- Тогда налей ему кларета, - произнесла гостеприимная хозяйка. - Хотя, учитывая довольно поздний час, кларет - слишком слабый напиток.
Мег вышла по делам. Тетя вздохнула, снова вздохнула, для чего не было никаких вводимых причин, кроме виски.
- Как хорошо, что вы зашли навестить меня, - простонала она. - Кто знает, может быть, когда вы снова решите заглянуть сюда, мы уже не увидимся… Нет… Я давно готова. Но чаша… Я не испила свою чашу до дна… - При этом она невзначай тряхнула рюмкой, и я подумал о том, как подшучивает порой жизнь над ЛЮДЬМИ.
- И я должна сказать, что покину этот мир с благодарностью, - добавила она после нескольких вздохов.
Трогательно было выслушивать это. Жестокая правда заключалась в том, что старая леди цеплялась за жизнь, как вошь за задницу свиньи. Всякий раз, когда ей было плохо, она себе настойчиво внушала: "Ничего, мне чуточку лучше, чуточку лучше, завтра будет совсем хорошо".
- Я должна была бы покинуть этот мир раньше, - продолжала она, - но я не могу оставить ее одну… пей, мой мальчик, пей…
Я все-таки предпочел виски той гадости, что мне дали.
- Ага, - заключила тетя. - Я не могу уйти с миром, пока она не устроена.
Она потянула носом и вернулась к своей рюмке. Джордж ухмыльнулся, потом посерьезнел и, сделав хороший глоток виски, крякнул. Этот звук встряхнул старую леди.
- Пей на здоровье, - сказала она.
Снова потянув носом, она вернулась к своей рюмке. Он вздрогнул. Снова наполнил стакан и снова выпил.
- Ты, наверное, никогда не целовался с девушками… по-настоящему, - и она вылила остатки виски себе в глотку.
Пришла Мег.
- Пошли, бабуля, - сказала она. - Пора спать.
- Посиди с нами и выпей. Не каждый же вечер к нам приходят гости.
- Нет уж, позволь мне отвести тебя в кровать. По-моему, с тебя достаточно.
- А я говорю, посиди. Выпьем портвейна. Хватит пререкаться.
Мег принесла еще рюмку и бутылку. Я подвинулся, чтобы дать ей место на диване между мной и Джорджем. Мы все попробовали портвейн. Мег, добрая и наивная девушка, терпеливо, с благопристойным видом ждала, когда мы насытимся портвейном. Ее щечки завлекающе румянились, когда она смеялась, и на них появлялись восхитительные ямочки. Не менее восхищала безукоризненная, стройная шея. Она вдруг повернулась к Джорджу, когда тот спросил ее о чем-то, и их лица оказались слишком близко друг к другу. Он поцеловал ее, а когда она отшатнулась назад, вскочил и с жаром поцеловал в шею.
- Ля-ля-ди-да-ля-ди-да-ди-да, - запела старуха с удовольствием и сжала свою рюмку.
- Давайте чокнемся! - крикнула она. - Все вместе чокнемся!
Мы все четверо чокнулись и выпили. Джордж налил вина в тумблер и выпил до дна. Он был возбужден, и вся его энергия, обычно сдерживаемая, вдруг выплеснулась наружу.
- Выпьем, тетушка! - завопил он, поднимая бокал. - Выпьем за то, чего вам хочется, вы сами знаете, за что!
- Я знаю, что была такой же храброй и пылкой, как все, - крикнула она. - Посмотрим, как у тебя это получится. По-моему, все будет в порядке. Договорились? Давайте еще чокнемся.
- Договорились, - сказал он, прежде чем прикоснулся губами к своему бокалу.
- О чем договорились? - спросила Мег.
Старая леди громко засмеялась и подмигнула Джорджу, который встал и губами, мокрыми от вина, звучно поцеловал Мег, сказав:
- Речь шла об этом.
Мег утерлась большим фартуком и почувствовала себя страшно неловко.
- Ну так пойдем, бабуля? - попросила она.
- Как мне быть, Джордж?
- Не уходи, тетушка.
- Ух-ху-ху, - проворчала старая леди. - Ладно, не будем делать ошибок! Бери свечу, Мег, я готова.
Мег принесла большой подсвечник. Билл принес деньги в жестяной коробке и передал их в руки старой леди.
- Иди тоже спать, парень, - сказала она уродливому, сморщенному слуге. Он сел в углу и начал стаскивать с себя сапоги.
- Подойди и поцелуй меня на прощанье и скажи "спокойной ночи", Джордж, - сказала старуха, а когда он так поступил, она что-то прошептала ему на ухо, от чего он громко рассмеялся.
Она плеснула виски в свой стакан и предложила слуге выпить. Потом, с трудом подняв себя, оперлась на Мег и пошла наверх.
Когда-то она была крупной женщиной, это можно было заметить и сейчас, но на нее становилось жалко смотреть, когда рядом находились такое восхитительное создание, как Мег. Мы слышали их медленные шаги по ступенькам. Джордж сидел, покручивая ус и усмехаясь половиной рта. Его глаза блестели немного по-детски, как будто он пережил новые для него ощущения. Потом он плеснул себе еще виски.
- Послушай, хватит! - предупредил его я.
- Чего ради? - ответил он тоном испорченного ребенка и рассмеялся.
Билл, который некоторое время сидел, разглядывая дырку в носке, осушил свой стакан и, грустно сказав: "Спокойной ночи!", заскрипел наверх по лестнице.
Наконец спустилась Мег. Я встал и заявил, что нам пора уходить.
- Я закрою за вами двери, - сказала она, чувствуя себя как-то неловко.
Джордж встал. Он ухватился за край стола, чтобы сохранить равновесие. Посмотрев на Мег, он сказал:
- Пойди сюда, - и кивнул ей головой. - Подойди сюда, я желаю кое о чем спросить.
Она посмотрела на него с недоумением, но по-прежнему сохраняя улыбку. Он обнял ее одной рукой и, глядя ей в глаза и приблизив к ней свое лицо, сказал:
- Позволь поцеловать тебя.
Не сопротивляясь, она подставила ему свои губы, уставив на него свои карие глаза. Он поцеловал ее и прижал к своему телу.
- Я хочу жениться на тебе, - сказал он.
- Давай! - ответила она мягко, то ли с радостью, то ли с сомнением.
- Я намерен это сделать, - повторил он, прижимая ее все крепче к себе.
Я стоял в открытых дверях и смотрел в ночь. Мне казалось, что это длилось очень долго. Потом я услышал голос старухи сверху:
- Мег! Мег! Отправь его домой. Давай скорей!
Тишина. Тихое бормотанье. Потом голоса раздались рядом со мной.
- Спокойной ночи, мой мальчик, счастья и удачи тебе! - прокричал голос старухи. Джордж быстро поцеловал Мег на прощанье в дверях.
- Спокойной ночи, - тихо сказала она, глядя нам вслед.
Потом мы услышали грохот тяжелых засовов.
- Знаешь, - начал он и прочистил горло. Его голос был хриплым и приглушенным от возбуждения. Он попытался снова произнести: - Знаешь… она… такая замечательная.
Я не ответил, но он на это не обратил внимания.
- Проклятье! - взорвался он. - Почему я ее отпустил!
Мы шли молча… его возбуждение как-то стало ослабевать.
- А как выгибается ее тело… какое оно красивое. Когда ты смотришь на нее… То чувствуешь… Одним словом, ты понимаешь…
Допустим, я понимал, но не обязательно же было говорить об этом вслух.
- Понимаешь… я вижу сны… мне снятся женщины… понимаешь… это всегда Мег, она смотрит так нежно, так изгибается всем телом…
Он начал волочить ноги. Когда мы подошли к железнодорожному переезду, он споткнулся и чуть не рухнул, но удержался, потому что я вовремя подхватил его.
- Господи! Сирил, неужели я пьян? - спросил он.
- Не слишком, - ответил я.
- Нет, - пробормотал он. - Не может быть.
Однако ноги снова стали волочиться, его стало качать из стороны в сторону. Я крепко держал Джорджа за локоть. Он сердито что-то бормотал. Потом медленно произнес:
- Я чувствую себя так, что готов упасть и уснуть прямо здесь.
Мы все время спотыкались бредя вдоль железной дороги. Он становился все тяжелее. Когда мы подошли к ручью, то перешли его вброд. Уже во дворе я предупредил его, чтобы он держался прямо. Он постарался ступать более уверенно, и мы вошли на ферму. Тут он всем весом повалился, начал развязывать краги. И вдруг уснул, я побоялся, что он нырнет сейчас вперед головой, и снял с него краги, потом мокрые ботинки и шарф. Я растолкал его, хорошенько встряхнув, чтобы снять пальто. Я услышал скрип ступенек и сразу подумал, что это его мать. Но в дверях возникла Эмили в длинной белой ночной рубашке. Она посмотрела на нас темными глазами, полными ужаса, и прошептала:
- Что случилось?
Я тряхнул головой и посмотрел на ее брата. Голова снова упала ему на грудь.
- Он ранен? - спросила она, ее голос прозвучал громко.
Он поднял голову и посмотрел на нее тяжелым и сердитым взглядом.
- Джордж! - сказала она со страхом. Он злобно продолжал смотреть на нее. - Он пьян? - прошептала она, отшатнувшись, и обрушилась на меня. - Ты его напоил?
Я кивнул. Я тоже начинал сердиться.
- О, если мама проснется! Я должна немедленно уложить его в кровать! О, как ты мог!
Этот свистящий шепот рассердил и его, и меня. Я схватил Джорджа за ворот. Он захрипел что-то невразумительное. У Эмили даже перехватило дыхание. Он сердито посмотрел на нее, и я испугался, что он начнет сейчас буянить.
- Иди наверх! - шепнул я ей. Она покачала головой. Я видел, как он тяжело переводил дыхание, как на его шее набухали вены. Я был рассержен ее непослушанием.
- Ступай же, наконец, - велел я грозно, и она ушла, все еще колеблясь и оглядываясь назад.
Я убрал его шарф и пальто, позволив ему немного задремать, пока я снимал свои ботинки. Потом поставил его на ноги и, подталкивая сзади, стал медленно втаскивать его по лестнице наверх. Я зажег свечу в его комнате. Из других комнат не доносилось ни звука. Я раздел его и уложил в постель. Укрыл сверху ковриком из телячьей шкуры, поскольку ночи стояли холодные. Почти сразу же он тяжело задышал. Я перевернул его на бок и подложил ему подушку под голову. Он выглядел как усталый ребенок, этот мой спящий друг. Я немного постоял, потом огляделся по сторонам. Почти до самого потолка, который, кстати, был довольно низок, громоздился резной шкаф красного дерева. У кровати стоял стул. У окна - маленький желтый шкафчик с выдвижными ящиками. Вот и вся мебель, если не считать коврика из телячьей шкуры на полу. В одном из выдвинутых ящиков я заметил книгу. Это был Омар Хайям, сборник стихов дала ему Летти, когда проводила в школе для детей свои Дни Хайяма, маленькая книжка стоимостью в шиллинг, с цветными иллюстрациями.
Я задул свечу и посмотрел на него снова. Когда я спускался по лестнице, из своей комнаты высунулась Эмили и прошептала:
- Он лег?
Я кивнул и прошептал ей: "Спокойной ночи". Потом я с тяжелым сердцем отправился домой.
После этого вечера на ферме Летти и Лесли еще больше сблизились.
Они плыли по течению, по этой странной реке ухаживаний, то сближаясь, то расходясь в стороны. Он все время чувствовал себя неудовлетворенным после каждой попытки сблизиться с ней. Постепенно она уступала и подчинялась ему. Она сооружала вокруг себя и Лесли занавес, своеобразную ширму, отгораживавшую их от повседневной действительности. Они играли в эту игру, как дети. Она не обращала внимания ни на что, как араб, сидящий в своем шатре и не желающий обозревать взглядом окружающую его пустыню. Так и она жила в своем маленьком шатре повседневных удовольствий и забав.
Случайно, только изредка она выглядывала из своего шатра и пыталась постичь окружавший мир. Тогда она садилась за книги и ничто не могло оторвать ее от них. Или же сидела в своей комнате целыми часами, уставясь в окно. Он же сердился, как испорченный ребенок, которому отказывают в его просьбе.
Глава II
ИРОНИЯ НАВЯЗАННЫХ СИТУАЦИЙ
Это произошло на следующий день после похорон. Я рассматривал репродукции Обри Бердслея "Атланта", а именно заключительную часть к "Саломее". Сидел и смотрел, а моя душа рвалась наружу при виде каждой новой его вещи. Я был возбужден, потрясен. Рассматривал репродукции долго, мой разум, мой дух, никак не могли успокоиться. Мое воображение было повергнуто в смятение, и ничего с этим я не мог поделать.
Летти не было дома, хотя наступило обеденное время, поэтому я взял книгу и отправился на мельницу.
Обед уже закончился; в комнате я обнаружил остатки приготовленного ревеня. Я подошел прямо к Эмили, сидевшей, откинувшись в кресле, и положил "Саломею" перед ней.
- Посмотри, - сказал я. - Посмотри сюда!
Она посмотрела. Сначала просто взглянула, потом стала разглядывать уже более пристально. Я с нетерпением ждал, что она скажет. Наконец она медленно повернулась, вопросительно наморщив свой лоб.
- Ну и как? - сказал я.
- Страшно! - ответила она тихо.
- Нет!.. Почему?
- Это производит впечатление… Послушай, а почему ты принес это?
- Хотел тебе показать.
Мне уже стало легче, я заметил что на нее это тоже произвело сильное впечатление.
Подошел Джордж, заглянул через мое плечо. Я ощущал тепло его тела.
- Господи! - воскликнул он, тоже потрясенный.
Ребятишки подбежали посмотреть, но Эмили захлопнула книгу.
- Я опоздаю… Поторапливайся, Дейв! - И она пошла мыть руки перед тем, как идти в школу.
- Дай это мне, а? - попросил Джордж, потянувшись к книге. Я отдал ее ему, и он стал рассматривать репродукции. Когда Молли подкралась ближе, чтобы полюбопытствовать, он сердито крикнул, чтобы она убиралась. Она надула губы и надела шляпку. Эмили тоже была уже готова отправляться в школу.
- Я пошла… до свидания, - сказала она, нерешительно, выжидая. Я потянулся за своей кепкой. Джордж посмотрел на меня с новым выражением в глазах и сказал:
- Ты уходишь?.. Подожди меня… пойдем вместе.
Я подождал.
- О, очень хорошо… до свидания, - сказала Эмили с горечью и ушла. Когда он достаточно насмотрелся, то поднялся из-за стола, и мы ушли. Он нес книгу, заложив пальцем страницу. Мы направлялись в сторону пашни, шагали молча, не говоря ни слова. Потом он присел на берегу, прислонившись спиной к падубу, и сказал задумчиво:
- Теперь уже нет нужды торопиться… - При этом он продолжал разглядывать иллюстрации. - Ты знаешь, - наконец сказал он, - она мне нужна.
Я был удивлен его неожиданной откровенностью и на всякий случай спросил:
- Кто?
- Летти. Мы получили уведомление, знаешь?
Я вскочил на ноги, изумленный.
- Уведомление об отъезде.
- Расторжение договора? Из-за чего?
- Полагаю, из-за кроликов. Я скучаю по ней, Сирил.
- Господи, покинуть ферму Стрели-Милл, расстаться с мельницей, - гнул я свое. - Это ужасно!
- Да… но я даже рад этому. Как ты думаешь, могло бы у нас с ней получиться что-нибудь серьезное, Сирил?
- Какая неприятность, однако! Куда же вы теперь денетесь? А ты не врешь, не шутишь?!
- Нет. Да не обращай внимания на это проклятое уведомление. Я скучаю по ней очень сильно… И чем больше я смотрю на эти линии, на эти обнаженные тела, тем больше скучаю по ней. Какое же это острое чувство, совсем как изогнутые линии. Я не знаю, что говорю… но, как ты думаешь, могло бы у нас с ней получиться что-нибудь серьезное? Она видела эти репродукции?
- Нет.
- Если бы увидела, то, наверное, тоже бы заскучала обо мне… Я хочу сказать, что они произвели бы на нее сильное впечатление.
- Я покажу ей и потом скажу тебе.
- Я все время раздумывал об этом с того самого момента, как отец получил уведомление. Словно земля уходит у нас из-под ног. Никогда еще не чувствовал себя таким потерянным. Снова начал думать о ней… но не очень понимал себя, пока ты не показал мне эти картинки. Я должен увидеть ее, если смогу… должен что-то делать. До чего неприятно, когда чувствуешь, как дорога резко уходит в сторону и весь мир исчезает, и ты не знаешь, куда идти. Мне нужно кое в чем убедиться, иначе я буду чувствовать себя совсем поверженным. Я спрошу у нее кое о чем.
Я смотрел на него, лежащего под падубом, с лицом мечтательным и по-мальчишески открытым, и дивился его необычному состоянию.
- Ты спросишь у Летти? - сказал я. - Когда… как?
- Мне нужно спросить у нее как можно быстрее, потому что я уже начинаю сходить с ума. - Он печально посмотрел на меня, его веки тяжело опустились, как будто он был пьян или очень устал. - Она дома? - спросил он.
- Нет, она в Ноттингеме. Но вернется домой до темноты.
- Тогда я увижу ее. Чувствуешь запах фиалок?
Я ответил, что нет. А он был уверен, что чувствует, и не мог успокоиться, пока не нашел подтверждение своим обостренным чувствам. Джордж встал, очень лениво, и пошел вдоль берега, присматриваясь к цветам.
- Я знаю, я чувствую. Надо же, белые! - Он сел и сорвал три цветочка, поднес к носу, понюхал.
Потом положил в рот, и я увидел, как жуют лепестки его крепкие белые зубы. Он жевал молча. Потом выплюнул и стал собирать другие фиалки.
- Они мне тоже напоминают о ней, - сказал он и, сорвав стебелек жимолости, обвязал им букетик, подал мне.
- Белые фиалки? - улыбнулся я.
- Передай ей и попроси прийти перед наступлением темноты в лес.
- А если она не придет?
- Придет.
- А если ее не будет дома?
- Зайди и скажи мне об этом.
Он снова лег, уткнувшись головой в зеленые листья фиалок.
- Я должен найти работу, в любом графстве. Мне все равно. - Некоторое время он лежал, глядя на меня. Потом сказал: - Я не ожидаю, что получу больше двадцати фунтов после того, как мы распродадим имущество… но у нее довольно много денег, чтобы начать - если она выйдет за меня замуж - жизнь в Канаде. Я могу хорошо работать… она будет иметь… все, что хочет… уверен, все, что хочет.
Он так спокойно рассуждал, как будто это все было реально.
- Во что она будет одета, когда придет на встречу со мной? - спросил он.
- Не знаю. Наверное, придет в том, в чем была в Ноттингеме, полагаю… золотисто-коричневый костюм и приталенное пальто. А что?
- Я думал, как она выглядит.
- Опять в мечтах.
- А в чем, по-твоему, я лучше смотрюсь? - спросил он.
- Ты? Да иди так, как есть… нет, надень еще сверху пальто… и все.
Я улыбался, хотя был очень серьезен.
- Может, надеть новый шарф?
- Нет, лучше оставь шею открытой.
Он дотронулся рукой до горла и спросил наивно:
- Да? - И это удивило его.
Потом он лежал, сонно разглядывая дерево. Я оставил его и отправился по полям высматривать цветы и птичьи гнезда.
Когда я вернулся, было уже почти четыре часа дня. Он встал, отряхнулся. Вытащил часы.
- Господи, - воскликнул он. - Я пролежал весь день и все время думал. Не знал, даже, что способен на это. Где ты был? Все это удручает, понимаешь. Ты забыл фиалки. Возьми их и скажи ей: я приду, когда стемнеет. Мне кажется, что до этого я не смогу приняться ни за какую работу.
- Почему?
- О, не знаю… только у меня такое состояние, не хочу ни разговаривать, ни обращаться к кому-то… как это бывает у птиц, они даже не знают, какая трель выйдет у них в следующую минуту.
Когда я уходил, он сказал: