И затем - пустота. Бледный силуэт барона на лестнице на Площади Испании, густо затянутый белым туманом. И после этого - ничего. Пустота.
- Жаль, произошла неполадка, - сказал фотоэксперт. - Пленка засвечена.
- Это я вижу, - сказал Аллейн.
- Кажется, вы сами упоминали, что у баронессы были затруднения с аппаратом в митрейоне, - заметил Бергарми.
- Ее подвела вспышка. Один раз. На другой раз она сработала.
- Очевидно, что-то было не в порядке с аппаратом. Или когда она вынимала пленку. Пленка засвечена, - повторил эксперт.
- Стало быть, у нас нет снимка саркофага, - сказал Бергарми. - В конце концов, это не столь существенно.
- Да, - сказал Аллейн. - Это так. В конце концов. Что касается группового снимка у статуи Митры…
- О синьор, здесь новости лучше, - сказал эксперт. - У нас есть пленка с пометкой "Дорн". Вот, синьор.
Снимки Кеннета были довольно хороши. Они сразу же опровергли его рассказ, что перед встречей с Мейлером у Аполлона у него кончилась пленка и что он вставлял новую по пути в митрейон. Здесь по порядку шли снимки, сделанные в Перудже. На двух из них фигурировал сам Кеннет в женском платье, в саду, окруженный друзьями самого сомнительного вида, один из которых разделся догола и, по-видимому, изображал статую.
- Molto sofisticato, - сказал Бергарми.
Затем следовали снимки тети Кеннета перед гостиницей и туристов, собирающихся на Площади Испании. В середине пленки был снимок бога Митры. Кеннет стоял от него достаточно далеко, так что в объектив попала баронесса, занятая своим аппаратом, и позади нее вся группа. Аллейн и Софи улыбались по обе стороны рассерженного Гранта, Суит явно намеревался обнять Софи за талию. У всех был испуганный и напряженный вид людей, застигнутых вспышкой врасплох. Детали стены, огромные тени людей, пухленький бог во фригийском колпаке, его улыбка, его безучастно смотрящие глаза - все вышло чрезвычайно отчетливо. Больше в Сан-Томмазо Кеннет не фотографировал. Остальные снимки были сделаны на Палатинском холме.
Аллейн подождал, когда пленка и отпечатки высохнут. Бергарми сослался на срочную работу и направился к выходу. Слова Аллейна застали его в дверях:
- Знаете, синьор вице-квестор, меня чрезвычайно занимает одно обстоятельство дела.
- Да? Что именно?
- Вот. С чего вдруг Мейлер, человек некрепкий, потратил столько сил и времени, чтобы положить Виолетту в саркофаг, когда он мог легко и быстро скинуть ее в колодец?
Бергарми несколько мгновений молча глядел на него.
- У меня нет ответа, - сказал он. - То есть, конечно, ответ существует, но в данный момент я не могу вам его дать. Простите меня, я опаздываю.
- А я могу, - пробормотал Аллейн, когда он ушел. - Чтоб мне провалиться, если не могу.
В гостиницу он вернулся без десяти три.
Он написал отчет, договорился о встрече с Интерполом и глубоко задумался.
Его миссия, как она замышлялась первоначально, была завершена. Он добыл большую часть информации, которую должен был добыть. Он довел дело Мейлера до конца и заставил Суита дать ему самый полный список лиц, вовлеченных в главную сеть наркобизнеса.
И Мейлер, и Суит были мертвы.
С профессиональной точки зрения, их смерти его не касались. Это была компетенция римской квестуры, Вальдарно, Бергарми и их мальчиков, и они весьма умело вели дело. И все же…
Он был не на шутку озабочен.
В половине шестого он разложил все фотографии на своей кровати. Он вынул из папки листок, исписанный его собственным почерком, долго глядел на него и затем сложил и засунул в карман.
В шесть часов позвонил Кеннет Дорн и спросил, явно волнуясь, не может ли он зайти за своей пленкой.
- Не сейчас. Я занят часов до семи, - сказал Аллейн. Он сделал паузу и прибавил: - Позвоните мне в восемь.
- Они… они хорошо получились? Снимки?
- Ваши вполне хорошо. А в чем дело?
- Что-нибудь не в порядке с ее? Баронессы?
- Они засвечены.
- Ну, это не моя вина, так ведь? Послушайте, мне надо поговорить с вами. Я вас прошу.
- В восемь.
- Понятно. Я… да… ладно. Спасибо. Я перезвоню в восемь.
- Пожалуйста.
В половине седьмого позвонил дежурный и сообщил, что прибыл барон Ван дер Вегель. Аллейн попросил направить его к себе.
Он открыл дверь и, услышав гудение лифта, вышел в коридор. Из кабины появился служитель, сопровождавший барона, который издалека приветствовал Аллейна и пружинистой походкой направился к нему с вытянутой рукой.
- Надеюсь, вы не имеете ничего против того, что я зазвал вас сюда, - сказал Аллейн. - Я полагал, нам нужно достаточное уединение, а комнаты внизу в это время похожи на пятизвездочный бедлам. Входите, прошу вас. Что вы будете пить? Они подают очень приятный холодный пунш-бренди. Или вы предпочитаете классику?
Барон выбрал пунш-бренди и, пока они его ждали, расписывал их посещение фонтанов на Вилле д'Эсте.
- Конечно, мы там были не впервые, но с каждым приездом растет восхищение. Моя жена сегодня сказала, что всегда в одном и том же месте ей мерещится алый кардинал, окруженный гостями. Они видятся ей сквозь брызги фонтанов.
- У нее ясновидение, - светским тоном сказал Аллейн. Увидев, что барон озадачен, он объяснил, что имел в виду.
- Ах, нет. Мы не верим в такие явления. Нет, это у нее просто очень живое воображение. Она очень восприимчива, но призраков она не видит, мистер Аллейн.
- Не хотели бы Вы взглянуть на ваши фотографии? Боюсь, вы будете разочарованы, - сказал Аллейн.
На кровати лежали все снимки, кроме сделанных Кеннетом.
Сразу же увидев Виолетту и Мейлера, барон воскликнул:
- Ах, нет! Это слишком ужасно! Прошу вас!
- Простите, - сказал Аллейн и отложил снимки в сторону. - Вот фотографии вашей жены. Первые, как видите, очень хороши. Все портится с нашим прибытием в Сан-Томмазо.
- Ничего не могу понять, - сказал барон. Он нагнулся над ними и перебрал их один за другим. - Аппарат жены исправен, такого раньше никогда не было. Прежде чем вынуть пленку, она ее аккуратно перемотала. Где негативы?
- Вот они.
Барон посмотрел их на свет.
- Простите, - сказал он. - Признаюсь, я озадачен. Извините, но человек, который проявлял пленку… Вы сказали, что он фотограф из полиции.
- Честно говоря, я ни на миг не допускаю небрежности с его стороны.
- Моя жена даже почувствует облегчение, - сказал барон. - Она не хотела никаких воспоминаний о посещении этого места.
- Понятно.
- Но мне жаль. Насколько я понимаю, вы хотели видеть снимок саркофага.
- Полиция не придает ему значения. Но в конце концов, у нас есть группа в митрейоне.
Он бросил на кровать снимок Кеннета.
Барон наклонился над ним.
В комнате было тихо. Оглушительный гул Рима едва доносился сквозь закрытые окна. Косяк ласточек промелькнул почти неуловимо для глаз.
- Да, - сказал барон. Он выпрямился и поглядел на Аллейна. - Здесь все ясно, - добавил он.
- Не правда ли?
Барон сел спиной к окнам. Он отпил немного холодного бренди-пунша.
- Это превосходная смесь, - сказал он. - Мне она нравится.
- Прекрасно. А не могли бы вы оказать мне услугу?
- Услугу? Ну разумеется, если это в моих силах.
- У меня есть копия письма. Оно написано на неизвестном мне языке. По-моему, на голландском. Вы не переведете его мне?
- С удовольствием.
Аллейн передал ему сложенный лист.
- Вы увидите, что оригинал был написан - вернее, напечатан - на бланке вашей фирмы "Адриаан и Велькер". Прочтите, пожалуйста.
После долгого молчания барон проговорил:
- Вы пригласили меня выпить. Вы показываете мне все это. Чего вы добиваетесь? Может, у вас в комнате спрятан микрофон и магнитофон, как в нелепом детективном фильме?
- Нет. Я не действую по заданию полиции. Моя работа здесь завершена. Несомненно, мне следовало бы передать это письмо в полицию, но они, несомненно, сами найдут оригинал, когда будут обыскивать квартиру Мейлера. Сомневаюсь, что письмо их сильно заинтересует, но, конечно, я не читал его и, может быть, ошибаюсь. Им хорошо известно, что он был шантажистом. Я видел в письме имя вашей жены. Несомненно, мое поведение достойно порицания, но я не думаю, барон, что у вас есть причина выплескивать ваш бренди-пунш мне в лицо. Я угощаю вас от чистого сердца.
Барон слегка пошевелился. Свет из окна упал на его лицо, и на нем сквозь маску на миг проступили белый Аполлон, сверкающий Меркурий, слабо улыбающийся жених с Виллы Джулия.
- Мне приходится верить вам, - сказал он. - Что еще остается?
- Если хотите, можете уйти и предоставить мне повозиться, к примеру, с Кеннетом Дорном и его снимком.
- Что бы я ни делал, ясно, что я в ваших руках. У меня нет выбора, кажется.
Он встал и прошелся по комнате, в его поступи сохранялась упругость. Наконец он сказал:
- По-видимому, мало смысла скрывать от вас содержание этого письма, поскольку вы говорите - и у меня нет оснований не верить, - что оригинал его существует. Вы без труда можете получить перевод. Суть дела в том, что некто, назвавшийся Сайлас Дж. Себастиан, - вы видите это имя, - обратился в мою фирму с просьбой дать ему информацию о моей жене. Пишущий, очевидно, сообщил, что он сотрудник американского журнала и организует серию статей о потомках старинных дворянских родов в современном бизнесе. С точки зрения их жен. По-видимому, далее он написал, что у него личный интерес к моей жене, так как, по его предположениям, они дальние родственники. Очевидно, он интересовался девичьей фамилией моей жены. Это письмо - ответ на его вопросы.
- Я вас слушаю.
- В нем говорится… - Казалось, барон на миг отказался от своих намерений. Он закрыл глаза, а затем изучил текст, словно видел его в первый раз. Чопорным, чужим голосом он произнес: - Согласно моим указаниям, в письме сказано, что баронесса Ван дер Вегель - инвалид и не вступает в общение с посторонними.
- Когда вы впервые встретили Себастиана Мейлера?
- Восемнадцать месяцев назад. В Женеве.
- А несколько недель спустя он написал это письмо. Он не старался укрыться за оригинальным псевдонимом.
- Без сомнения, он был уверен в себе.
- В конце концов, - сказал Аллейн, - это письмо может представлять собой стандартный ответ на назойливые расспросы.
- Он так не считал. Он не прекратил дело, - ответил барон. - Он пустился в разыскания.
- Чего?
- К сожалению, я не могу ответить на ваш вопрос.
- Очень хорошо. Предположим, он нашел то, что искал. Это вы мне можете сказать? Когда вы его снова встретили в Риме, было у вас опасение?..
- Ни малейшего! Господи, ни малейшего! До того дня…
- Какого дня?
- За неделю… За неделю до Сан-Томмазо.
- Когда начался шантаж?
- Да.
- Вы были готовы платить?
- У меня не было выбора, мистер Аллейн. Я слетал в Женеву и привез сумму в мелких купюрах.
- В нашей экскурсии вы вели себя чрезвычайно мужественно, ваша супруга и вы, - сказал Аллейн. - Столько энтузиазма по поводу древностей! Такая joie de vivre!
Барон Ван дер Вегель не отрываясь несколько мгновений глядел на Аллейна, а затем сказал:
- Насколько мне известно, у вас самого выдающаяся, замечательная жена. Нам чрезвычайно нравится то, что она делает. Она превосходный живописец.
Аллейн промолчал.
- Поэтому, мистер Аллейн, вы должны понимать, что увлечению искусством нельзя помешать - кажется, моего английского не хватает, чтобы выразить мысль, - искусство нельзя включить и выключить, как струю воды в кране. Для нас красота, особенно античная красота, - абсолют. Никакое несчастье, никакое волнение не способно замутить наше отношение к ней. Когда мы видим ее, мы приветствуем ее и испытываем потрясение. Позавчера в Сан-Томмазо у меня при себе были деньги, которые я должен был заплатить как цену молчания. Я был готов отдать их. Решение было принято. Должен признаться, я даже почувствовал себя свободней, испытал облегчение. Красота этрусских скульптур в этом подземелье немало укрепила во мне это чувство.
- К тому же было благоразумно делать вид, что ничего не случилось, так ведь?
- И это верно, - твердо сказал барон. - Согласен. И это. Но это было не трудно. Этруски меня поддерживали. Должен сказать вам, что, по моему глубокому убеждению, наша семья - она очень древняя - возникла в античности на земле между Тибром и Арно.
- Ваша жена мне говорила. Так вы передали деньги?
- Нет. Не было случая. Как вы знаете, он исчез.
- Тоже облегчение, очень понятное.
- Разумеется.
- Знаете ли, вы были не единственной его жертвой в группе.
- Я так и думал.
Аллейн взял его бокал.
- Я налью вам еще.
- От этого я не сделаюсь разговорчивее, - сказал барон. - Но благодарю вас.
Взяв бокал, он продолжил:
- Можете не верить мне, но я бы утешился, если бы мог рассказать вам, что именно он раскопал. Но я не могу. Но клянусь честью, я очень хотел бы. Хотел бы всем сердцем, мистер Аллейн.
- Будем считать, что так оно и есть.
Аллейн собрал негативы и снимки баронессы.
- Вы их заберете? - спросил он. - В ранних нет ничего, что огорчило бы вашу жену. - Он протянул их барону. Сверху лежал снимок Ван дер Вегелей в профиль.
- Поразительный снимок, - непринужденно сказал Аллейн. - Не правда ли?
Барон посмотрел на снимок и потом на Аллейна.
- Мы и в мыслях похожи, моя жена и я, - сказал он. - Вы могли это заметить.
- Да, я заметил, - подтвердил Аллейн.
- Когда возникают такие узы, а возникают они очень редко, их нельзя - как это сказать по-английски?..
- Сбросить со счетов?
- Может быть. Их нельзя нарушить. Это есть в вашей литературе. Это есть в "Грозовом перевале".
Аллейн подумал, что нелегко облечь Ван дер Вегелей в одеяния Хитклиффа и Кети, но все равно сравнение не показалось ему нелепым.
Барон допил свой бокал и с хорошо разыгранным оживлением хлопнул себя по колену и встал.
- Я пойду, - сказал он. - Вряд ли мы еще встретимся, если только не возникнут очередные формальности. Полагаю, что я ваш должник, мистер Аллейн, неоплатный должник. Вы не хотите, чтобы я сказал что-то еще?
- Ни единого слога.
- Как я и полагал. Позвольте…
Впервые за все их краткое знакомство Аллейн увидел барона по-настоящему в замешательстве. Он переводил взгляд со своей огромной руки на Аллейна.
- Разумеется, - сказал Аллейн, и на мгновенье его рука потонула в руке барона.
- Я вам искренне благодарен, - сказал Ван дер Вегель.
Аллейн смотрел, как он обычной своей пружинистой походкой направился к лифту.
"Что ни говори, - думал Аллейн, - более симпатичного убийцы я не встречал".
Глава десятая
В Риме
1
"Дело было решено, когда я увидел снимок молодого Дорна, - писал Аллейн. - Барона на нем не было.
Я все время допускал эту возможность. Когда мы выстроились нелепой группой для фотографирования, он не вымолвил ни слова. Это она обращалась к нему. Когда она предложила ему замолчать, его уже не было. Пока она разыскивала другую вспышку - разумеется, это было притворство, - он ускользнул по проходу позади улыбающегося божка. Он шел на свидание с Мейлером. Чтобы отдать деньги. Мейлеру надо было куда-то их перепрятать - возможно, в машину, - поэтому он и отстал от экскурсии.
В тот момент, когда мы все услышали голос Виолетты, Ван дер Вегель был в коридоре. Не думаю, что он был свидетелем убийства. Полагаю, он вышел на Мейлера, когда мертвая Виолетта уже лежала у его ног. Полагаю, что Мейлер бросился бежать, и Ван дер Вегель нагнал его на следующей площадке винтовой лестницы. После короткой борьбы Мейлер был сбит с ног, задушен и сброшен в колодец. Тело упало камнем, но по дороге рукав зацепился за внутреннюю сторону перил и оставил след.
Ван дер Вегель влез на перила, чтобы взглянуть вниз и удостовериться, упала ли жертва в воду. При этом резьба его подошв отпечаталась на коричневом креме для обуви, который оставил чудовищный Суит после того, как отвел леди Брейсли в атриум. У его башмаков были начищены подошвы, как сделал бы денщик, которого у него отродясь не было. Суит мог увидеть Виолетту, или Мейлера, или их обоих и пошпионить за ними.
Я убежден, что, взглянув вниз, Ван дер Вегель увидел, что тело Мейлера скрылось из виду, а тело Виолетты лежит там, где его оставил Мейлер. Он вернулся, положил его в саркофаг и нарочно оставил уголок платка на виду.
Он хотел, чтобы Виолетту нашли. Он хотел, чтобы полиция узнала, что ее убил Мейлер. Он хотел, чтобы полиция считала, что, убив ее, он бросился наутек.
Все это произошло быстрее, чем я теперь описываю. Самое большое минут за восемь, а баронесса куда дольше хлопотала, расставляя группу, суетясь, меняя вспышки, делая второй снимок. На своих неслышных резиновых подошвах он вернулся как раз вовремя для того, чтобы самому снять группу. Вынимая пленку из аппарата баронессы, он предусмотрительно засветил большую ее часть. Он не знал о снимке молодого Дорна.
Что до баронессы - тут я мог бы быть с ним пожестче. Я мог бы заставить его подтвердить, что она играла свою роль. Думаю, она знала, что Мейлер их шантажирует, и думаю, что муж попросил ее помедлить с фотографированием, пока он ходит, чтобы расплатиться с Мейлером. Не думаю, что она знает, что он убил Мейлера, и не думаю, что, если бы она знала, это бы хоть как-нибудь повлияло на их страстный, непобедимый союз.
И последнее - основание шантажа. Милая моя Трой, конечно, не исключено, что у дальних родственников может быть поразительное физическое сходство. Но шансов на это исключительно мало. Нас учат, что ухо - одно из наиболее убедительных оснований для идентификации. Уши Ван дер Вегелей если не идентичны, то, насколько это возможно, близки к идентичности, а это очень крупные уши замысловатой формы.