Недалеко от статуи Афродиты тянулись рыбные ряды. Диона купила пригоршню маленьких соленых рыбок: в ее доме в Александрии жили кошки - большие любительницы этого лакомства. Чуть дальше женщина продавала парное козье молоко. С большой чашкой молока Диона снова устроилась у статуи. Часть она выпила сама, часть отдала Гебе и немного - кошке: та съела пару соленых рыбок и теперь ей ужасно хотелось пить.
Неожиданно Диона заметила, что за ними наблюдают. Она знала, конечно, что римляне надевают тоги лишь в особых случаях, поскольку эта одежда слишком неудобна для повседневной носки. Но ее все же весьма удивил вид Луция Севилия, гаруспика, - он был в таких же сандалиях из мягкой кожи и тонкой льняной тунике, как и у всех жителей Тарса. Судя по всему, его эта встреча не удивила.
- Доброе утро, - поздоровалась она.
- Доброе утро, - вежливо ответил он, лишь слегка покраснев. - Ты всегда подбираешь бездомных кошек, когда бываешь на рынке?
- Да нет, пока не приходилось. Она сама за мной увязалась.
- Да, подлизываться они умеют.
Кошка подняла голову, изучающе посмотрела на римлянина и вынесла свой вердикт: "Мур-р-р". Казалось, она мурлычет вся - от ушей до кончика хвоста.
- Она говорит, что тебе нужна строгая мать, - перевела Диона, - но не может же она усыновлять всех подряд.
- Особенно сироту из Рима?
- Кошкам все равно, к какой вере или какому народу мы принадлежим. Люди есть люди, жалкие создания, где бы ни родились.
Гаруспик засмеялся. Здесь, на рынке, среди простых горожан, он вел себя более непринужденно, чем на приеме у Клеопатры. Диона намекнула, что Луций может взять кошку себе, но он сделал вид, что намека не понял.
- Наверное, ты держишь собак, - поразмыслив, предположила Диона.
- О, псы очаровательные создания, только уж очень зависимые.
- Но разве римляне не предпочитают подобострастие независимости?
Луций Севилий понял, что она имела в виду, и глаза его вспыхнули, но, кажется, не рассердился. Скорее он был немного удивлен.
- Римляне - возможно. Но я - нет.
Громко замурлыкала кошка. Она доела наконец свой завтрак и теперь забралась на колени жрицы, намереваясь умыться. Луций уселся рядом - должно быть, он не имел обычной для римлян привычки гордо стоять в любых обстоятельствах. Он по-мальчишески поджал ноги и стал рассматривать прохожих.
"До чего же хорош, - подумала Диона, - и, похоже, не сознает этого".
Кошка закончила утренний туалет и попыталась завернуться в полу платья Дионы. Геба, сидящая на корточках неподалеку, у стены дома, кинула на нее гневный взгляд, но кошка ничуть не испугалась служанки.
- А твой сын сегодня в городе? - неожиданно поинтересовался Луций Севилий.
У Дионы чуть сердце не остановилось.
- Почему ты спрашиваешь? Ты его видел? Что он делает?
- Ничего особенного, - успокоил ее Луций. - С ним еще один мальчик, помладше. Они играют в салочки. Была на нем ярко-зеленая туника?
- О боги, нет. Если это все, что он натворил, - я просто счастлива.
- Довольно странный оттенок зеленого, - добавил римлянин, - чересчур яркий, по-моему. Надеюсь, он не отдал за нее кучу денег?
- Нет. Кошелек у Диомеда.
- Диомед - это, по-видимому, стражник, - заключил Луций, - а мальчики - ваши сыновья.
- Только один, старший. Младший - сын царицы. Да. Птолемей Цезарь - Цезарион.
И царица… его мать… она позволяет ему так запросто бегать по улицам Тарса, будто сыну простолюдина?
- Тебя, кажется это не удивило, когда ты подумал, что он мой ребенок. А я тоже не отношусь к простым ремесленникам.
Луций понял, что его слегка осадили, и стал осторожнее.
- У царицы, я знаю, есть… были сестры, но…
- О нет, я не сестра Клеопатры. Мой род идет от брата первого правителя Египта Птолемея. Мы никогда не претендовали на трон, но и сборщиками мусора не были.
Теперь Луций Севилий с обидой посмотрел на нее.
- Я не говорил этого. Но чтобы сын Цезаря один бегал по Тарсу… Если Антоний узнает, он будет в ужасе.
- Антоний Цезариону не отец, и даже не опекун.
- Возможно, ему следовало бы быть им.
- Почему? Не потому ли, что египетская царица неподходящая мать для маленького римлянина - даже рожденного вне брака?
- Он сын Цезаря, - снова повторил Луций.
- Но его мать - Клеопатра.
Они сверкнули друг на друга глазами. Диона не могла бы сказать, кто из них раньше понял нелепость этого спора здесь, на краю рыночной площади, когда на коленях у нее спит маленькая бездомная кошка… Она засмеялась первая, Луций - еще того раньше.
Когда взрыв неожиданного веселья улегся, Диона облокотилась на постамент - отдышаться. Кошка ткнулась носом ей в подбородок.
- По-моему, Рим и Египет должны пойти на взаимный компромисс, - миролюбиво заключила она.
- Риму идти на уступки? Зачем же? - ринулся в атаку гаруспик, но прежде, чем Диона снова успела разгневаться, с раскаянием покачал головой.
- Признаю: я ужасный зануда. Да к тому же неимоверно смешон, обсуждая политику, не имея к ней почти никакого отношения.
- И тебя это может удержать? Тех, кого я знала в Риме, это не останавливало. Даже гладиаторы затевают политические дискуссии.
- Но политика очень важна, - попытался объяснить Луций. - Пожалуй, важнее всего в мире.
- Я так не думаю.
- Да, у женщин обычно другое мнение.
- Ты говоришь совсем как мой муж.
Он с удивлением посмотрел на нее. Чему тут удивляться? Порядочная женщина не рожает внебрачных детей, если, конечно, она не царица.
- Ты напомнил мне, почему он со мной развелся, - продолжила Диона. - Он был слишком эгоистичен.
Луций снова с изумлением посмотрел на нее.
Пока он пытался соотнести ее жизненные представления со своими, она встала. Кошка спрыгнула на землю, села у ее ног и принялась прилизывать взъерошенную шерсть.
- Надо бы найти мое чадо. А то они решат, что зеленая туника - только начало, и сами перекрасятся в зеленый цвет.
Луций неохотно поднялся. Для римлянина он был довольно высок, намного выше ее.
- Могу ли я проводить тебя?
Диона хотела отказать ему, боги видят, что она вольно или невольно делает все, чтобы вызвать его неприязнь. Но если он задумал что-то дурное, то ему следовало бы знать, что она защищена гораздо лучше, чем могло показаться с первого взгляда. А может быть, им движет вежливость или простое любопытство - наверняка не терпится посмотреть на сына Цезаря, все они этого хотят. Так или иначе, Диона снова устремилась в толчею рынка в сопровождении служанки, римлянина и кошки. Разыскать детей не составило особого труда - они наверняка там, где и должны были быть.
Вот продавец сладостей; торговец одеждой; фокусники, жонглирующие кинжалами; дикарь в меховой накидке с танцующим медведем; слепой певец с собакой. Диона остановилась послушать его. Собака спала у его ног, положив голову на лапы, но даже во сне внимательно прислушивалась, не грозит ли ее хозяину опасность. Кошка зашипела, но собака оставила это без внимания. Диона подхватила кошку на руки.
Кто-то на нее налетел, но сильные руки римлянина поймали ее прежде, чем она успела упасть. Однако Диона даже не заметила этой маленькой услуги, потому что Цезарион - это он и был - отскочил от нее и, тяжело дыша, закричал:
- Диона, Диона, пойдем скорее!
Она схватила его в охапку, чтобы не удрал.
- Что? Что случилось?
- Тимолеон…
Но, прежде чем он успел закончить фразу, Диона уже бежала на помощь сыну.
Ничто, конечно, не угрожало его жизни. Сразу за рыночной площадью, на площади поменьше, был высохший, замусоренный фонтан. За фонтаном толпились люди, в основном мужчины, с криками и смехом окружившие человека с палкой, маленького ослика с огромным вьюком на спине и Тимолеона.
Туника на нем была еще более ужасного цвета, чем описывал Луций, к тому же была ему основательно велика. Тимолеон подпоясался куском веревки, чтобы туника не волочилась по земле, однако сзади она все равно неряшливо свисала. Тимолеон, похоже, не обращал на это ни малейшего внимания.
- Ты немедленно отпустишь этого осла, - властно говорил он, - или я скажу моей матери, и она превратит тебя в змею.
- Только попробуй, - отвечал хозяин осла под одобрительный гомон публики, - и я тут же укушу тебя. Убирайся-ка с дороги петушок, не путайся под ногами.
- Нет, - упорствовал Тимолеон. - Ноша твоего осла слишком тяжела, у него болит спина.
- Кто тебе сказал? - человек усмехнулся. - Осел? - Остальные тоже засмеялись. Одобряя поступок Тимолеона, они, тем не менее, заключали пари на то, скоро ли хозяину осла надоест такой спектакль и дерзкому ребенку придется, наконец, попробовать палки. До этого, судя по всему, было недалеко. - Осел говорит то, осел говорит это, а я говорю, что мне надо везти кувшины с маслом на рынок. Проваливай!
- Ты вполне можешь нести их сам, - не унимался Тимолеон. - Или потащишь их по земле, когда станешь змеей. Ты любишь мышей? Не хочешь ли съесть одну?
- Нет, но я с удовольствием спущу с тебя шкуру, - прорычал мужчина, замахиваясь палкой.
Диона подставила руку прежде, чем он нанес удар. Боль была невероятно резкой. Никто не заметил, как в центр круга попала женщина, вставшая между этим человеком и своим сыном.
Должно быть, в выражении ее лица было что-то ужасное. Хозяин осла отпрянул, толпа тихо разошлась. Тимолеон казался то ли разозленным, то ли напутанным. Диона гневно взглянула на него.
- О чем я тебе говорила? - произнесла она очень тихо.
- Я… - он пытался защититься. - Я не мог…
- На корабль! - добавила она. - Сейчас же.
- Но ведь еще нет полудня. За нами никто не приплыл.
- Приплывут. - Взгляд Дионы упал на стражника, наконец подошедшего к ним. В этот момент она не возражала бы, чтобы он совсем исчез с лица земли.
Тимолеон схватил осла за шею.
- Я забираю его с собой, - объявил он.
- Нельзя брать его на корабль, - вымолвила Диона. - Пойдем.
- Нет, - упрямо сказал Тимолеон.
- Ты пойдешь, - произнесла Диона, четко выговаривая каждое слово, - поползешь на четвереньках или полетишь, но отправишься со мной. Понял?
- Ты не сделаешь этого, - испуганно пробормотал он.
Диона подняла руку. Вокруг уже снова собирались люди, некоторые орали во всю глотку. Вот идиоты.
- Ну? Ты же трубил о моей магической силе на весь Тарс - так кем ты хочешь быть? Змеей? Гусем? Собакой?
Подбородок Тимолеона затрясся. - Ты не заколдуешь меня, ты не сможешь этого сделать!
- Неужели? - съязвила Диона. Ее волшебная сила находилась внутри нее, там, где всегда была богиня. Диона с легкостью могла превратить сына во что угодно.
Она ясно дала ему это понять. Тимолеон был еще мал, но далеко не глуп. Мальчик заморгал, явно собираясь заплакать, однако, поняв, что сейчас мать слезами не проймешь, Тихо произнес?
- Но, мама, если мы оставим ослика здесь, его снова будут бить, и еще сильнее, чем прежде.
Этого отрицать Диона не могла. Хозяин осла, судя по его злобной физиономии, бил не только животных, но и своих детей. Пока что он стоял, потеряв от испуга дар речи, но это, похоже, продолжится недолго. Она повернулась к Гебе: - Мой кошелек.
Та извлекла его из корзины, осуждающе покачав головой.
- Вот! Это за вашего несчастного ишака и за всю его ношу.
Она ушла прежде, чем погонщик смог заговорить и начать торговаться. И что ей теперь делать с грязным, засиженным мухами, тощим ослом?
- Может быть, мне его взять? - предложил Луций Севилий. - Для него наверняка найдется работа во владениях триумвира.
- Замечательно, - обрадовался Тимолеон. - Хорошенько корми его и не заставляй таскать тяжести.
- Все так и будет, не беспокойся, - обещал Луций Севилий - он единственный, кто не был напуган странным поведением ребенка. Остановившись посреди улицы, он стал снимать с осла поклажу. - Я попозже пришлю за этим.
Ты действительно думаешь, что до прихода ваших людей бутыли не растащат? - спросила Диона. - Впрочем, оставь. Это всего лишь прогоркшее оливковое масло, да еще в плохой посуде.
Однако нищие уже подбирались поближе, готовые схватить столь щедрый дар судьбы. Луций Севилий, пожав плечами, освободил скотину от ноши и даже седла, имевшего весьма потрепанный вид - похоже, его использовали поколений пять. Вся спина животного была в болячках и шрамах. Увидев это, Тимолеон расплакался.
- О, мама! Вылечи его, мама, пожалуйста.
- Но не посреди же улицы, - возразила она.
- В конюшне триумвира, - добавил Луций Севилий, - знают, как лечить такие раны.
- Мама, вылечи ослика сейчас, - Тимолеон говорил тоном, не терпящим возражений.
Диона потрепала сына по плечу, пытаясь отвлечь его внимание от несчастного осла.
- Луций Севилий и люди триумвира позаботятся о нем.
- Я хочу посмотреть, как они будут его лечить, - заныл Тимолеон.
У Дионы разболелась голова. Она с удовольствием задала бы сыну хорошую взбучку, но тут было слишком много посторонних: этот странный римлянин, который, похоже, ничему не удивлялся; стражник Диомед, шкодливо озирающийся по сторонам, ожидая порки, которую он заслужил; Цезарион, молча уцепившийся за руку Гебы. Тимолеон же, судя по всему, считал, что мама готова совершить чудо по первой его просьбе.
Почувствовав невыносимую усталость, она со вздохом уступила прихоти сына.
- Хорошо, мы пойдем в конюшни триумвира. Но ненадолго - только убедимся, что с твоим ослом все в порядке. И сразу же вернемся на корабль.
- Хорошо, мама, - радостно согласился Тимолеон: он все-таки добился своего. - Можно, я поведу ослика?
- Можешь идти рядом с ним. И никогда больше так не делай. Обещай мне. Или мы сейчас же отправимся на корабль.
Тимолеон хотел было возразить, но, подумав, что уже достаточно многого сегодня достиг, чтобы быть великодушным, произнес:
- Обещаю.
9
- И долго Тимолеон держит свое слово? - поинтересовался Луций Севилий.
Осел стоял в конюшне триумвира; спину ему полечили, ясли наполнили отборным ячменем, а стойло застелили соломой. Он отдыхал вместе с лошадями Тарса, и Тимолеон был вполне удовлетворен.
Можно было возвращаться в порт, где уже ждала лодка, чтобы доставить их на корабль. Луций Севилий, похоже, хотел увидеть конец этого приключения; во всяком случае, Диона не видела другой причины, почему он снова пошел их провожать.
- Тимолеон, - ответила она, - держит свое слово до тех пор, пока о нем помнит, а забыть может и через час, и через неделю. Я думаю, это вылетит из его головы не позже, чем через сутки.
- Да, ты неплохо его знаешь. - Уголок рта Луция снова приподнялся в добродушной улыбке.
Диона улыбнулась в ответ.
- О, он настоящее воплощение озорства.
- А по-моему, не только озорства, - заметил он, снова становясь серьезным.
- Ты имеешь в виду служение богине? - задала встречный вопрос Диона. - Нет, в нашем роду слугами богини всегда были только девочки.
- А сыновья?
- А сыновья - нет. Понимаешь, мы, женщины, принадлежим богине, а она предпочитает дочерей.
- Ясно, - произнес Луций Севилий, хотя, судя по выражению его лица, он абсолютно ничего не понял. - И все же именно богиня дает вам, женщинам, сыновей.
- Да, - подтвердила Диона. - И мои, по-видимому, посланы мне, чтобы я училась терпению. Тимолеон решил, что хочет быть моряком, вероятно, главным образом потому, что морякам не надо носить одежду. А что он творил на базаре ты и сам видел. А Андрогей весь в отца. Он остался в Александрии. Отец пожелал, чтобы сын жил с ним, поскольку он старший ребенок.
- Значит, у тебя есть еще один сын?
- От бывшего мужа. Его новая жена гораздо ближе Андрогею, чем я. Она вполне заменяет ему мать.
- Мне кажется, мать заменить нельзя.
Они продолжали спускаться по ступенькам к набережной. Луций Севилий о чем-то задумался. Диона неторопливо шагала рядом с ним. Лодка уже в самом деле ожидала их; Тимолеон, убежавший вперед, буквально скакал от нетерпения.
- Мама, из-за тебя мы теряем время, - закричал он прежде, чем она успела что-либо сказать. - Смотри, Цезарион чуть не плачет. Он хочет к своей маме.
- Неправда, - донесся до них голос царевича, сидевшего неподалеку. - Ты просто ревнуешь, потому что твоя мама хочет поговорить с кем-то еще кроме тебя.
- Не болтай глупостей, - разозлился Тимолеон.
- Успокойся, - остановила его Диона, - хватит. Иди в лодку и прекрати ныть.
Тимолеон, словно не слыша ее, продолжал:
- Знаешь, как тебя в городе будут называть? Маленькая богиня.
- Что за чушь.
- Вовсе не чушь, ты и сама это знаешь. Да и какая ты богиня? Ты не можешь быть Исидой: Исида - это Клеопатра.
- Я сказал бы, - заметил Луций Севилий, - что твоя мама - Афродита.
Тимолеон сурово посмотрел на него.
- Лучше бы она была Артемидой. Артемида ненавидит мужчин. Она превращает их в оленей и охотится на них.
- Твоя мать смогла бы стать такой. И в любом случае к матери следует относиться с уважением.
- Ты хочешь обозвать меня кровожадным сопливым щенком? - не унимался Тимолеон. - Так что же ты молчишь?
- А я люблю быть непредсказуемым.
Мальчик окинул Луция оценивающим взглядом, тот с улыбкой посмотрел на него. Вдруг Тимолеон изумленно улыбнулся.
- Почему ты это носишь? О, да я тебя знаю - видел с Антонием. Разве ты не воин? Почему ты без доспехов?
- Потому что они очень неудобные, - совершенно спокойно объяснил Луций Севилий. Диона ничем не могла ему помочь и лишь восхищалась его терпением.
- А тога?
- И тога тоже. Но только ее гораздо легче снимать.
- А у тебя доспехи-то есть?
- Даже двое, - рапортовал Луций. - Боевые и парадные.
Судя по всему, Тимолеон решил учинить настоящий допрос. Диона подтолкнула его к лодке.
- Иди, хватит болтать, у тебя еще будет время засыпать этого господина вопросами.
- Но, мама, он не может быть господином! Он римлянин, а все римляне - простолюдины.
- Да, если не являются патрициями, - согласился Луций Севилий. Он вовсе не выглядел оскорбленным. Дионе даже почудились искорки смеха в его глазах.
- А ты что, патриции? - поинтересовался Тимолеон.
- Я жрец. И думаю, что когда я вернусь в Рим, меня изберут в сенат - мой отец был сенатором. Он недавно умер, а я стал главой семьи. В молодости я был слишком глуп, чтобы разумно вести дела. Тогда я был квестором, это почти то же самое, что казначей.
- О! - Тимолеон прикусил язык, потому что мать решительно направилась к нему, взяла за руку и потащила за собой.
Мальчик зашел в лодку с грацией прирожденного моряка и, проходя мимо Цезариона попытавшегося поддержать его, запротестовал:
- Я сам! Не лезь!
Геба уже сидела на носу судна, поджав под себя ноги. Все гребцы были на местах. Но Диона медлила, пытаясь подобрать слова, чтобы извиниться перед Луцием Севилием за поведение сына.
- Не беспокойся, - молвил он, угадав ее мысли, и улыбнулся. - У тебя замечательный сын.
- У тебя настоящий талант понимать других. - Диона склонила голову в знак благодарности. - Спасибо тебе. Я очень рада, что ты все это время был с нами.