Желание снова нарастало в ней, как огненный ком, рвало изнутри, и она скрежетала зубами, торопясь дать ему выход. Ее руки бегали по его телу, ее собственное тело изогнулось под его ненасытными губами.
Следующий приступ экстаза прорвал плотину.
Рорк зарычал, опрокинул ее на спину, растолкнув колени, и ворвался в нее. Плоть Евы сразу сомкнулась, как раскаленный, жадный кулак.
Ее ногти царапали ему спину, бедра работали как поршни, помогая его толчкам. И когда ее руки обессиленно соскользнули по его мокрым плечам, он выпустил в нее свой заряд.
Глава 11
Ева долго молчала, не находя слов. Она сделала этот опрометчивый шаг сознательно, с широко раскрытыми глазами и готова была заплатить по счетам. Но теперь требовалось собрать мелкие осколки собственного достоинства и быстрее покинуть место постыдного падения.
– Мне надо идти.
Не глядя на него, она села и сразу столкнулась с неразрешимой задачей разыскать свою одежду.
– Не думаю…
Голос Рорка звучал лениво, доверительно, и это возмущало ее до глубины души. Стоило ей встать с кровати, как он поймал ее за руку, повалил и опять опрокинул на спину.
– Поиграли – и хватит. – Ева старалась говорить благоразумно.
– Не уверен, можно ли назвать случившееся игрой. Слишком сильное переживание. Я с тобой еще не закончил, лейтенант! И думаю, что сейчас…
У него перехватило дыхание: Ева заехала ему локтем в живот. Он и глазом не успел моргнуть, как она вырвалась, оседлала его и придавила острым локтем трахею.
– Заруби себе на носу, дружок: я прихожу и ухожу когда хочу! Так что уймись.
Рорк примирительно поднял ладони, она легкомысленно убрала с его горла локоть – и тут же подверглась нападению.
Ева всегда считала себя сильной, упорной и находчивой. Тем сильнее была ее злость, когда она, обливаясь потом, снова оказалась под ним, прижатая лопатками к кровати.
– Нападение на сотрудника полиции карается тюремным заключением от года до пяти! Причем в камере, Рорк, а не дома, среди мягких подушек.
– Что-то я не вижу твоего значка. О, да на тебе вообще ничего нет! – Он по-приятельски потрепал ее по подбородку. – Не забудь отметить это в рапорте.
"Вот и все достоинство", – мелькнуло в ее голове.
– Я не хочу драться. – Еве понравился собственный голос: спокойный, взывающий к благоразумию. – Просто мне пора.
Но Рорк перешел к действиям, ее глаза расширились, а потом затуманились. Этого следовало ожидать: он с легкостью проник в нее.
– Не смей закрывать глаза! – приказал он хриплым шепотом.
Ева смотрела на него, не в силах противиться нарастающему наслаждению. В этот раз он трудился над ней медленно, достигал невероятной глубины, проникая в ее сокровенное естество.
Дыхание Евы участилось, стало похожим на рыдание. Она видела только его лицо, чувствовала только его неустанное, нестерпимое скольжение у нее внутри. В этот раз оргазм окатил ее как золотой дождь.
Его пальцы переплелись с ее пальцами, губы впились в ее рот. Они застыли, не размыкая тел, а потом Рорк поцеловал ее в макушку.
– Прошу тебя, останься, – прошептал он.
– Хорошо, – только теперь она закрыла глаза. – Хорошо…
…Ночь прошла без сна. Рано утром Ева поплелась в душ, чувствуя не только усталость, а еще и постыдное смятение.
Она никогда не проводила ночи с мужчинами, предпочитая простой, прямолинейный и обезличенный секс. В этот раз она попала к мужчине вечером и только наутро подставила тело под горячие струи душа! Перед этим она час за часом принимала его ласки. Объектами его нападений становились самые сокровенные уголки ее тела, которые она всегда считала неприступными.
Но самое удивительное – Ева ни о чем не жалела! Как ни важно казалось осознать свою ошибку, очиститься и продолжать жить, словно ничего не случилось, она не находила сил, чтобы пожалеть об этом небывалом празднике плоти.
– Тебе идет мокрый вид, лейтенант.
Она обернулась. Рорк вошел в ванную и тоже встал под жесткие струи.
– Мне нужна рубашка!
– Найдем…
Он надавил на какой-то шарик, выпирающий из кафельной стены, и набрал в ладонь прозрачной, тягучей жидкости.
– Что ты делаешь?!
– Мою тебе голову. – Рорк стал втирать шампунь в ее коротко остриженные волосы. – И наслаждаюсь тем, как ты пахнешь у меня под душем. Ты потрясающая женщина, Ева! Мы стоим под душем, мокрые, голые, полумертвые после бурной ночи, а ты по-прежнему смотришь на меня холодными, полными подозрения глазами.
– Ты в самом деле подозрительный тип, Рорк!
– Наверное, это комплимент. – Он наклонил голову и легонько ухватил ее зубами за нижнюю губу. Кабинку заволокло паром, струи колотились по их спинам в ритме ошалевшего сердца. – Признайся, что ты имела в виду, когда говорила "не могу"? Когда я только за тебя принялся?
Ева откинула голову и зажмурилась, чтобы шампунь не ел глаза.
– Я не способна помнить каждое свое слово.
– Уверен, что это – помнишь! – Он выдавил себе в ладонь бледно-зеленого жидкого мыла с сильным запахом леса, не сводя с нее глаз, намылил ей плечи, спину, потом перешел к груди. – Может, ты никогда раньше не испытывала оргазма?
– Еще как испытывала! – Вообще-то прежде она видела в этом всего лишь пробку, вылетающую из бутылки стресса, а не могучий взрыв, уничтожающий накопленное за жизнь напряжение. – Ты себе льстишь, Рорк.
– Вот как? – Неужели она не знает, что своим холодным взглядом, поспешно возводимой оборонительной стеной только бросает ему вызов, которому он не в силах сопротивляться? Видимо, нет. Он слегка потянул ее за мыльные соски и улыбнулся, когда она задышала чаще. – Признаться, я собираюсь польстить себе еще разок…
– Мне некогда! – поспешно сказала Ева, но он уже прижал ее спиной к мокрой кафельной стене. – Это с самого начала было ошибкой. Отпусти!
– Я тебя надолго не задержу. – Подложив ладони ей под ягодицы и оторвав ее от пола, Рорк ощутил неудержимый прилив возбуждения. – Никакой ошибки здесь нет. Я должен был тобой овладеть!
Он дышал, словно после спринтерской дистанции, поражаясь, как сильно хочет ее, как тщетно пытается игнорировать собственную беспомощность, порождаемую этим желанием. Его бесило, что Ева самим фактом своего существования делает его таким слабым.
– Держись за меня! – резко скомандовал он. – Держись же!
Но она и так уже висела на нем, и Рорк едва не проткнул ее насквозь, пригвоздив к стене. Его эрекция была такой могучей, что не помещалась у нее внутри. Ее отчаянные стоны резонировали от стен душа. Еве хотелось ненавидеть его за то, что он превращает ее в жертву ее же собственных разнузданных страстей. Но она цеплялась за него все отчаяннее, с наслаждением отбросив остатки самообладания.
Рорк впал в долгий, какой-то животный экстаз. Ему пришлось упереться рукой в стену, чтобы не упасть, когда ее пятки заскользили по его пояснице вниз. Он уже был зол на Еву: ее близость заставляла его отбросить личину джентльмена и превращала в похотливого зверя.
– Я принесу тебе рубашку, – еле проговорил он и вышел из-под душа, оставив ее съезжать по стене в клубах пара.
Она торопливо одевалась, морщась от прикосновения шелка к воспаленной коже. На столике в спальне уже стоял поднос с кофе.
Экран телевизора бесшумно знакомил с утренними новостями; в левом нижнем углу мелькали цифры биржевых котировок. На мониторе красовалась газета – причем не "Тайме", не один из нью-йоркских таблоидов, а сплошь японские иероглифы.
– Успеешь позавтракать? – спросил Рорк, поднося к губам чашку.
Он не мог уделить должное внимание утренним новостям, так как Ева отвлекала его, одеваясь.
Ему понравилось, как она заколебалась, прежде чем натянуть незнакомую рубашку, как ее пальцы пробежались по пуговицам, как грациозно она влезла в джинсы.
– Нет, спасибо.
Она не знала, как держаться с ним. Только что, под душем, Рорк повел себя как ретивый жеребец, а теперь опять изображал утонченного хозяина. Она застегнула на поясе ремень с кобурой и только после этого подошла к нему и взяла предложенную чашку кофе.
– А знаешь, лейтенант, ты носишь оружие так, как другие женщины – жемчуга.
– Оружие – не бижутерия.
– Не в этом дело. Для некоторых драгоценности не менее важны, чем руки-ноги. – Он наклонил голову, рассматривая ее. – Рубашка великовата, но тебе идет.
Ева мысленно возразила: вещь стоимостью в ее недельное жалованье не может быть ей к лицу.
– Я ее тебе верну.
– У меня есть еще несколько таких же. – Он вдруг протянул руку и провел пальцем по ее скуле. – Я вел себя грубо. Прости.
Столь неожиданное и смиренное раскаяние привело Еву в замешательство.
– Ничего, забудь. – Она сделала шаг назад, допила кофе и поставила чашку.
– Боюсь, что не смогу. И ты тоже ничего не забудешь. – Рорк поднес ее руку к губам: ничто не могло доставить ему такого удовольствия, как промелькнувшая по ее лицу тень подозрения. – Ты меня не забудешь, Ева! Ты будешь меня вспоминать – может, и без замирания сердца, но это неважно.
– Конечно, я буду о тебе думать. Ведь я расследую убийство, а ты в числе подозреваемых.
– Милая моя! – начал Рорк, и его позабавило, как от этого ласкового обращения она нахмурила брови. – Ты будешь думать не об убийстве, а о том, что я способен с тобой сделать. К сожалению, на протяжении нескольких дней мне тоже придется переживать это только мысленно.
Она вырвала руку и потянулась за сумочкой; ей очень хотелось, чтобы все ее движения были точны и небрежны.
– Ты уезжаешь?
– Мы приступаем к строительству нового курорта, и это требует моего личного присутствия. Нужно кое-что подправить, кое-что подчистить… Придется провести день-другой в нескольких сотнях миль отсюда.
Ева испытала неприятное чувство, но отказывалась признаться себе, что разочарована.
– Я слыхала о твоем намерении предложить новые развлечения скучающим богачам.
Рорк снисходительно улыбнулся:
– Когда все будет готово, я тебя туда возьму. Тогда, возможно, ты изменишь свое отношение. А пока я просил бы тебя помалкивать. Мои совещания строго конфиденциальны. Конкурентам не надо знать, что мы уже готовы начать работы. О том, что меня нет в Нью-Йорке, будет известно считанным людям.
Ева привела в порядок волосы, не прибегая к расческе.
– Зачем же ты открыл свой секрет мне?
– Наверное, решил, что ты – ключевая фигура! – Не обращая внимания на ее недоумение, он повел ее к двери. – Если я тебе понадоблюсь, обратись к Соммерсету. Он соединит тебя со мной.
– Дворецкий?
– Он все устроит, – улыбнувшись, коротко ответил Рорк. – Я буду отсутствовать дней пять, максимум неделю. Мне хочется снова с тобой увидеться. – Он внезапно остановился и взял ее лицо в ладони. – Мне надо с тобой увидеться!
Сердце Евы заколотилось как бешеное, словно имело о происходящем собственное понятие.
– Что такое, Рорк?
– Лейтенант. – Он прикоснулся губами к ее губам. – А ведь, судя по всему, у нас роман! – Заметив ее испуг, он засмеялся и поцеловал ее еще раз, уже всерьез. – По-моему, ты бы не испугалась так сильно, даже если бы я приставил к твоему виску револьвер. Что ж, у тебя есть несколько дней, чтобы все обдумать.
У Евы было ощущение, что она не разберется в себе и за несколько лет.
В холле ее ждал, чтобы подать пальто, Соммерсет – невозмутимый и неподвижный. Одевшись, она покосилась на Рорка.
– Счастливого пути!
– Спасибо. Береги себя, Ева, – пробормотал он, злясь на себя. – Я с тобой свяжусь.
– Ладно.
Ева выбежала вон и, отперев машину, обнаружила на сиденье аудиокассету. Она вставила ее в магнитофон, села за руль и нажала кнопку. Из динамиков раздался голос Рорка:
– Мне нравится, как ты дрожишь, но только когда ты в моих объятиях. Грейся!
Ева пожала плечами и сунула послание в карман. Потом она для проверки включила печку и ахнула, когда в нее ударила горячая воздушная струя.
Всю дорогу до управления полиции она блаженно улыбалась.
Ева заперлась в своем кабинете. До начала смены оставалось два часа, и она хотела посвятить их делу Шерон Дебласс и Лолы Старр. Заступив на дежурство, она должна будет уделять время множеству дел на различных стадиях раскрытия.
Эти же два часа она могла сама определять, чем заняться.
На всякий случай Ева запросила в банке данных свежие сведения, но ничего не получила. Покончив с формальностями, она вернулась к дедуктивным играм. На стол легли фотографии обеих убитых. Ей казалось, что эти женщины превратились в ее личных знакомых. Кстати, теперь, проведя ночь с Рорком, она лучше понимала, что ими двигало…
Секс – мощный инструмент, когда используешь его себе на пользу. Но в чужих руках он может оказаться опасным оружием. И Шерон, и Лоле хотелось им владеть, держать его под контролем.
Но в результате обе от него погибли.
В официальном заключении причиной обеих смертей был назван выстрел в голову, но Ева понимала, что спусковым крючком послужил секс.
Он был тем единственным, что их связывало, единственной ниточкой, способной привести к убийце.
Она задумчиво взяла кремневый пистолет.
Рука ее успела привыкнуть к такому оружию. Ева уже знала, как отдается в теле выстрел, как бьет по ладони отдача, какой звук сопровождает вылет пули из дула.
Держа в руке пистолет, она поставила знакомую кассету и в очередной раз просмотрела сцену умерщвления Шерон Дебласс.
Что чувствовал этот негодяй? С каким ощущением нажимал на курок, всаживая в нее кусок свинца, видя фонтан крови и закатывающиеся глаза застреленной? Что он при этом переживал?
Прищурившись, Ева повторила просмотр. Сцена уже не вызывала у нее ужаса. Картинка чуть колебалась, словно от дрожания камеры.
Неужели у него дрогнула рука? Неужели его все-таки шокировала хлынувшая кровь, дернувшееся тело? Уж не потому ли Еве послышался то ли вздох, то ли всхлип?
"Что ты чувствовал? – спрашивала она безликого убийцу. – Отвращение, удовольствие или только холодное удовлетворение?"
Она приникла к экрану. Тело Шерон уже было разложено на кровати, камера объективно и холодно, как теперь казалось Еве, передавала жуткое изображение.
Тогда откуда взялось дрожание, приглушенный всхлип?
И записка… Она прочла ее в сотый раз. Откуда он знал, что удовлетворится шестью? Он их уже выбрал? У него есть список обреченных?
Ева разочарованно вынула кассету и отложила кремневый пистолет. Теперь сцена убийства Лолы Старр.
На сей раз она не заметила ни дрожания камеры, ни вздоха, похожего на всхлип. Все шло ровно и четко. В этот раз он уже знал, что почувствует, что увидит, как будет пахнуть кровь…
"Но саму Лолу ты не знал! – продолжала Ева мысленный разговор с убийцей. – Или это она тебя не знала? В ее записной книжке ты значился Джоном Смитом, новым клиентом… По какому принципу ты ее отобрал? Как будешь отбирать следующую кандидатку на заклание?"
Незадолго до девяти к ней постучался Фини.
Ева в этот момент изучала на мониторе карту Манхэттена. Он зашел со спины и наклонился, обдав ее запахом мятных конфет.
– Собираешься переезжать?
– Интересуюсь географией. Посмотри: вот первое убийство, вот второе, – она указала на красные мигающие точки на Бродвее и в Уэст-Виллидж. – А вот здесь живу я. – Рядом с Девятой авеню зажегся зеленый огонек.
– При чем тут твой адрес?
– Он знает, где это. Он был там два раза. Так что мы можем привязать его к трем местам. Признаться, я думала, что сопоставление этих мест нам что-то даст, но он не придерживается ограниченной территории. Теперь охранные системы… – Она вздохнула и сменила позу. – Три разных варианта. Та, что у Старр, – полное барахло: электропривратник, который, по словам других жильцов, постоянно выходит из строя. Зато у Дебласс охрана хоть куда: повсюду микрофоны и видеокамеры. Там преступнику пришлось повозиться: провал во времени зафиксирован только в одном лифте и в одном холле. Моя система не так совершенна: я сама могла бы ее отключить, как и любой, мало-мальски смыслящий в электронике. Зато на двери у меня полицейский замок новейшей системы. Надо быть настоящим профессионалом, чтобы отпереть его, не зная кода.
Ева смотрела на карту, барабаня пальцами по столу.
– Он – дока в охранных системах, Фини, и к тому же разбирается в оружии – старинном оружии. Кроме того, он в курсе событий в нашей структуре: сумел узнать, кому поручено расследование, за считанные часы после первого убийства. Не оставляет ни отпечатков, ни выделений. Ни одного лобкового волоска! Что ты на это скажешь?
Фини попыхтел, покачался на каблуках.
– Полицейский, военный, сотрудник правительственной охраны. Или любитель, разбирающийся в системах безопасности: таких тоже хватает. Или преступник-профессионал. Хотя это вряд ли.
– Почему вряд ли?
– Если человек зарабатывает на жизнь преступными действиями, зачем убивать? В обоих преступлениях не заметно корыстного мотива.
– А может, он в отпуске и резвится, – пробурчала Ева.
– Я по наводке банка данных проверил шесть человек, совершавших преступления на сексуальной почве. Ни один не подходит. Извращенцы – тоже, хотя для самообразования их не вредно изучить. Больше всех мне понравился один бедняга из Детройта. Он успел убить четырех женщин. Любил познакомиться со скучающей особой, проводить домой, накачать транквилизаторами, раздеть и обрызгать с ног до головы фосфоресцирующей красной краской.
– Вот псих!
– А это, между прочим, смертельно: кожа должна дышать. Пока жертва задыхалась, он с ней забавлялся. Не насиловал, нет: ни спермы, ни признаков сексуального проникновения. Просто лапал ручонками.
– Меня сейчас вырвет!
– А он знай себе лапает. Но с одной перевозбудился, поторопился, взялся оглаживать, пока она не обсохла, и содрал красочку. Она, натурально, ожила и начала носиться по комнате. Он испугался и сбежал. Девица голая, вся в краске, шатаясь от транквилизатора и от страха, все-таки выбежала на улицу и принялась голосить. Ее быстро отловила патрульная машина – благо она мерцала в темноте, как светлячок, – и начала поиск. Наш псих находился всего в двух кварталах. Его поймали…
– Избавь от подробностей!
– …с поличным – с краской на ладошках. Представляешь?
Ева закатила глаза, и Фини решил, что полицейские мужского пола лучше оценят юмор ситуации.
– В общем, не исключено, что мы тоже имеем дело с извращенцем. Я еще раз пройдусь по картотеке. Вдруг повезет? Извращенец – это все-таки лучше, чем полицейский.
– По-моему, тоже. – Она поджала губы и покосилась на него. – Кстати, у тебя самого, кажется, есть небольшая коллекция старого огнестрельного оружия.
Фини протянул ей сложенные кулаки.
– Все, сознаюсь. Бери меня тепленького!
– Перестань! Лучше скажи: ты знаешь других полицейских-коллекционеров?
– Кое-кого. Это дорогое удовольствие, так что они собирают по большей части репродукции. Кстати, о дороговизне… – Он потрогал ее рукав. – Хороша рубашечка! Тебе что, повысили жалованье?
– Это не моя. – Ева сама удивилась, что чуть не покраснела. – Проверь их, Фини. Тех, кто собирает настоящее оружие.