Джорджия смотрела в его глаза, пытаясь найти там ответы на множество новых вопросов, но там были лишь холод и пустота. Себастьян казался потерянным, и это испугало Джорджию. Она еще сильнее обхватила его руку.
– Себастьян, поговори со мной.
– Меня усыновили.
Джорджия замолчала в нерешительности, но через несколько секунд взяла себя в руки и вновь заговорила:
– Что? Когда ты это узнал?
– Когда мне было семнадцать, почти восемнадцать. Я ничего не подозревал, пока не захотел получить права. Мне необходимо было представить определенные документы, и мои родители внезапно пришли в растерянность. Мое свидетельство о рождении оказалось фальшивкой.
– Как фальшивкой?
Себастьян тяжело выдохнул, его пальцы напряглись.
– Потому что никто фактически ничего обо мне не знал. Меня нашли, – сказал он осторожно, – в кабинке женского туалета в универмаге.
– О, Себастьян! Как это трагично! Неужели неизвестно, кто твоя настоящая мать? Она тебя родила в туалете?
– Нет, я был там вместе с ней и видел ее мертвой, – сказал он глухим голосом. – Ее избили, она была беременна. Уборщица обнаружила ее утром, когда универмаг открылся.
Джорджия прижала руку к губам, ее охватил шок.
– И ты провел там всю ночь?
Себастьян сглотнул, отвернулся, затем снова посмотрел на Джорджию – в его глазах словно отразились картины пережитого ужаса. Себастьян кивнул:
– По-видимому. Мне было около двух лет.
– Джошу сейчас столько же, – прошептала она, а в горле застрял ком.
Себастьян снова кивнул.
– Никто точно не знал ни моего возраста, ни города, в котором я родился. Оценив уровень моего развития, в полиции предположили, что мне около двух лет. А в качестве места рождения указали тот город, в котором я был найден. Но никто так и не смог установить личность моей мамы. Ее внешность не соответствовала ни одному описанию пропавших женщин, никто ее не искал. У нее не было с собой ни паспорта, ни сумочки, ни кошелька. Ничего.
Джорджия не знала, что сказать. Ее парализовал шок, и только через несколько секунд она снова начала дышать – прерывисто и шумно. Она положила голову на плечо Себастьяна, и он крепко обнял ее в ответ. Джорджия чувствовала дрожь в его теле, его судорожное дыхание.
Что он пережил за эти долгие, полные ужаса, минуты в том универмаге? Джорджия представила своего сына, своего дорогого малыша закрытого с ее мертвым телом в кабинке женского туалета, и тихие слезы скатились по ее щекам. Нежно взяв в ладонь свободной руки подбородок Себастьяна, Джорджия поцеловала его.
Слезы Себастьяна смешались с ее слезами. Они сидели, обнявшись, щека к щеке, пока шоковое состояние не покинуло их. Потом Себастьян отстранился, вытер слезы руками и глубоко вздохнул:
– Мои родители не рассказали мне сразу всей правды. Они просто сказали, что меня нашли и сведений о моей настоящей матери нет. Я предположил, что она меня бросила, и в течение трех лет жил с ненавистью к ней и с ненавистью к моим родителям. Я был очень обижен на них за то, что они скрыли от меня все. А потом я узнал правду – уродливую, жестокую правду, и многие непонятные вещи сразу же получили объяснение. Сны, преследовавшие меня всю жизнь, клаустрофобия, боязнь тесного пространства в темноте.
– Поэтому ты так странно себя повел, когда мы играли на чердаке с Джошем?
Себастьян кивнул:
– Я услышал твои шаги и сказал Джошу: "Тсс!" Я хотел, чтобы он не привлекал к нам внимания своим смехом. Мы затаили дыхание. И вдруг у меня промелькнули перед глазами обрывки какого-то воспоминания. Они казались такими реальными! Я слышал в своих снах, как кто-то говорит: "Тсс", и потом сразу же раздавался звук шагов. Я прятался за трубой близко к Джошу, но я больше не мог оставаться в укрытии. Джош был в порядке?
– Да, в порядке, но я долго не могла понять, что случилось. Я знала о твоей клаустрофобии, но в тот день, казалось, ты увидел что-то очень страшное. На тебе не было лица, и ты ничего не рассказывал.
– Я не мог, прости. Мне и сейчас очень сложно об этом говорить. Очевидно, когда убили мою мать, я еще не разговаривал. Я заговорил только в три года – или, как решили в полиции, что мне около трех, хотя возможно, я был младше. У них была карта роста, по которой в два года рост ребенка соответствует половине роста во взрослом состоянии, а я не соответствовал, пока мне не исполнилось два года и пять месяцев, так что, когда они меня нашли, я мог быть младше, чем они подумали.
– И возможно, еще не разговаривал тогда.
– Нет. Я молчал, Джорджи. Я не плакал, не смеялся, не лепетал. Я не произносил ни звука – и, говоря Джошу "Тсс", возможно, я повторял то, что когда-то говорила мне моя мама, пытаясь уберечь от убийц. Возможно, оказавшись с Джошем в замкнутом пространстве, я вновь вспомнил тот эпизод. Я долго не мог говорить, помня о том, как когда-то в детстве я старался не издать ни одного лишнего звука, лишь бы не привлечь внимание убийц.
Бедный, бедный малыш. Джорджия медленно покачала головой, теребя его руку. Ее сердце ныло. О, Себастьян…
– И что случилось после того, как тебя нашли? Куда тебя отправили?
– Меня усыновила новая семья. Я сразу же оказался в их доме, и они приложили максимум усилий к тому, чтобы я вырос достойным человеком. Родители хотели вырастить из меня нормального человека, но они мне ничего не рассказывали. Все эти годы я рос с мыслью, что я их ребенок, празднуя свой день рождения, который в действительности не был моим. И затем передо мной возникла огромная пропасть, пустота. Оказалось, что все, во что я верил и что знал, мне не принадлежит. Чувство безопасности и уверенности тут же оставило меня. Потом я узнал, что родители и дальше продолжали бы скрывать от меня всю правду, потому что они не чувствовали в себе достаточно моральных сил для такого сложного объяснения.
Джорджия сжала его руку.
– Твои родители не лгали тебе, Себастьян. Они лишь хотели для тебя самого лучшего.
– Я знаю. Я знаю это, и я знаю, что они любят меня и не хотят мне вреда. И я тоже люблю и благодарю за все, что они для меня сделали. Но я не их сын, а думал иначе, и от этого больно. Если бы они сказали мне правду изначально, что моя мама умерла, что они не знают, кто она, то тогда мне бы не пришлось пережить то, что я пережил.
– И когда же ты узнал тайны своей семьи? Это было в тот самый момент, когда ты так сильно изменился? Тебе ведь тогда было всего двадцать лет?
Себастьян кивнул:
– Да. И, узнав всю правду, я закрылся ото всех.
– Почему ты мне ничего не рассказал? – спросила Джорджия, шокированная тем, как долго он носил все это в себе. – Себастьян, почему ты не рассказал? Ты должен был мне довериться. Я бы смогла тебя понять.
– Потому что я не хотел ничего менять. Я чувствовал, что ты – единственный человек, принимающий меня таким, каким я был на самом деле. Ты ничего от меня не скрывала, у тебя не было обязательств передо мной, и я боялся, что, если я скажу, все сразу изменится. И этот дом я купил только потому, что время, проведенное в нем с тобой, было самым лучшим в моей жизни.
Себастьян посмотрел на Джорджию с нежностью.
– Я влюбился в тебя там, на нашем первом свидании, когда ты меня привела в этот дом, чтобы показать его.
– Но мы просто гуляли!
– Нет, это было свидание, Джорджи. Я знал, что Джека нет дома, а ты всегда проявляла ко мне дружелюбие. Накануне стала известна вся правда о моем усыновлении, и мне нужно было отвлечься, убежать от своих тягостных мыслей. И тут я встретил тебя – в узкой футболке и шортах, – и когда ты предложила покататься на велосипедах, я был очень рад.
– Это была просто прогулка на велосипедах.
– Нет. Ты показала мне свой секрет, открыла мне свои мечты, поделилась своими фантазиями. Помнишь, как мы вместе начали фантазировать? Неприятные мысли постепенно уступали место спокойствию. Общение с тобой было для меня спасением. И через несколько недель дом стал нашим миром, безопасным местом, куда я мог прийти. И тогда у меня появилась самая главная мечта – разбогатеть, купить этот дом и привести сюда тебя. Здесь мы смогли бы основать нашу династию, и у меня бы появилась настоящая семья, моя кровь и плоть.
Джорджия дотронулась до его щеки, вытирая остатки их слез.
– Тебе следовало обо всем мне сказать, Себастьян.
Он отвернулся, и Джорджия высвободила руку.
– Я знаю, но я не хотел ничего менять. Ты все знала про свою семью. Ты похожа на своих родителей. Ты – их часть, они – часть тебя. У меня было иначе. В моей семье я – единственный усыновленный ребенок. Нет сомнений, что Мэт и Энди родные братья, и я чувствовал себя чужим в своем доме. Для меня моя личность, мои корни, даже моя национальность навсегда останутся загадкой. Я – кукушонок в чужом гнезде, Джорджи, и я никогда не забуду, как много мои родители сделали для моего спасения. Но все же они должны были сразу рассказать мне правду.
– У них были причины, чтобы скрывать ее от тебя. Может, они думали, что это еще больше тебя ранит. Ты был совсем маленьким – в этом возрасте какие-либо воздействия на психику могут иметь ужасные последствия. Они хотели тебя предостеречь.
– Я знаю, разумом я все понимаю, но не чувствами. Вдруг выяснилось, что я чужой своей семье, только представь, Джорджи. Это меня убило. И я обнаружил документы из полиции и документы об усыновлении, это было так ужасно. Как я мог тебе рассказать? Я не хотел вызвать у тебя неприязнь и отвращение.
– Отвращение? Какая глупость!
– Я не мог знать, Джорджи, что ты отреагируешь именно так. Моя настоящая мать могла быть кем угодно – проституткой, наркоманкой и даже убийцей.
– Она была чьей-то дочерью, – сказала Джорджи, которая все еще не могла поверить, что Себастьян настолько боялся ее отчуждения. – Кем бы она ни являлась, она не заслужила смерти. Сколько лет ей было?
Себастьян пожал плечами:
– Двадцать, может, меньше – в полиции сказали именно так.
Глаза Джорджии вновь наполнились слезами.
– Бедная, бедная девочка. Должно быть, она так испугалась! И должно быть, она тебя так любила – она пыталась защитить тебя, закрыв в кабинке общественного туалета. Убийца бы не смог до тебя добраться, не привлекая к себе внимания. Твое спасение стоило ей жизни.
Себастьян медленно соглашался с каждым словом Джорджии.
– Да, это так. А я три года ненавидел ее, думая, что она недостаточно меня любила, позволив отдать другой семье. Почему? Я был мерзким ребенком! Когда мне открылось действительное развитие событий, я захотел знать все о моей настоящей матери. Но до сих пор все мои поиски информации о ней ни к чему не приводили.
– А ДНК? – спросила наконец Джорджия, начиная постепенно чувствовать почву под ногами. – Я знаю, что много информации это не даст, но можно выяснить, откуда ты родом.
– Моя родина – Северная Европа. Возможно, Англия. Больше нет никаких сведений. И если никто не искал, то след потерялся, и я никогда не узнаю, кем она была и кто я. И это самое ужасное. Я ничего не знаю о том, кто я, – ни имени, ни места, ни даты рождения, ни даже национальности. Только догадки.
– Нет! Ты знаешь, кто ты, – произнесла Джорджия уверенно. – И я знаю, кто ты. И для меня не имеет значения, откуда ты, как тебя зовут и когда ты родился. Ты – тот человек, которого я люблю всю свою жизнь.
Тебе следовало давно поделиться со мной своей историей, Себастьян. Тебе следовало мне доверять.
Медленно повернувшись, Себастьян заглянул Джорджии в глаза:
– Я доверял тебе. А ты от меня ушла.
Джорджия открыла было рот, чтобы привести доводы в свое оправдание, но тут же спохватилась, что Себастьян прав. Она сама ушла от него. Она его бросила, тогда как обещала любить всегда.
Это не было ложью. Джорджия все еще его любила, но ушла от него в тот момент, когда он в ней нуждался больше всего. И это разрывало ее на части.
– Прости меня, – сказала она внезапно. – Я не знала, через что тебе пришлось пройти. Жаль, что ты мне ничего не рассказал, не поделился со мной. Я бы никогда не ушла, если бы знала. Я любила тебя так сильно – всегда любила. Ты хороший человек и всегда им был, и ты не должен в этом сомневаться – посмотри, какое прекрасное Рождество ты нам с Джошем устроил, но все же так и не впустил в свое сердце. Ты нам дал так много, хотя не обязан был, но все же ты всегда держался на расстоянии. Неудивительно, что ты не доверяешь своим чувствам и не отдаешь никому свое сердце. И мне – тоже.
– Я отдал тебе свое сердце, – сказал Себастьян тихо. – Я отдал его тебе тринадцать лет назад, и оно все еще тебе принадлежит. То предложение в силе.
Джорджия покачала головой:
– Но я ушла от тебя. Я не заслуживаю к себе такого отношения.
– Заслуживаешь. Я вел себя ужасно. Я знаю это. Но ты мне была нужна, и я любил тебя и все еще люблю, Джорджия. И я знаю, что ты любишь меня. Но единственное, чего я не знаю: сможешь ли ты простить меня и жить с мужчиной, которому ничего не известно о прошлом?
– О, Себастьян. Конечно, я могу тебя простить. Моя возможность жить с тобой полноценной семьей никак не зависит от твоего происхождения. Когда я от тебя ушла, я видела, что ты сильно изменился.
– Я знаю. Прости. Но была на то причина.
– Причина, что ты не поделился со мной!
– Я знаю. Я должен был.
– Ты должен был. Я могла бы тебе помочь с поиском ДНК. Это моя область, Себастьян. Я могла бы найти больше информации.
– Сомневаюсь. Я заплатил целое состояние за лучший поиск.
– Лучшее не всегда решается финансово. И я работаю в этой области, не забывай.
Себастьян кивнул:
– Я не забуду. После того как я понял, что случилось на самом деле с моей мамой, акценты сменились. Мне нужно было заработать больше денег – очень много, чтобы точно быть уверенным, что я смогу приобрести себе дом, в котором почувствую себя безопасно. Именно поэтому я поддерживаю различные благотворительные организации для женщин и детей, ставших жертвами домашнего насилия, и я основал приют, который финансирую и поддерживаю. Я должен был чем-то заняться, чтобы не сойти с ума. Я не мог пустить все на самотек, это съедало меня, но сейчас, когда я что-то делаю и приношу пользу, я чувствую, что мои приоритеты правильные.
– Правильные. Ты успокоился.
– Повзрослел? – спросил Себастьян сухо, и Джорджия рассмеялась.
– Возможно. Мне больше нравится думать, что ты стал более зрелым, уравновешенным и перспективным. Я уверена, что сейчас у нас все получится, несмотря на то что не получилось тогда.
– Ты думаешь?
– Уверена. Я бы и тогда смогла остаться с тобой, если бы ты вовремя рассказал мне все о себе. Я бы поддерживала тебя и во всем помогала, но ты просто не дал мне шанса.
Взгляд Себастьяна был словно затуманенным.
– Я знаю. Прости. Я не знал, с чего начать разговор, и чем дольше его затягивал, тем сложнее мне становилось. А после того, как ты ушла, я был так ранен и зол, что уже не собирался тебе ничего рассказывать. Затем я узнал, что ты вышла замуж, и думал, тебе прекрасно живется без меня.
– Нет. Я не переставала тебя любить. Я люблю тебя тринадцать лет – я тоже влюбилась в тебя в то наше первое свидание и пообещала любить всегда. Чувства к тебе остались даже после нашего расставания. Я все еще люблю тебя.
– Несмотря на то, что ты вышла замуж за Дэвида?
Джорджия пожала плечами:
– Он был хорошим человеком, и мы оба были одиноки. Ты не подпускал меня к себе, ничего не делал и закрылся от меня на месяцы. Прошли годы, но ты так и не возобновил общение со мной. Если бы я случайно не оказалась в снежном заносе под Рождество, вряд ли бы мы еще когда-нибудь встретились.
– Наверно, ты права. Я думал, что твоя жизнь налажена и мне в ней не место.
– Так могло показаться, но в моем сердце до сих пор был ты. Я вышла за Дэвида, потому что на тот момент это было правильным решением, и сейчас я все равно ни о чем не жалею. У меня есть Джош, и он дарит мне столько счастья. Ты – моя первая и единственная любовь, и я не собиралась больше влюбляться, но я и не хотела быть одна, и, если бы не внезапная смерть Дэвида, мы бы прожили с ним всю жизнь. Сейчас мы с тобой разговариваем о том, о чем должны были поговорить много лет назад.
Джорджия дотянулась рукой до его щеки.
– Я люблю тебя, Себастьян. И если ты попросишь меня выйти за тебя замуж, то я не раздумывая соглашусь.
– Я просил тебя еще несколько лет назад.
– Нет, ты не просил. Ты обещал, что мы всегда будем вместе, и мы разговаривали о том, что поженимся, но ты никогда не просил.
Себастьян, засмеявшись, опустился перед ней на колено. Взяв нежно ее руку в свою, он с улыбкой поймал ее взгляд.
– Джорджи Беккет Пульман, я люблю тебя, как и всегда любил, больше жизни. Без тебя я ничто. С тобой я могу завоевать мир. Выходи за меня замуж! Роди мне детей, и у маленького Джоша будет целая куча братьев и сестер. Давай создадим свою династию. Мою собственную, настоящую семью.
Улыбка исчезла с ее губ, а глаза заблестели.
– Ты выйдешь за меня, Джорджи? Пожалуйста.
Глаза Джорджии наполнились слезами.
– О, Себастьян, конечно, я выйду за тебя! Я уже сказала "да".
– Ты заставила меня просить твоей руки, – произнес он тихо.
– Только потому, что хотела это услышать от тебя, – засмеялась Джорджия, но смех перешел в рыдание. Джорджия сползла с дивана на колени, угодив прямо в его объятия, сильно прижала его к себе, невольно сопоставляя две картинки: образ маленького мальчика, каким Себастьян был когда-то, и образ взрослого мужчины, каким он являлся сейчас.
Себастьян перенес ее на диван и усадил к себе на колени.
– Жаль, что тебе так много времени приходится тратить на свою работу, – сказал он.
Джорджи приподняла голову, долго и пристально смотря в лицо Себастьяна.
– Почему? Моя работа может поспособствовать тому, что когда-нибудь ты узнаешь всю правду о своей семье. У меня много хороших связей.
Еще неделю назад эта новость сильно обрадовала бы Себастьяна. Но сейчас его это уже не волновало, потому что у него теперь была в руках та женщина, которая значила для него больше всего на свете.
– Я мог бы использовать твои навыки и умения уже сейчас.
– Почему?
Себастьян улыбнулся:
– Потому что мой секретарь уезжает. Тэш выходит замуж и уезжает в Чикаго, и мне нужен помощник, пока я не найду замену. Но это ненадолго. Если говорить о длительных планах, то нам необходимо растить нашу династию. И тебе лучше предупредить своего босса.
Джорджия рассмеялась и положила голову Себастьяну на плечо.
– Да, лучше. Первый Кордер родится уже девятнадцатого сентября.
Себастьян замер на мгновение, затем расхохотался и крепко ее обнял.
– Это правда? У нас будет ребенок?
– Кажется, да. Я сделала тест сегодня утром. Полоски едва проступили, но результат положительный.
– Вау! – снова рассмеялся Себастьян. – Я даже не подумал – все случилось в ту ночь, которую я принял за кошмарный сон?
– Когда же еще? Это был единственный раз.
– Ты уверена? Тест не может быть ошибочным?
– Нет. Ошибочным может быть отрицательный результат, но не положительный.
– Ты сообщила своей маме?
Джорджия покачала головой: