- Покажите мне это! - воскликнула Льют, схватывая бумагу и жадно всматриваясь в почерк. Она дрожала от невыразимой любви к матери, которую никогда не видела, и это послание из могилы сделало для нее образ ее матери ближе и понятнее, чем все прежние туманные видения.
- Это необыкновенно, - повторяла миссис Грантли. - Никогда ничего такого не бывало в моих опытах. Подумайте только, моя дорогая, здесь с нами в эту ночь и ваш отец, и ваша мать.
Льют вздрогнула. Усталость ее прошла. Она снова была собой, наполненная инстинктивным страхом перед неведомым и неосязаемым, и ей показалось оскорблением, что присутствие или воспоминание о ее отце и матери обсуждалось здесь двумя лицами, совершенно чужими для нее, - нервной и болезненной миссис Грантли и могучим, глупым мистером Бартоном, который был груб как телом, так и духом. И еще большим оскорблением показалось ей, что эти чужие люди посвящены в ее тайные чувства к Крису. Она услышала приближающиеся шаги дяди, и все для нее стало простым и ясным. Она быстро схватила лист бумаги и спрятала его на груди.
- Не говорите ничего дяде о втором послании, прошу вас, миссис Грантли и мистер Бартон, а также не говорите и тете Милдред. Это только причинит им ненужное волнение. И пожалуйста, не будем продолжать. Довольно, - прибавила Льют поспешно. - Забудем все те нелепости, которые были сегодня.
- Нелепости, дорогое дитя! - с негодованием запротестовала миссис Грантли, в то время как дядя Роберт подходил к столу.
- Ну, что же? - спросил он. - Как идут дела?
- Слишком поздно уже, - ответила Льют. - Больше нет никаких биржевых бюллетеней для вас. Все откладывается до следующего дня, и к этому дню вы должны найти какую-нибудь теорию, которая все объяснит. А теперь пора спать. Знаете, который теперь час?
* * *
- Ну, что вы делали вчера ночью, когда мы расстались?
- Мы сделали маленькую прогулку, - ответил Крис.
Глаза Льют смеялись, когда она спросила:
- Конечно, с… с мистером Бартоном?
- Ну да.
- И курили?
- Да… Но что же из этого следует?
Льют громко рассмеялась:
- Произошло как раз то, что я предсказала. Ну что? Разве я не пророк? Я уже узнала, что все предсказания мои сбылись. Я только что оставила Бартона и знаю, что он гулял с вами, что вы его покорили и что вы "блестящий молодой человек". А где вы были сегодня утром?
- Там, куда я вас поведу сегодня днем.
- Вы составляете планы, не спрашивая о моих желаниях?
- Я хорошо знаю, что ваше желание совпадет с моим. Я хочу показать вам лошадь, которую я нашел.
Льют радостно воскликнула:
- О, это прекрасно!
- Лошадь очень красива, - сказал Крис.
Но вдруг лицо ее стало серьезным и в глазах мелькнул страх.
- Лошадь зовут Команч, - продолжал Крис. - Чистокровный калифорнийский скакун. А какие у него линии! Но что с вами?
- Не будем больше ездить верхом, - сказала Льют, - по крайней мере некоторое время. Право, мне уже это наскучило, и я устала.
Он посмотрел на нее с удивлением, и она мужественно выдержала его взгляд.
- Но знаете, - начал он, - я убежден, что увижу конец света и звезды, падающие с неба, и рухнувшие небеса, и мертвых, восставших из гроба, собравшихся вместе с живыми для последнего суда, и святых в белых одеяниях, и услышу звук золотой трубы, и погибшие души на моих глазах будут падать в ад, - все это я увижу в тот день, когда Льют Стори откажется от верховой езды. Льют отказывается от лошади! Невероятно!
- Только на некоторое время, - умоляла она.
- Странно! - воскликнул он. - Но объясните - в чем дело? Вы здоровы? Вы всегда так восхитительно и так непростительно здоровы!
- Нет, не потому, - ответила она, - я знаю, это смешно, Крис, но все-таки невольно во мне поднимается сомнение. Я не могу бороться с этим. Вы всегда говорили, что я необыкновенно здоровыми корнями соединена с землей и с реальностью и все прочее, но… может быть, это предрассудок, я не знаю… Но в меня вселяют страх все эти "послания", и я начинаю думать, что рука моего отца, не знаю, как, но, может быть, действительно схватила Бена за поводья… Быть может, между гибелью Бена и словами моего отца, что он дважды покушался на вашу жизнь, есть действительно какая-то связь. Ведь на самом деле два раза вашей жизни грозила опасность именно от лошадей, а мой отец был хорошим наездником и знатоком лошадей… Во мне поднимаются сомнения. А что, если в этом есть что-нибудь? Наука, быть может, слишком догматична, отрицая этот невидимый мир. Силы этого невидимого мира, силы духа, может быть, слишком тонки, слишком неуловимы, чтобы наука могла их изучить и формулировать. Разве вы не допускаете, Крис, что есть некоторая справедливость в таких предположениях? У меня, может быть, очень ничтожное сомнение, очень небольшое, но я слишком люблю вас, чтобы допустить даже и этот ничтожный риск. А кроме того, я - женщина и, значит, немного склонна к предрассудкам. Да, да, я знаю. Назовите все это нереальным. Но я слышала как-то ваши парадоксы о "реальности нереального", о реальности иллюзий для больного мозга. То же и у меня, если хотите. Это иллюзия и "нереальное", но для меня, для моего сознания это очень реально, так же реально, как реальны кошмар и страдания человека, переживающего этот кошмар и еще не проснувшегося.
- Самый логичный аргумент в пользу нелогичного, какой я когда-либо слышал, - улыбнулся Крис.
- Я вижу, вы не хотите отнестись к моим словам серьезно, - сказала Льют.
- Ну как я могу отнестись серьезно ко всему этому теософскому пустословию и пророчествам дощечки! - возразил он, улыбаясь.
- Но как вы объясните почерк моего отца, который был узнан дядей Робертом? Как вы все это объясните?
- Я не могу объяснить все то непонятное и таинственное, что происходит в нашем уме, - сказал Крис. - Но я уверен, что эти явления получат точное научное объяснение в ближайшем будущем.
- Все это так. Но меня и сейчас мучит желание выведать еще что-нибудь у этой глупой дощечки, - призналась Льют. - Пойдемте попробуем. Я знаю, дощечка там, на столе. Попробуем, пока никого нет.
Крис взял ее за руку.
- Ну, если хотите, пойдем. Это будет утреннее развлечение.
Рука об руку они побежали по дорожке к той площадке, которая была обращена в столовую.
- Весь наш лагерь опустел, - сказала Льют, когда они подошли к столу. - Миссис Грантли и тетя Миддред внизу, в роще. Мистер Бартон ушел с дядей Робертом. Нам никто не помешает.
Она положила руку на дощечку.
- Ну, теперь начинаем!
Несколько минут ничего не происходило. Крис хотел заговорить, но она сделала знак, чтобы он молчал. Вдруг ее рука вздрогнула и задвигалась. Карандаш начал быстро писать. Они читали послание слово за словом, по мере того как слова появлялись на бумаге:
"Есть мудрость более великая, чем мудрость разума. Любовь пользуется иными путями, чем сухие и пыльные пути разума. Любовь рождается в сердце; она вне всякого разума, выше разума, выше логики, выше философии. Верь твоему сердцу, дочь моя. И если твое сердце приказывает тебе верить твоему возлюбленному, то смейся над разумом и его холодной мудростью; повинуйся своему сердцу и верь своему избраннику. Марта".
- Но ведь все это послание продиктовано вами, вашим собственным сердцем, - проговорил Крис. - Разве вы не видите этого, Льют? Это ваши собственные мысли, и ваше подсознательное "я" выразило их на бумаге.
- Но есть здесь одна вещь, которую нельзя объяснить, - возразила она, - а именно почерк. Посмотрите на него. Он не похож на мой. Это мелкий, старомодный почерк - женский почерк прошлого поколения.
- Не хотите же вы сказать, что действительно верите, будто это послание вашей покойной матери? - прервал он ее.
- Я не знаю, Крис, - задумчиво ответила она, - я решительно ничего не знаю.
- Полная нелепость! - воскликнул он. - Все это сплетение глупых фантазий. Когда умирают, то значит, все кончено. Кто умер, тот обратился в прах, стал пищей червей, как говорит ваш Мартин. Мертвые! Я смеюсь над мертвыми! Они больше не существуют. Я не могу поверить во власть могил, и мертвый человек для меня только прах и пыль. Ну, что вы, духи, ответите на это? - сказал Крис с шутливым вызовом, кладя руку на дощечку.
И в ту же минуту рука его начала писать. Льют и Крис с удивлением следили за движениями дощечки. Послание было коротко:
"БЕРЕГИСЬ! БЕРЕГИСЬ! БЕРЕГИСЬ!"
Крис на мгновение задумался, но потом расхохотался:
- Да это чудесная игра! Мы разговариваем со смертью через могилы. Ну что ж, у нас хорошая компания.
Но Льют остановила его браваду. Ее лицо было испуганно, рука ее дрожала, когда она положила ее на его руку.
- О, Крис, оставим это! Я очень жалею, что мы начали. Оставим мертвых покоиться в их могилах. Напрасно мы вздумали шутить этим. Признаюсь, я очень испугана. Так же, как мое тело, дрожит и моя душа. Это речь из могилы, это мертвец, желающий защитить меня от вас! Все объясняется этим. Причина в тайне, которая мешает вам жениться на мне. Если бы мой отец был жив, он бы, конечно, стал охранять меня от вас. И теперь, мертвый, он старается защитить меня. Его руки, руки привидения, направлены против вас…
- Успокойтесь, - нежно сказал Крис, - послушайте меня. Ведь это все шутка, игра. Мы играем сами с собой, с тайными силами нашего собственного существа, с явлениями, которых наука еще не объяснила. Вот и все. Психология - молодая наука. Подсознательное "я", в сущности, только что открыто. Пока это еще тайна, но скоро она будет разгадана и законы ее будут установлены. Все это просто не объясненные пока явления. Но ведь это же не причина немедленно бросаться в объятия спиритизма и наклеивать на себя его ярлык. Мы еще не знаем причин некоторых явлений, вот и все. Что же касается этой дощечки…
Он вдруг замолчал, потому что в этот момент случайно положил руку на дощечку, и она сейчас же задвигалась по бумаге, и буквы, казалось, были написаны рукой раздраженного человека.
- Нет, довольно, - сказала Льют, когда дощечка остановилась. - Мне кажется, точно какая-то борьба происходит между вами и моим отцом.
Она указала на фразу, появившуюся на бумаге:
"Ты не можешь убежать от меня так же, как не можешь избежать наказания, заслуженного тобой".
- Я точно вижу его, протягивающего руки к вашему горлу. Я знаю, что он, как вы говорите, обратился в прах, и все-таки вижу его живым, двигающимся по земле. Я вижу гнев на его лице - гнев и жажду мщения, и знаю, что все это направлено против вас!
Она схватила и скомкала бумагу, отодвинув в сторону дощечку.
- Ну, не будем больше размышлять об этом, - сказал Крис, - я не знал, что это вас так сильно взволнует. Все это чисто субъективно, поверьте мне, и вызвано нашим собственным волнением. То, что мы сейчас переживаем, особенно благоприятно для всех этих явлений.
- Да, подумаем о нашем положении, - сказала Льют, когда они медленно шли по дорожке среди высоких деревьев. - Я не знаю, что мы теперь будем делать. Оставим все так, как было раньше? Вы ничего не придумали?
- Я предлагал сказать вашему дяде и вашей тетке.
- То, что вы не могли сказать мне? - быстро спросила она.
- Нет, - ответил он медленно, - только то, что я сказал вам. Я не имею права сказать им больше, чем сказал вам.
- Нет, не говорите им, - решительно сказала она, - они не поймут вас. Я тоже не понимаю, но я верю вам. А они по самой природе вещей неспособны на такую беззаветную веру. Вы сказали мне, что есть некая тайна, мешающая вам жениться на мне, и я вам верю. Но у них не может быть такой веры. У них возникнут сомнения и подозрения относительно вашей тайны. И, кроме того, это только усилит их тревогу.
- Я должен уйти, я знаю, что должен уйти, - прошептал он, с трудом переводя дыхание, - и я смогу это сделать, я поборол свою слабость. Если один раз я не справился с собой и вернулся к вам, то это еще не значит, что я окажусь слабым вторично.
- Мне страшно слушать, когда вы говорите об уходе, - сказала Льют, - я не могу примириться с мыслью, что не увижу вас больше. Не упрекайте себя в слабости - это меня нужно упрекать, а не вас. Я помешала вам исполнить ваше решение. Я знаю это. Я хочу, чтобы вы были около меня. Не нужно ничего предпринимать, Крис, пусть все идет так, как шло раньше. Пусть все совершится само собой.
- Но было бы проще и легче, если бы я ушел, - прибавил он.
- Я буду счастливее, если вы останетесь. Я не хочу, чтобы вы уходили… Не будем больше говорить об этом, не будем об этом упоминать никогда, до тех пор… до тех пор… до того чудесного счастливого времени, когда вы сможете прийти ко мне и сказать: "Льют, у меня все хорошо теперь. Тайна больше не связывает меня. Я свободен!" А до того времени похороним все это вместе со всяким спиритизмом, со всеми предсказаниями и будем жить тем малым, что осталось у нас. А теперь, чтобы доказать вам, что я готова жить мелкими интересами, которые нас связывают ежедневно, я отправлюсь с вами сегодня смотреть лошадь, хотя больше и не хочу ездить верхом… По крайней мере несколько дней, - ну, скажем, неделю. Как зовут эту лошадь?
- Команч, - ответил он, - я знаю, она вам понравится.
* * *
Крис лежал на спине, положив голову на большой гладкий камень, а глаза его внимательно смотрели через ущелье на противоположный спуск, покрытый деревьями. Оттуда до него доносились звуки раздвигающегося кустарника, звон стальных подков о валуны и изредка мягкий шум сорвавшегося камня. Слышно было, как камень долго катился по холму и затем падал в поток, с шумом пробиравшийся среди дикого хаоса скал. Среди зелени мелькал иногда золотисто-коричневого цвета костюм для верховой езды, в котором была Льют.
Она выехала из леса на открытое место, где ни деревьям, ни траве не было приюта; подъехала к самому краю обрыва и смерила глазами спуск. Ниже футов на сорок крутой спуск заканчивался небольшой террасой, усыпанной мелким гравием и землей, скатившейся с крутого склона.
- Вот это хорошая проба для Команча! - крикнула она Крису. - Я хочу спуститься к ручью.
Животное осторожно стало ощупывать опасную почву, приседая на задние ноги, а передними спокойно и не спеша пробуя каждый камень, прежде чем опереться на него. Когда Команч почувствовал под своими ногами ровную и плотную почву террасы, он пошел по ней свободным и быстрым шагом, точно расправляя свои мускулы после только что пережитого напряжения.
- Браво! - крикнул Крис с края ущелья и зааплодировал.
- Самая умная и самая осторожная лошадь, какую я когда-либо видела, - ответила Льют. Она повернула лошадь и стала взбираться наверх к деревьям, под которыми расположился Крис.
Он следил за движениями лошади по доносившимся до него звукам и мельканию костюма Льют среди деревьев.
Пробираясь по склону, она остановилась около ручья. Из потока выступал край камня, а немного выше находилась маленькая площадка, усыпанная гравием. Доступ к ней преграждал огромный камень. Попасть на площадку можно было, только перепрыгнув через него. Льют тщательно изучала положение камня, и по движению ее руки Крис издали догадался о ее намерении.
- Осторожнее! - крикнул он ей.
- Я верю Команчу, - ответила она.
- Но вряд ли он сможет сделать этот рискованный прыжок, - предупреждал Крис, - он может поскользнуться и упасть в ручей. Только одна лошадь из тысячи здесь перепрыгнет.
- И Команч как раз такая лошадь, следите за ним!
Льют осторожно проехала по узкому проходу между скал к большому камню. Команч одно мгновение колебался, но Льют слегка прикоснулась к его шее поводьями, поворачивая его несколько влево, пришпорила, и он, сделав полуоборот на задних ногах, легко перепрыгнул через камень на маленькую площадку, усыпанную гравием. Оттуда ему уже нетрудно было сделать прыжок через ручей, и через несколько минут Льют стояла перед Крисом.
- Ну, как? - спросила она.
- Я от волнения не мог дышать, - сказал Крис.
- Вы должны купить его непременно! - воскликнула Льют. - На этой лошади можно проделывать все что угодно. Я никогда в жизни не питала такого доверия ни к одной лошади.
- Его хозяин говорит, что не было случая, чтобы Команч когда-нибудь поскользнулся или оступился, - прибавил Крис.
- Непременно надо купить его, - снова воскликнула Льют, - и надо сделать это скорее, пока хозяин не переменил своего намерения! Если вы его не купите, то куплю я. У него необыкновенные ноги, и, кроме того, он гибок, как кошка, и чрезвычайно послушен. Им можно управлять просто шелковой ниткой. О, я знаю, вы скажете, я увлекаюсь. Ну, так я повторяю: если вы не купите, его куплю я.
Крис улыбался, когда они меняли седла, и она сравнивала обеих лошадей.
Они шагом выехали на дорогу, и вдруг Льют остановила лошадь.
- Нет, мы не поедем прямо в лагерь, - сказала она.
- Вы забываете про обед, - напомнил Крис.
- Но я помню о Команче, - возразила она, - мы поедем прямо на ранчо к его хозяину и кончим дело о покупке. Обед подождет.
- Кухарка не может ждать, - засмеялся Крис. - Она уже грозила оставить место, потому что вы всегда опаздываете и меняете часы обеда.
- Даже если и так, - ответила Льют, - тетя Милдред найдет кухарку. Но мы ни в коем случае не должны упустить Команча.
Они свернули с дороги и начали подниматься по ущелью Нэн. Дорога круто шла к перевалу, а оттуда спускалась в долину Напа. Подъем был труден, и лошади шли медленно. Иногда дорога вилась по краю ущелья, футов на сто над руслом потока, а иногда спускалась к самой воде, и всадникам приходилось много раз переправляться через ручей. Они ехали то под тенью развесистых кленов, то карабкались по безлесым горным хребтам, покрытым сухой, растрескавшейся от солнца землей.
Взобравшись на один из таких хребтов, они выехали на ровную дорогу, тянувшуюся почти четверть мили без крутых подъемов. С одной стороны ее высился горный массив, а с другой - берег ущелья отвесно падал вниз к потоку, едва заметному в зеленой бездне. В тихом безветренном воздухе явственно слышался ропот ручья и жужжание диких горных пчел.
Лошади шли крупным, спокойным шагом. Крис ехал по краю обрыва и смотрел вниз, в дивную, почти бездонную зеленую глубину. Все усиливаясь и заглушая жужжание пчел, доносился до них шум падающей воды. Он становился все явственней и явственней.
- Посмотрите, Льют! - воскликнул Крис.
Льют наклонилась и заглянула в бездну. Под ними внизу пенилась вода и падала со скалы точно белая живая лента, вечно движущаяся и вечно остающаяся на месте, непрерывно меняющая свой состав, но никогда не меняющая формы, - воздушный водяной путь, такой же призрачный, как туман, и такой же вечный, как стоящие вокруг горы, как деревья, растущие на скалах, глубоко внизу, в зеленой чаще которых исчезал водопад, низвергаясь в реку.
Как видение, мелькнула эта картина и осталась позади.