- Нет, подождите, - сказал Джованни. Подождать нужно было возвращения группы. Первым поднялся синьор Дорн, который сразу подошел к тете в атриуме. Затем в одиночестве появился майор. Белый. Дрожащий. Взволнованный. В глазах ужасное выражение. Не видя Джованни, он прошел мимо него и выбрался на крыльцо. Джованни подошел к нему и спросил, хорошо ли он себя чувствует. Суит обругал Джованни, спросил, чего ему нужно, и приказал убираться. Джованни прошел в машину и из нее видел, как майор подкрепился из карманной фляжки. Он быстро пришел в чувство и, когда появились остальные участники экскурсии, был совершенно в форме.
- Тогда, синьор квестор, я ничего не мог понять, но теперь, теперь я все понимаю. Синьор квестор, я, - он ударил себя в грудь, погрозил пальцем и необычайно выразительно выговорил свое умозаключение: - Я глядел в лицо убийцы.
Именно в этот момент зазвонил телефон. Бергарми снял трубку, выслушал известие о несчастном случае с Суитом и сообщил начальнику:
- Врачи полагают, что он не придет в сознание.
"Пока мы здесь говорим о выражениях лица, - думал Аллейн, - я сейчас ясно видел, как лицо человека изобразило недоверие и ликование. И это было лицо Джованни".
3
Через пять минут пришло донесение, что Гамильтон Суит умер, не сказав ни единого слова.
Вальдарно снизошел до того, чтобы передать эту новость путешественникам. И снова в атмосфере ощутилось сдерживаемое приличиями облегчение. Барнаби Грант, вероятно, выразил чувства большинства, сказав:
- Ради Бога, давайте не проверять передвижения всех и каждого. Он был противный тип, а теперь выясняется, что он, наверно, убийца. Это ужасно, но дело кончено. Лучше для них - для всех троих - да и для всех остальных, чтобы так оно и было.
Аллейн видел, что Софи с минуту внимательно смотрела на Гранта, а потом, хмурясь, уставилась на собственные стиснутые руки. Барон что-то буркнул в знак согласия, но его жена, потеряв власть над собой, возмущенно воскликнула:
- Ах нет, ах нет! Мы не можем так холодно отделаться от всего! Это трагедия! Это Немезида! Какие ужасы таятся за этой развязкой! - она взывала то к одному, то к другому из присутствующих и наконец обратилась к мужу. Ее глаза налились слезами. - Нет, Геррит, нет! Страшно подумать, - говорила она. - Эта Виолетта, этот Мейлер и этот Суит: они испытывали друг к другу такую ненависть! Такую злобу! Так близко к нам! Мне не по себе даже думать об этом.
- Успокойся, моя дорогая. Все кончилось. Их больше нет.
Он утешал ее на своем языке, нежно потирая, словно согревая, ее большую руку своими ручищами. С этрусской улыбкой он обвел глазами всех находившихся в комнате, словно извиняясь за проявление детского горя. Они неловко заулыбались в ответ.
Вальдарно сказал, что все, без сомнения, понимают, что дело теперь приняло совсем иной характер. Пока нет официального сообщения и дело формально не закрыто, с его стороны неуместно делать категорическое заключение, но тем не менее он чувствует, что как представитель министерства внутренних дел он может заверить, что при дальнейшем разбирательстве никого более излишне не потревожат. Их только попросят подписать заявление по поводу их злополучного приключения. Возможно, им придется дать формальные показания, и они должны приготовиться к этому. А теперь, быть может, они будут любезны подождать в соседней комнате, пока вице-квестор Бергарми подготовит заявление. Он весьма сожалеет…
Он произнес еще несколько округлых периодов в том же духе, и затем все встали и как могли ответили на церемонные слова прощания.
Аллейн остался в кабинете.
- Может быть, это облегчит работу, синьор квестор, - сказал он. - Я к вашим услугам - например, вам потребуется английский текст этого заявления. И поскольку я сам был там, вы понимаете?..
- Вы очень любезны, - начал Вальдарно, но его прервал новый доклад о беспорядках. Бергарми куда-то вышел, и на минуту-две Аллейн остался лицом к лицу с Джованни. Погруженный в телефонный разговор квестор сидел к ним спиной.
- Несомненно, вы тоже напишете заявление? - спросил Аллейн.
- Разумеется, синьор. Напишу все, что на моей совести и как на духу. Это мой долг.
- В нем будет отчет о вашем разговоре с майором Суитом вчера вечером в "Эремо"?
Джованни изогнул шею, как змея. "Сейчас зашипит", - подумал Аллейн. Джованни полузакрыл глаза и зашептал проклятия.
В сотый раз за это утро Вальдарно прокричал:
- Е molto seccante! Presto! - Он бросил трубку, развел руки, словно желая обнять Аллейна, и тут увидел Джованни. - Вы! Векки! Вам требуется написать заявление.
- Конечно, синьор квестор, - сказал Джованни.
Загудел селектор. Вальдарно снова ответил на вызов.
Вошел полицейский и забрал Джованни. Тот бросил взгляд в спину квестора и, проходя мимо Аллейна, изобразил, что плюет ему в лицо. Полицейский прикрикнул на него и вытолкал из кабинета. "Виолетта не ограничилась бы пантомимой", - подумал Аллейн.
- Эти студенты! - воскликнул Вальдарно, прекратив разговор. - Чего они хотят добиться? Ну вот, они жгут мотоциклы "веспа". Почему? Может, это "веспы" других студентов? Скажите мне, почему? Вы говорили о письменном заявлении. Буду вам чрезвычайно признателен, если вы объедините усилия с Бергарми. - Снова загудел селектор. - Баста! - закричал квестор и ответил на вызов.
Аллейн присоединился к Бергарми, который встретил его странным раздраженно-радостным возгласом. Он уже написал по-итальянски резюме, основанное на до отвращения знакомых перемещениях туристов в подземельях Сан-Томмазо. Аллейн нашел резюме верным и перевел его на английский.
- Синьор вице-квестор, не хотели бы вы, чтобы точность перевода проверило третье лицо? - спросил он.
Бергарми замотал головой.
- В конце концов, теперь это не так уж важно, - сказал он. - Показания Джованни Векки и тот факт, что это, - он похлопал по заявлению, - им не противоречит, и, главное, попытка Суита бежать - все это нас вполне устраивает. Дело практически закрыто.
Аллейн передал ему листок с переводом:
- Я бы только хотел предложить еще одну вещь.
- Да? Что именно?
- Ван дер Вегели фотографировали в митрейоне и в инсуле. Со вспышкой. Два снимка сделала баронесса и один - барон. Кеннет Дорн тоже сделал один снимок. После этого на обратном пути баронесса сфотографировала саркофаг. По-моему, эти снимки можно бы приобщить к делу.
- Гм. Спасибо. Саркофаг - да. Да. Это может быть интересно.
- Не виден ли уголок платка?
- Вот именно. Это сузит временные рамки. В какой-то степени это правильно. Это докажет, что Виолетту убили до того, как вы все покинули митрейон. Конечно, ее убил Мейлер. Без сомнения, Мейлер. Это нам не поможет - впрочем, это нам и не нужно - установить точное время нападения Суита на Мейлера. Теперь мы знаем его причину, мой дорогой синьор супер. - Бергарми радостно употребил новую форму обращения. - Знаем из вашего же изучения личности Суита. - Аллейн скривил губы. - Намерение, подтвержденное подозрительным поведением, которое заметил Векки. Возможность. Кроме синьора Дорна и его тети баронессы (последнее и подумать нелепо), он один имел эту возможность.
- Вы полагаете, что он один?
- Синьор?
- Я просто хочу сказать, что не уверен, что Джованни все время говорил всю правду, - извиняющимся тоном сказал Аллейн.
После тщательного обдумывания Бергарми заключил:
- У меня нет никаких оснований не доверять ему. - И после еще более долгой паузы прибавил: - У него нет ни причины, ни повода для нападения на Мейлера.
- Но у него были причины для нападения на Суита. Впрочем, не стоит об этом думать.
Деловой двуязычный служащий быстро отпечатал перевод Аллейна в нескольких экземплярах. Когда машинопись была готова, они с Аллейном вернулись в тот меньший кабинет, где собрались путешественники. По просьбе Бергарми Аллейн раздал всем по копии.
- На мой взгляд, здесь верно подытожены все наши показания, и я готов подписать это, - сказал Аллейн. - Как остальные?
Подкрашивавшая губы леди Брейсли неожиданно выдала фиоритуру:
- Я бы подписала акт о продаже души дьяволу, только бы выбраться отсюда. - Она одарила Аллейна вульгарным и жалким взглядом и, как следовало ожидать, сообщила ему: - Вы слишком великолепны.
- Леди Брейсли, - сказал он, - я спрашиваю вас из чистого любопытства - не заметили ли вы чего-нибудь странного в поведении Суита, когда он провожал вас в атриум? Не заметили?
Он подумал, что она может уцепиться за возможность и рассказать, как тонко она чувствует атмосферу и как сразу ей показалось, что что-то неладно, или, возможно, выдать нечто, действительно проливающее свет на происшедшее. Однако она всего лишь сказала:
- Я просто сочла его грубым, простым, ничтожным человеком. - И, мгновение подумав: - Чтоб мне провалиться на этом месте, если он когда-нибудь был в артиллерии. - И, сделав еще одну паузу: - Все равно, это нечто, вокруг тебя вертится убийца, даже и нелюбезный. Боже, да мы с Кенни весь ужин проговорим об этом - правда, милый?
Племянник взглянул на нее и беспокойно кивнул.
- Я просто не люблю такие вещи, - пожаловался он.
- Я знаю, милый. Слишком ошеломляет. Можно сказать, три мертвеца за три дня. Все же удивительное облегчение, когда тебя больше ни в чем не подозревают. - Склонив голову, она посмотрела на Бергарми и улыбнулась ему. - Он правда не говорит по-английски? Он нас не дурачит?
- О чем она? - пробормотал Бергарми Аллейну. - Она не хочет подписывать? Почему она мне улыбается?
- Она подпишет. Вероятно, вы ей понравились, синьор вице-квестор.
- Mamma mia!
Аллейн сказал, что, если все удовлетворены бумагой, они могут ее подписать, и леди Брейсли немедленно поставила свою подпись, не делая вида, что прочла заявление. Ван дер Вегели были чрезвычайно придирчивы и с озабоченностью изучили и обсудили между собой каждую фразу. Барнаби Грант и Софи Джейсон прочли машинопись с профессиональной сосредоточенностью. Затем все подписали заявление. Бергарми через Аллейна передал им, что они свободны. Им сообщат, если их присутствие на предварительном слушании окажется необходимым. Он поклонился, поблагодарил их и удалился с бумагами.
Все шесть путешественников поднялись, собрались с мыслями, почувствовали явное облегчение и направились каждый по своим делам.
Софи и Барнаби Грант ушли вместе, за ними последовали Ван дер Вегели.
Леди Брейсли не сводила глаз с Аллейна и не спешила из кабинета.
Кеннет нетерпеливо топтался у двери и поглядывал на Аллейна своим обычным взглядом исподлобья.
- Кажется, это конец, - буркнул он.
- Помните, когда мы все были внизу, вы сфотографировали Митру? - сказал Аллейн.
- Да.
- Вы проявили пленку?
- Нет.
- Она черно-белая или цветная?
- Черно-белая, - пробормотал Кеннет. - Так лучше для архитектуры и статуй.
- Мои пленки проявляет здесь полицейский эксперт. Это займет часа два. Не позволите мне проявить вашу одновременно с моими?
- Я ее еще не доснял. Так что благодарю.
- Нет, милый, пожалуйста, дай пленку мистеру Аллейну, - сказала леди Брейсли. - У тебя там осталось не так много кадров. Ты все время щелкал во время этого чрезвычайного пикника на каком-то там холме. И согласись, в этом есть некий жуткий интерес. Хотя меня и нет на снимке, о котором говорит мистер Аллейн, - в недрах земных. Так что дай ему, пожалуйста.
- Она до сих пор в аппарате.
- Аппарат в машине. Сбегай и принеси.
- Тетя, милая, куда спешить? Это не горит.
- Нет, горит, - сказала она сердито. - Ступай, милый!
Кеннет, сгорбившись, вышел.
- Не возвращайтесь, - крикнул ему вслед Аллейн. - Я возьму у вас внизу. Я спущусь через минуту.
- Как это любезно с вашей стороны, - проговорила леди Брейсли и поцеловала себе руку. - Мы подождем.
Когда все удалились, Аллейн вышел к лифту и нашел перед ним Ван дер Вегелей, деловито собиравших свое внушительное фотооборудование, без которого они, кажется, не делали шагу. Он напомнил баронессе, что она фотографировала в римском доме, и предложил дать пленки для проявления полиции.
- Я думаю, полиция и теперь будет счастлива увидеть ваш снимок саркофага. Я им сказал, баронесса, что попрошу его у вас.
- Я вам его дам. Мне он не нужен. Мне думать о нем страшно. Геррит, родной мой, дай ему, пожалуйста. Нам не нужны сувениры того ужасного дня. Ах, нет! Нет!
- Ну-ну-ну, - нежно упрекнул ее барон. - Стоит ли из-за этого поднимать такую шумиху? Он здесь. Минуточку, я его достану.
Однако развязать и перерыть их здоровенные сумки оказалось делом непростым и безрезультатным.
Внезапно баронесса издала восклицание и хлопнула себя по лбу.
- Но я совсем сошла с ума! - воскликнула она. - Так я забуду собственную голову.
- Что случилось?
- Это молодой Дорн. Вчера мы договорились, что он отнесет проявлять и мою, и свою пленку.
- Так, - сказал барон. - Какая чепуха. - И с полным добродушием он начал вновь укладывать содержимое рюкзаков.
- Он ничего с ней пока не сделал, - сказал Аллейн. - С вашего позволения, я заберу вашу пленку с его пленкой.
- Хорошо, хорошо, - согласился барон.
- Вы уверены, что она вам не нужна? - спросил его Аллейн.
Он покачал головой, поджал губы и нахмурился, как добрая нянюшка.
- Нет-нет-нет, - пробормотал он. - Вы видите, что получается. Моя жена предпочитает… Нет. Хотя, - прибавил он с явным сожалением, - там есть некоторые кадры - наша группа, к примеру. Но ничего.
- Я покажу вам, что вышло, - пообещал Аллейн.
Они вместе спустились в лифте. Он подумал, встретится ли он где-нибудь с Ван дер Вегелями, когда дело Себастиана Мейлера улетучится из памяти большинства людей. Баронесса оживилась. Они собирались на извозчике к фонтанам Виллы д'Эсте. Он дошел с ними до главного входа. Она шагала так живо и энергично, что ему пришло в голову сравнение с походкой какой-нибудь огромной древней птицы, может быть моа.
- У моей жены мудрая простота классических времен, - сказал барон, любовно оглядывая ее. - Она исключительная женщина. - И, понизив голос, добавил, скорее себе, чем Аллейну: - И на мой взгляд, очень красивая.
- Вы счастливый человек.
- Это также мое мнение.
- Барон, вы не хотите выпить со мной? Часов в шесть? Я смогу показать вам ваши снимки. Так как они могут огорчить баронессу, я не приглашаю ее.
- Благодарю вас, - ответил он. - Я буду счастлив. Вы очень заботливы. - И, передвинув сумку на своих широких плечах, позвал: - Матильда, не так быстро! Подожди! Я иду.
И он такой же бодрой поступью зашагал вслед за женой. Они вместе удалялись по улице пружинящей походкой, оживленно разговаривая, их головы и плечи возвышались над массой прохожих.
Кеннет Дорн сидел за рулем белой спортивной машины, его тетя рядом с ним. Аллейну пришло в голову, что их подготовил для кинопробы какой-нибудь чересчур старательный режиссер, подбирающий типажи для новой "Сладкой жизни". На голове у Кеннета была модная шапочка, нечто малиновое с маленьким козырьком. Он был очень бледен, и лоб его блестел.
- Мы здесь, - позвала леди Брейсли. - А вот пленка. Столько суматохи! Приходите сегодня вечером выпить с нами. Должно быть, это неприлично, но нельзя не испытывать облегчение. Я хочу сказать, что этот ядовитый Джованни просто пугает. И все вранье. Кеннет знает, что я вам рассказала. Так что, может быть, слегка отпразднуем? Не хотите?
Кеннет глядел на Аллейна, почти безумно оскалившись. Губы его шевелились. Аллейн наклонился к нему.
- Что мне делать? - кривляясь, проговорил Кеннет.
- Боюсь, я занят сегодня вечером, - громко сказал Аллейн и тихо Кеннету: - Вы скверно выглядите. На вашем месте я бы обратился к врачу. Пожалуйста, пленку.
Кеннет протянул ее. Картон был влажный.
- У вас ведь и пленка баронессы, правда?
- О Боже, неужели? Да, действительно. Где она, черт побери… Вот!
Он вытащил ее из бардачка и отдал.
- Можно мы вас подвезем? - с величайшей озабоченностью спросила леди Брейсли. - Позвольте, мы вас подвезем.
- Благодарю вас. У меня еще здесь дело.
Спортивная машина рискованно влилась в уличное движение.
Аллейн вернулся в здание.
Он отыскал Бергарми и получил имя и координаты фотоэксперта. Бергарми позвонил ему и договорился, чтобы пленки проявили немедленно.
Он вызвался проводить Аллейна в фотолабораторию и по дороге изложил свою точку зрения.
- Я уже смотрел наши снимки, - говорил Бергарми. Так, скорее для порядка. Одних показаний Джованни Векки достаточно, чтобы открыть дело против Суита. Теперь он соглашается, что подозревал о некоем сговоре между Суитом и Мейлером и готов показать в суде, что слышал, как Мейлер угрожал Суиту разоблачением.
- Разоблачением чего? - сказал Аллейн. - И перед кем?
- Джованни полагает, синьор, что Мейлеру было известно преступное прошлое Суита в Англии и он грозил разоблачить его перед вами, а вас он узнал.
- Джованни очень мило соображает задним числом, - сухо проговорил Аллейн. - Я не верю ни единому слову. А вы?
- Ну, синьор, это же его предположение! А его показания, по правде говоря, я принимаю полностью. Важно, что Суит по той или иной причине чувствовал себя в опасности, и угроза исходила от Мейлера. Который, конечно, раскусил, что Суита подослал Зигфельд шпионить за ним. Знакомая история, синьор супер, не правда ли? Обман, и двойной обман. Простое решение так часто оказывается верным. То, что Мейлер был шантажистом и вымогал деньги у туристов, не имеет отношения к его убийству, хотя Суит мог надеяться, что это собьет нас с толку. - Бергарми бросил на Аллейна быстрый взгляд. - Вы со мной не согласны, синьор супер, так ведь? - спросил он.
- Не обращайте на меня внимания, - сказал Аллейн. - Я иностранец, синьор вице-квестор, и не могу судить о Джованни по английским меркам. Вы знаете ваши типы преступного мира, а я не знаю.
- Ну, синьор, вы чересчур скромны. - Бергарми просиял всем лицом.
Пришел фотоэксперт.
- Готово, синьор вице-квестор.
- Ессо! - сказал Бергарми, хлопая Аллейна по плечу. - Снимки. Посмотрим?
В фотолаборатории они еще плавали в фиксаже. Снимки квестора: Виолетта с высунутым языком в саркофаге; Виолетта на носилках в морге; челюсть Мейлера; детали. Снимки Аллейна: прядь альпаги, приставшая к перилам; нога Мейлера подошвой кверху, застрявшая в каменной решетке; крем для обуви на перилах в другом месте; снимки бумаг, найденных в квартире Мейлера; дежурные снимки, необходимые для ведения дела.
И неожиданно - виды Рима. Банальные снимки знакомых объектов с одной и той же крупной улыбающейся фигурой на первом или втором плане. Барон с шаловливой миной швыряет монетку в фонтан Треви. Барон с судейским видом на Форуме, первосвященническим перед Ватиканом и воинственным у статуи Марка Аврелия. И наконец, снимок, сделанный кем-то посторонним: головы Ван дер Вегелей в профиль, его, наложенная на ее, в египетском вкусе. Аллейн заметил, что у них одинаковы даже крупные мочки ушей.