Все места тусовок дворовой шпаны были ей известны, но возникало одно но.
Если покинуть пост у подъезда, то можно разминуться с Данькой и проститься с радостью справедливого возмездия – по закону подлости брат в этот момент как раз и прошмыгнет домой. А потом будет с пеной у рта доказывать, что он давным-давно пришел, вплоть до того, что вообще никуда не уходил.
Подъехавшая светлая иномарка поставила точку в метаниях Августы.
Машина припарковалась в конце дорожки, ведущей к подъезду, прямо под фонарем.
Из иномарки друг за другом нарисовались сначала Данька, потом Матвей собственной персоной.
Августа хотела сорваться навстречу, но заставила себя остаться на месте и теперь подбирала выражения поточнее: кровопийца и змееныш показались ей подходящими случаю.
Змееныш двигался бочком, прикрывая ладонью щеку, и Ава не сразу разглядела устрашающих размеров пластырь на физиономии.
Перевела взгляд на кровопийцу соседа и не удержалась от возгласа: на ненавистной физии тоже красовался пластырь. Более того – на том же месте, что у Даньки. Прямо Кастор и Полидевк.
Ну надо же! Кто-то сделал то, о чем мечтала Ава со дня появления соседа за стеной: засветил ему под глаз!
Брата Августа встретила шипением:
– Быстро домой. – Рука так и чесалась влепить подзатыльник шпаненку, но Августа приберегла силы для растлителя малолетних.
– И где вас носило?
– Дома поговорим. – Невероятно, но Матвею удалось одним взглядом укротить разъяренную Августу – что-то было в этом взгляде, что убеждало без слов.
Гнев застрял у Авы в горле, она с покорностью потрусила следом за соседом.
В лифте молчание стало невыносимым, оба старались не встречаться взглядами, и к пятому этажу воздух в тесном пространстве наэлектризовался до предела.
Августе стало нечем дышать, на площадку она вывалилась раскрасневшаяся и возбужденная, и что интересно: Данькино предательство уже не выглядело таким вероломным, а пластырь на скуле показался чем-то вроде зеленки на коленке.
Но порядок есть порядок. Как старшая сестра, она обязана прояснить происхождение пластыря.
– Ну и где же вас носило? – Оказавшись в собственной прихожей, Августа обрела голос.
– Мы ездили в травмпункт, – порадовал Матвей.
Краем глаза Августа увидела промелькнувшего Даньку – он смылся в свою комнату, предоставив новообретенному заступнику право объясняться с сестрой.
– Зачем? – Августа уставилась на соседа. Если это способ уйти от наказания, то вы оба пожалеете об этом, говорил ее взгляд.
– Даньку избил отец одноклассницы, и я возил его снимать побои.
Если бы Матвей сказал, что он доверил Даньке руль и они врезались в столб, в продуктовую палатку, в остановку или еще во что-нибудь, Августа бы знала, как себя вести, но к подобной новости она готова не была и действовала инстинктивно – рванула в детскую.
В комнате брата горел ночник. Сложив руки на груди, Данька спал, не раздеваясь и не расстелив постель, прямо на покрывале – привычка, за которую много раз подвергался остракизму.
Этот внезапный сон выглядел крайне подозрительным. Августа не помнила случая, чтобы брат заснул голодным и так мгновенно.
Ава прислушалась к дыханию брата – оно было поверхностным и свистящим.
Всякий раз, когда Августа смотрела на спящего Даньку, у нее возникало желание прижаться к нему лицом. На этот раз тайное желание прорвалось наружу: Августа присела и зарылась в рассыпанные по подушке Данькины волосы. Они пахли… курицей. Точнее – куриным пером. Почему-то Данька с самого рождения источал именно этот запах.
Ава открыла глаза, рассматривая брата.
Отцовский лоб (черт бы побрал этого папашу, везде успел), надбровные дуги с еще по-детски редкими бровями. Пластырь. Покраснение и гиперемию никакой пластырь не мог скрыть.
Какая же скотина посмела поднять руку на ее брата?
У Августы защипало в носу от бессилия и горечи.
Вопросы выстроились в очередь, разрывали черепную коробку и ждали ответа. Пора прижать к стенке этого лжесвидетеля, кровопийцу и растлителя.
Смахнув слезы, Августа осторожно поднялась и вышла из детской.
За то время, что Ава отсутствовала, сосед передислоцировался на кухню и успел освоиться: с умиротворенным видом прихлебывал чай из желтой чашки хозяйки.
В воздухе плавал аромат бергамота – вот гад! Самый дорогой чай выискал.
Метнув в соседа колючий взгляд, Августа в полном молчании налила себе чаю и устроилась напротив.
– Ничего, что я так – по-свойски, – осведомился нахал.
– Проехали. Так что случилось с Данькой?
Нахал не спешил докладывать оперативную обстановку, сделал еще один глоток, насладился вкусом и ароматом бергамота и только потом соизволил ответить:
– Говорит, бросил камешек и попал в лицо Светке – однокласснице.
– Маслаковой, что ли?
– Кажется, да. И вроде бы рассек ей щеку. За это Светкин отец заманил Даньку за гаражи и избил. – Матвей подвинул справку с освидетельствованием и наблюдал, как сгущается цвет, как собирается гроза в серых глазах, бегающих по документу.
– Мразь, тварь, гнида! – рычала во время чтения Августа.
Листок дрожал в ее руке.
– По-моему, надо подавать на него в суд, – осторожно предложил Матвей.
Августа прищурилась:
– Ты знаешь, сколько это будет стоить?
– Я дам тебе денег. Выиграешь процесс – вернешь, – быстро добавил Мотя, поежившись под прицелом расширенных черных зрачков.
На кухне воцарилось гробовое молчание.
Механические ходики с гирями громко отстукивали время. Матвей поднял голову: ничего себе – первый час.
– А если не выиграю? – наконец отозвалась Августа.
– Как это – не выиграешь? Обязательно выиграешь!
– Ты-то откуда знаешь?
– У любого спроси, что будет, если избить чужого ребенка. А для верности мы Витасика с телевидением подключим, придадим, так сказать, резонанс делу.
Августа задумчиво молчала.
За четыре года их с Данькой совместного проживания (неудачной попытки симбиоза) это был первый случай, когда кто-то предложил добровольную помощь.
И это был первый случай за всю ее жизнь, когда помощь предложил мужчина.
– Откуда такое благородство? – Неисправимый скептик в душе Августы отказывался верить в благие намерения. Наверняка этот прохиндей потребует что-то взамен. Что-нибудь из репертуара Бовбеля.
– Зачем ты так? Никакое это не благородство. Понятно же, что выходка папаши не должна остаться безнаказанной.
– Н-да уж, выходка, – с выражением произнесла Ава. – Не знаю, что тебе ответить. Я должна подумать.
– О чем?
– Обо всем. Может быть, до суда дело даже не дойдет. Возможно такое развитие событий: мы… – Августа вспыхнула и разозлилась на себя, – я показываю этому уроду справку, и он дает отступные.
– Не думаю, что этот тип согласится все решить без суда – выглядит он очень воинственным. Не исключено, что срок мотал. Я на таких насмотрелся у нас в артели.
– Где?
– В артели. Я работаю в старательской артели.
– Понятно.
– Что тебе понятно?
– Понятно, что ты работаешь в старательской артели, – с сарказмом произнесла Ава. "Понятно, почему ты трахаешь все живое", – читалось в подтексте.
– Хочешь сказать, это не самый главный мой недостаток? – проявил сверхъестественную сообразительность Матвей.
– Какая разница, что я хочу сказать? Или ты не выносишь, когда о тебе не говорят хотя бы пять минут?
– Нет, почему? – добродушно возразил Мотя. – Центропупией не страдаю. Просто почему-то последнее время приходится защищать территорию.
– А сейчас? Сейчас что ты защищаешь? Территория ведь не твоя?
– Сам удивляюсь, – честно признался Мотя, – наверное, есть какой-то скрытый смысл в этом.
– Открылась тяга к миссионерству?
– Если это тяга к миссионерству, то почему такая избирательная? Заметь: никому другому я не предлагаю взять на себя судебные издержки.
– Нам выпала большая честь.
– Или это мне выпала честь? – тихо спросил Мотя и накрыл ладонью руку Августы.
Узкая рука с тонким запястьем застыла и не шевелилась, лицо Августы напряглось, скулы заострились, глаза заметались.
– Пойдем, я дам тебе на адвоката.
– Давай завтра.
– Нет, давай прямо сейчас, – заартачился Мотя.
Не очень понимая, что ее заставляет, Августа все же поднялась и последовала за соседом.
В мыслях у Авы воцарился хаос.
Вдруг сосед наелся шоколада и уровень гормона серотонина в его крови поднялся, пронеслась сумасшедшая мысль. Сначала поднимется уровень гормона, а потом кое-что другое… Нет, это ни на что не похоже. Это не сосед, это она – примитивная озабоченная особь.
– Чай будешь? – оглянулся на нее Матвей.
– Нет, уже поздно.
– У меня хорошие конфеты, – соблазнял он.
– Ну тогда наливай.
– Вы давно одни с братом? – пытаясь избавиться от неловкости, поинтересовался Матвей. Он поставил перед Августой чашку с кипятком и опустил пакетик.
– Четыре года, – нехотя отозвалась Ава.
– И как?
– Все хорошо, – соврала она.
Конфеты и впрямь были отличные. Августа не удержалась и съела три "мишки на севере" – она не помнила, когда ела их в последний раз.
Слова оказались ненадежным прикрытием, напряжение росло.
– Да! – спохватился Матвей. – Деньги на адвоката.
Он вышел из кухни, Ава быстро развернула и сунула в рот еще одну конфету.
Матвей вернулся и положил на стол конверт:
– Вот, возьми.
Практически не разжевав конфету, Ава проглотила ее. Пальцы судорожно смяли горку фантиков.
– Слушай, давай я сначала поговорю с отцом Светкиным, а потом решим насчет адвоката.
– Ну, как знаешь, – не стал настаивать Матвей.
– Спасибо за чай. Я пошла. – Ава поднялась.
Пальцы Матвея обвились вокруг тонкого запястья.
– Может, еще чаю?
– Нет, мне действительно пора. – Августа высвободила руку и задом отступила – боялась себя, боялась повернуться к Матвею спиной.
– У тебя есть друг? – внезапно спросил Мотя.
– Друг? – Соседка казалась удивленной.
– Разве у тебя нет друга?
Августа во все глаза смотрела на соседа: в нем произошли разительные перемены. Брови хмурились, челюсть затвердела, от фигуры исходили опасные токи.
– У меня есть друг. – Августа была уже в коридоре.
– У вас с ним серьезно? – Мотя нагнал ее.
– У нас дружба. Дружба – это всегда серьезно, – продолжала пятиться к выходу Ава.
– Я не хочу с тобой дружить, – неожиданно заявил Матвей глухим, срывающимся голосом.
– Не дружи. – Спасительная дверь была уже совсем близко.
– А что мне с тобой делать? – совсем тихо спросил Матвей и коснулся пальцами пунцовой щеки Августы.
Ловушка захлопнулась. Дышать стало нечем, Августа открытым ртом втягивала воздух, но облегчение не приходило.
С нарастающей паникой она прижалась к двери и смотрела прямо в гипнотические зрачки Матвея. Зрачки расширились и почти поглотили радужку… Еще секунда, и они поглотят и ее саму.
Матвей жадно вбирал в себя желание, хозяйничавшее на лице Августы: впервые северное море в потемневших глазах затянуло дымкой, кровь отхлынула от щек, но прилила к губам…
Не отдавая себе отчета, Мотя потянулся к Августе, лицо ее приблизилось и расплылось, и теперь он видел только глаза – они тянули на дно.
– Нет.
Матвея бросило в жар: его отвергали…
– Что – нет?
– Все – нет.
– Но почему? – взмолился Мотя.
– Потому что в твоем вкусе дешевые одноразовые шлюхи.
– Но я же здесь, с тобой, а не с ними.
– Вот-вот. Мое время истекло.
Августа взялась за дверную ручку – она не поддавалась.
– Открой дверь. – Горло перехватило, голос не слушался.
– Не решай за меня. – Идиот, тут же обругал себя Мотя, ничего глупее ты сказать не мог.
– Я решаю за себя. – Искуситель был так близко, что от его запаха кружилась голова. Спасибо, крашеная выдра, которая приходила за солью, – она возникла в памяти и, можно сказать, спасла Августу от грехопадения.
– Там открыто.
Августе наконец удалось нащупать ручку, и она вывалилась на лестничную площадку.
… Не сумев сорвать поцелуй, Матвей только укрепился в своем убеждении: все из-за подлеца Шутихина.
Наплевав на позднее время, набрал номер предателя и, не дав тому рта раскрыть, изрек:
– Завтра. Ты все сделаешь завтра.
– Что я сделаю завтра? – сонно поинтересовался Шутихин.
– Ты повинишься перед Августой не в субботу, а завтра.
– И сколько ты принял?
– Ничего я не принимал, – с некоторой долей сожаления признал Матвей, – и мне не до шуток.
– Милый, – кривлялся Витасик, – ты забыл, что завтра суббота? Счастливые часов не наблюдают и дней тоже? Может, уже мое вмешательство не требуется?
– Не надейся! – рявкнул в трубку Мотя.
– Спокойствие. Только спокойствие. Шутихин уже все закрутил, Шутихин все завертел и оплатил. И будет тебе завтра счастье.
В душе у Моти шевельнулось что-то похожее на ревность.
– Не переусердствуй. И вообще, главное, чтобы ты ей сказал правду: что я не имею никакого отношения к карманнику.
– Все будет о'кей. – Витасик находился в наилучшем расположении духа: на сделке в праздничном агентстве удалось выторговать в свою пользу несколько тысяч.
– Тогда до завтра, – как-то неуверенно простился Мотя. Может, Витася прав и лучше было бы ему самому постараться убедить Августу, что Шутихин его оклеветал?
Мысль о необходимости вмешиваться доставила почти физическое неудобство: все вдруг стало таким сложным, запутанным… Нужно слова искать, тратить нервы и драгоценное отпускное время. И еще черт его знает, что из этого выйдет.
Пусть уж Витасик сам распутывает узел, в который все завязалось по его милости.
Сборы были недолги, от Кубани до Волги мы коней запрягали…
Наконец-то…
Наконец-то они стояли на привокзальной площади, перед открытыми дверями ЛиАЗа. Вожатые вели перекличку, родители давали последние указания, на пятачке перед автобусами стояли гомон и толчея.
Невзирая на возражения, до площади они добрались с ветерком – на фуре Тетерского, который сразу после этого отбывал в рейс (должен был отбыть, но почему-то никак не мог проститься с родным городом, топтался поодаль и смущал Августу внимательным взглядом). Очевидно, совет племени во главе с мудрой Любочкой решил, что пора переходить к решительным действиям, брать невесту под уздцы, поняла Августа. Теперь под взглядом Тетерского она чувствовала себя мишенью и, чтобы избавиться от этого настойчивого чувства, приставала к Даньке с глупостями:
– Ты взял кружку?
– Взял.
– А платки?
– Взял.
– Аптечку не забыл?
– Не забыл.
Все карманы и кармашки рюкзака были забиты какой-то дребеденью, оставалось радоваться, что это не презервативы, а все еще сушеные насекомые.
– Значит, какой должна быть вода, чтобы можно было купаться?
– Двадцать один градус.
Аве показалось, что брат ее стесняется, и она снова с раздражением подумала о Сергее: ехал бы себе с Богом.
– Носков у тебя десять пар. Пересчитаю, когда вернешься, – пообещала она, – убью, если потеряешь. Двадцать рублей зашиты во внутреннем кармане рюкзака. Не потрать – это на обратную дорогу.
Этот текст с небольшими вариациями она произносила каждый год, и у Даньки выработался иммунитет.
– О'кей, – вяло кивал он, слушал вполуха и озирался по сторонам.
– Если я не смогу тебя встретить, что ты должен сделать?
– Да что я, маленький? – Данька не выдержал, возмутился. – Сам доеду.
– Ключ от квартиры в том же кармане, что и деньги. Не потеряй!
Данька набрал воздуха в легкие.
– Да что я… – начал он, но его ломкий басок заглушила команда "По местам!", усиленная громкоговорителем.
Все пришло в волнение, смешалось перед посадкой. Наконец автобусы тронулись, провожающие замахали руками, и все стихло.
Негромко переговариваясь, родители стали расходиться.
Ава подошла к Тетерскому и в очередной сто первый китайский раз поблагодарила за помощь.
– Не чужие, – глухо отозвался Серега, – брось. И ты это, давай не стесняйся, если надо чего… Ну, там прибить что-то или переставить мебель. Или Даньку приструнить.
Такого программного выступления Августа от Сергея не слышала ни разу. Под впечатлением от спича она пришибленно кивнула:
– Хорошо.
– Может, тебя это… подбросить назад?
От предложения Августа категорически отказалась – с нее вполне хватило проезда в одну сторону из серии "прокати меня, Ванюша, на тракторе".
Простившись с Серегой, Ава побрела к остановке, уговаривая себя смотреть на жизнь с оптимизмом. Повод нашелся. И не один.
Под влиянием адвоката, нанятого Матвеем, отец Светки Маслаковой пошел на мировую, до суда дело не дошло, и теперь Августа была обладательницей нескромной суммы в десять тысяч. Рублей.
Кроме того, неожиданно оказалось, что впереди воскресенье и двадцать один день свободы от Данькиного ига. И чай с карамелью, и финальные серии "Интернов", и пенная ванна без ограничений.
Сидя в троллейбусе, Августа представила, как приедет, откроет дверь в притихшую квартиру, переоденется в старенький халат, заварит чай с бергамотом, устроится на балконе и насладится одиночеством и тишиной.
При упоминании о тишине Августа издала тихий стон: нет никакой гарантии, что клинический идиот Степура не пустится во все тяжкие.
Кстати, о Степуре: что-то давно его не слышно. Как это ему удается так долго воздерживаться при такой животной тяге к сексу? Скорее всего, перенес свидания на территорию партнерши – той дешевой крашеной шлюшки.
Впрочем, это не ее, Августы, дело, с кем, когда и где трахается Степура. Хоть в машине. Хоть на пляже. Хоть на своем диване под их общей стеной…
Плевать на него.
Сволочь! Как он смеет?
Ну, вот опять отвлеклась.
Значит, она попьет чаю, наведет в квартире порядок – после Данькиных сборов в доме все перевернуто вверх дном, как после нашествия Мамая.
Потом… Потом можно почитать женский детектив – Любаня очень хвалила, но у Августы все руки не доходили – или посмотреть телик.
Небогатый выбор, скептически подумала Ава. Может, по примеру соседа пуститься во все тяжкие?
Например, плюнуть на все и переклеить обои.
Выйдя из троллейбуса, Ава подождала, когда переключится светофор, перешла дорогу и неспешным шагом побрела к дому.
За квартал от их блочки Ава замедлила шаг, поддавшись смутному беспокойству, будто она что-то забыла сделать. Ава перебрала в памяти все стратегически важное: Данька, ключи, деньги – что? Беспокойство не отпускало.
Резкий визг тормозов вывел Августу из задумчивости, она шарахнулась от капота затормозившей в метре девятки.
– Придурок! – вырвалось у Августы раньше, чем она рассмотрела людей в масках.
– Быстро в машину!