Я сразу обнаружила, что играть с Сетом в "Скрэббл" - тоже самое, что в "Монополию" с Джеромом. Битва, проигранная с первого хода. Правда, знание более двух дюжин языков расширило мой словарный запас, но я не способна составлять слова и манипулировать ими так свободно. Сет же оказался мастером. Он изучал доску, с минуту что-то подсчитывал, а потом составлял слово, не только приносящее ему кучу очков, но вдобавок интересное. "Кукуруза". "Шестиугольник". "Мишура". "Фора".
Последнее было просто жестоко.
Тем временем я составляла слова вроде "как", "свет", "зло" и "чай". И почти никогда не попадала на места, приносящие много очков.
- Подожди-ка, - сказал он. - Нет такого слова. Я посмотрела туда, куда в отчаянии выложила "циксихотство" на клетках, где цена слова утраивалась.
- Мм, нормальное слово.
- Что оно означает?
- Ну, это как бы… донкихотство, только с большим…
- Скотством?
Я от души расхохоталась. Я прежде никогда не слышала, чтобы он ругался.
- С большей цельностью. Отсюда и "ц".
- Угу. Приведи с ним пример.
- Хм… Ты - циксихотический писатель.
- Я не верю.
- Что ты циксихотический?
- Что ты пытаешься смошенничать в "Скрэббл". - Качая головой, он откинулся на диване. - Мне кажется, я был готов ко всякому злу, но это уж слишком.
- Эй, это не мошенничество. В том, что твой ограниченный словарный запас не включает этого термина, еще ничего зловещего нет.
- Не хочешь ли подтвердить словарем?
- Эй, - надменно сказала я, - мне не нравится твой циксихотский тон.
- Не будь ты настолько цикси, я бы разозлился.
- Твой циксизм просто невыносим.
Забыв об игре, следующие двадцать минут мы перебирали все возможные варианты с "цикс". Интересно, что оно одинаково удачно подходило в качестве и приставки, и суффикса. Полагаю, если бы наш разговор услышал Бастьен, он посчитал бы меня еще более чокнутой.
Наконец мы с Сетом на грани истерики отправились в постель и, продолжая хихикать, завернулись в покрывала.
- Ты хорошо пахнешь. - Я принюхалась к его шее. - Какой у тебя одеколон?
Он подавил зевок:
- Я не пользуюсь одеколоном. Слишком резко.
- Но я чувствую. - Я прижалась к нему лицом.
- Эй, поосторожнее.
Что за дурацкие мысли?
Его кожа и пот пахли им и только им, единственно им, исключительно и восхитительно. Но к его запаху примешивался легкий аромат чего-то еще. Почти как яблоко, но ничего общего с девической парфюмерией. Мимолетный и привлекательный, с нотками мускуса и мягкой кожи.
- Нет, чем-то пахнет. Я же чувствую. Это твой дезодорант?
- О, - сквозь очередной зевок пробормотал он. - Конечно, это мыло, которое принесли мне Андреа и Терри. Оно было в наборе.
- Мм. Оно великолепно. - Мне захотелось - помимо всего прочего - попробовать на вкус его шею. - Знаешь, ты все еще должен мне блины. Я думаю… что теперь хочу яблочные с корицей.
- Яблочные с корицей? Ну и запросы.
- Именно так. Думаю, ты справишься.
- Фетида, если бы я поверил, что у тебя на кухне есть яблоки или корица, то испек бы их прямо сейчас.
Я не ответила. Я почти не сомневалась, что у меня неизвестно сколько лет валяется пакет сухого завтрака с яблоками и корицей, но и только.
Сет издал тихий смешок и поцеловал меня в висок.
- Не понимаю, кому могло прийти в голову принять тебя за Дженевьеву. Такую, как ты, я бы не смог выдумать и за тысячу лет.
Я задумалась, комплимент это или нет.
- Откуда же ты берешь своих персонажей?
Он снова рассмеялся:
- Если я правильно понял - а я уверен, что понял правильно, - я бы сказал, что это звучит подозрительно похоже на "откуда ты берешь свои мысли?".
В темноте я залилась краской смущения. Когда мы с ним встретились впервые, я в высшей степени надменно отнеслась к этому вопросу, высмеивая фанатов, так часто спрашивающих его об этом.
- Эй, это абсолютно другой вопрос.
Я ощутила удовольствие, с которым он размышлял над ответом. Из опасения сболтнуть лишнее он часто запинался в разговорах. Он тщательно подбирал слова.
- Они берутся из моей головы, я полагаю. Так же, как и сюжеты. Они там живут, настоятельно требуя выхода. Если я их не записываю, они меня пожирают. Ты предлагаешь мне меньше власти над реальным миром, чем я уже имею.
- Не то чтобы я недовольна… но если так много содержится внутри, какая тебе нужда в реальном мире?
- Что ж, это парадокс. Сюжеты родятся в моей голове, но мое внутреннее "я" питается внешним. Своего рода симбиоз. Сюжеты не появятся без жизненного опыта. Ревность. Любовь. Вожделение. Гнев. Страдание. Все в таком роде.
Что-то во мне натянулось:
- Тебе часто разбивали сердце?
Он помедлил.
- Конечно. Все и вся. Это часть жизни.
- Назови мне ее имя. Я надеру ей задницу. Не хочу, чтобы кто-то причинял тебе страдания.
Он зарылся лицом в мои волосы и заговорил, спокойно и нежно:
- Ты изумительна, могущественна и талантлива, но даже ты не способна оградить меня от душевной боли. Никто не может сделать этого ни для кого.
В фантазиях я все могу сотворить безупречным, но реальный мир не столь доброжелателен. Так уж повелось. Но как бы то ни было, на каждую жизненную неприятность приходится больше удач, чтобы дать перевес.
- Каких же?
- Вроде маленьких белокурых племянниц. Чеков с гонорарами. И тебя.
Я вздохнула и обмякла в его руках. Он обнял меня поудобней и через несколько минут заснул. Потрясающе. Я немножко полежала, прижавшись к нему, но на этот раз сон ускользал от меня, я все вспоминала его слова. Я думала о той, что разбила его сердце, и гадала, не стану ли следующей виновницей, умышленно или нет.
Уснув наконец, я тут же погрузилась в эротический сон, где мы с Сетом занимались неистовым, необузданным сексом. Он привязал мне руки к столбикам кровати, и, конечно же, он был огромен. При каждом толчке изголовье кровати стучало о стену так, что жаловались соседи.
Я проснулась внезапно и подумала, что вряд ли стоило спать, так тесно прижавшись к нему. Естественно, это была только моя проблема. Сет мирно и крепко спал, словно меня тут не было, и несомненно видел подобающе целомудренный сон. Образец целомудрия и твердых убеждений.
Я долго смотрела на него, любуясь, как падает на его лицо рассеянный свет. Любуясь его ладными мышцами. Ресницами, от которых, будь я смертной, сама бы не отказалась. Покусывая губы, я сдерживала желание протянуть руку и дотронуться до него. То было вожделение и что-то еще, от чего просто хотелось быть рядом с ним. И это пугало меня. Возможно, не только он оставит все это позади с разбитым сердцем.
Я отпихнула мое слабое "я" на другой край постели, оставляя между нами как можно больше места. Когда я улеглась там, Обри вспрыгнула на кровать и устроилась у меня на животе. Я погладила ее белую с черными крапинками голову и вздохнула.
- Все они ошибались, Об, - прошептала я. - В этом мире есть по крайней мере один парень, который не пытается меня трахнуть.
ГЛАВА ШЕСТАЯ
Работать в книжном магазине хорошо еще и по тому, что можно раньше всех знакомиться с новыми газетами и журналами:
""Ночной доступ" - это услада чувств, редкая жемчужина, что иногда рождаются во мраке маленьких клубов и ресторанов. Разумеется, после выступления в "Вероне" маловероятно, что они снова будут играть в столь низкопробных заведениях. "Ночной доступ" скоро будет на устах у всех - не только на местном, но и на общенациональном уровне".
Я, вместе со всей утренней сменой, охала и ахала над концертным обзором в "Сиэтл тайме". Мы сгрудились вокруг информационной стойки, снова и снова перечитывая хвалебные строки. Автор даже посвятил несколько слов биографии Дага - отдав должное его голосу и сценическому образу, упомянул, что тот работает в "местном книжном магазине". Мы были в восторге; неопределенное упоминание и нас заставило чувствовать себя чуть ли не знаменитостями.
Радуясь за Дага и возгордившись сама, я разрешила сотрудникам поболтать немного подольше, прежде чем разогнать по рабочим местам:
- Ладно, ребятки, ненавижу щелкать кнутом, но у дверей собрались покупатели.
Они неохотно разошлись, но я увидела, как Энди с глупой ухмылкой шепчется о чем-то с Кейси, думая, что я не замечаю. Мне удалось уловить только одно слово: "кнут". Очаровательно. Будем надеяться, что репутация садомазохистки хотя бы сделает меня в большей степени грозным начальником, нежели предметом насмешек.
А сегодня я была единственным начальником. Пейдж снова заболела, так что я неофициально работала и за себя, и за нее. Хорошо, хоть персонал был в ударе, несмотря на прошлую ночь, так что мне было полегче.
На Кейси вчерашний вечер никак не повлиял, что показалось мне странным. Возможно, причиной тому ее юность. Сомневаюсь, что столько выпив и выкурив, я была бы в такой форме, как она, - а ведь у меня преимущество сверхъестественного оздоровления и восстановления. Она, судя по всему, пребывала в таком хорошем расположении духа, что я сочла мои опасения насчет Алека преждевременными.
Весь день она улыбалась и помогала дружеским советом как клиентам, так и сотрудникам. Когда я подошла забрать что-то из соседней кассы, то услышала, как покупатель спрашивает у нее, уложится ли он в двадцать пять долларов. Она просмотрела стопку книг и через десять секунд выдала ответ:
- Двадцать шесть долларов пятьдесят семь центов с налогом. Отложите вот эту, и будет двадцать два доллара восемьдесят восемь. Так будет ближе всего к вашей сумме.
- Ты в уме сосчитала? - поинтересовалась я позже.
На ее прелестных щеках появились ямочки:
- Считать я мастер.
- Да, однако даже бухгалтер наверняка не способен удержать в голове все налоги.
- Конечно нет. Но у нас все проще.
Даг пришел в полдень, к великому удовольствию всего коллектива. Надувшись как индюк, он без умолку хвалился рецензией и непрерывно спрашивал меня, читала ли я то-то и то-то в статье. Я устала повторять ему, что прочитала ее всю.
Подобно Кейси, на него словно тоже никак не повлияла вчерашняя тусовка. Он работал и прыгал по магазину с энергией, что становилась его торговой маркой. По сравнению с ними обоими я чувствовала себя всем недовольной брюзгой, совершенно неспособной к работе. Вот черт! Что стоит бессмертие и перевоплощения рядом со сверхчеловеческим счетом и ослепительным драйвом на сцене?
Когда я вернулась после обеденного перерыва, он прямо-таки рванулся ко мне:
- Кинкейд, Кинкейд, ты должна мне помочь.
- Что случилось?
Он кивнул в сторону касс. Там Алек вовсю флиртовал с Кейси. Она улыбалась и восторженно кивала каким-то его речам.
- Алек зашел сообщить мне, что он устроил нам большое прослушивание в "Голубой галерее". Мы должны идти репетировать. Немедленно.
- Боже мой! Полегче с ударениями.
- Кинкейд, мне это нужно. Ты должна прикрыть меня. Никто не узнает, что я смылся. Ребятам плевать, а Пейдж и Уоррена не будет.
- Сколько тебе нужно?
- Весь остаток дня.
- Весь остаток - это значит, мне тут двенадцать часов работать! Вдобавок я не могу закрывать. Я собиралась в театр. Сет достал горящие билеты.
- Тогда… останься, сколько сможешь. Дженис закроет.
Я колебалась. Уоррен предпочитал, чтобы магазин закрывала заведующая или кто-нибудь из ее помощников, но Даг был прав. Дженис способна справиться с этим.
- Кинкейд, - умолял он. - Пожалуйста. Мне очень нужно. Ты же понимаешь.
Даг всегда умел очаровывать и убеждать. Сегодня что-то в нем меня особенно тронуло. Мастерская работа другого мастера, по-видимому. Когда я уступила его мольбе, он подхватил меня и закружил самым неприличным образом. Две минуты спустя их с Алеком уже не было, и я приготовилась к долгому дню.
Когда он подошел к концу, я была совершенно уверена, что без меня магазин непременно сгорит дотла. Все-таки заставив себя уйти, я поехала в центр, нашла место для стоянки и влетела в театр, когда уже гасили свет. Задыхаясь, я плюхнулась в кресло между Сетом и его тринадцатилетней племянницей Бренди. Мне помахали сидящие рядом с Сетом его брат и невестка.
Бренди расплылась в широкой улыбке. Первое время после нашего знакомства она стеснялась, но теперь, похоже, относилась ко мне как к старшей сестре, которой у нее не было. Я тоже полюбила ее. Если мы с Сетом когда-нибудь расстанемся, не знаю, как я переживу разлуку с его семьей.
- Думала, ты уже не придешь, - сказала она, едва различимая в тусклом свете.
Во время оно волосы ее и ее матери назвали бы "льняными", но больше никто так не говорит. Тем не менее, глядя на их пастельно-золотые локоны, я всегда вспоминала это слово.
- Всего лишь позднее явление, как принято в свете, - шепнула я. - Вспомни это, когда станешь постарше. Это держит людей в недоумении. Как только они начинают что-нибудь предполагать, с ними становится невозможно.
Бренди захихикала. Сет только улыбался, но глаза его лучились одобрением, словно он оценивал меня. Я была в бордовых шелках, а волосы связала овальным пучком. Его глаза, как я уже давно обнаружила, могли быть столь же ярки и выразительны, сколь и его перо. То, что я читала в них сейчас, вряд ли было подобающим в общественном месте. Он положил руку на мою, так что обе они оказались у меня на бедре, и чем дальше, тем чаще я думала о том, где находится его рука, а не о превосходной пьесе.
Потом мы с ним и его семьей постояли в фойе, обмениваясь впечатлениями. Терри и Андреа Мортенсен - замечательные люди и относятся ко мне с неподдельной добротой. Судя по тому, что я узнала об антиобщественных привычках Сета, думаю, они восприняли меня как своего рода последнюю надежду для него. Бренди подтвердила это, когда мы с ней вместе отлучились в уборную.
- Папа говорил дяде Сету, чтобы он все не испортил, - сообщила она, когда мы мыли руки. - Он сказал, что хоть дядя Сет знаменитый, но заполучить такую женщину, как ты, просто невероятно.
Я рассмеялась и одернула платье:
- Ничего об этом не знаю. Мне кажется, твой папа недооценивает дядю.
Бренди бросила на меня глубокомысленный взгляд, скорей подобающий кому постарше:
- Прошлый День святого Валентина дядя Сет провел в библиотеке.
Мы вернулись в фойе и еще немного поговорили, прежде чем Терри объявил, что им пора освободить няню, присматривающую за остальными четырьмя дочерьми. Когда они собирались уходить, Андреа тронула меня за плечо:
- Ты ведь собираешься к Сету на день рождения, правда?
Я посмотрела на них с удивлением:
- Когда это?
- В День благодарения. В этом году они совпадают.
- Неплохо устроился: тут тебе и индейка, и подарки, - заметил Терри.
Он был пониже ростом, чем Сет, и почище выбрит, но в остальном очень похож на старшего брата.
- Я и знать ничего не знала, - призналась я и обвиняюще уставилась на Сета.
- Я забыл.
В каких-то других устах это могло показаться ложью, но ему я поверила.
- Так ты придешь? - переспросила Андреа, и мне вновь показалось, что они уже отчаялись наладить личную жизнь Сета. Возможно, я могла бы договориться о пособии за свое появление.
- Обязательно.
На этот раз мы с Сетом отправились к нему. Я сменила платье на свою любимую пижаму - фланелевые штаны и кофту - и заползла к нему в постель. Его кровать была больше моей, с пуховой периной и плюшевым мишкой по имени Дамокл, одетым в футболку Чикагского университета.
Все еще немного возбужденные, мы поболтали в темноте об "Изумрудном городе", а затем перешли к книгам вообще. В нашем репертуаре была масса любимой литературы, и мы перебирали авторов и жанры. Мы оба восхищались Тони Моррисон и Теннесси Уильямсом. Никто из нас не одолел "Анну Каренину". Сет не выносил Джейн Остин, а я ее обожала. Когда мы обсуждали то да се, я почувствовала облегчение, вспомнив о том, что у нас и в самом деле много общего. Сексуальное влечение - вовсе не главное в наших отношениях, а запрет на секс - это единственное, что стоит между нами.
В какой-то момент нашей литературной дискуссии я начала засыпать. Долгий день изнурил меня, и сон показался роскошью. Сет, кажется, тоже устал.
Мы оба лежали на боку, совсем близко, и ноги наши соприкасались.
Пока меня затягивало забвение, в голове метались беспорядочные мысли. Как поживает Обри. Мальчик или девочка родится у Пейдж. Далеко ли зашел Бастьен на пути совращения Дейны. Как это, черт возьми, так быстро и ярко расцвела группа Дага.
Через пару часов я открыла глаза, недоумевая, что разбудило меня. Нечто странное, невидимое, сразу вырывающее из сна. Нас по-прежнему обволакивала мирная тьма, утро еще и не думало наступать. В тусклом лунном свете, едва проникавшем в комнату, письменный стол и прочая мебель отбрасывали чудные тени. В отличие от моего дома в районе Куин-Энн, здесь шум автомобилей ночью смолкал, так что я слышала только дыхание Сета и гудение электричества.
Потом я заметила, что мы с Сетом прижались друг к другу еще ближе, чем прежде. Мы лежали обнявшись, ноги наши переплелись. Его запах будоражил мой нос. Привыкнув к полумраку, я увидела, что его глаза тоже открыты. Бездонные омуты темноты. Он смотрел на меня.
Все еще сонная, я протянула руку к его шее, пропустила его волосы сквозь пальцы и прижалась лицом к его лицу. Его рука покоилась на моей пояснице, где рубашка выбилась из штанов. Он касался моей кожи, точно как на концерте, рука скользила, проведя линию на моем боку, прежде чем спуститься к бедру. Его пальцы, отбивавшие на клавиатуре барабанную дробь, сейчас были нежны, как перышки.
Мы не отрывали друг от друга глаз, и я могу поклясться, что слышала, как бьется его сердце. Затем, вопреки предостерегающим воплям на краю затуманенного сознания, я прижалась устами к устам Сета и поцеловала его. Сперва наши губы были нерешительны, словно недоумевая, как могли они зайти так далеко. Мы пробовали друг друга, медленно и осторожно. Его рука, лежащая на моем бедре, скользнула выше, и что-то в застенчивом Сете Мортенсене, поглаживавшем мою задницу, заставило меня содрогнуться. Легкий вздох застрял у меня в горле, и в тот момент, когда мой язык исследовал его губы, добиваясь большего, он вдруг опрокинул меня на спину с решимостью, поразившей, кажется, нас обоих. Его рука скользнула мне под рубашку и легла на грудь, а я почувствовала сквозь его боксерские трусы, что не только его руки и губы желали новых высот.
Затем, пусть едва-едва, но я ощутила что-то еще. Легкое покалывание. Счастливое блаженство медленно обвивало и пронизывало меня. Опьяняюще. Лучше любого напитка, который я когда-либо пробовала. Чистая жизнь, чистая энергия.
Это было восхитительно и мучительно, другое измерение телесного наслаждения, на краю которого мы застыли. Оттого, что это был Сет, чувство становилось еще острее. Это его уникальная сущность накладывала на все отпечаток. Я хотела с головой окунуться в свои ощущения, закрыть глаза и совершенно забыть об ответственности, пока меня наполняет эта сладость.
Но я не могла. Да, моя решительность на мгновение ослабла, но я все еще крепилась.
Еле-еле.
Я неохотно прервала поцелуй, пытаясь собраться с силами и оторваться от него. Едва почувствовав мое сопротивление, он отпустил меня.