Впрочем, даже скудость обстановки могла многое поведать. Он понял, что она здесь не живет, а только ночует: жизнь протекает на работе.
Попробовав вино, Рорк одобрил свой выбор, а потом потушил сигарету и отнес бокалы в гостиную. Он предвкушал, как интересно будет разгадывать загадку по имени Ева Даллас!
Когда она вышла из спальни минут через двадцать, официант в белой ливрее уже заканчивал расставлять блюда на маленьком столике у окна.
Запахи были упоительными, но разбудить ее аппетит оказались бессильны даже они. Голова снова раскалывалась, а она снова забыла принять таблетку.
Рорк отпустил официанта и, когда тот исчез, тихо произнес:
– Мне очень жаль.
– Чего жаль?
– Тебя опять что-то огорчило.
Ева была очень бледна; глаза ее потухли, в них не осталось никакого выражения. Он шагнул было к ней, но она ожесточенно потрясла головой.
– Уйди, Рорк.
– Уйти просто. Слишком просто! – Он медленно обнял ее и почувствовал, как она напряглась всем телом. – Расслабься хотя бы на минуту! – Его голос звучал мягко, убедительно. – Неужели кому-то будет плохо, если ты на минутку отбросишь свои заботы?
Она опять покачала головой – на сей раз устало.
Уловив ее скорбный вздох, он прижал ее к себе еще сильнее.
– Ты не хочешь поделиться со мной?
– Нет.
Рорк нахмурился. Он знал, что напрасно во все это ввязался. В конце концов, какое ему до нее дело? Увы, он чувствовал, что уже не может отступиться: эта женщина стала для него очень важна.
– Значит, есть кто-то еще, – пробормотал он.
– Да никого у меня нет! – спохватившись, что ее ответ приоткрыл ему слишком многое, она отпрянула. – Я не имела в виду…
– Знаю, знаю… – Рорк усмехнулся, но это была не очень-то веселая улыбка. – Боюсь, у нас обоих какое-то время никого другого не будет.
Она сделала шаг назад – это было не бегство, а подчеркивание дистанции.
– Звучит слишком самоуверенно, Рорк!
– Вовсе нет. Мне кажется, я уже достаточно хорошо тебя знаю. Ты – это твоя работа. Очень много работы, лейтенант. А ужин тем временем стынет.
Ева почувствовала, что слишком устала, чтобы противоречить ему и на чем-то настаивать. Она покорно села и взяла вилку.
– Ты был за истекшую неделю в квартире Шерон Дебласс?
– Нет, зачем мне это?
Она внимательно посмотрела на него.
– А зачем туда вообще наведываться?
Рорк не сразу понял, что вопрос требует ответа. А поняв, пожал плечами.
– Чтобы пережить все еще разок. Или чтобы убедиться, что в квартире не осталось улик.
– Но дом принадлежит тебе! Ты мог бы очутиться там так же запросто, как у меня!
Он на мгновение поджал губы с раздражением человека, уставшего отвечать на одни и те же вопросы. Казалось бы, мелочь, но Ева почему-то увидела в этом долгожданный признак его невиновности.
– Верно. С этим у меня проблем нет. Как хозяин я располагаю соответствующим кодом и могу всюду пройти.
"Нет, – подумала она, – твой код бессилен перед охранным кодом полиции. Здесь требуются специальные знания!"
– Насколько я понимаю, – продолжал Рорк, – ты считаешь, что после убийства в квартире побывал кто-то, не имеющий отношения к полиции?
– Понимай как хочешь. Кто ведает твоей охраной?
– "Лоримар" – и домашней, и деловой. – Он поднял бокал. – Так проще – компания-то принадлежит мне.
– Понятно… Подозреваю, ты и сам кое-что смыслишь в охранных системах?
– Действительно, я давно этим интересуюсь, потому и купил компанию. – Он намотал на вилку присыпанные травами спагетти, поднес к ее губам и удовлетворенно кивнул, когда она покорно приняла это подношение. – Знаешь, Ева, я испытываю большой соблазн во всем сознаться, лишь бы ты приободрилась и поела с тем же энтузиазмом, который так меня порадовал в прошлый раз. Но существует неувязка: каковы бы ни были мои преступления – а их, несомненно, не счесть, – убийство в их число не входит!
Ева вздохнула и опустила глаза в тарелку. Ей не нравилось, что он угадывает ее настроения.
– Что ты имел в виду, говоря, что я – это моя работа?
– Ты постоянно о ней думаешь – взвешиваешь все варианты, все "за" и "против". Кроме того, ты не эмоциональна, не импульсивна. Но соблазнить тебя все же можно, если поймать подходящий момент и действовать умело. Представляю, что из этого получится!
Она снова подняла глаза:
– Так вот чего ты хочешь, Рорк? Соблазнить меня?
– Хочу и соблазню! – пообещал он. – Хотя, увы, не сегодня… Но я хочу не только этого. Я хочу узнать, почему ты такая, какая есть. Хочу помочь тебе. В данный момент тебе подавай убийцу – что ж, я попытаюсь это сделать. И еще мне кажется, что ты в чем-то себя обвиняешь, – добавил он. – По-моему, это глупо и обременительно.
– Ни в чем я себя не обвиняю!
– Посмотри в зеркало, – тихо посоветовал Рорк.
– Все равно я ничего не могла сделать! – взорвалась Ева. – Ничего не могла предотвратить! Ничего!
– Разве тебе полагается что-то предотвращать?
– Представь себе!
Он наклонил голову:
– Каким же это образом?
– Нужно просто соблюдать несколько заповедей: сообразительность, своевременность, верность долгу.
"Это не все, – подумал Рорк. – Проблема лежит гораздо глубже".
– Разве ты не проявляешь все три похвальнейших качества?
Перед ее мысленным взором вновь встали страшные картины. Смерть, кровь – и собственная беспомощность…
– Но тем не менее они мертвы! – Беспомощность была горька на вкус. – Наверняка был какой-то способ этому помешать!
– Чтобы не дать совершиться убийству, пришлось бы влезть в мозги убийцы, начать думать, как он. Кто бы такое выдержал?
– Я бы выдержала! – крикнула Ева, и это было чистой правдой: она выдержала бы все, что угодно, только не такое сокрушительное поражение. – "Служить и защищать" – это не просто девиз полиции, не пустая фраза: это клятва. Если ты не можешь исполнить клятву, то превращаешься в пустое место. А я их не защитила! Я никого не уберегла! Служить им я могу только после того, как они лишились жизни… Черт, если бы ты видел эту девочку! Он буквально разодрал ее на куски. А я не поспела вовремя. Должна была, но не поспела…
Ева всхлипнула и сама оторопела от своей несдержанности. Зажав рукой рот, она обессиленно опустилась на диван.
– Боже! – только и могла она пролепетать. – Боже, боже…
Рорк сел рядом. Повинуясь инстинкту, он не стал прижимать ее к себе, а только положил ей руки на плечи.
– Если не можешь или не хочешь говорить со мной – это твое право. Но с кем-то ты должна поговорить, ты же знаешь!
– Сама справлюсь! Я… – Рорк внезапно так сильно ее тряхнул, что она поперхнулась и ничего больше не смогла сказать.
– Да, но какой ценой?! Неужели ты нарушишь еще одну клятву, если облегчишь душу? Расслабься хотя бы на минутку!
– Не знаю…
Ева вдруг поняла, что боится. Ей казалось, что она расстанется со своим значком, с оружием, с самой жизнью, если отпустит на свободу мысли и чувства. "Но ведь это же глупо!" – сказала она себе и медленно произнесла:
– Та девочка все время у меня перед глазами. Стоит мне закрыть их или расслабиться – не то что на минуту, на долю секунды! – как обязательно появляется она.
– Расскажи.
Ева встала, взяла свой бокал и вернулась на диван. Жадный глоток смочил пересохшее горло и немного успокоил нервы. Она предостерегала себя, что усталость изматывает и делает уязвимой, но не рассказать уже не могла.
– Вызов поступил, когда я была в полуквартале от того места. Я как раз только что расправилась с очередным делом, а диспетчер обращался к ближайшей машине. Бытовое насилие – это всегда страшная возня, но я оказалась совсем рядом. Я приняла вызов. Меня встретили соседи – они выскочили на улицу и говорили все одновременно…
Она снова переживала ту кошмарную сцену в мельчайших подробностях.
– А потом появилась женщина в ночной рубашке, вся в слезах. На лице следы побоев, на руке рана… Соседка пыталась ее перевязать, но кровотечение было такое сильное, что я велела вызвать "Скорую". Женщина твердила: "Она у него! Он схватил мою малышку!.."
Ева сделала еще один глоток.
– Женщина схватила меня за руку, пачкая своей кровью, кричала, рыдала, требовала, чтобы я его остановила, спасла ее ребенка… Наверное, мне следовало вызвать подмогу, но время было дорого. Я побежала вверх по лестнице. С третьего этажа, где он заперся, доносились его вопли. Он был совершенно безумен! Мне показалось, что я слышу детский крик – но, возможно, это была галлюцинация.
Перед дверью я вела себя как полагается. Соседи сказали, как его зовут, и я обращалась по имени к нему и к ребенку. Когда обращаешься по имени, получается более задушевно, человек может опомниться… Я назвала себя и предупредила, что сейчас войду, но он знай себе бесновался. Я слышала звон и треск, а голоса ребенка больше не слышала… Наверное, уже тогда я все поняла! Уже взламывая дверь, я знала, что он искромсал ее кухонным ножом!
Ева трясущимися руками поднесла к губам бокал.
– Я увидела море крови. Такой маленький ребенок – и столько крови: на полу, на стене, на нем самом… Кровь еще стекала с его ножа. Девочка лежала лицом ко мне: личико маленькое, глаза голубые, огромные. Как у куклы.
Она помолчала, поставила бокал.
– Он был совершенно вне себя, и мое появление его не отрезвило. Он наступал на меня – весь в крови, с окровавленным ножом. Я взглянула ему в глаза и прикончила его.
– А уже на следующий день ты занялась расследованием нового убийства, – спокойно заключил Рорк.
– Тестирование просто отложено. Я пройду его через два-три дня. – Она повела плечами. – Психиатры подумают, что меня терзает сам факт, что я его убила. Я смогу им внушить эту мысль. Но дело не в этом. Я должна была его убить. Меня не это изводит. – Глядя Рорку прямо в глаза, Ева поняла, что сможет сказать ему то, в чем не осмеливалась сознаться даже себе самой. – Мне хотелось его прикончить! Больше того, я испытывала потребность сделать это! Глядя, как он испускает дух, я думала: "Он не сможет больше убивать детей". Я была рада, что именно я положила этому конец.
– И ты считаешь, что это дурно?
– Я знаю, что это недопустимо. Когда полицейский начинает испытывать удовольствие от смерти – любой смерти, даже если речь идет о серийном убийце-маньяке, – значит, он переступил запретную черту.
Рорк наклонился к ней. Их лица почти соприкоснулись.
– Как звали девочку?
– Мэнди. – Она опять задохнулась, но вовремя взяла себя в руки. – Ей было три года.
– Ты бы так же не находила себе места, даже если бы прикончила его до того, как он ее зарезал?
Ева открыла и снова закрыла рот, немного помолчала.
– Наверное, я этого так и не узнаю.
– Правильно. – Он накрыл ладонью ее руку. – Знаешь, я всю жизнь недолюбливал полицию – по разным причинам. Очень странно, что теперь, при столь нестандартных обстоятельствах, я встретил полицейского, к которому испытываю не только уважение, но даже влечение.
Ева подняла глаза, хмурясь, но не выдергивая руку.
– Необычный комплимент…
– Наши отношения тоже не назовешь обычными. А сейчас тебе необходим сон. – Он встал и покосился на еду, к которой она почти не притронулась. – Когда проснется аппетит, ты сможешь все это разогреть.
– Спасибо. Только в следующий раз подожди, пока я вернусь домой, а потом входи. Буду тебе очень благодарна.
– Уже прогресс: ты сама говоришь о следующем разе! – Чуть улыбаясь, он снова взял ее руку, поднес к губам и поцеловал. – Ну, до следующего раза.
Глядя ему вслед, Ева сама не могла понять, что испытывает: недовольство, испуг, смущение? Она потерла костяшки пальцев о джинсы и поплелась в спальню. Раздевшись, она бросила одежду на пол, залезла в постель, закрыла глаза и приказала себе: "Спи!"
Засыпая, Ева вспомнила, что Рорк так и не ответил, кому звонил и что сумел выяснить.
Глава 8
Заперевшись в кабинете с Фини, Ева поставила кассету с записью убийства Лолы Старр. При хлопке пистолета с глушителем она не вздрогнула: ее организм уже не протестовал при мысли о пуле, вонзающейся в живое тело.
В кадре надолго застыла надпись: "Вторая из шести". Конец фильма. Не говоря ни слова, Ева поставила запись первого убийства, и они еще раз просмотрели сцену гибели Шерон Дебласс.
– Ну, что скажешь? – спросила Ева.
– Запись сделана микрокамерой "Трайдент", в продаже только полгода, очень дорогая. Правда, на Рождество были большие скидки. Думаю, во время традиционной распродажи только на Манхэттене было продано тысяч десять экземпляров.
Конечно, менее дорогие модели расходятся в еще больших количествах, но и при таком сбыте найти купившего конкретный экземпляр все равно нереально.
Фини посмотрел на Еву глазами понурого верблюда.
– Догадайся, кому принадлежит фирма "Трайдент"!
– "Рорк индастриз"?
– Прими мои поздравления. Можно ручаться, что владелец фирмы имеет в своем распоряжении камеру нашумевшей модели.
– Не исключено, но… – Ева сделала соответствующую пометку и поморщилась при воспоминании о губах Рорка, прикоснувшихся к ее пальцам. – Убийца пользуется дорогим аппаратом собственного изготовления? Что это – высокомерие или глупость?
– На глупца он как-то не похож.
– Вот именно! А что насчет оружия?
– Тоже ничего обнадеживающего. В частных коллекциях насчитывается пара сотен экземпляров. – Фини положил в рот орешек кешью. – Это только зарегистрированные… – добавил он с кислой улыбкой. – А глушитель регистрации не подлежит, потому что убийца сам его сделал.
Он откинулся в кресле.
– Что касается первой записи, я с ней уже повозился и заметил пару теней. Уверен, что он записывал не только убийство. Но толком рассмотреть ничего не удалось. Тот, кто монтировал запись, знает, как это делается, и, кроме того, имеет доступ к хорошему оборудованию. Кстати, я захватил и просмотрел записи системы охраны в доме Лолы Старр. Недостает двадцати минут, начиная с трех десяти позапрошлой ночью.
– Мерзавец, он и тут постарался! – прошипела Ева. – Удивительно, что в таком месте вообще есть система охраны… Между прочим, и в первый, и во второй раз его никто не заметил. Как он этого добился?
– Может, он им примелькался?
– Как регулярный клиент Шерон? Скажи на милость, зачем регулярному клиенту такой дорогой проститутки делать своей второй жертвой такую зеленую, необстрелянную потаскушку, как Лола Старр?
Фини пожевал губами:
– Из любви к разнообразию?
Ева покачала головой:
– А может, в первый раз ему так понравилось, что он перестал привередничать? Впереди еще четыре жертвы, Фини! Он с самого начала представился нам как серийный убийца. Скорее всего ни Шерон, ни Лола сами по себе не были ему важны. Две из шести – не более того. – Ева перевела дух: она не находила в происходящем никакой логики. – Зачем же он туда вернулся? – пробормотала она себе под нос. – Что искал?
– Может быть, на это ответят эксперты?
– Может быть. – Она взяла со стола лист бумаги. – Проработаю еще раз список клиентов Шерон, а потом возьмусь за клиентов Лолы.
Фини откашлялся и вынул из пакетика очередной орех.
– Лучше бы тебе, Даллас, сказал об этом кто-то другой, но… В общем, сенатор требует отчета.
– Мне нечего ему сказать!
– Днем сообщишь ему это сама. В Вашингтоне.
Ева остановилась перед самой дверью.
– Дьявол!
– Я узнал об этом от шефа. Вылетаем в два часа дня. – Фини заранее беспокоился, как отнесется к полету его желудок. – Ненавижу политику!
Ева все еще скрипела зубами после беседы с Уитни, когда перед зданием Сената в Вашингтоне им преградили путь охранники Дебласса. Предъявив документы, они расстались с оружием.
– Наверное, боятся, что мы укокошим их босса прямо на рабочем месте, – проворчал Фини, шагая по красно-бело-синему ковру.
– Я сейчас не отказалась бы кого-нибудь укокошить!
Косясь на охранников в ладных костюмах и надраенных ботинках, Ева остановилась у двери в кабинет сенатора, дожидаясь, пока еще одна камера удостоверится, что они не замышляют теракта.
– По-моему, Вашингтон никак не избавится от паранойи после последней серии террористических вылазок. – Фини показал камере зубы. – Пара десятков сенаторов повредились рассудком и теперь никому не дают житья!
В этот момент дверь открылась, и Рокмен, щеголь в костюме в узкую полоску, встретил их на пороге.
– В политике хорошая память – большое преимущество, капитан Фини, – заметил он. – Лейтенант Даллас! Рад вас видеть. Мы ценим вашу расторопность.
– Не знала, что сенатор и мой начальник находятся в таких близких отношениях, – сказала Ева, шагнув вперед. – И что оба с такой легкостью транжирят деньги налогоплательщиков.
– Видимо, они оба считают правосудие бесценным.
Рокмен проводил их к сверкающему столу из вишневого дерева, тоже, вероятно, бесценному, за которым восседал Дебласс. Судя по всему, его очень устраивало изменение температуры в стране – Ева, например, не одобряла наступившее похолодание, – а также отмена закона о двух сроках. По новому законодательству политик мог сохранять за собой пост хоть пожизненно, если ему удавалось принудить избирателей за него голосовать.
Дебласс чувствовал себя здесь совсем как дома. В его обшитом панелями кабинете было тихо, как в церкви. Стол играл роль алтаря, стулья для посетителей выполняли функции скамей для богобоязненной паствы.
– Садитесь! – пролаял Дебласс, сложив на столе огромные руки. – По последним сведениям, за неделю вы ни на йоту не приблизились к поимке монстра, угробившего мою внучку! – Глаза сенатора сверлили полицейских из-под темных бровей. – Трудно понять, почему так получается, учитывая возможности нью-йоркской полиции.
– Сенатор… – Ева вспомнила скупые наставления Уитни: соблюдать такт и уважение, говорить только то, о чем он знает и так. – Мы активно используем эти возможности для ведения следствия и сбора улик. Убийца вашей внучки еще не арестован, однако делается все необходимое для того, чтобы поймать его и наказать. Ее дело – главная моя забота. Даю вам слово, что таковым оно останется до тех пор, пока убийство не будет раскрыто.
Сенатор с интересом выслушал ее маленькую речь, потом налег грудью на стол.
– Мой опыт запудривания людям мозгов в два раза больше, чем вам лет, лейтенант. Меня вы не проведете. Признайтесь, что приехали с пустыми руками!
Ева сразу забыла о такте и уважительности.
– Мы ведем сложное и деликатное расследование, сенатор Дебласс. Сложность вытекает из характера преступления, деликатность вызвана родословной потерпевшей. Руководство сочло необходимым поручить дело мне. Вы вправе этому воспротивиться. Но, отрывая меня от работы, заставляя лететь сюда и оправдываться, вы напрасно тратите время. Мое время! – Она встала. – У меня нет для вас новостей.
Фини, представив, как болтается с ней на пару в петле, тоже поднялся, всем своим видом олицетворяя бесконечную почтительность.