- Время сожалений прошло. Я хочу помочь Наваррскому, он мне брат, и я всегда питал к нему симпатию. Брат, надеюсь, ты меня понимаешь. Прощай, Наваррский. Я рад, что не оставляю сына-наследника. Королевский жребий опасен… если б он, юный, неопытный… окруженный этими…
Лицо его внезапно сморщилось от боли.
- Потоки крови… - пробормотал он, - … на всех улицах Парижа.
Екатерина подошла к Генриху и легонько коснулась его плеча.
- Отходит.
Генрих поднялся. Она была права. Губы Карла шевелились, но маска смерти медленно наползала на его лицо.
Меньше чем за час эта весть распространилась по дворцу и за его пределы.
"Король Карл IX умер. Да здравствует король Генрих III".
"Теперь между мной и троном Франции стоят только новый король и Алансон! - подумал Генрих. - Карл был прав. Мне грозит опасность".
Разумный, любящий жизнь человек предпочел бы наблюдать за этими событиями издали, а если этот человек король - пусть незначительный, как именовали его надменные придворные, - ему надо бы следить за ситуацией из своего королевства, куда в любом случае давно пора возвращаться.
Как бежать в Беарн? Это была главная забота Генриха. Королева-мать догадывалась о его намерениях. Он незначительный король и, похоже, лишен честолюбия. Но был связан с Алансоном, может, с Ла Молем и Коконасом; не исключено, что плел интриги с Марго. Король, часто бывший безумным, уловил какую-то силу в этом человеке, ведущем беззаботный образ жизни. Но Екатерина в юности и сама многих обводила вокруг пальца. Кто мог догадаться, что под ее безмятежной улыбкой, с которой она воспринимала свое унизительное положение, кроется неудержимая жажда власти и безупречная способность устранять тех, кто стоит на пути?
Да, надо быть начеку.
Поэтому она решила не спускать глаз с Наваррского короля. И пока Генрих обдумывал планы возвращения в Беарн, Екатерина решала, как не допустить этого.
ПОБЕГ
Нового короля Париж невзлюбил. Карл IX, несмотря на свои приступы бешенства, нравился людям больше. Генрих III казался им скорее итальянцем, чем французом, а с тех пор, как среди них появилась Екатерина Медичи, они научились не доверять итальянцам.
"Что он за человек? - думали парижане. - Ездит повсюду с расфуфыренными молодыми людьми, соперничающими из-за его благосклонности; вся одежда в драгоценных камнях; королю оно, может, и простительно, но вот лицо он красит совсем по-женски. Молодые люди, окружавшие короля, похожи на болонок, их все называют его "любимчиками".
Однако, питая пристрастие к этим смазливым юношам, он не испытывал отвращения к тому, что именовал une petite chasse de palais , а именно, ему нравилось играть в прятки с придворными женщинами и, "находя" намеченную, предаваться с ней любви; правда, поговаривали, что после краткого потворства своей похоти он нуждался в трехдневном отдыхе. Такой немощи французы не ждали от своего короля.
Мария Клевская, любовница, которой он писал из Польши собственной кровью, неожиданно скончалась. Ей шел только двадцать второй год, и ходили слухи, будто ее отравили. Имя убийцы не называлось. Ревнивый муж? Соперница, ищущая расположения Генриха III? Некто, желающий влиять на короля только сам? Никто не знал; но так или иначе, Мария умерла.
Весть об этом дошла до возвращавшегося из Польши Генриха в Лионе, он упал в обморок и так разболелся, что на несколько дней слег.
Но мать находилась рядом, она ухаживала за ним, напоминала о его высоком предназначении; он поднялся с траурного ложа, чтобы короноваться в Реймсе и вступить в брак с Луизой де Водемон, сказав, что она ему нравится и поможет смириться с утратой Марии.
Таким образом, король въехал в Париж нововенчанным и новобрачным.
При дворе снова вспыхнуло старое соперничество между Алансоном и Наваррским. Шарлотта де Сов продолжала - по повелению Екатерины - стравливать их, и Генрих с головой ушел в эту игру.
Он прекрасно знал, что за ним пристально наблюдают, и теперь важно, как никогда, убедить окружающих, что беззаботности его нет предела.
Франциск, герцог Алансон, получивший теперь титул герцога Анжуйского - брат его сменил этот титул на королевский, - злился на себя, что не восстал против Анжу, когда тот находился в Польше, и всеми способами досаждал ему, новому королю. Жаждал его смерти и постоянно боялся, как бы королева не родила мальчика, хоть и заявлял вслух, что не верит в способность материнского любимчика иметь потомство.
Генрих III, доведенный издевками брата до белого каления, жаждал избавиться от него и, зная о соперничестве между ним и Генрихом Наваррским, пригласил к себе короля Наварры.
Трудно вообразить более несхожих людей - элегантного короля Франции в надушенных одеждах, с раскрашенным лицом, болтающимися серьгами, и короля Наварры, неряшливого, не пользующегося духами, не носящего украшений, высоколобого, с зачесанными назад волосами; его лицо сатира было добродушным, только в глазах порой проглядывала особая проницательность; Генрих Французский был апатичным; Генрих Наваррский излучал энергию.
- Присаживайся, брат, - пригласил король Франции. - Мы одни и можем немного поболтать.
- Ваше величество оказывает мне честь.
- И завидует тебе, брат.
- Монарх Франции завидует незначительному королю, чей нос, как говорят все вокруг, больше его королевства?
- Не обращай внимания, mon vieux. Ты ведь, кажется, многим нравишься. Например, мадам де Сов. До чего очаровательная женщина.
- Как всегда, я согласен с вашим величеством.
- До моих ушей дошло, что у тебя есть соперник.
- Не один, сир, а несколько.
- Должно быть, очень приятно добиться благосклонности, которой ищут многие.
- Сир, вашими устами неизменно гласит мудрость.
Король Франции, разведя пальцы, стал разглядывать блистающие на них изумруды и рубины.
- Я слышал, твой главный соперник - Франциск, мой брат; кажется, он отравляет тебе жизнь так же, как и мне.
Генрих насторожился; ему стало ясно, куда клонит король.
- Легкое соперничество нам не мешает, сир. Честно говоря, мне даже нравятся наши мелкие стычки.
Король поднял взгляд.
- Брат, - сказал он, - давай будем откровенны. Я болел и только недавно поднялся с постели.
- Весь двор огорчен недугом вашего величества.
- Есть человек, которого моя болезнь нисколько не огорчила, клянусь, он очень бы обрадовался моей смерти. Потому что тогда корона досталась бы ему. Как думаешь, брат, откуда у меня заболевание уха? Чем оно вызвано?
- Это нужно спрашивать у врачей, сир.
- Врачи теряются в догадках. Я нет. Я знаю. Не могло же ухо разболеться ни с того ни с сего. Помнишь, как умер мой брат, Франциск II?
- У вашего величества впереди еще много лет.
- Если мне позволят их прожить. Думаешь, это удастся с братом, мечтающим занять мой трон? Не могла же болезнь уха возникнуть сама собой. Что-то же ее вызвало?
- Может быть, легкая пирушка или chasse de palais?
Король пожал плечами.
- Я склонен думать иначе.
- Должно быть, ваше величество правы, как всегда.
- А если прав, то что дальше? Я оправился от этой болезни, когда теперь ждать следующей? А про себя ты что скажешь, брат? У меня есть королевство, которого домогается другой. У тебя женщина.
Генрих развел руками и беззаботно рассмеялся.
- Возможно, ваш брат пользуется благосклонностью этой дамы чаще, чем я. Королевство принадлежит только вашему величеству; женщина эта мне, ему и еще многим. В этом есть разница.
- Наваррский, у тебя нет гордости?
- Ваше величество, я вырос в горах маленького королевства. Там не воспитывают гордость, как при французском дворе.
- Значит, ты согласен делить с ним эту женщину?
- Если ничего другого не остается.
- Я не понимаю тебя.
"Слава Богу!" - подумал Генрих.
- Значит, делить женщину ты согласен, - продолжал король Франции. - Но, брат, думал ли ты хоть раз, что произойдет, если я умру без наследника?
- У вашего величества есть жена; и со временем вы, несомненно, подарите нам дофина.
- Я спрашиваю, а если этого не произойдет?
- Это, сир, не должно беспокоить нас еще тридцать-сорок лет.
Король неприятно рассмеялся.
- Мои братья умерли молодыми.
- У них не было… крепкого здоровья вашего величества.
- И если у меня не будет сына, но есть брат. Так?
- Конечно, сир. Месье д'Алансон - ныне герцог Анжуйский - никуда не денется, и у него тоже в свой черед будут сыновья.
- Можешь ты дать волю воображению, брат?
- С трудом. Профессора не развивали во мне воображения.
- Если у меня не будет детей и не станет брата, ты прекрасно знаешь, кому достанется трон Франции.
"Ловушка?" - подумал Генрих и лениво улыбнулся, но нервы его напряглись.
- Ну? - спросил король.
- Сир, мне только приходит в голову, что это будет огромной трагедией для страны.
- Хмм… Брат, давай покончим с этими увертками. Я говорю вот что: избавься от соперника - если не ради женщины, то ради трона.
- Неужели ваше величество предлагает мне убить вашего брата?
- Наваррский, ты слишком прям в разговоре. При дворе находишься уже давно, пора бы научиться какому-то такту. Я обещаю: если Франциска однажды ночью уберут, семья постарается отблагодарить тех, кто избавил ее от этой занозы.
У Генриха внутри все кипело. Неужели эта надушенная тварь, полумужчина-полуженщина, считает, что может повелевать другим совершать убийства ради его выгоды? Он ошибается, если думает, что до такой степени может подчинить себе Генриха Наваррского.
Генрих терпеть не мог кровопролития. Потому и казался неважным вождем. Он с отвращением смотрел, как люди убивают друг друга во имя веры, на его взгляд, мало чем отличающейся от вражеской.
Убить Алансона, не только соперника, но и друга? Нет, надо показать королю, что использовать его таким образом не удастся.
В эти минуты он вышел из принятой роли и стал самим собой - незначительным королем перед лицом значительного, но все же королем.
- Ваше величество, - холодно сказал Генрих, - я не могу принять приказ совершить убийство. Почтение к человеческой жизни внушает мне, что никто не вправе отнимать жизнь у другого.
Темные итальянские глаза Генриха III сузились. Этот стоящий перед ним человек с гордо поднятой головой, с твердым, ясным голосом, в котором звучит решимость, - определенно не тот легкомысленный Генрих Наваррский, что проводил время в погоне за юбками и, казалось, рад был забыть свое маленькое королевство, не появляясь в нем уже несколько лет.
Генрих Наваррский понимал, что глупо было срывать с себя маску. Но бывают случаи, когда избранная роль требует невыполнимого. Убийство - невыполнимо.
- Вашему величеству, - отрывисто сказал он, - придется поискать наемного убийцу в другом месте.
Поклонившись и не дожидаясь разрешения удалиться, он вышел из покоев короля.
Марго с Франциском слушали рассказ Генриха.
- И будьте уверены, - закончил он, - король подыщет убийцу, если не в одном месте, то в другом.
Франциск кивнул.
- Мать встанет на его сторону.
- Как всегда, - добавила Марго.
- Вам здесь небезопасно.
- Всем нам, - напомнила Марго.
- Клянусь Богом, - воскликнул Франциск, - он у меня за это поплатится!
- Первым делом, - сказал Генрих, - нужно обрести положение, позволяющее заставить его поплатиться.
- Обрету.
- Вам нужно поскорее убраться отсюда, - сказала Марго.
- Нам всем это нужно, - ответил Генрих. Подумал, как долго может он в Наварре оставаться королем для своих подданных, не видя их уже несколько лет. Посмотрел на Марго - она союзница его и младшего брата, но что это за жена, которая меняет любовников одного за другим? И, если на то пошло, что он ей за муж? Они пара, вполне подходят друг другу; самая пылкая пара по Франции, но оба расходуют свой пыл не в супружеской постели. Неважный брак. Ему казалось, что если он больше никогда не увидит Марго, то не особенно пожалеет об этом. Только бы избавиться от всей этой манерности французского двора. А что до Шарлотты, эта забава стала ему надоедать. Мадам де Сов женщина красивая, опытная, но он один из многих, ждущих ее благосклонностей. Хорошо бы иметь славную беарнскую любовницу, принадлежавшую ему, и только ему. Да, он с удовольствием покинет французский двор.
- Вам обоим определенно, - сказала Марго, - и тут я постараюсь помочь.
"Уж не стремится ли избавиться от меня?" - подумал Генрих. Это было вполне вероятно.
- Послушай, - продолжала она, обращаясь к брату, - тебе разрешают брать карету и ездить к любовнице. Войдя в ее дом, сразу же выходи через заднюю дверь, там будут наготове лошади. Садись в седло и скачи прочь, а карета пусть остается на месте. До утра твоего бегства не обнаружат. А к утру ты будешь уже далеко, лови тебя тогда.
- План хороший, - согласился Франциск.
- Превосходный, - усмехнулся Генрих. - Ты будешь далеко и не сможешь разделять со мной благосклонность этой дамы.
Марго бросила на них сердитый взгляд.
- Бросьте свои глупости. Не забывайте, речь идет о ваших жизнях.
Соперники, прищурившись, посмотрели друг на друга, потом рассмеялись. Любовные дела всегда были для них чем-то вроде игры.
Они обнялись.
- Жаль, я не могу взять тебя с собой, старая кочерыжка, - сказал Франциск. - Мы нашли бы для соперничества другую даму.
- Обо мне не печалься, - улыбнулся Генрих. - Помни, что я буду получать двойную долю.
- До того дня, - раздраженно сказала Марго, - когда тоже устроишь побег! Не забывай, ты легко можешь подвергнуться той же опасности, что и мой брат.
Марго, разумеется, была права. Но первому предстояло бежать ее брату, затем наступал черед Наваррского.
Король с матерью, узнав о побеге Франциска, пришли в ярость.
- Его привезут ко мне живым или мертвым! - вскричал Генрих III. - Я покажу ему, как идти против меня.
Встревожился он не на шутку. Во дворце Франциск представлял собой только затаенную угрозу, а бежав, стал по-настоящему опасен. Король понимал, что его брат отправился к гугенотам поднимать восстание.
- Надо не спускать глаз с Наваррского, - сказала королева-мать.
Король согласился, вспомнив, с каким негодованием отверг Генрих предложение убить герцога Анжуйского, его брата.
- И с моей сестры, - добавил он.
Из-за бегства брата Марго оказалась под пристальным наблюдением; Генрих тоже. Но он знал, что ему нельзя медлить с побегом, и строил тайные планы.
А потому все больше предавался утехам с Шарлоттой. Складывалось впечатление, что он только этим и занят.
В заблуждение оказалась введена даже королева-мать. Шарлотта уверяла ее, что надежно держит в руках этого незначительного короля.
Верный конюший Генриха Агриппа д'Обинье, человек строгих принципов, поэт, историк, вдохновенно увековечивающий происходящие события, так возмущался безответственностью своего короля, что взял на себя задачу отчитать его.
- Как вы можете оставаться здесь, - укоризненно спрашивал он, - когда нужны своему королевству? Как можете проводить время с женщиной, которая, говорят, предпочитает вам других любовников?
При этом Агриппа понимал, что вряд ли кто из других монархов разрешит своему подданному разговаривать в подобном тоне. Может, потому он и служил Генриху так верно. Пусть его король волокита, беззаботен и пассивен, но по крайней мере он не заблуждается относительно себя и выслушивает критику окружающих, хотя толку от нее мало.
- Ты забываешь, Обинье, - ответил он с улыбкой, - что я здесь пленник.
- Пленник! Другие бежали из тюрем. А теперь в руках у них оружие. Люди, знающие вас с младенчества, отдались под начало герцога Анжуйского. Но какая может быть вера в подобного вождя? Возглавить их, сир, ваша задача, но в своей безответственности вы предпочитаете быть слугой здесь, а не повелителем там, вас презирают, хотя должны бояться.
Генрих неспешно, дружелюбно улыбнулся.
- Терпение, добрый Агриппа. Потерпи еще немного.
Что этот Наваррский за король? - удивлялись все при дворе.
Генрих продолжал вести беззаботный образ жизни, но все полагали, что рано или поздно он последует примеру младшего брата Марго. Может ли король быть так безразличен к своему будущему, как Наваррский? Что с его королевством? Неужели он надеется удержать то немногое, что имеет, если не приложит к этому усилий? Он наверняка строит какие-то планы. Не слишком ли наиграна его беззаботность?
Генрих понимал, что бежать ему будет сложнее, чем Франциску. Он не сможет оставить карету возле дома любовницы и выйти к приготовленным лошадям через заднюю дверь.
Чтобы иметь возможность привести свой план в действие, ему надо было как-то успокоить подозрительность окружающих.
Екатерина Медичи собиралась вместе с королем на молитву в Сен-Шапель, когда им доложили, что Наваррский бежал. Лицо Генриха III исказилось от гнева, но королева-мать лишь рассмеялась.
- Далеко ему не уйти, - сказала она. - Мы отправим гвардейцев по всем дорогам, ведущим на юг; будь уверен, его скоро вернут обратно.
Отдав распоряжения, она вернулась к сыну и продолжила разговор о Наваррском:
- Никуда он не убежит. Слишком уж беззаботен и не пускается на хитрости, как твой брат. Вздумал ускакать среди дня, когда его отсутствие тут же заметят!
- Пока Наваррский при нас, его можно не опасаться, - сказал король, ему вспомнился смелый отказ Генриха от убийства.
- Нельзя показывать, что нас взволновало его исчезновение, - сказала Екатерина. - Едем в Сен-Шапель, как собирались.
По пути в церковь сын и мать узнали от сопровождающих, что во дворце судачат о бегстве Наваррского и размышляют, чем явится оно для дела гугенотов, поскольку его обращение в католичество никто не воспринимал всерьез.
- Сам он, - сказала Екатерина, - как вождь наших врагов нам не страшен. Но нельзя, чтобы из него сделали символ. Гугеноты не забыли, что он сын своей матери - хоть и очень не похож на нее.
Выходя из Сен-Шапель, король с королевой-матерью увидели всадника. Он был один, и они не сразу узнали в нем Генриха Наваррского. Со смехом, озорно блестя глазами, он поклонился.
- Я слышал, вы разыскиваете одного человека, - произнес Генрих во всеуслышание, - поэтому возвращаю его вам.
К дворцу он ехал между Екатериной и королем, весело болтая, словно был очень рад их обществу; и они не могли скрыть облегчения.
- Не понимаю, почему вы с такой готовностью поверили в мой отъезд, - сказал он.
- Ходили слухи, будто ты уехал к Франциску, - пробормотал король.
- Ха, - засмеялся Генрих, - при желании это было б нетрудно.
- Мы быстро бы вернули тебя.
- А тут я вернулся сам… да, в сущности, никуда и не уезжал. С какой стати? При вашем дворе мне многое доставляет удовольствие.