Что ей оставалось? Ударить себя в грудь кулаком и воскликнуть: "Это не я!" Ева сердито задышала: она не любила, когда ее загоняли в угол.
– Я признательна тебе за содействие.
– Может, расскажешь, чем все кончилось?
– Подожди, к концу дня все прояснится само собой. – Она поерзала в кресле и отвернулась к иллюминатору. Рорк в самом деле помог ей. Если бы не он, им не удалось бы прижать Симпсона. – Симпсон собирается свалить все на своих бухгалтеров. Не представляю, как он выпутается. В лучшем случае ему придется отвечать за неуплату налогов. Внутреннее расследование выявит источник его средств. Симпсон – человек без воображения: наверняка это окажутся заурядные взятки.
– А как насчет шантажа?
– Он действительно от нее откупался: успел проговориться, прежде чем адвокат заткнул ему рот. Симпсон не станет этого скрывать, когда поймет, что отступное шантажистке – не такое серьезное преступление, как соучастие в убийстве.
Она достала сотовый телефон и вызвала Фини.
– Привет, Даллас!
– Они у тебя?
– Все тут, с пометками и датами. Плоды двадцатилетних усилий!
– Начни с последней записи и двигайся назад. Я прибуду на место через двадцать минут. Как только у меня появится, что доложить, я с тобой свяжусь.
– Эй, сладкий лейтенант! – послышался голос Чарлза. – Ну, теперь я вам нравлюсь?
– Очень нравишься. Ты молодец, спасибо. А теперь, пока от меня не поступит иных распоряжений, забудь о сейфе и дневниках.
– О каких дневниках? – усмехнулся Чарлз, но продолжить не успел: Фини выхватил у него трубку.
– Возвращаюсь в управление. Не пропадай.
– Счастливо. – Ева выключила прибор и убрала его в карман.
Немного помолчав, Рорк проговорил:
– "Сладкий лейтенант"?
– Заткнись, Рорк!
Она закрыла глаза, но не удержалась от довольной улыбки.
Сразу после приземления Ева была вынуждена признать, что имя Рорк действует безотказно – не то что ее полицейский значок. Не прошло и трех минут, как они прыгнули в мощную машину и помчались в сторону Фронт-Руаял. Ева предпочитала водить машину сама, но навыки Рорка не вызывали нареканий.
– Ты что, участник гонок "Формула-1"?
– Нет. – Он покосился на нее, несясь по шоссе со скоростью сто миль в час. – Зато несколько раз состязался за Гран-при.
– Верю. – Еве пришлось повиснуть на ремне безопасности: Рорк круто вывернул руль и, нарушая правила, проскочил пробку. – Так ты сказал, что Ричард – твой хороший друг? Как бы ты его охарактеризовал?
– Умный, преданный, спокойный. Говорит редко, только когда ему есть что сказать. Конечно, знаменитый папаша полностью заслоняет его; они нередко спорят.
– Как бы ты вообще оценил его отношения с отцом?
Рорк пожал плечами:
– Судя по его скупым замечаниям и оговоркам Бет, они никогда не находили общего языка.
– А с дочерью?
– Ее выбор жизненного пути полностью противоречил стилю его жизни, морали, если хочешь.
Он свято верит в свободу выбора, но мне трудно представить отца, который одобрил бы дочь, торгующую собственным телом.
– Кажется, Ричард курировал службу охраны сенатора во время его последней избирательной кампании?
Рорк внезапно свернул на тихую пригородную улицу, буркнув себе под нос, что намерен срезать.
Проносясь мимо деревьев и жилых домов, он хранил молчание. Ева перестала считать, сколько раз он уже нарушил правила движения.
– Семейные узы неподвластны политическим симпатиям. Такого человека, как Дебласс, можно либо беззаветно любить, либо люто ненавидеть. Как бы Ричард ни спорил с отцом, вряд ли он хотел бы, чтобы его убили. А поскольку он специалист в области охранного законодательства, то, естественно, готов помогать отцу.
"Сын защищает отца…" – подумала Ева и спросила:
– А как далеко готов пойти сам Дебласс, защищая сына?
– От кого? Ричард – воплощение умеренности. Он не высовывается, не лезет на рожон. Постой! Да ты, кажется… – Сообразив, куда она клонит, Рорк процедил:
– Не туда метишь, Ева.
– Там видно будет.
Дом на холме выглядел мирно. Он спокойно стоял под холодным голубым небом, излучая тепло и покой. На клумбах у его стен уже пробивались среди пожухлой зимней травы первые отважные крокусы.
Ева напомнила себе, что видимость чаще всего обманчива. В этом доме не знали спокойного, безоблачного счастья. Теперь она была уверена, что еще немного – и ей удастся проникнуть в суть происходящего за этими розовыми стенами и мерцающими стеклами окон.
Дверь открыла сама Элизабет – еще более бледная и изможденная, чем в прошлый раз. Глаза ее распухли от слез, отлично скроенный костюм висел мешком – так сильно она похудела.
– Рорк! – Элизабет бросилась ему на грудь, не замечая Еву. – Прости, что побеспокоила тебя. Напрасно я это сделала.
– Глупости. – Он заглянул ей в лицо с нежностью, от которой у Евы, изображавшей полнейшее равнодушие, кольнуло сердце. – Ты не бережешь себя. Бет.
– Я не могу ни о нем думать, ничего делать. Все валится из рук, все рушится! Я… – Только тут она сообразила, что они не одни. – Здравствуйте, лейтенант Даллас.
Элизабет перевела взгляд на Рорка, и Ева прочла в нем упрек.
– Я приехала сюда независимо от Рорка, миссис Барристер. Сегодня мне позвонили от вас. Но я уже вижу, что это были не вы.
– Я действительно не звонила вам. Может быть, это Кэтрин? Она примчалась вчера вечером – совершенно неожиданно и в ужасном состоянии. Истерика, полный упадок сил… Ее мать попала в больницу с угрожающим диагнозом. Видимо, на нее подействовало напряжение последних недель. Поэтому я и решила вызвать тебя, Рорк. Ричард вот-вот сорвется. Обычно Кэтрин очень хорошо действовала на него, а сейчас она уже не способна ему помочь. Нам потребовалась помощь со стороны.
– Почему бы нам не войти в дом и не присесть?
– Они оба в гостиной, – предупредила Элизабет. – Кэтрин отказывается принимать успокоительное и не объясняет, что случилось. Единственное, что она нам позволила, – это позвонить ее мужу, предупредить, где она, и запретить приезжать. Ее сводит с ума мысль, что их сыну грозит какая-то опасность. Наверное, несчастье с Шерон вызвало у нее страх за собственного единственного ребенка. У нее навязчивая идея – спасти его непонятно от чего.
– Раз Кэтрин мне звонила, – рассудила Ева, – может, со мной она будет откровеннее.
– Да-да, конечно.
Элизабет провела гостей по холлу и пригласила в аккуратную, залитую солнцем гостиную. Кэтрин Дебласс сидела на диване, прижимаясь к брату. Ева не разобрала, утешает он ее или от чего-то удерживает.
Ричард устремил на Рорка затравленный взгляд.
– Хорошо, что ты приехал. У нас тут такое творится, Рорк… – Его голос дрогнул. – Просто ужас!
– Элизабет, может, мы выпьем кофе? – мягко предложил Рорк.
– Конечно, прости.
– Кэтрин… – Рорк участливо прикоснулся к ее руке, но Кэтрин вздрогнула, отдернула руку и вытаращила глаза.
– Что вы тут делаете?! Уходите!
– Я навещаю Бет и Ричарда. Мне очень жаль, что вам нехорошо.
– Нехорошо?! – Она то ли засмеялась, то ли закашлялась и сжалась в комок. – Хорошо никому из нас никогда не будет! Все мы запачканы, нам никогда не отмыться!
– От чего?
Она покачала головой и забилась в дальний угол дивана.
– С вами я не могу говорить.
– Миссис Дебласс, я – лейтенант Даллас. Вы недавно мне звонили.
– Никому я не звонила! – Кэтрин в панике обхватила себя руками за плечи. – Не звонила и ничего не говорила!
Ева сделала знак Ричарду, тот поднялся и отошел в сторону, а она заняла его место и взяла ледяную руку Кэтрин.
– Вы просили у меня помощи. И я вам помогу.
– Не выйдет! Ни у кого ничего не выйдет. Напрасно я звонила! Лучше не выносить это за пределы семьи. У меня есть муж, маленький сын. – Ее глаза наполнились слезами. – Я обязана их защитить.
– Мы сделаем это за вас, – твердо произнесла Ева. – Вас мы тоже защитим. А вот защищать Шерон было поздно. Вам не в чем себя винить.
– Но я не попыталась это предотвратить, – прошептала Кэтрин. – Может быть, я даже обрадовалась, что он оставил в покое меня…
– Я сумею вам помочь, миссис Дебласс. Я обеспечу защиту вам и вашей семье. Скажите, кто вас насиловал.
– Боже, что вы такое говорите?! – простонал Ричард.
– Спокойно! – сурово оборвала его Ева. – С тайнами покончено.
– Тайна… – пролепетала Кэтрин. – Это должно было остаться тайной.
– Перестаньте! Вы прекрасно знаете, что такие тайны причиняют нестерпимую боль. Они заползают в душу и поедают ее изнутри. Человек живет в страхе, считает себя кругом виноватым. А тот, кто заинтересован в сохранении этой тайны, пользуется его страхом, стыдом, чувством вины. Единственный способ с этим справиться – все выложить. Скажите мне, кто вас насиловал!
Кэтрин перестала дышать. Ее взгляд, полный ужаса, был устремлен на брата. Ева решительно повернула ее к себе.
– Смотрите на меня. Только на меня! Отвечайте: кто вас насиловал? Кто насиловал Шерон?
– Мой отец! – выкрикнула Кэтрин, раздираемая болью. – Отец, отец, отец! – она закрыла лицо ладонями и разрыдалась.
– Господи! – Элизабет выронила поднос с посудой, кофе пролился на дорогой ковер. – Господи, моя девочка!
Ричард кинулся к ней и схватил в охапку, не давая упасть.
– Я его убью! Убью! – Он зарылся лицом в волосы жены. – Бет, о, Бет…
– Помоги им, как сумеешь, – прошептала Ева Рорку.
– А ты грешила на Ричарда, – тихо упрекнул ее Рорк.
– Что правда, то правда, – она подняла на него пустые глаза. – Я думала, что виноват отец Шерон. Наверное, мне просто не хотелось верить, что такая дрянь может испакостить не одно, а целых два поколения!
Рорк стиснул зубы. Сейчас его лицо походило на каменный барельеф.
– Так или иначе, Деблассу крышка.
– Помоги своим друзьям, – повторила Ева. – А мне надо работать.
Глава 18
Она позволила Кэтрин выплакаться, хотя хорошо знала, что слезами не заживить такую рану.
Ей очень помогало сознание того, что Рорк рядом. Он, как мог, успокоил Элизабет и Ричарда, а потом распорядился, чтобы слуга собрал разбитую посуду. Наконец Элизабет пришла в себя настолько, что смогла снова заказать кофе. Она сама принесла Кэтрин чашку и тщательно закрыла дверь в холл.
– Вот, милая, попей.
– Простите меня… – Кэтрин обхватила чашку трясущимися пальцами, чтобы согреть их. – Простите! Я думала, что этому пришел конец. Я заставила себя поверить, что все позади! Иначе я не смогла бы жить…
– Миссис Дебласс, я должна узнать все. Вы меня понимаете? – Ева дождалась, пока Кэтрин обратит на нее внимание. – Вы понимаете, что я записываю наш разговор?
– Вы ничего не сможете с ним сделать! Он очень влиятелен, никто не в состоянии ему помешать…
– Я помешаю. Вы ведь потому и позвонили мне, что почувствовали: я сумею его остановить.
– Он вас боится, – прошептала Кэтрин. – Боится! Уж я-то знаю. Он вообще боится женщин. Потому и мучает их. Я уверена: он дал нашей матери какое-то средство, чтобы она погрузилась в кому. Отец боялся, что мама заговорит: она ведь все знала.
– Ваша мать знала, что отец вас совращал?
– Знала. Делала вид, что не знает, но я все понимала по ее глазам. Она ничего не хотела знать, стремилась к покою и порядку, чтобы можно было устраивать приемы, продолжать жить как жена сенатора… – Кэтрин прикрыла ладонью глаза. – Каждый раз, когда он приходил ко мне ночью, на следующее утро я видела: она знает. Но если я пыталась заговорить с ней об этом, она делала вид, будто не понимает, о чем речь. Она твердила мне: "Перестань выдумывать, будь хорошей дочерью, уважай свою семью".
Кэтрин убрала от лица руку, взяла обеими руками чашку, но пить не стала.
– Когда я была еще маленькой, семи-восьми лет, он приходил ко мне ночью и… трогал. Твердил, что в этом нет ничего плохого: мол, он – папа, а я должна изображать маму. Он называл это игрой, тайной игрой. Он приказывал мне… трогать его. Мне приходилось…
– Не обязательно все называть своими именами, – сказала Ева, видя, что Кэтрин снова бьет дрожь. – Говорите то, что можете.
– Ему нельзя было не подчиниться. Он был в нашем доме всесильным. Правда, Ричард?
– Да, – Ричард сжал руку жены. – Почему ты мне ничего не говорила, Кэт?
– Потому что мне было стыдно и страшно! А мама отворачивалась… Я думала, что обязана ему повиноваться, – она судорожно глотнула. – А когда мне исполнилось двенадцать лет, родители устроили праздник. Друзья, огромный торт, пони… Помнишь пони, Ричард?
– Помню, – по его щекам уже бежали слезы. – Я все помню.
– В ту ночь он пришел ко мне снова. Он сказал, что я уже взрослая и что у него есть для меня подарок – особый подарок. Сказал и изнасиловал! – Кэтрин закрыла лицо руками и стала раскачиваться. – В этом заключался его особый подарок. Я умоляла его перестать, потому что мне было больно. Я была уже достаточно взрослой, чтобы понимать, что происходит нечто ужасное.
Я чувствовала, что вот-вот потеряю сознание. Но он не останавливался. Потом он приходил еще и еще. Так продолжалось год за годом, пока я не уехала. Я выбрала колледж как можно дальше от дома, чтобы он не мог до меня дотянуться. Я твердила себе, что этого не было. Не было, не было, не было…
Я хотела построить нормальную жизнь. Вышла замуж, потому что думала, что это принесет мне безопасность. Джастин всегда был добр и нежен. Он никогда меня не обижал. Но я не говорила ему правды: боялась, что, узнав, он станет меня презирать. Я снова уговаривала себя: этого не было, не было, не было…
Кэтрин опустила руки и взглянула на Еву.
– Иногда я даже начинала в это верить. Я уходила с головой в работу, в семью. Но, очнувшись, понимала, что теперь он делает то же самое с Шерон. В такие минуты я хотела ей помочь, только не знала как. А потом снова отталкивала от себя реальность, как раньше это делала моя мать. И вот теперь он убил Шерон. Боже, скоро он убьет меня!
– Почему вы считаете, что это он убил Шерон?
– Она была не такой слабой, как я. Она превратила это в оружие против него. Однажды я слышала их ссору. Это было на Рождество. Мы все съехались к нему – изображали дружную семью. Я увидела, как они идут к нему в кабинет, тайком последовала за ними, приоткрыла дверь и стала подсматривать в щелку. Он был взбешен, обвинял ее в том, что своим образом жизни она издевается над всем, что ему дорого. Она сказала:
"Это ты сделал меня такой, мерзавец!" У меня потеплело на душе от этих ее слов. Я чуть не захлопала в ладоши: наконец-то ему дают отпор!
Шерон угрожала, что выдаст его, если он не будет ей платить. Она предупредила, что у нее все записано, ни одна грязная подробность не осталась без внимания. "Так что раскошеливайся, любимый дедушка!" Они ругались, обзывали друг друга, а потом…
Кэтрин оглянулась на Элизабет, на брата и спрятала глаза.
– Шерон сняла блузку, – прошептала она и вздрогнула, услышав, как застонала Элизабет. – Она сказала, что готова отдаваться ему, как любому из своих клиентов, только ему придется платить больше, гораздо больше. Он глазел на нее – знаю я это его выражение: блестящие глазки, слюнявый рот, – а потом схватил за грудь.
И тут Шерон посмотрела на меня. Наверное, она с самого начала знала, что я за ними наблюдаю.
В ее взгляде было такое отвращение! Может быть, это даже была ненависть: она ведь знала, что я не посмею ничего сделать. Она была права: я просто закрыла дверь и убежала. Прости меня, Элизабет!
– Здесь нет твоей вины. Она должна была все рассказать мне. Боже, как я могла ничего не замечать? Это я во всем виновата! Я, мать, ее не уберегла!
– Ты делала все, что могла. Помнишь, ты просила меня с ней поговорить? – Кэтрин крепко сцепила пальцы. – Я была тогда в Нью-Йорке по делам и встретилась с ней. Она сказала, что я выбрала свой путь, а она – свой. И ее путь лучше: я играю в политику и прячу голову в песок, а она играет во власть с широко раскрытыми глазами.
Узнав, что она погибла, я сразу все поняла. На похоронах я наблюдала за ним, а он – за мной.
Он подошел ко мне, обнял, прижал к себе, якобы утешая. И сказал на ухо, чтобы я вела себя осторожнее. Помнила, что случается в семьях, не хранящих свои секреты. Назвал Франклина чудесным мальчиком, сказал, что у него на Франклина большие виды. Я должна им гордиться – и беречь его… – Кэтрин закрыла глаза. – Что мне было делать?! Ведь это мой единственный сын!
– Никто не причинит вашему сыну вреда. – Ева дотронулась до ее ледяной руки. – Даю вам слово!
– Я так и не узнаю, в силах ли была спасти твою дочь, Ричард…
– Зато вы знаете, что делаете все возможное сейчас! – Не замечая, что держит руку Кэтрин, Ева стиснула кулаки. – Вам будет трудно через все это пройти, миссис Дебласс, но придется. Предстоит огласка, выступление в суде со свидетельскими показаниями – если дело дойдет до суда.
– Суда он ни за что не допустит, – безнадежно проговорила Кэтрин.
– Я не оставлю ему выхода! – Ева была уверена, что если не обвинение в убийстве, то развращение несовершеннолетних она на него повесит. – Миссис Барристер, думаю, теперь Кэтрин лучше отдохнуть. Проводите ее наверх.
– Да, конечно. – Элизабет встала, подошла к Кэтрин и помогла подняться ей. – Тебе надо прилечь, дорогая.
– Мне очень жаль. – Кэтрин двинулась к двери, тяжело опираясь на Элизабет. – Видит бог, мне жаль!
– При управлении полиции работает служба психиатрической помощи, – сказала Ева, когда дверь за ними закрылась. – Думаю, мистер Дебласс, вашей сестре следовало бы туда обратиться.
– Боюсь, что да, – рассеянно отозвался Ричард. – Без помощи ей не обойтись.
"Как и всем вам", – подумала Ева.
– Вы в состоянии ответить на несколько вопросов?
– Постараюсь, хотя это непросто, лейтенант. Отец всегда тиранил семью, но теперь он предстает настоящим чудовищем! Как смириться с мыслью, что твой родной отец – чудовище?!
– У него есть алиби на тот вечер, когда погибла ваша дочь, – напомнила Ева. – Для предъявления обвинения нужны дополнительные доказательства.
– Алиби?
– Согласно материалам дела Рокмен работал вместе с вашим отцом в Вашингтоне до двух часов ночи.
– Рокмен повторит любую версию, продиктованную отцом.
– Даже если речь идет об убийстве?
– Конечно! Ведь это простейший способ избежать неприятностей. Кто поверит в виновность моего отца? – Ричард содрогнулся, словно ему внезапно стало холодно. – Своими показаниями Рокмен снимает подозрения с хозяина и продолжает вести жизнь, которая его очень устраивает.
– Скажите, мог бы ваш отец совершить поездку из Вашингтона в Нью-Йорк и обратно таким образом, чтобы о ней нигде не осталось упоминаний?
– Не знаю. Если бы он воспользовался своим личным самолетом, остались бы упоминания в бортжурнале.
– С бортжурналом всегда можно поработать, – вставил Рорк.
– Наверное. – Ричард поднял глаза, только теперь вспомнив о присутствии друга. – Ты разбираешься в этом лучше меня.