На следующее утро Сиена проснулась, как и всегда, рано. Яркое солнышко светило на ее постель и стену, украшенную постером Мела Гибсона. Ей уже было десять, и детское увлечение австралийским актером постепенно переросло в юношескую влюбленность. На двери спальни - единственном месте, не отведенном под плакаты с Гибсоном, - красовался портрет Дьюка из "Рассказов прерий", одного из его первых вестернов. В фильме у него был длинный хвост, который Сиена считала ужасно элегантным и романтичным. Дьюк был изображен в ковбойской шляпе, гарцующий на коне. У жеребца были мощные мускулистые ноги, из-под копыт летела пыль. Сиена обожала этот плакат. Дьюк выглядел диким и необузданным, как и его конь.
Сиена села в постели и потерла заспанные глаза. Послав воздушный поцелуй Мелу, она быстро влезла во вчерашние джинсы и футболку, которые нашла валяющимися на ковре. Учебный год кончился, и впереди было целых три месяца каникул. Сиена предвкушала счастливое лето, как все дни напролет проведет в играх с Хантером.
Правда, ее друг привык спать допоздна, благо в том крыле дома, где он обитал, по утрам царил приятный полумрак. Мальчик рос очень быстро и больше всего любил поваляться в постели до обеда. Сиена же каждый день не могла дождаться, когда он встанет. Им предстояли езда на мотоцикле, бассейн и месяцы прекрасной свободы от занятий.
Сиена прошла к столу и разложила на нем цветные карандаши. Она все еще не закончила открытку с надписью "Скорее поправляйся", адресованную тете Лори. Бедняжка сильно подвернула ногу на утренней пробежке и была вынуждена целыми днями валяться в постели.
Конечно, Сиена не часто видела тетку, но с годами начала все больше жалеть ее, особенно в те моменты, когда Дьюк насмехался над лишним весом дочери. Два дня назад дедушка даже высказался, что только такая толстуха, как Лори, могла подвернуть ногу на ровном месте. Должно быть, земля сотряслась от ее падения, добавил он.
Сиена не одобряла поведение деда, особенно сейчас, когда несчастная тетя Лори так страдала, а ее лодыжка распухла, словно дыня. Девочка надеялась, что открытка поддержит тетку. Хантер показал Сиене, как можно красиво забрызгать рисунок красками, чтобы он казался более ярким и веселым.
Закончив картинку, Сиена выскочила из спальни и понеслась по коридору к лестнице. Съехав вниз по перилам, она спрыгнула на пол.
- Что это вы делаете, юная леди?
Клэр, как всегда элегантная, в желтом брючном костюме и белой блузке с маленьким воротничком, смотрела на нее, поджав губы. Под мышкой у нее была зажата книжка, на носу черные очки - похоже, Клэр собиралась поехать в город.
- Прости, мамуль, - весело сказала Сиена и улыбнулась во весь рот. Ей совершенно не было стыдно, что она в очередной раз съехала по перилам, за полировкой которых так тщательно следила бабушка Минни.
- Да уж, "прости", - хмыкнула Клэр. - Сколько раз тебе говорить, что спускаться по перилам очень опасно? - начала она. - Ты можешь упасть вниз и сломать себе шею. - Было видно, что привычную лекцию Клэр произносит уже автоматически. Взгляд ее был рассеян.
- Господи! - взмолилась Сиена, закатив глаза. - Я же извинилась.
Клэр опаздывала в салон и не хотела заставлять мастера ждать, а потому не стала продолжать пикировку.
- Ладно, так и быть, - сказала она, как могла, строго. - В другой раз постарайся использовать ступени, как любой нормальный человек. - Клэр достала из кармана ключи от машины. - Я уезжаю к парикмахеру. Лейла и Сюзанна ушли на пляж, так что осталась одна Кончита. Попроси ее приготовить тебе что-нибудь на завтрак, хорошо?
- А где Каролин? - усмехнулась девочка, желая спровоцировать мать на дальнейшие препирательства. Ее всегда забавляло, как мать реагировала на имя Каролин. - Может, попросить ее сделать мне завтрак?
- Прекрати, Сиена, - скривилась Клэр. - В любом случае машины Каролин в гараже нет, похоже, она уехала с утра пораньше. Иди поешь. И не забудь сначала почистить зубы! - Она торопливо чмокнула дочку в макушку и вышла из дома. - И причешись! - крикнула она уже на ходу.
Сиена побрела на кухню. Она задумчиво направлялась к холодильнику, когда нечто жуткое заставило ее повернуться к кухонному столу. Цветная картинка с надписью "Скорее поправляйся" вылетела из ладони. Сиена в ужасе застыла на месте.
Дьюк лежал на столе в своем бордовом халате. Одна рука была откинута в сторону, пакет молока, который, видимо, был в ней зажат, валялся на полу, белая жижа растеклась по кафелю. Халат Дьюка, а также стол были забрызганы молоком. Вторая рука была прижата к груди, пальцы судорожно сжимали вельветовую ткань. Видимо, почувствовав боль в сердце, он выронил молоко и завалился на стол.
Сиена молча смотрела на лицо деда, искаженное болью. Он был смертельно бледен, рот увело в сторону, нижние зубы странно обнажились. Сиена никогда не видела покойников, но в ту же минуту, как заметила Дьюка, поняла, что он мертв.
- Мам! Мама!!!
Дико визжа, она выскочила из кухни и понеслась ко входной двери. Но похоже, Клэр уже успела уехать, потому что охранник закрывал ворота. Повернувшись всем телом, девочка бросилась в комнату бабушки. Глаза застилали слезы, она спотыкалась и всхлипывала.
- Сиена, деточка, в чем дело?
Минни, услышавшая крики и рев, торопливо шла навстречу. Одного взгляда на лицо Сиены хватило, чтобы понять: это не очередная глупая истерика. Девочку трясло так, что она не могла вымолвить ни слова, сопли текли из носа ручьем, но она даже не замечала этого.
- Что произошло, малышка? - спокойно спросила Минни, присаживаясь перед Сиеной на корточки.
- Он… мертв.
Минни бережно обняла Сиену и прижала заплаканное личико к своей белоснежной блузке.
- Кто, дорогая? Кто мертв? - мягко спросила она.
На один страшный момент ей подумалось, что внучка говорит о Питере. Но прежде чем Минни успела расспросить Сиену, в коридоре возник Шеймус. Он был бледен, как призрак, губы дрожали.
- Вам лучше увидеть это самой, - прошелестел он. - Дьюк мертв.
Сначала Минни не почувствовала ничего, кроме огромного, прямо-таки гигантского облегчения. Значит, Сиена говорила не о Пите, не о ее дорогом сыночке.
Высвободившись из объятий Сиены, Минни прошла за Шеймусом на кухню. Когда она увидала распластавшееся на столе тело, то со страхом прижала к губам ладонь.
- О Боже, о Боже! - Ноги Минни подкосились, и лишь своевременная помощь Шеймуса не дала ей упасть на пол. - Он точно?..
Старый друг Дьюка трагично кивнул и прижал женщину к себе.
- Точно. Пульса нет. Мне очень жаль, Мин.
- Но он был здоров, - тупо глядя на тело, произнесла женщина. - Я же еще вчера с ним говорила. Вечером. Обо всем. Мы говорили три часа, и он был совершенно в порядке.
Она взглянула на Шеймуса, словно ища у него ответа. Происходящее казалось дурным сном. Минни очень хотелось испытывать хоть что-то, кроме шока, вины и сильнейшего облегчения, но ничего не получалось. Ей казалось, что внутри все заледенело. На секунду она спросила себя, смогла бы сейчас рассмеяться, и потрясенно поняла, что смогла бы.
Дьюк приходил к ней накануне, сразу после разговора с Дэвидом Роу, и выложил все, что с ним творится. Он поделился с ней своей тайной, поведал о том, что Каролин изменяет ему с молодым адвокатом. Минни знала, что подобное признание далось Дьюку нелегко, поэтому слушала молча и внимательно, гладя мужа по плечу. Дьюк поделился с ней своими намерениями относительно Каролин, и Минни одобрила его план.
Конечно, он не извинялся ни за что. Ни за годы унижений, ни за невысказанную боль, в которой жила Минни. Дьюк никогда не извинялся.
Но он объявил, что его связь с Каролин окончена. А Минни призналась, что рада. Только и всего. Она ничуть не обманывала ни мужа, ни себя. Пытаться что-то исправить было слишком поздно. Они с Дьюком давно упустили последний поезд.
Но вчера Минни легла спать со счастливой мыслью, что вот-вот в Хэнкок-Парке начнется другая жизнь. Жизнь без Каролин Беркли.
Она так долго, так мучительно долго ждала этого дня.
И вот Дьюк мертв.
Страшное, нелепое стечение обстоятельств.
В этот момент в кухню влетела Сиена. Она бросилась на мертвое тело, словно обезумевшая, и принялась покрывать поцелуями шею и холодное лицо.
- Он не мог умереть! - как-то по-животному взвизгивала девочка. - Не мог! Не мог!
Хантер, появившийся в кухне в сопровождении слуг, торопливо ухватил ее за плечи и развернул к себе. Он был в трусах и майке, волосы замялись на левую сторону.
- Успокойся, милая, - шептал мальчик. - Успокойся. Давай выйдем на воздух и посидим на травке.
- Нет! - Сиена в бешенстве оттолкнула его руки, словно это были две ядовитые змеи. - Ты что, ничего не понимаешь? - Она с обвинением оглядела присутствующих, от Хантера до Шеймуса и Минни, и даже Кончиту и Антуана, которые в замешательстве топтались у двери. - Никто из вас не любит его так, как я! Вы никогда его не любили!
- Пойди поищи Питера и Лори, - шепнул Шеймус Антуану, который тотчас беззвучно покинул кухню.
Минни сделала шаг к столу, потеснив Хантера. Теперь тело Дьюка лежало на столе между ней и Сиеной. Нелепое, нелепое стечение обстоятельств, вертелось в голове женщины. Абсурдность происходящего никак не укладывалась в ее сознании. Так глупо умереть прямо за завтраком!
Минни отвела взгляд от покойника и посмотрела на внучку.
- Ты же знаешь, что это не так, Сиена, милая. Я любила твоего дедушку. Я очень его любила.
И только сказав эти слова вслух, Минни поняла, что это правда.
- Но не так, как я, - взвизгнула Сиена. - Да и никто не любил его так, как я! А ты! - Она ткнула пальцем в Хантера, словно обвинитель в суде. - Ты вообще не любил его. Не любил ведь, да?
- Хватит, Сиена, - строго сказал Шеймус, отеческим жестом обнимая за плечи задрожавшего мальчика. - Конечно, ты расстроена, и это вполне понятно. Но мы любили Дьюка. Пойми, Хантер только что потерял отца.
Хантер осторожно убрал руку Шеймуса и выпрямился. В нем было почти шесть футов, поэтому он почти на голову возвышался над дворецким.
- Она права, - медленно и очень тихо произнес Хантер. - Я не любил Дьюка. Я не любил его, а он не любил меня.
Повисла напряженная тишина. Никто не попытался оспорить его слова.
- Так, значит, ты рад, что он умер? - спросила Сиена. Неожиданно она перестала плакать.
- Нет. - Хантер печально покачал головой. - Я совсем не рад. Потому что я знаю, что ты любила своего деда. А я люблю тебя.
Словно ураган, девочка бросилась в его объятия, едва не сшибив с ног. Слезы брызнули из ее глаз Ниагарским водопадом. Хантер прижимал подругу к себе, гладя по волосам. Было что-то в его объятии такое, отчего Сиене стало легче.
- Не бросай меня, - пискнула девочка и звучно шмыгнула носом. - Я тоже тебя очень люблю.
- Не брошу, малышка. - Хантер чмокнул теплый затылок. - Обещаю тебе.
Глава 13
Несколько недель после смерти Дьюка Сиена была сама не своя. Она постоянно чувствовала отсутствие деда в доме, где каждая вещь была пронизана его энергетикой.
При этом жизнь в Хэнкок-Парке шла своим чередом. Сиене казалось, что со смертью деда кончилось ее детство, сменившись унылой чередой пустых дней. Все события казались неважными, словно утратившими краски и потускневшими. Разговоры, которые велись домашними, не вызывали у Сиены никаких эмоций, а то, как легко Макмаоны приняли уход Дьюка, казалось несправедливым.
Хуже всего, что Сиене не было в доме занятия. Она была бы рада забыться в учебной суете, но каникулы только начались и представлялись бесконечными.
О смерти Дьюка Макмаона говорили все. Каждое уважающее себя издание, каждый журналист пытался предложить свою версию того, что на самом деле произошло в Хэнкок-Парке. Сиена не могла включить телевизор, чтобы на нее не уставилось улыбающееся лицо деда. Девочка научилась почти не замечать вездесущих папарацци, выскакивающих из-за кустов, чтобы запечатлеть ее мрачное лицо. Они с огромным удовольствием фотографировали Сиену, которая оказалась чрезвычайно фотогеничной. Все эмоции были написаны на ее лице, тогда как остальные Макмаоны вели себя сдержанно и равнодушно. Мордашка Сиены, залитая слезами, повышала рейтинги таблоидов не меньше, чем обсасывание подробностей гибели особ королевской крови.
Как только было обнаружено тело Дьюка, Хэнкок-Парк осадили репортеры. Телевизионные журналисты, представители крупных издательств торчали у ворот, снимая кареты "скорой помощи" и полицейские машины. Над крышей дома постоянно вились вертолеты, оглушительно треща, отлетая подальше и возвращаясь, надеясь сделать фото покойника, лежащего на носилках. Такой снимок мог принести миллионы, даже если изображенный на них Дьюк уже никогда не сможет улыбнуться читателям.
Пит распорядился, чтобы члены семьи и прислуга не покидали дом. Окна занавесили и зажгли искусственный свет. Полиция развесила перед кухней желтую ленту, удивив Сиену, полагавшую, что так делают только в случае с убийством.
Родители девочки и Минни переговаривались только шепотом, потому что по дому постоянно ходили детективы. Лори, вынужденная сохранять постельный режим, впала в шоковое состояние и лежала, глядя в стену. Все взрослые были мрачны и тихи, но, как заметила Сиена, никто из них не был всерьез расстроен случившимся. Никому не было так паршиво, как ей.
Они с Хантером заперлись в старой детской, теперь забитой пистолетами, кассетами, проводами и джойстиками. Они почти не разговаривали, по большей части сидя на диванчике, и играли в игры на приставке. Каждый старался не думать о том, что происходит в районе кухни.
Ровно в пять часов вечера Хантер и Сиена, невзирая на строгий запрет подходить к окну, отдернули штору и выглянули наружу. Пит шел к воротам в сопровождении опухшего от слез Шеймуса и строгого, согласно обстановке, Дэвида Роу. Пит собирался объявить журналистам то, что и без того знал весь мир: Дьюк Макмаон умер от сердечного приступа примерно в семь пятнадцать утра. Похороны и поминальная служба состоятся в ближайшие дни. После этого Питер обратился к папарацци с просьбой оставить семью в покое и не тревожить в столь нелегкое время.
- Анна Вега, "Лос-Анджелес таймс"! - выкрикнула яркая девица в мини-юбке леопардовой расцветки. - Скажите, Пит, где сейчас находится Каролин? Она в курсе того, что произошло?
От пронырливых журналистов не ускользнул тот факт, что машины Каролин под навесом гаража не было. К тому же всем было известно, что эта женщина любит быть в центре внимания, а потому едва ли упустила бы шанс покрасоваться перед камерами.
- Мистер Макмаон не станет комментировать этот вопрос, - твердо сказал Дэвид Роу.
- Пит! Пит! - почти одновременно закричало с полсотни голосов.
Питер развернулся и пошел назад, к дому.
- Пит, это Майк О'Маони из "Геральд"! - сквозь толпу пробирался толстый, потный мужчина. У него был явный бруклинский акцент. - А как ваша мать восприняла смерть мужа? Что она думает по поводу завещания?
Прежде чем Дэвид успел что-то сделать, Шеймус рванулся к воротам, наскочил на нахального журналиста и сбил с ног. Журналисты, которые целый день ждали богатого улова, охнули и торопливо защелкали камерами.
- Ах ты, мерзавец! - кричал Шеймус вне себя от ярости. - Имей хоть каплю уважения к семье погибшего! Или это все, что вы, журналюги, умеете? Вас волнует только завещание и чужие деньги! Чужие сраные деньги! Тело Дьюка еще не остыло, а вы уже слетелись, как стая ворон!
Грузный репортер поднялся с земли и принялся вопить о физическом ущербе и сотне свидетелей, но его крики потонули в громком хохоте. Даже журналистам казалось смешным, что кто-то может иметь претензии к семидесятивосьмилетнему старцу.
Рот Пита дернулся, словно он пытался подавить удовлетворенную усмешку.
- Как вы все, должно быть, понимаете, моя мать слишком раздавлена чудовищной новостью, чтобы думать о завещании. Благодарю вас, мистер О'Маони, что вы так печетесь о нашей семье. - Толпа одобрительно загудела. - Я понимаю, что завещание - предмет неподдельного интереса любого уважающего себя папарацци. - В этот момент Шеймус бросил на толстого репортера ненавидящий взгляд. - Скажем так, я и моя мать не ожидаем от завещания никаких особых сюрпризов.
- А как же Каролин и Хантер? - выкрикнул человек, не удосужившийся назваться. - Как выдумаете, их ждут сюрпризы?
Питер выдержал паузу. Он не желал, чтобы камеры запечатлели его в состоянии волнения.
- Нашей семье нужно готовиться к похоронам. В данный момент я могу думать только об этом и о состоянии моей бедной матери, потрясенной случившимся.
- Ладно, парни, на сегодня все, - заявил Дэвид Роу, подталкивая Пита и Шеймуса к дому. - Дайте семье хоть немного покоя.
С разочарованными лицами толпа стала рассасываться. Блокноты закрывались, камеры выключались, журналисты обменивались комментариями.
- Нет, это возмутительно! - бормотал Шеймус. - Вот так нагло спрашивать о завещании!
Солнечный свет играл на лужайках, отчего трава казалась изумрудной и местами салатовой. Шеймус искоса глянул на Пита. Он знал парня целую жизнь, но тот до сих пор оставался для него загадкой. Дьюк и его сын были словно вода и масло, до такой степени отличались друг от друга. Даже когда Питер был маленьким мальчиком, он не мог найти к отцу должного подхода, хотя и стремился во всем ему угождать. Со временем неудовлетворенность дала начало отчуждению, а затем и глухой ненависти. Шеймус очень любил Дьюка и, будучи с ним почти одногодкой, прекрасно понимал. Но сейчас, шагая в сторону Хэнкок-Парка рядом с Питом, он чувствовал себя чужаком. В душе он не просто недолюбливал Пита, но и презирал этого слабака. Ни рыба ни мясо.
- Даже не знаю, - произнес Пит задумчиво. Лицо его было совершенно бесстрастным. - Думаю, они интересуются завещанием, потому что это их работа. Ну, задавать вопросы. - Он остановился и поднял, наклонившись, с дорожки пригоршню гравия. Мелкие камешки один за другим полетели в зеленые кипы кустов, росших поодаль.
- Но ведь всем известно, как именно Дьюк хотел распорядиться деньгами, разве нет? - спросил Шеймус, глядя, как колышутся ветки акации. - Уже завтра в газетах напишут, что Каролин получит наличные, Минни достанется дом, а тебе, Лори и Хантеру Дьюк оставил по отдельному трастовому фонду. Так было решено еще много лет назад, как только родился Хантер.
Пит хмыкнул, высыпал из кулака остатки камешков и направился к подъезду. Вытерев пыльную руку о штанину, он протянул руку Шеймусу.
- Доброй ночи, старик, и спасибо за сегодняшнее терпение. Я знаю, что тебе пришлось нелегко.
Господи, что за жалкий человек, подумал дворецкий с досадой. Сколько равнодушия в его тоне! Волновало ли Пита, что тело его отца лежало в холодном морге в западной части Голливуда?
- Нам всем пришлось нелегко, - вслух сказал он и, отвернувшись, направился к машине - и своей собственной, отдельной от Хэнкок-Парка, жизни.
Впервые в его почти восьмидесятилетней жизни рядом с ним не было Дьюка Макмаона.
- Дорогая, просто позвони домой, - настойчиво сказал Чарли. - Если не ради себя, то хотя бы ради сына.
- Не могу. Просто не могу, и все.