- Скажи русакам, - обратился ко мне хозяин, - чтобы убрали камеру и не злили Тэтамбоя. Если он рассвирепеет - а сегодня ему можно, - то вся делегация останется здесь навсегда!
Я все перевела. Ученые поняли и, совещаясь, отошли в дальний угол чума, как раз к тому месту, где сидел и разговаривал шаман. Правда, они на него не обратили особого внимания. Собственно, он на них тоже.
Примечательно, но со мной хозяева старались говорить пусть и на ломаном, но русском языке, когда же в чум вошли москвичи, они все дружно, не сговариваясь, перешли на родной язык. И мне пришлось внимательно вслушиваться в разговор: к своему стыду, я язык ханты не так уж хорошо знаю. К тому же у березовских ханты довольно своеобразный диалект.
А между тем начиналось довольно интересное зрелище. На середину чума вышел наряженный сват и сказал:
- У нас есть очень хороший молодой человек, но некому шить и чинить ему обувь и одежду, некому стряпать лепешки и варить уху. Может быть, отдадите свою дочь-красавицу за него?
- Ну, если будет ее всю жизнь кормить-поить, одевать-обувать, беречь и приумножать стадо, которое мы даем в приданое своей девочке, то почему бы и нет? Можно и отдать, - согласился отец невесты. - И главное, чтобы хорошо берег ее, не выгонял на улицу в мороз, не шибко бил, особенно когда беременная, или детишки малые, или дни очищения случаются. Баба, она тепло и заботу любит. Пусть он помнит, что Коко - моя единственная и самая любимая дочь, а если обидит ее не по делу, пусть знает: на нашем стойбище завсегда хватит мужиков разобраться в случае чего…
После этих слов женщины затянули жалостливую песню про чужую суровую сторону, где северное сияние не такое яркое, как дома, про дальнюю зимовку, где мало ягеля, а потому слабые и неторопливые олени. В песне были слова, которые даже постороннего человека не тронуть не могли. В ней пелось о том, как с молодой невесткой плохо обращаются муж и свекровь. Она, плача, убегает в родной чум, но тут же за ней приезжает муж и забирает ее.
Отец невесты говорит жениху, чтобы берег его единственную дочь, а потом плача напевает:
- Если ты мне друг, о мой дорогой зять, постарайся понять меня, если ты мне враг, постарайся понять меня. Если ты просто так - извини… А к утру умирает от горя и тоски… Женщины не успели допеть, как вышла нарядная Коко. Несмотря на относительно теплую для севера погоду, она обула новенькие кисы, обшитые соболем, и надела разукрашенную малицу. В этой одежде она больше походила на живую игрушку, чем на невесту. А к милому ободку из бисера была прикреплена фата.
Признаться, я первый раз в жизни видела невесту, которой фата была очень некстати. Но Коко считается цивилизованной и очень модной девушкой, пожалуй, самой модной в этом стойбище. Потому, видимо, и надела фату, чтобы показать всем, насколько современно она может выглядеть. Наряд произвел потрясающий эффект на жениха, он не сводил с невесты восторженного взгляда целый вечер. Шаман осторожно взял молодых за руки и отвел в специально украшенный угол чума. Там заранее поставили арку и жертвенник. Под аркой молодым предстояло пройти три раза, взявшись за руки, затем три раза их обходил, окуривая, шаман. Затем молодые вместе с гостями слушали длинный монолог о генеалогическом древе своих родов, которое, согласно версии шамана, когда-то было единым.
Я добросовестно перевела москвичам рассказ, на что те отреагировали довольно своеобразно:
- Какое генеалогическое древо может быть у людей со здешними обычаями, которые подкладывают своих баб под первого встречного. Ну откуда, спрашивается, местный мужчина - хозяин чума - может знать, какой ребенок от него, а какой нет?
- Не все же так делают, - заступилась я за северян, - и потом, любимую жену не отдаст даже самый безбашенный таежник. Но это все частности. Подобный обычай этим людям продиктовала сама эволюция, только таким образом можно защититься от кровосмешения и, как следствие, вымирания. Да и не в крови дело, а в духе - в духе Севера. Национальная принадлежность мало что определяет. Есть человек и есть земля, на которой он живет. И эти взаимоотношения для хантов куда важнее всего остального. У русских тоже так случается, что не все отцы воспитывают родных детей. Ну и какая разница?
Завязался спор. Я отошла от москвичей и прислонилась к стене рядом с жертвенником. Лучше все-таки слушать шамана, чем ученых. Хотя, признаться, свадьба меня тоже начала уже утомлять.
И когда стало казаться, что свадебная церемония будет длиться по меньшей мере до позднего утра, шаман дал молодым выпить настойку из сухожилий белого оленя, надрезал им легонько запястья, помазал поочередно лбы кровью медведя и торжественно объявил, что с этого времени они муж и жена.
Молодых наперебой начали поздравлять. Тэтамбоя с почестями усадили за ковер со снедью, а Коко женщины отвели в свою комнату, раздели с жалобным песенным плачем и, по обычаю народа, ханты накрыли семью покрывалами. В день свадьбы невеста не должна ни есть, ни пить - это вековой закон Севера. Зато на следующий день ей достанется самый вкусный деликатес - правое легкое свежеубитого оленя.
Так вышло, что мое место оказалось рядом с учеными и я была вынуждена им переводить все происходящее и его тайный смысл. В результате моя строганина так и осталась на деревянном блюдце почти нетронутой.
Неподалеку от меня сидела пожилая женщина, все звали ее тетя Натэ. Она постоянно вытирала слезы и приговаривала, какая же хорошая жизнь должна быть у молодых.
- Тэтамбой в качестве дара пригнал родителям невесты тридцать восемь белых однолетних оленей, купил будущей теще импортную дубленку и справил новые унты тестю и младшему брату Коко - Шурке. И это, вероятно, еще не все. Если этой ночью окажется, что Коко девушка (а скорее всего так оно и есть, - родители берегли ее как зеницу ока), то наверняка молодой муж подарит новой родне самое малое - ящик маргарина, а потом будет дарить его каждый год - вот это подспорье в хозяйстве! Ведь Тэтамбой - очень порядочный и воспитанный молодой человек, к тому же красивый и мало пьет. Вот что значит удачно выйти замуж… - Тетя Натэ заплакала.
Я попыталась ее утешить, но от этого ей стало только хуже. Всхлипывая, она рассказала, что, когда была совсем юной девушкой - а она, оказывается ненка, из далекой Антипаютинской тундры, - родители ее оказались очень бедны: по тундре как раз мор прошел, и все стада вымерли подчистую.
Не было денег даже на гроб бабушке, а в тундре, кто не знает, дерево в большой цене. Это же не тайга, где сосны, кедрача, осины или березы хоть отбавляй. Так и возили ее тело на нартах в собачьей упряжке полгода, пока деньги не появились. Первого мая похоронили ее в долине предков.
Натэ, как сейчас, тот год помнит.
Пришли, значит, к ним свататься с дальнего стойбища, уже весна начиналась, середина июня была, а родителям, конечно, выгодно отдать дочь - все-таки не кормить.
Видя нищету, жених брезгливо поджал губы и сообщил родителям, что передумал свататься. На что отец начал его уговаривать, он сказал, что отдаст Натэ даже за мешок ржаной муки. Да и потом Натэ хозяйственная, все умеет делать по дому. Где еще так задешево можно найти рабочие руки. Жених подумал-подумал, попил чаю с родителями и согласился.
С тех пор жизнь молоденькой Натэ превратилась в кошмар. Хозяин мало ее любил, а после того как она родила дочку, женился на другой - хоть и постарше Натэ, но красивой и ученой. Она писать и читать умела, всему стойбищу помогала с грамотой, особенно тем, у кого сыновья в армии служили и надо было посылку отправить им или деньги. Все шли к ней бумаги разные писать, квитанции заполнять.
А Натэ хозяин сделал чумработницей и предлагал ее почти всем гостям, останавливающимся в чуме.
- Но сейчас другие, совсем другие времена. После того как Горбачев пришел к власти, жизнь, как он и обещал, сделалась поначалу хужее, а потом враз и во всем полегчало. Теперь и жаловаться можно на хозяина в сельсовет и даже уйти от него и жить в городе в общежитии или интернате. Сейчас всем места дают, и очень это культурно смотрится. Приходишь в контору, а там тебя сразу уважают, так и говорят: "Уважаемая", - завершила свой рассказ тетя Натэ.
Свадьба хоть и проходила в условиях крайнего Севера и по всем обычаям Севера, все же здесь была водка, и, как это бывает почти на всех свадьбах в России, мужчины вскоре начали выяснять отношения между собой.
Все произошло довольно быстро: хозяин и кто-то из гостей схватили ружья и с готовностью пристрелить врага вышли на улицу. Вскоре раздались выстрелы.
- Они же убьют друг друга, - с криком бросилась я к хозяйке чума.
- Не убьют, не бойся, журналистка, - ответила мне та, спокойно обгладывая жирную глухариную ножку. - Я еще вчера ружья солью зарядила. Пошалят-пошалят маленько да успокоятся. Мужики ведь, чего с них взять-то?
Чтобы выстрелы были не так слышны, Шурка включил на полную громкость музыку и женщины всей гурьбой повели захмелевшего Тэтамбоя в пляс. По тому, как жених танцевал, можно было сделать вывод - в городе Тэтамбой времени зря не терял, наверняка не пропустил ни одной дискотеки, ни одного ночного клуба. Молодежь - будь то русская или ханты - прежде всего молодежь. И с этим не считаться попросту нельзя.
Если бы наши отечественные звезды эстрады - та же Алла Пугачева или Валерия - знали, какие трюки можно выделывать под их песни, при этом напевая северные мотивы, они наверняка бы выиграли "Евровидение" и не только. А пока я вместе с пьяненькими, но уверенными в себе москвичами любовалась свадебным весельем, напрочь забыв о своих делах. А потом на небе появился ослепительно бирюзовый рассвет…
Глава вторая
Священная гора
Тайга. Она все время разная, здесь ничто и никогда не повторяется, но это под силу определить только опытному глазу. Акварели неба, запахи леса, ощущение единства с Вселенной.
Я люблю тайгу за то, что здесь можно долго молчать, созерцая медленное движение жизни, ощущать земной пульс, жить - и вполне уютно - своим миром, не нарушая чьих-то норм и правил. Здесь в человеке поселяются чувства, трудно передаваемые словами. Просто душа наполняется чем-то очень важным, полезным, что исцеляет даже самые тяжелые душевные раны.
Тайга, как редкий цветок, раскрывается не полностью и не сразу.
Сначала ты, видя окружающую действительность, возмущаешься, удивляешься, закипаешь, как вода на огне, а все потому, что не понимаешь ее: она противоречит твоему представлению о мире, о людях, о взаимоотношениях человека с природой.
Затем находишь свои маленькие прелести в неброской северной красоте, жизненном укладе и быте местных людей.
Потом тебе открывается новый яркий мир, который манит и притягивает, и вскоре начинаешь понимать, что именно здесь, в этих далеких и таинственных местах, скрыто от человеческой цивилизации что-то главное; что-то такое, что наполняет жизнь особым смыслом. И тогда за традициями и обрядами, над которыми ты еще вчера беспечно посмеивался, видишь нечто большее - вековую мудрость матери Природы.
Утром, как только подул свежий северный ветер со стороны реки, я надела теплые вещи и отправилась на священную гору.
Пожалуй, из чужаков только у меня есть право приходить на нее в любое время и я этим правом, признаться, очень дорожу. Я взяла в чуме специально припасенную широкую березовую кору с отверстиями по бокам и шнурки. И со всем этим добром отправилась на многовековой жертвенник народа ханты.
К нему добраться не так-то просто. Сначала нужно обойти мыс Зеленой Змеи. Его назвали так из-за того, что здесь водятся перламутрово-зеленые речные змеи. Они небольшие, но на редкость не равнодушны к человеку: могут запросто в сапог заползти, в спальный мешок или в оставленную на ночь посуду.
Однажды, в пору моего детства, я с родственниками все лето жила в тайге. Как сейчас помню, стояла жаркая июльская ночь, а наутро была моя очередь готовить еду. Я решила почистить карасей на уху с вечера, чтобы утром оставалось их только посолить и сварить. Почистила я карасей, помыла, как и положено, а чтобы за ночь не испортились, положила сверху огромный пучок крапивы, как учили взрослые.
Конечно, надежнее было прикрыть снедь мхом - он у северян заменяет холодильник. Во мху мясо или рыба не только не портятся, но и теряют запах. В итоге медведь или волк может пройти по такому "холодильнику" и не почуять еды. Но мне тогда было лень идти за мхом.
Утром с первыми лучами солнца я проснулась, выбросила крапиву из карасей, - надо признать, что за ночь они сохранили всю свою свежесть, - залила их новой водой из пруда и поставила на костер. Уха получилась отменная. Все хвалили меня и просили добавку. А когда я стала доставать предпоследнего карася, на черпаке оказалась… вареная змея.
…После мыса нужно на легкой лодочке-осиновке переплыть реку и потом в глубь острова пройти еще километра три, из них около двух - по топкому болоту.
Самое страшное для меня - плыть по реке. Дело в том, что я плавать не умею, а лодочка маленькая, невероятно легкая, при малейшем порыве ветерка качается и дрожит. Один неосторожный поворот весла - и я окажусь на дне. Река тихая и глубокая, вода черная, по краям затянута болотной тиной.
Плыть с непривычки очень страшно, но вскоре мое суденышко разрезает огромную паутину с большими голубоватыми каплями росы, и под еле слышный шорох разбуженного и убегающего паука я упираюсь веслом в долгожданную земную твердь.
Благополучно добравшись до берега, я облегченно вздохнула и присела отдохнуть. Неподалеку от того места, которое я пробороздила по реке своей лодкой, виднелась такая же полоса, только, пожалуй, чуть-чуть пошире. Я знаю, что означает этот след. Он свидетельствует о том, что не так давно, может быть, даже этой ночью, реку переплывал медведь. Когда пересекает лось или олень, всегда остается немного шерсти. У медведя же шерсть сразу тонет.
Я внимательно изучила на берегу следы. Так и есть, здесь недавно побывал косолапый и направился как раз туда, куда мне нужно сейчас.
- А, была не была! - сказала я себе и уверенно направилась к лесу.
В дремучей тайге много белых грибов и спелой костяники, но эти дары природы здесь никто не собирает. Я стараюсь равнодушно пройти мимо, но не выдерживаю и начинаю рвать и есть прохладные, немного кислые ягоды.
У болота я остановилась, огляделась, нет ли кого поблизости, потом начала неторопливо разуваться и привязывать к ступням березовую кору. Ботинки и носки я оставила на поляне. Там, куда я направляюсь сейчас, они не нужны.
По древнему обычаю, входить на священную землю в обуви или босиком нельзя, нужно к ногам обязательно привязывать бересту, чтобы не осквернить святыню, и я осторожно начала ступать по болоту, каждый раз прощупывая ногой почву. Один неверный шаг - и провал неизбежен.
Болото мягкое. Идешь по нему и чувствуешь, как оно шевелится, недовольно урчит. Кажется, что ступаешь по живому телу. Но это тело странное - оно в любую минуту готово тебя проглотить целиком.
Сначала я старалась придерживаться карликовых берез, но, когда они закончились, пошла на авось.
В такие минуты чувство страха куда-то уходит, думаешь только о том, как быстрее добраться до горы. Даже не столько до самой горы, сколько до твердой почвы. Ханты и манси - те, которые всю жизнь живут по обычаям предков, если знают, что это место свято, - привязывают к ногам бересту, даже когда ходят по твердой земле. Никто из них не сомневается, что Земля живая и у нее есть зрение, слух, память. Так же как и человек, она способна испытывать боль, страх, обиду. Каким-то особенным чутьем они чувствуют святыни, причем как свои, так и чужие. Знают, что если осквернить их или просто навредить земле, то наказание неизбежно.
- Я ни разу в жизни не видел счастливого геолога, нефтяника или газовика-промысловика, - сказал мне однажды шаман. - Всех что-то беспокоит, что-то грызет изнутри: то сердечная недостаточность, то дочка-проститутка или сын-наркоман. А те, кто первыми лезли в глубь земли, остались к тому же без денег: просто почет им дали, надбавку к пенсии - и все! Стали они заслуженными копателями Земли, грамотами их наградили, орденами. Есть чем гордиться!
Богатые появились тогда, когда скважины начали повально приватизировать. Но те, кто их приватизировал, их не копал, не жил годами на месторождениях, оторванным от семьи, не кормил комаров летом и не дрожал от холода зимой. Просто науку канцелярскую выучил, в бумагах поковырялся и записал все на себя или родню. Здесь много ума не надо. Но даже и эти приезжают к нам в тайгу хмурые, как волки перед гоном, и говорят: "Давай-ка, шаман, погадай, чо ждет меня там впереди!" - а в глазах такая пустота, даже мне страшно… Глянешь в душу, а там давно ничего святого нет - на родную мать смотрит так, будто она хочет его со свету свести и жить на его богатства.
Конечно, я понимаю, что надо добиваться успеха в жизни. Надо идти вперед и вверх. Так делают ученые люди во всем мире, но только за счет своего ума, или таланта, или же трудолюбия.
Возьми, например, Японию. Что там, нефть есть или газ? А как живут! То-то же! Нам ли до них с нашими природными богатствами. А добиваться успеха за счет земной крови - губительно даже для будущей жизни, которая всех нас ждет на небесах, не говоря уж о потомках. Они-то почему страдать должны?
- Но ведь нефть нужна для жизни. На чем будут ездить машины, самолеты? - пыталась робко возразить я.
- Нужна-то нужна, но ведь и меру знать надо, - рассуждал, рассеянно глядя вдаль, шаман. - Ты думаешь той нефти, которую в нашем округе добывают, на жизнь не хватит, что ли? Хватит, еще как хватит для цивилизации нонешней, живи - не хочу. Но ведь нет же - постоянно что-то придумывают из нее, продают, богатеют, убивают друг друга, завидуют, покупают дорогие побрякушки, от которых толку ноль.
А рядом бок о бок нищие живут, на помойках кормятся и от этого белый свет ненавидят. А сколько баб молодых не рожает детей, потому что поднимать их не на что! А сколько молодых мужиков опустило руки, из-за того что прокормить семью не могут! Будущего, получается, у людей нет.
Я понимаю, если бы от продажи нефти давали всем деньги. Хоть понемножку, но каждому. Вот, мол, возьми и живи, трать на что хочешь или детей воспитывай. Это твое, потому что ты в России, где земля дает нефть. А то получают земные дивиденды только единицы.
Эх, что тут говорить! Душу продали, давно продали по дешевке. Ну сколько там места деньги занимают в душе-то? Сколько? Зато вытесняют многое. Люди, люди… - Шаман вздохнул. - Приезжают русаки к нам, хантам, тычут пальцами, смеются, мол, нецивилизованные мы. А ханты - настоящие, добропорядочные, живут с молодыми женами, а иногда и с двумя, едят-пьют все свежее, таежное, лечебное. Никуда не торопятся, потому что никуда не опаздывают. И знаешь, Арина, хорошо им. А эти возомнили себя - я еще в школе учил и удивлялся - царями природы.
Журналистка, ну ты же умная, скажи, какой из человека царь природы, если один разбуженный вулкан может снести к едрене фене все, что человеческая цивилизация натворила за тысячу лет? У нас землю бурят, кровь из нее высасывают, потом сами же умирают от рака в тяжких муках, а на других континентах наводнения, землетрясения - и никто не видит и не знает их причины. А вот чтобы все воедино связать и выводы сделать - увы!
Это страх, это просто безумие, когда заслонены глаза разума!