Вот и сегодня она ни с того ни с сего с ходу наехала на Майю. Ленка всех мужиков зовет мальчишами-плохишами, разговаривает с ними свысока и всячески демонстрирует независимость. Любые попытки окружающих девушек устроить свою жизнь вызывают у нее презрительное фырканье. Майку она считает глупой коровой и искренне хочет перевести поток Майкиных усилий в полезное русло. Майка обижается до слез.
- Май, посмотри, на углу машина стоит. Не Абрамович ли? Я ему сказала, что буду сегодня у вас, он обещал за мной зайти, - говорит Лена елейным голосом.
Майка знает, что там никого нет, но невольно бросает взгляд в окно.
- Ах да, я забыла. У него дела на Чукотке. Задержался. Но завтра-то уж точно!
Мне Майку жалко. Она действительно глупая корова, но ее мечты никому не мешают. Она и работает-то здесь только потому, что ей кажется, что шанс встретить товарного мужика в ювелирном магазине выше, чем где бы то ни было. И не только товарного, но и денежного, и щедрого. В логике ей не откажешь. Если мужчина вообще открыл дверь ювелирного магазина, значит, ему хоть раз пришла в голову идея о том, чтобы подарить украшение какой-нибудь женщине (подарки, которыми обмениваются между собой бойфрендики, не в счет). А если такая мысль ему не чужда, то почему бы этой женщиной не оказаться, в конце концов, Майке?
4 января, среда
Первые клиенты в новом году. Супружеская пара. Он - солидняк в костюме (для первых дней января это перебор - мог бы как-нибудь без церемоний, в свитере). Я воспринимаю его парадность как средство дополнительного давления на продавца. То есть на меня. Мужчина в костюме заведомо разговаривает с позиций силы и не допускает нарушения дистанции. Она - Барби со стажем. Разговор ведет муж. Хочет кольцо с большим камнем. Придирчиво разглядывает сертификат, несколькими фразами обнаруживает знакомство с предметом (видно, перед визитом к нам посоветовался со знакомым геммологом).
Супруга молчит, хотя по хищным взглядам, которые она кидает в сторону остальных витрин, я чувствую, что это затишье перед бурей.
Наконец, сакраментальный вопрос: "Сколько стоит?"
- 64 тысячи долларов, - говорю я уверенно. В нашем деле главное - уверенность. Клиент не должен чувствовать ни тени сомнения в моем голосе. Чем более юбилейным будет мой тон, тем быстрее он утвердится в мысли, что совершает на редкость удачную покупку.
Он тут же достает из портфеля последний аргумент - журнал "Раппопорт", где печатаются биржевые цены на бриллианты. Терпеливо объясняю ему, что эти цены - для оптовиков, а мы розница. Извините за каламбур, есть разница.
И тут случилось страшное. Барби открыла рот:
- Ну, Пусик! Ты же обещал мне подарок на 80 тысяч!
Голос у нее неожиданно скрипнул - как ножницами по толстому картону.
Пусик выглядит смущенным, несмотря на костюм. Видно, он уже прикинул, на что мог бы потратить разницу. Под бдительным оком супруги он выбирает еще и серьги. Настроение испорчено у обоих. Она принимает коробочку брезгливо, как будто ей недоплатили. Он покрывается красными пятнами. От былого костюмного величия нет и следа.
Почему-то считается, что продавать украшения - занятие красивое и даже возвышенное. Не сравнить, скажем, с едой или одеждой. Покупатель отборный, лишние люди к нам не заходят - нам даже не надо ничего говорить, уровень цен виден с порога. Тетка с авоськой побоится даже мимо двери пройти, не то что войти. Мы, слава богу, не в Америке, где частью фольклора служит фигура какого-нибудь Билла Гейтса, всегда выступающего в джинсах, рубашке поло и бейсболке и получающего удовольствие от того, что его не узнают люди на улице. В Москве все серьезно. Состоятельный мужчина никогда не будет стилизоваться "под народ" (говорят, лишь один очень крупный банкир ходил на работу в джинсах, считая, что достиг такого уровня, когда его должны воспринимать таким, какой есть. Все его замы при этом ходили в костюмах и даже слыли эталоном стиля в столице. Интересно, что как только у банка начались неприятности, банкир как миленький перешел на формальную одежду). Атрибуты престижа обычно видны невооруженным глазом. Мне это облегчает работу - при небольших навыках я всегда могу определить с точностью до тысячи долларов сумму предполагаемой покупки. По этим же атрибутам можно определить вкус и даже характер.
Девушки из ювелирного магазина - сливки сообщества работников прилавка. Тетки с волосами цвета застиранной простыни, ненавидящие всех и вся, ушли в прошлое. Отбор строг. Помимо некоторых знаний в области геммологии и истории ювелирного искусства, приятной внешности и ухоженных рук, нужно уметь правильно разговаривать (акценты, вульгаризмы и прочие свидетельства неполного воспитания отсекаются в самом начале). Нужно уметь располагать к себе собеседника, но не допускать панибратства. Такт и терпение - такие же необходимые качества профессии, как вкус. Клиенту нас в основном нервный - расставаться с большими суммами денег всегда трудно, особенно если не уверен, что тратишь их правильно.
Это - в идеале. Бывает всякое. Ни одной женщине не пережить того, что у кого-то больше возможностей для красивой жизни. Бриллианты - символ успеха, не только материального, но и женского. Драгоценности - как послужные лычки, которые цепляют при повышении звания. Я замечаю, что многие наши дамы надевают на себя с утра все, что имеют. Полный парад, смотр достижений - как ракеты на Красной площади по весне. Пусть друзья радуются, а враги завидуют. Девушкам в магазине иногда приходится собирать волю в кулак, чтобы не дать прорваться раздражению.
В магазин мы попали разными путями. Одни, как Майка, воспринимают эту работу как способ изменить жизнь к лучшему, справедливо полагая, что здесь встретить свою судьбу шансов все-таки больше, чем в овощном ларьке (Водянова не в счет). Другие, вроде меня, оказываются здесь из-за жизненных неурядиц, хотелось бы думать, что временных. Я иногда ловлю себя на мысли, что сидеть в красивом месте в окружении бриллиантов лучше, чем одной дома. Или в какой-нибудь конторе неясного назначения и сомнительного контингента.
5 января, четверг
Две обнаженные девушки, сильно накрашенные лица которых я смутно вспоминаю по оптовому рынку, закутаны в шкуру белого козлика (видимо, рысь достать не удалось). Одна рука не слишком стыдливо прикрывает грудь, другая опущена ниже. Поза боттичеллиевой Венеры. Но девушки - не богини, да и Славка - не Боттичелли. Такие картинки дальнобойщики приклеивают на лобовое стекло, чтобы не спалось в дороге.
Славка от своей работы в восторге. Я стараюсь его не разочаровать.
- Колье получились как настоящие. Здорово!
Он сияет.
- Тебе какая больше нравится?
Я одобрительно мычу в смысле, что обе хороши.
- Вот этой черненькой я буду делать портфолио. Ее друг, Рафик, платит.
Ну, думаю, полку супермоделей прибыло.
Благодарный Славка принес приглашение на тихую вечеринку. Так и написано: "Тихая". Видимо, организаторы трезво оценивают количество гостей, которых удастся собрать в мертвый для Москвы сезон. Тема - презентация дизайнерского стула. Не в физиологическом смысле, как я понимаю, а в мебельном. Мы с Майкой идем.
Она начинает готовиться, как только за Славкой закрывается дверь. Ритуальное расчесывание волос. Внимательное изучение лица в зеркале - судя по нахмуренным бровям, она видит там что-то такое, что ее очень тревожит. На столике перед зеркалом - боевой арсенал: пудра, помада, румяна, тушь. Движения Майки полны артистизма, на лице - совершенная отрешенность. Говорить с ней о чем-либо в этот момент не имеет смысла: она ничего и никого не слышит. Она вдевает в уши длинные сверкающие серьги и опять замирает в самосозерцании.
В таких случаях мы любим "выгулять" наши драгоценности. Начальство это даже поощряет - ходячая реклама все-таки. Ответственность, естественно, ложится на нас - чай, не Каннский фестиваль, охранников на всех не напасешься. Иногда, возвращаясь поздно вечером домой и, сжимая в руках сумку, я думаю: а что, если кто-нибудь узнает, что у меня там бриллиантов на несколько тысяч долларов?
Я тоже выбираю пару серег. Бегло гляжусь в зеркало. Я себя в нем почти не вижу. Настолько привыкла к своему лицу, что замечаю только вскочивший прыщик или шелушащуюся кожу. В отличие от Майки удовольствия от общения с зеркалом не получаю совсем. Почти не глядя, мазнула помадой по губам - и готова.
Стул презентуют в ресторане. Он, как и полагается герою вечера, стоит в центре, на столе. Вокруг с бокалами шампанского прогуливаются гости. Их немного, хотя публика вполне качественная. Говорят, становится модным оставаться в Москве в первые две недели нового года - так поступают люди солидные, которым чужды массовые выходы на горнолыжные склоны с последующими массовыми же посиделками в сауне или баре.
Майка напряжена, как струна. Она напоминает изящную антикварную этажерку на высоких ножках и с выдвинутым верхним ящичком. У Майки красивая грудь, такая под силу далеко не каждому пластическому хирургу. А здесь все свое, натуральное. Мужчины бросают заинтересованные взгляды, но отводят глаза, как только сцепляются с Майкиным твердым сапфировым взором. "Хочу замуж!" - написано на ее прекрасном лице. Видимо, в ближайшие планы гостей честные намерения не входят. Во всяком случае, не сегодня.
Я выхожу из ресторана в ночь. Слякоть под ногами слегка заледенела и похрустывает. Перед выходом я зашла в туалет и сняла украшения. Блондинка, деловито красившая губы над умывальником, посмотрела на меня подозрительно. Я ответила ей не менее подозрительным взглядом: "Ходят тут всякие, а потом бриллианты пропадают!" - и положила вещи в сумочку. Мне еще ехать домой.
Ловлю машину. Водитель рассказывает мне про то, как летом собирается строить баню на даче. Я хмыканьем и междометиями поддерживаю беседу, но думаю о своем. О том, что давно не слышала мужского голоса по телефону (Славка не в счет). О том, что опять забыла купить кошачьей еды, и Василий Федорович это не одобрит. И что свет в ванной перегорел, а починить некому.
Выходя, чуть не упала - нога скользнула по свежему льду, да и шампанского выпито было чуть больше нормы. Сумка выпала из рук. Хорошо, все высыпалось в машину. Водитель охотно помогает собрать скарб, пихает обратно помаду, кошелек, книжку, тампоны… Я невнятно благодарю и, сгорая от стыда, бреду к подъезду.
В.Ф. вьется под ногами. Пока он мне рад. Он еще не знает, что на ужин ему придется глотать кусок сосиски. Съел, конечно, но высказал все, что обо мне думает. Поза крайнего оскорбления (лежа на боку, лапы нервно подрагивают, хвост бьет по полу) сменяется позой голодного обморока. Меня сотрясают конвульсии стыда и раскаяния. Ни один мужчина никогда не умел добиться от меня столь сильного чувства столь экономными средствами.
6 января, пятница
Ищу мобильник в сумке. Моя сумка - бермудский треугольник, мешок, в котором найти что-либо почти невозможно. Я выкладываю на кровать все, что там есть, до последней визитной карточки, еще надеясь, что найду то, что ищу. Хотя уже знаю - ни мобильника, ни пакетика со вчерашними серьгами там нет. Видимо, валяются на полу машины, в которой я вчера ехала.
Меня охватывает ужас. Впрочем, словами это чувство не описать - любое будет слишком слабым. В голове проносится история Аллочки из соседнего магазина - ей было поручено съездить к клиентам с украшениями на дом. Уходя от них, она не досчиталась антикварной брошки. Клиент всегда прав, и тяжесть наказания обрушилась на Аллочку. С тех пор она выплачивает свои 35 тысяч. Осталось уже немного, тысяч тридцать.
Но я-то, я! Сама виновата. Сколько раз говорила себе - чувство, что со мной ничего не случится, живет ровно до первого раза. Предположим, два дня я продержусь - никому не скажу, что серьги пропали. Скажу, забыла дома. А потом?
На минуту я представляю себе, как мы с Василием Федоровичем сидим у метро и просим милостыню. На картонке можно написать: "Потеряла бриллианты. Прошу помочь". Васе-то подадут, он обаятельный и умеет делать беззащитный вид. В себе я не столь уверена.
Все одно к одному. В темной ванной кое-как вымыла голову - свет проникает сквозь маленькое окошко у потолка. Бреду на работу. Должностное преступление давит на мозги. Сказать кому-то - боюсь. Звонила на свой мобильный - он выключен. Естественно.
В сейфовой комнате, которая у нас служит гардеробной и буфетом, увидела себя в зеркало. Волосы справа стоят дыбом, слева лежат подушкой. Пытаюсь поднять левую сторону. Потом - пригладить правую. Результат одинаковый. То есть почти никакой. И надо же, именно сегодня это произошло.
До сих пор не могу опомниться. Открылась дверь, и вошла Ира. Самая большая боль моей не слишком разнообразной юности. Мы вместе начинали секретаршами в одной очень крупной фирме и приятельствовали, как принято у секретарш: бесконечные перерывы на кофе, обмен личными тайнами на батарее в курилке, время от времени - скромная бутылочка куантро после работы. Мы были ровесницы, обе безотцовщины, обе были уверены, что достойны в жизни большего, вместе были влюблены в шефа - седовласого бывшего секретаря парткома, занявшегося бизнесом на прошлых связях. Нас всегда видели вместе. Конторские юноши, за неимением других красавиц под рукой, ухаживали за нами по очереди. Ее за глаза звали "бронзовый бюст" - за большую и крепкую грудь. Меня - "горевестник" - за приступы меланхолии и беспричинные панические настроения.
Она знала обо мне все. Мне казалось, я тоже.
Все началось, когда выяснилось, что в конторе освобождается место младшего менеджера и шеф склонен взять одну из нас - он трудно сходился с новыми людьми. Нашей с Ирой откровенности пришел конец. Я, как щенок, который не понимает, почему его гонят, болезненно переживала холодность окружающих. Мне казалось, со мной внезапно перестали общаться, замолкали, когда я заходила в комнату, смеялись, когда я из нее выходила. Сейчас я думаю, что все это происходило в моем воспаленном обидой мозгу. Скорее всего, люди смеялись не надо мной, а чему-то своему. Но я чувствовала себя тогда, как волк в засаде.
Наконец решилась объясниться с Ириной. Она кусала губу и смотрела на меня исподлобья. Я сбивчиво изложила свои обиды. Она даже не сочла нужным на все это отвечать.
- Ты же понимаешь, что Боливар не вынесет двоих, - в конце концов, вымолвила она. - Коллектив решил, что это буду я. Тебе придется уйти.
И вот теперь она стоит передо мной. Просто тень отца Гамлета, призрак из прошлой жизни. Я узнала ее сразу, хотя она изменилась - видимо, в бывшую секретаршу немало вложено. Сразу отмечаю шубу с собольим воротником (на полного соболя не хватило, злорадствую), дорогие, но безвкусные украшения, холеное злое лицо.
С ней спутник, очень приличный господин средних лет в хороших ботинках. Недостатки (с моей, конечно, точки зрения): слишком много Cartien очки, портфель, часы. Сразу видно: человек состоятельный, хотя не совсем уверен в собственном вкусе и выбирает беспроигрышный вариант. Такой человек всегда отдаст предпочтение вещам проверенным - известному бренду, традиционному дизайну, в случае серьезной покупки - большому камню, непременно с сертификатом. Он же будет брать продавца на измор недоверием, придирками, требованием гарантий и скидок.
Мысленно готовлюсь к бою. Ирина меня не узнает или делает вид. Бродит глазами по витринам, на лице снисходительно-усталое выражение. Мол, что вы такое можете мне предложить, чего я не видала? Наконец открывает рот:
- А Тиффани у вас есть?
Хочется ее послать в магазин "Тиффани" или даже куда подальше. Но я не имею права. Поэтому отвечаю ангельским голосом:
- Нет, но у нас есть очень красивые вещи других марок. Пожалуйста, посмотрите наши витрины, и если вас что-нибудь заинтересует, я готова прийти вам на помощь.
- Мне ничья помощь не нужна. Разве что материальная, но от вас, как я понимаю, я ее получить не смогу.
Спутник Ирины как-то съежился. По-моему, ему неловко. Он благоразумно отвлекает внимание Ирины на сет из белого золота с бриллиантами и изумрудами.
- Это чье? - не слишком вразумительно спрашивает Ирина. Но я ее понимаю.
- Это итальянская фирма… - Я называю имя, обладающее высочайшей репутацией в Италии, но мало известное за ее пределами.
- Не знаю такую.
По глазам Ирины я вижу, что комплект ей нравится, но она считает своим долгом опустить продавца. Не убирая брезгливого выражения лица, она уже схватила цепкой лапкой серьги и тычет ими в уши. На мой взгляд, они для нее слишком нежные. Но сказать я ничего не могу - иначе будет буря. Обычно я искренне советую покупателям, что им идет, а что нет. Но здесь - не тот случай. Если даже она сама поймет, что серьги ее не слишком украшают, то плохи будут серьги, а не она.
- Сколько? - продолжает отрывисто общаться Ирина.
Я называю сумму, хотя уже чувствую, что покупка не состоится. Я знаю этот тип. Им нравится все перебрать, покуражиться над продавцом, показать всем своим видом, что их тут не поняли, и гордо удалиться. Причина обычно весьма проста - дорого. Такие клиенты ходят в магазин не за бриллиантами, а за уважением. Ну и получают, за чем пришли.
Две вещи остались мне не ясны. Почему спутник Ирины не проронил ни слова, а уходя, попрощался лично со мной. И второе. Я уверена, что она меня узнала. Но ни словом, ни взглядом не показала этого.
7 января, суббота
У меня выходной. Есть время порассуждать, как вернуть утраченное. Думаю, не позвонить ли старой клиентке, у которой своя школа, где учат на телохранителей, а значит, хорошие связи с милицией. Останавливает меня только то, что о такой утрате никто не должен знать, особенно клиенты - это бросает тень на магазин. Да и будет ли ей приятно сознавать, что вещи, которые она совсем недавно мерила у нас, таскает на себе какая-то продавщица?
Пытаюсь вспомнить, как выглядела машина. Точно знаю, что не "Мерседес". Номер, конечно, не помню. Найти такую машину в Москве - все равно что отыскать волос блондинки в африканской шевелюре. Водителя тоже не помню, хоть убей. Вот и поправит свои дела за счет моей глупости.
Вчерашний визит из прошлого не прибавляет оптимизма. Снова и снова перебираю в голове подробности. Вижу себя со стороны, и хочется плакать. Бледная, волосы дыбом, из носа течет. Закон подлости - ты выглядишь особенно плохо в тот самый момент, когда отчаянно необходимо выглядеть хорошо.
Я столько лет представляла себе момент нашей встречи с Ириной - она стоит на обочине, и мой шофер обдает ее из лужи с ног до головы. Я выхожу из машины, изображаю радость узнавания, отряхиваю белой замшевой перчаткой грязь с ее не слишком нового пальто и предлагаю заехать куда-нибудь, выпить и вспомнить прошлое.
Или мы встречаемся с ее нынешним шефом на переговорах, он по селектору вызывает ее с бумагами. "Ирина? Не та ли?" - спрашиваю я. Радость узнавания. "Ты совсем не изменилась!" - говорю я. "Зато тебя не узнать", - говорит она дрогнувшим голосом, разглядывая жадным взглядом мою одежду и драгоценности.
Теперь все эти варианты в прошлом. Встреча произошла так, как произошла. И выглядела я совсем не лучшим образом. Реванша не получилось. Я все эти годы репетировала чувство превосходства, которое позволило бы мне быть снисходительной и все простить. Получилось все наоборот. Хорошо хоть она не выказала снисходительности в отношении меня.