подери! – в гневе воскликнул Видаль, оттолкнув от себя девушку.
Цепочка с кулоном лежала на полу между ними. Флис наклонилась, чтобы поднять ее, и тут же замерла от шока, так как Видаль снова схватил ее:
– Ты просто не можешь остановиться, да? Любой мужчина не в силах устоять при виде твоих прелестей? – прохрипел он.
Видаль целовал Фелисити, и она чувствовала его презрение. Она даже могла попробовать его на вкус. Он хотел унизить ее, растоптать, а Фелисити… Она хотела доказать Видалю, как он ошибается. Она хотела наказать его за то, что он осуждает ее. Флис мечтала увидеть, как она сокрушит его неприступность. И теперь у нее появилась возможность сделать это.
Быть может, это обязательно должно было случиться рано или поздно… Быть может, только так Флис могла избавиться от боли, которую причинял ей Видаль… Быть может, ей было необходимо пережить это, чтобы навсегда избавиться от своих глупых грез…
Медленно и уверенно, будто ее тело стало невероятно тяжелым, Флис придвинулась ближе к Видалю, специально прижимая к нему низ живота. Она видела достаточно фильмов с любовными сценами. Затем Фелисити подняла руку и принялась расстегивать пуговицы на его рубашке. Язык Видаля тем временем все глубже проникал ей в рот. Флис охватил чувственный трепет, но она старалась игнорировать его. Дело было не в ее собственном желании – она намеревалась освободиться от всего, что в ее жизни было связано с Видалем.
Теперь рубашка Видаля была расстегнута, и он продолжал осыпать Флис поцелуями. Его поцелуи были настойчивыми, требовательными, без капли теплоты и нежности. Как долго это продлится? Пока его гнев не остынет и он снова не оттолкнет Флис? Она не должна допустить это. Она продолжит подпитывать его гнев, пока не вызовет в Видале физическое возбуждение и желание. И, возможно, лучшим средством для этого является укрепление его мнения о ней как о распущенной особе.
Очень осторожно и медленно Флис прервала поцелуи Видаля и сбросила халат на пол. Она прильнула к мужчине, положила руки ему на плечи и прижалась к его губам.
Она услышала стон Видаля, почувствовала, как он сжимает ее талию. Фелисити пронзило чувство отвращения к самой себе. Что она творит?
Он не допустит этого. Он будет жалеть всю жизнь, если поддастся соблазну. И будет мучиться, если не сделает этого. Тело Видаля раздирали желание и боль. На протяжении семи лет ему пришлось жить с этим желанием, которое пробудила в нем Флис. Он посмотрел на ее тело и почувствовал, что у него нет сил противиться тому, что она ему предлагает. Против своей воли Видаль поднял руки к ее груди, полной и упругой, с уже набухшими от возбуждения сосками.
– О-ох, – вздохнула Флис, потрясенная наслаждением, которое ей доставляли прикосновения Видаля к ее груди. Она не ожидала этого. Ее зрачки расширились, губы стали еще мягче. Тело трепетало. Неужели она желает Видаля? Не может быть. Или это то, чему суждено было случиться?
Видаль видел и ощущал возбуждение Флис. Она хотела его! Осознание этого сокрушило его последнюю попытку контролировать себя и погрузило Видаля в пучину желаний.
Он по-прежнему пытался подавить охватившие его эмоции. Его сердце бешено стучало. Но ему было не под силу совладать со страстным желанием, овладевшим им. Глубоко в подсознании Видаль почему-то был уверен, что Фелисити принадлежит только ему. Она всегда должна была быть его женщиной. И будет ею.
Губы Флис прижались к губам Видаля, раскрываясь, чтобы ощутить его язык, пока он вкушал сладость ее рта.