- В наших книгах все чистое, все честное и здоровое, - заявила она и с огромным энтузиазмом подчеркнула высочайший уровень литературной гигиены.
"Это не поза, - подумал Аллейн, - это уморасположение: баронесса Ван дер Вегель (и, очевидно, ее муж) неподдельно благочестивы и, - подумал он, искоса взглянув на этрусскую улыбку, - по всей вероятности, она обладает той спокойной беспощадностью, которая очень часто соседствует с пуританством".
- Мы с мужем, - говорила она, - согласны во взглядах на - как вы называете это? - вседозволенность. Мы с ним во всем в полном согласии, - добавила она с удушающим бесстыдством. - Мы уверены в себе. Мы всегда счастливы вместе, и наши мнения совпадают. Как близнецы, правда? - И она снова расхохоталась.
Танец, самодовольство, неожиданные приливы веселья подтверждали ее нелепые заявления: она была в высшей степени довольная женщина. "Физически удовлетворенная, - подумал Аллейн. - Может оказаться, что также удовлетворенная интеллектуально и нравственно". Она повернула голову и взглянула на мужа, который сидел за столиком. Они улыбнулись друг другу и помахали пальцами.
- Это ваш первый приезд в Рим? - спросил Аллейн.
Когда пара танцует - и танцует согласно, - как бы далеки ни были танцующие в прочих отношениях, между ними возникает физическое взаимопонимание. Задав вопрос, Аллейн мгновенно почувствовал, что баронесса сразу же от него отдалилась, хотя она с готовностью ответила, что они с мужем бывали в Италии и, в частности, в Риме уже несколько раз. Издательские дела мужа довольно часто приводят его сюда, и, когда это удобно, она приезжает с ним.
- На этот раз вы приехали просто повеселиться? - предположил Аллейн, и она сказала, что да.
- И вы тоже? - спросила она.
- Исключительно, - ответил Аллейн и сделал с ней оборот. - В предыдущие приезды вы путешествовали с "Чичероне"? - спросил он. И снова - несомненно - она отдалилась.
- Я думаю, они образовались недавно, - сказала она. - Совершенно новые и ужасно интересные.
- А вам не кажется странным, - спросил Аллейн, - что никто из нас особенно не встревожен исчезновением нашего чичероне?
Он почувствовал, как приподнялись ее широкие плечи.
- Может быть, это странно, что он исчез, - согласилась она. - Но мы же надеемся, что с ним все благополучно, так? - Они двигались мимо их столика.
- Хорошо! Хорошо! - воскликнул барон и, одобряя их танец, осторожно захлопал в свои огромные ладони. Леди Брейсли оторвала глаза от Джованни и критически оценила их изнеможенным взором. Майор спал.
- Мы думаем, - сказала баронесса, - что у него может быть неприятность из-за этой женщины с открытками. Виолетты.
- Ну конечно, она устроила ему скандал.
- И мы думаем, она была там внизу. Под землей.
- А вы ее видели?
- Нет. Мисс Джейсон видела ее тень. Мы думали, что мистер Мейлер расстроился, когда она это сказала. Он тогда отшутился, но он расстроился.
- Она довольно-таки устрашающая дама.
- Ужасная. Такая ненависть, так открыто - это ужасно. Сплошная ненависть, - сказала баронесса, искусно следуя изменениям ритма, - это очень ужасно.
- Дежурный монах осмотрел подземелье. Ни Мейлера, ни Виолетты там не оказалось.
- Ах, монах, - заметила баронесса Ван дер Вегель, и было невозможно понять, что означало ее замечание. - Возможно. Да. Может быть, так.
- Интересно, - Аллейн начал новую тему, - кто-нибудь вам говорил, что вы настоящие этруски?
- Что? Я - голландка. Мы оба из Нидерландов, мы с мужем.
- Извините меня, я хотел сказать, вы - этруски на вид. Вы поразительно похожи на пару с чудесного саркофага на Вилле Джулия.
- Мой муж из очень старой нидерландской семьи, - объявила она как некий факт, без малейшего намерения уязвить Аллейна.
Он подумал, что может продолжить начатый разговор.
- Я уверен, что не обижаю вас, - сказал он, - потому что этрусская пара такая привлекательная. У них огромное супружеское сходство, которое говорит, что и они были в полном согласии друг с другом.
Она никак не отозвалась, если следующее замечание не считать откликом:
- Мы в отдаленном родстве, - сказала она. - По женской линии мы происходим от Виттельсбахов. Меня назвали Матильда Якобия в честь такой знаменитой графини. Но все равно, странно то, что вы это говорите. Мой муж считает, что наша семья имеет корни в Этрурии. Так что, может быть, - игриво заметила она, - это у нас атавизм. Он хочет написать книгу на эту тему.
- Как интересно, - вежливо произнес Аллейн и закружил ее в сложной фигуре. Его почти раздражало, что она с легкостью подчинилась ему.
- Да, - произнесла она, подтверждая собственное заключение, - вы танцуете прекрасно. Это было очень приятно. Вернемся за столик?
Они подошли к ее мужу, который поцеловал ей руку и поглядел на нее, склонив голову набок. К ним присоединились Грант и Софи. Джованни спросил, не собираются ли они возвращаться в гостиницы, и, получив подтверждение, вызвал второго шофера.
Аллейн посмотрел им вслед и с покорностью, знакомой всем полицейским при исполнении обязанностей, подумал о предстоящем визите в "Логово Тони".
3
Он обнаружил, что слово "Логово" отсутствует в официальном названии. Оно было просто "Тони", и то не обозначено на фасаде. Джованни обменялся несколькими неслышными словами со швейцаром, и они вошли через кованые железные ворота в мощеный двор и поднялись на пятый этаж на лифте. У Джованни было по пятнадцать тысяч лир с каждого участника поездки. Он вручил всю сумму человеку, который смотрел на них через окошечко в стене. Затем изнутри открылась следующая дверь, и радости "Логова Тони" постепенно начали обнаруживаться.
Здесь было все и более того - достаточно изощренный ассортимент на все предсказуемые вкусы. Гостей проводили в совершенно темную комнату и усадили на бархатные диваны вдоль стен. Невозможно сказать, сколько там уже было народу, но во многих местах подрагивали красные угольки сигарет, и комната была полна дыма. Группа Джованни, по-видимому, прибыла последней. Кто-то с синим фонариком указал им места. Аллейн ухитрился сесть возле двери. Голос прошептал: "С травой, синьор?" - и при свете фонарика в коробке обнаружилась единственная сигарета. Аллейн взял ее. По временам люди в зальчике что-то бормотали и часто хихикали.
Поднесши к лицу фонарик, сам Тони объявил начало представления. Тони был гладкий мужчина в атласной рубашке в цветочек. Он проговорил по-итальянски и потом, спотыкаясь, по-английски. Название объявленного им действа было "Запретные радости".
Розовато-лиловый свет затопил середину зальчика, и представление началось.
Когда дело касалось полицейского расследования, Аллейн не был склонен к личным оценкам, но в рапорте, который он впоследствии подал, он назвал "Запретные радости" гнусностью, и, поскольку более подробного описания не потребовалось, он его и не стал делать.
Исполнители еще наяривали, когда он за бархатной портьерой нащупал дверную ручку и выскользнул из зальчика.
Швейцар, который впускал их, сидел в вестибюле на стуле, спиной к двери, крупный, грузный, угрюмый тип. Он нимало не удивился появлению Аллейна. Нетрудно было предположить, что у посетителей Тони не раз бунтовал желудок.
- Вы хотите уйти, синьор? - спросил он по-итальянски и указал на дверь. - Уходить? - добавил он на ломаном английском.
- Нет, - ответил Аллейн по-итальянски. - Благодарю, нет. Мне нужен синьор Мейлер. - Он посмотрел на свои дрожащие руки и засунул их в карманы.
Швейцар внимательно рассмотрел Аллейна и встал.
- Его нет, - сказал он.
Аллейн вынул руку из кармана брюк и рассеянно поглядел на банкноту в пятьдесят тысяч лир. Швейцар негромко прокашлялся.
- Сегодня вечером синьора Мейлера нет, к сожалению, - сказал он.
- Очень жаль, - продолжил Аллейн. - Я крайне удивлен. Мы договорились встретиться. У меня с ним был уговор: особая услуга. Вы меня поняли? - Он широко зевнул и достал носовой платок.
Швейцар, не сводя с него глаз, несколько мгновений помолчал.
- Вероятно, он задержался, - заговорил он. - Я могу сообщить о вашем деле синьору Тони, синьор. Я могу оказать вам эту особую услугу.
- Может, синьор Мейлер еще придет. Может, лучше его подождать. - Аллейн снова зевнул.
- Нет необходимости. Я могу устроить вам что угодно.
- Вы даже не знаете…
- Только скажите, синьор. Что угодно!
Швейцар попытался уточнить, но Аллейн изобразил беспокойство и неудовольствие.
- Все это очень хорошо, - сказал он. - Но я хочу видеть патрона. Это уговор.
Аллейн ожидал, что швейцар не согласится со словом "патрон", однако этого не произошло. Наоборот, он попытался подольститься к Аллейну, что-то сладко ему бормотал, уговаривал. Он видит, что у гостя неприятности, говорил он. Что ему нужно? Может быть, героин, кокаин? И все, что к ним полагается? Он может немедленно раздобыть что угодно, равно как уютный диванчик в отдельной комнате. Или, может быть, он предпочитает получить удовольствие у себя дома?
Через минуту-две Аллейну стало ясно, что швейцар торгует на свой страх и риск и не собирается идти к Тони за предлагаемым кокаином и героином. Может быть, он приворовывает из наличных запасов. Сам Аллейн продолжал изображать отключение. Пятидесятитысячная бумажка дрожала в его пальцах, он зевал, теребил кончик носа, вытирал платком шею и лоб. Он подчеркивал свое недоверие к швейцару. Откуда он знает, что тут будет высшее качество? У мистера Мейлера было лучшее, чистое, без примесей. Он не сомневался, что мистер Мейлер получает непосредственно с Ближнего Востока. А тут как может он быть уверен?..
Швейцар с готовностью заявил, что наркотики он даст из запасов мистера Мейлера. Разумеется, мистер Мейлер важный человек в их деле. В его голосе появилось нетерпение.
- Через минуту, синьор, будет поздно. Представление кончится. Верно, гости Тони перейдут в другие помещения к другим развлечениям. Но, откровенно говоря, синьор, они не получат того, что могу предоставить вам я.
- Вы гарантируете, что это из запасов синьора Мейлера?
- Как я уже сказал, синьор.
Аллейн согласился. Швейцар удалился в близлежащий чуланчик, который, очевидно, был его офисом. Послышался звук поворачиваемого ключа. Хлопнул задвинутый ящик. Швейцар возвратился с запечатанным пакетиком, аккуратно завернутым в блестящую голубую бумагу. Цена была непомерная: процентов на тридцать выше, чем на лондонском черном рынке. Аллейн заплатил и взволнованно заявил, что хочет уйти немедленно. Швейцар отпер дверь, спустил его в лифте и выпустил через ворота.
В переулке стояла их "ланча", за рулем крепко спал заместитель Джованни. Из чего Аллейн заключил, что Джованни основательно занят в другом месте.
Он дошел до угла, нашел табличку с названием улицы - Виа Альдо, - сориентировался и, вернувшись к машине, разбудил шофера и потребовал отвезти себя в гостиницу. Ради шофера он демонстрировал признаки отключения, долго не мог отыскать деньги и в конце концов дрожащей рукой дал на чай много больше, чем надо.
После "Логова Тони" вестибюль гостиницы можно было бы счесть за австрийский Тироль, столь здоровой казалась его тишина, приглушенная роскошь, журчащие фонтаны и полное безлюдье. Аллейн поднялся в свой номер, принял душ и минуту-две стоял на балкончике и смотрел на ночной Рим. Восток неба уже слабо светлел. В церквах, закрытых на ночь, словно глаза, скоро зажгутся свечи для ранней службы. Может быть, монах из Сан-Томмазо-ин-Паллария уже проснулся и готов шлепать сандалиями по пустынным улицам с ключами от подземелья в кармане рясы.
Аллейн запер в портфель сигарету и пакетик кокаина и героина и, приказав себе проснуться в семь, лег и сейчас же заснул.
4
Несколькими часами раньше Барнаби Грант и Софи Джейсон стояли на крыше пансиона "Галлико" и тоже смотрели на Рим.
- Еще не поздно, - сказал Грант. - Может, выйдем наверх, в садик на минуту-другую? Не хотите выпить?
- Спасибо, с меня алкоголя хватит, - сказала Софи. - У меня есть апельсины. Выжмем их и разбавим холодной водой, ладно? Принесите кружку для зубной щетки.
В садике на крыше пахло ночными левкоями, влажной землей и папоротником. Они приготовили апельсиновый напиток и, глядя на очертания Рима на фоне ночного неба, тихонько переговаривались - ибо на крышу выходили открытые окна спален. Это придавало их диалогу заговорщицкий характер.
- Хотела бы я жить в одном из этих номеров, - сказала Софи.
- Я тут жил в свой последний приезд. В номере со стеклянными дверьми.
- Как здорово.
- Гм… вероятно.
- Вам не понравилось?
- В тот раз произошло нечто неприятное.
Если бы Софи спросила, что именно, или как-нибудь проявила интерес, Грант, вероятно, отделался бы несколькими незначащими фразами, но она ни о чем не спрашивала. Она глядела на Рим и отхлебывала из кружки.
- У вас дар Виргилии, Софи.
- Что это такое?
- Благодатное умение молчать.
Она ничего не сказала, и неожиданно он начал рассказывать ей об утренней грозе на Пьяцце Колонна и утрате рукописи. Прижав руку к губам, она слушала его с ужасом.
- "Саймон", - пробормотала она. - Вы потеряли "Саймона"! - И потом: - Но… очевидно, все же он к вам вернулся.
- После того, как я три дня промучился от жары на этой крыше. Да. Я получил его. - Он повернулся и сел на железный стульчик. - За этим самым столом, - невнятно пробормотал он.
- Удивительно, что вы можете снова сесть на это место.
- Вы даже не спрашиваете, как я его получил.
- Ну - так как?
- Его принес… Мейлер.
- Мейлер? Вы говорите, Мейлер? Себастиан Мейлер?
- Он самый. Сядьте сюда. Прошу вас.
Она села за столик на второй стул и подумала, что официант вот-вот принесет им завтрак.
- В чем дело? - спросила она. - Вас что-то беспокоит. Вы хотите об этом поговорить?
- Должно быть, мне необходимо выговориться. Хотя бы до некоторой степени. Поверите, если я вам скажу, что я бы почти хотел, чтобы он не возвращал рукопись?
- Если вы так говорите, я вам верю, хотя это чудовищно, - ответила она, помолчав. - Вы желаете, чтобы рукопись нашел не Мейлер, да? Это я могу себе представить.
- Это я и хочу сказать. Вы слишком молоды и не помните, что было, когда вышла моя первая книга. Ну конечно, вы были ребенком.
- "Водолей"? Мне было тогда лет четырнадцать. Я проглотила ее, затаив дыхание, с вытаращенными глазами.
- Но потом… Когда вы стали работать в издательстве "Костер"? Вы слышали об этом… скандале? Неужели не слышали? Неужели об этом до сих пор не судачат в вашей высокоумной лавочке?
- Да, - ответила Софи. - Я слышала историю о совпадении.
- "Историю о совпадении"! Черт побери! И вы поверили, что я в мельчайших деталях воспроизвел главную тему книги, которую отродясь не читал?
- Конечно. Таково общее мнение у "Костера".
- А у двенадцати добрых и честных кровожадных мужчин было другое мнение.
- Но это ведь кончилось символическим возмещением убытков, правда же? И был длинный список известных совпадений в литературе. Я пишу детские книги. В прошлом году я обнаружила, что подцепила целую сюжетную линию из "Часов с кукушкой" миссис Моулзуорт. На самом деле это было не совпадение. Бабушка прочла мне эту книгу вслух, когда мне было шесть лет. Вероятно, это застряло в подсознании и потом невольно всплыло. Но клянусь, я этого не сознавала.
- И что вы сделали, когда осознали?
- Выбросила в корзину. Успела.
- Счастливица.
- А вам это до сих пор нестерпимо?
- Да, - сказал Грант. - Да, моя девочка, нестерпимо.
- Но почему? Из-за того, что кто-то заподозрит вас в плагиате?
- Наверно, так… да. Все это было кошмаром.
- Простите, - сказала Софи. - Это для вас ужасно. Но все же я не совсем понимаю…
- Какое это имеет отношение к рукописи… к Мейлеру?
- Да.
- Мы с вами познакомились в половине четвертого пополудни? - сказал Грант.
- Просто мы оказались вместе. Как пассажиры на корабле, - ответила Софи с рассудительностью, которую сводила на нет необходимость говорить шепотом.
- Мейлер продержал у себя рукопись три дня.
- Зачем?
- Он сказал, что он вырубился. Кокаин. Чтобы подтвердить это, он показал мне руку. Я не верю ему ни на грош.
- Он что, ждал вознаграждения?
- Он отказался его принять.
- Удивительно! - сказала Софи.
- Не думаю. Я не думаю, что он наркоман. По-моему, он крупный торговец наркотиками, а они никогда не употребляют сами. Он отвез меня туда, куда они поехали сегодня. К "Тони". Шикарно разукрашенный вертеп с наркотиками. На все вкусы. Чудовищно. О чем я говорил?
- Вы собирались сказать…
- Отчего он прождал три дня. Потому что столько времени ему понадобилось, чтобы состряпать повестушку, совпадающую с одним эпизодом из "Саймона". Он просил меня прочесть ее и высказать свое мнение. Теперь я уверен, что он вскрыл мой кейс, прочел рукопись и с умыслом сочинил свою вещицу. Это было ясно по всем признакам, и только такой растяпа, как я, мог этого не понять. Я высказал ему свое мнение и как о забавном совпадении упомянул о сходстве. Мы были в ресторане, а он тут же сказал об этом своим дружкам. Позднее в тот проклятый вечер он рассказал еще кое-кому. Он сделал из этого целую историю.
Грант умолк. Внизу запоздалая извозчичья лошадь цокала копытами. Вдали тишину прорезал гомон итальянских голосов, перекрытый свистом, хохотом и обрывком песни. Водитель на Пьяцце Навона переключил скорость и погнал машину.
- Я, кажется, начинаю понимать, отчего вы согласились вести экскурсию, - сказала Софи.
- Вы начинаете понимать! - взорвался он. - Да, вы начинаете понимать. Вы половины не знаете, но уже начинаете понимать. - Он с размаху опустил кулак на столик, и их кружки зазвенели друг о друга.
- Извините, пожалуйста, - пронзительно запротестовала дама из-за стеклянной двери, - может быть, это не чересчур - попросить вас об обыкновенной деликатности и любезности? - И затем в приступе гнева: - Если не можете говорить тихо, ступайте к себе.