Но кому-то из них явно нужно было что-то сказать, поэтому Джина выдавила "Привет", потому что, черт, Лесли Поллард в белых трусах с кармашком спереди был... Не таким уж бледным и цыплячье-тощим, как она вообразила Не то чтобы она много себе навоображала, честно говоря, даже не задумывалась.
Но мужчина оказался куда моложе, чем она считала: ближе к тридцати, чем к сорока.
Мускулистый, с кубиками пресса. Загар почти исчез, но все еще держался. В поле зрения ни кусочка цыплячьей кожи, без всяких сомнений. Хотя его загар почти полностью исчезал у самых вершин бедер и...
И матерь Божья!
Он мог повернуться к ней спиной. Но вместо этого потянулся за полотенцем и обернул его вокруг талии одним гибким движением, от которого мускулы на руках и торсе перекатились, как у киногероя.
Лесли Поллард – Спаситель Дня.
Джина рассмеялась от мысли про постер к такому фильму, что было очень, очень неправильно. Бог не запрещает врываться к незнакомцам в нижнем белье и начинать внезапно хихикать, так что она превратила смех в кашель.
– Простите. Пыль в моем... Не обращайте на меня внимания, я просто проверяла... – Трубы, собиралась она сказать, но остановилась, потому что, о, мой Бог. В этом был двойной смысл. Проверить трубы – почти проверить твои трубы. Чего она действительно не собиралась делать. Совсем. Вот только до полотенца она заметила загар и его отсутствие в некоторых местах, и это было просто... там.
– Напор воды, – сказала она вместо этого. – Хорошая новость. Напор есть. Он очень... водяной и напористый... – Каким-то образом она добралась до двери. – Приятного дня.
Хорошо, ладно.
Большая часть лагеря все еще пребывала в коме, и Джина добралась до палатки, которую делила с Молли, не встретив ни одного полуголого сотрудника. Например, сестру Марию-Маргарет.
О-о-ой.
Она ворвалась в двери, и испуганная Молли перевернула бутылочку с лаком для ногтей.
– Блин! – раздраженно воскликнула она, пытаясь навести порядок.
Молли была в шелковом бирюзовом платье, с полотенцем вокруг головы и грязевой маской Джины на пол-лица.
Что ж, полдень становился все более и более нереальным. Вместо того, чтобы тосковать и орошать слезами подушку, Молли устроила себе то, что Джина называла "спа-день", завершив его покрыванием ногтей на ногах красным цветом.
Конечно, каждый горюет по-своему.
– Прости, что беспокою, – сказала Джина подруге, – но это не может ждать...
ОТЕЛЬ "ЭЛЬБЕ ГОФ", ГАМБУРГ, ГЕРМАНИЯ
21 ИЮНЯ 2005
НАШИ ДНИ
Макс впустую тратил время, пытаясь уговорить администрацию "Американской медицинской клиники" нарушить правила их политики конфиденциальности клиентов.
Он знал, что они не дадут личную информацию Джины, и тем более не по телефону, но не мог не попробовать.
Стоило ему начать объяснять, кто он такой, почему сейчас в Гамбурге, описывать оба счета и письмо из АМК, женщина, которая подняла трубку, перебила его:
– Подождите, пожалуйста.
Так что он ждал. И ждал. Он знал, это должно было отбить ему охоту, но у него было не так много зацепок, чтобы отступить.
Ожидая, он разложил счета Джины на кровати, рассортировав их по датам.
Он обнаружил, пристально изучив расходы, что Джина оплачивала ланчи, завтраки и обеды своей подруги.
Если только не ела, в буквальном смысле, за двоих.
Прекрасно. Теперь он точно знал, где и что Джина ела в Гамбурге, и где покупала книги – все в непосредственной близости от гостиницы – но больше ничего.
Осмотр ее мусора ничего не дал. И осторожный осмотр остальной части гостиничного номера не приблизил его к опознанию спутницы Джины.
Чертовски странно, как будто она путешествовала с безымянной Джейн. Или, может, с Джеймсом Бондом. Кем бы ни была эта женщина, она обезличила себя получше некоторых оперативных сотрудников верхушки безымянного агентства, которые контактировали с Максом на протяжении его карьеры.
Каковы шансы, что такая нехватка опознавательных знаков случайна?
Все еще ожидая на линии, он проверил одежду во второй раз в поисках меток и обнаружил, что когда-то почти к каждой вещи были пришиты именные бирки. Два маленьких кусочка ткани.
Именные бирки срезали.
Женщина с ужасным немецким акцентом вернулась на линию:
– Мне жаль, сэр. Без разрешения, подписанного пациентом...
– Я хотел бы записаться на прием, чтобы поговорить с доктором, который обследовал ее, – сказал Макс. Он искоса взглянул на счет: – с доктором Лесли Крамером.
Женщина немного помолчала, потом произнесла:
– Как насчет сентября? Семнадцатое. Это среда...
И это через три месяца.
– Простите, вы не понимаете. Я из...
– Нет, – оборвала она его. – Я понимаю. Вы из ФБР – или говорите так. Боюсь, ваша история не так уж оригинальна.
– Что?
– Мы каждую неделю получаем несколько звонков из ФБР, полиции, ЦРУ. Как будто это магические слова, которые заставят нас выдать конфиденциальную информацию.
Его телефон пикнул – поступил другой звонок. Он глянул на номер. Джулз.
– Да, – сказал Макс администратору АМК, – но я действительно...
– Сожалею, сэр, предлагаю вам поговорить со своей подругой, если вы хотите быть в курсе ее здоровья. Мы не даем информацию без специальной формы допуска, подписанной...
– Послушайте, – сказал он. – Она пропала. Я пытаюсь ее найти. Я хочу поговорить с доктором Крамером, спросить, была ли Джина сама или с кем-нибудь, когда приходила на прием.
– Сожалею, сэр...
– Доктор Крамер вечером принимает?
Он видел в заголовке письма, что в АМК сегодня есть вечерние часы приема.
– Простите, сэр, мы не даем информацию о нашем персонале.
Потенциальным сумасшедшим. Она не произнесла этих слов, но Макс знал, что подумала.
– До свидания, – сказала она и повесила трубку.
Проклятье.
Джулз перестал звонить, и Макс набрал его сам.
– Что ты нашел на женщину, с которой путешествовала Джина? – спросил он, когда Джулз ответил.
Младшего агента не беспокоило отсутствие традиционного приветствия вроде "алло".
– Ничего, – ответил он. – Пока. Но я жду звонка от Джорджа. Он связался с оперативниками в Найроби, которые практически въезжают в лагерь, и мы сможем переговорить со священником, который им управляет. Связь там, в лучшем случае местами, и мы никак иначе не можем связаться с ним. Священника зовут Бен Солдано. Я дам вам знать, как только услышу что-нибудь от Джорджа.
– Что еще ты нарыл? – спросил Макс.
– Я связался с кредитной компанией Джины. Никаких платежей со дня взрыва.
– Черт, – сказал Макс.
– Да, жаль, – откликнулся Джулз. – Но это вам не понравится еще больше. В день взрыва был оплачен билет в один конец из Гамбурга в Нью-Йорк – отправление сегодня после полудня. На имя Джины. Еще раньше, в тот же день, перевели большую сумму – двадцать тысяч долларов – на счет компании "НТС-Международный", которая странным образом прекратила существование.
Иисусе.
– Мы пытаемся ее отследить, – добавил Джулз, – но пока безуспешно.
– Значит, кредитную карточку украли, – сказал Макс. Он не хотел даже думать о том, что это значит. Если паспорт Джины и бумажник украли...
– Мы тоже так думаем, – заметил Джулз. – Хотя, подождите, есть еще. И более странное. У Джины была еще карта от другой компании. За десять дней до взрыва она сняла крупную сумму – десять тысяч долларов – с этой карты в банке в Найроби.
– Что за черт? – сказал Макс. Десять тысяч долларов наличными?
– О, – произнес Джулз, – я получил сигнал от Джорджа. Я перезвоню вам. Это займет несколько минут...
Он прервал связь, и Макс закрыл свой сотовый. Проклятье, с кем Джина связалась?
С каким-то жалким подонком, который не только сделал ей ребенка, но и вымогал крупные суммы, потом украл ее паспорт и бумажник, и...
И убил ее.
Нет.
Пожалуйста, Отец Небесный, нет.
Камера Джины лежала на кровати, и Макс поднял ее.
Давай, Кэссиди. Перезвони.
И доложи, что оперативники добрались до лагеря в Кении только чтобы обнаружить, что Джина вернулась туда, целая и невредимая – оставив все свои пожитки?
Если бы лишь вещи и косметику, Макс позволил бы себе в это поверить. Но она ни за что не оставила бы все эти книги.
Его телефон не звонил и не звонил, так что Макс включил камеру – как обычно, Джина сохранила дюжину снимков – и...
На первом снимке, появившемся в маленьком окошке камеры, был он. Она сохранила его фото, что это значило? Что ей до сих пор не все равно?
Или что она сохранила его как предупреждение? Типа "никогда не забывать, какими паршивыми были твои отношения с этим неудачником"...
Это был не особо удачный снимок. На самом деле, даже досадный.
Макса сняли в его палате в Шеффилде сидящим на кровати. Это фото Джина сделала в день его прибытия туда. Он выглядел как кусок дерьма, потный после своего первого сеанса терапии, и смотрел в камеру с негодованием, потому что, черт возьми, не хотел фотографироваться.
Он вообще не хотел, чтобы Джина была в комнате.
Как будто это могло помешать ей прийти...
"Знаешь, что тебе надо? Счастливый конец..."
Он нажал кнопку и перешел к следующему кадру.
Еще одно фото Макса. На этот раз с Аджаем.
О боже.
Они сидели за столом в комнате отдыха в реабилитационном центре и играли в карты. Аджай широко улыбался, несмотря на то, что сидел в инвалидном кресле, несмотря на то, что шрамы превратили его ужасно обожженные руки в пугающие когти. Комнату украсили к Рождеству. Макс до упаду смеялся над чем-то, что только что сказал мальчик – без сомнения, какая-нибудь смехотворно глупая неприличная шутка.
Ребенок понял, прямо во время их первой карточной игры, что малейший юмор веселит Джину. И что, когда смеется Джина, смеется и Макс.
На следующем фото Аджай снял Макса и Джину. Она сидела у него на коленях за тем же столом в реабилитационном центре, обвив рукой его шею и надев шапочку с оленьими рогами, которую принесла Аджаю. Макс вымученно улыбался и словно боялся дотронуться до нее. Боялся, как бы она не узнала, как ему нравится дотрагиваться до нее. Боялся запечатлеть это, боялся...
Будь оно проклято, но он хотел шагнуть в эту фотографию. Хотел хлопнуть себя по лбу и сказать себе... Что?
Наслаждайся моментом. Не спеши. Смакуй его. Дорожи им.
Потому что это не навсегда.
Глава 7
ШЕФФИЛДСКИЙ ЦЕНТР РЕАБИЛИТАЦИОННОЙ ФИЗИОТЕРАПИИ, МАКЛИН, ВИРДЖИНИЯ
6 ЯНВАРЯ 2004
СЕМНАДЦАТЬ МЕСЯЦЕВ НАЗАД
Они словно играли.
Макс пытался держать поблизости Джулза или Аджая, а Джина пыталась аккуратно их отослать. И остаться наедине с Максом.
Тем не менее, если начистоту, Макс не особо старался. Он сдавался почти через день.
Вскоре это стало его любимой частью недели. Джина. На нем.
А еще интересно было видеть, как быстро секс из роскоши превратился в хроническую потребность.
Зависимость.
И по-настоящему опасным было то, что Джина это знала.
– Доброе утро, Джина.
Макс услышал, как ее поприветствовала медсестра в коридоре.
Достаточно было одного лишь голоса Джины, чтобы его артериальное давление подскочило. Сегодня с ней не было Джулза, что означало: Максу следует дотянуться до телефона и сказать Аджаю собираться на игру в карты.
Вот только он не мог пошевелиться. Он не хотел сегодня играть в карты. Он просто сидел и слушал, как две женщины обсуждают погоду.
– ... несколько снежинок и все начинают ехать, как моя двоюродная бабушка Люсия.
На самом деле, обсуждала только Джина. Дебра лишь вставляла нейтральные ответы: "Да", "м-м", "угу".
– Мой кузен преподает в пятом классе в окрестностях Бостона. Он сказал мне, что они не закрывают школу по поводу меньшему, чем снежная буря. Макс в комнате?
– Он отдыхает.
– Спасибо, я тихонечко.
– Хм.
И тогда Джина сделала это. Очевидно, натерпелась.
– Что вы имеете против меня? – спросила она.
Вот так прямо. Бух!
Ее голос был тих. Он услышал лишь потому, что дамы стояли прямо у его приоткрытой двери.
Дебра издала нервный смешок. Да, Дебра. Бойся. Сильно бойся. Джина может быть настоящим питбулем. Она вряд ли уйдет без удовлетворяющего ее ответа.
И у Дебры не было возможности смутить ее темой секса.
– Не будь смешной, дорогая. Я ничего не имею против тебя.
Даже и близко нет. Макс мог представить, как Джина скрестила руки. Первый знак, что она намерена сражаться. Отступать было поздно – каждому из противников.
– Ох, да перестаньте. Мы обе знаем, что вы нечестны. Я точно знаю, о чем вы думаете каждый раз, когда я прихожу сюда. – Джина великолепно сымитировала голос пожилой женщины: – "О, привет, дорогая. Время мистеру Багату потрахаться, да?"
Сейчас голос Дебры был напряжен:
– Ты же не будешь отрицать...
– Нет.
Ах.
– Секс важная часть наших отношений. Я не собираюсь этого отрицать, – сказала Джина. – Я не стыжусь этого – да и не должна. Я люблю его.
Это не было новостью, но услышать, как она произносит вслух...
Джина не закончила:
– Мы можем начать заново? Или по крайней мере будьте со мной цивилизованны. Вы ошибались насчет белья на полу, верно ведь? У него здесь не снуют толпы девушек.
– Боюсь, я не смогу прокомментировать. Лучше вам спросить его на этот счет.
– Вы такая стерва, – сказала Джина, и медсестра задохнулась от этого произвола. – Почему вы продолжаете намекать...
Дебра заговорила одновременно с ней, и ее голос повысился:
– Я не обязана терпеть...
– А я не обязана терпеть ваши узколобые предположения ни секундой дольше, – выпалила Джина в ответ. – Вы думаете, молодая женщина, мужчина намного старше – значит, я разбиваю его счастливую семью, да? Так знаете что? Макс никогда не был женат, вы все истолковали совершенно неверно. Никто, кроме меня, не захотел его. Я единственная достаточно сумасшедшая, чтобы надеяться на достаточно долгие отношения с ним, и, скажу вам прямо сейчас, это уже отстой!
Ай.
Джина не закончила:
– Только потому, что ваш муж бросил вас ради кого-то помоложе...
– Где ты услышала... Моя личная жизнь не... – бессвязно забормотала Дебра.
Но Джина шла напролом.
– Деб. Мне жаль, что ваш бывший – придурок, что он так вас обидел, но Макс не такой. Он жил в своей квартире совершенно один много лет. Он женат на своей работе, и если это делает меня его любовницей, что ж, ладно. Я хочу ею быть. Эй, не убегайте от меня! Я терпела ваше молчаливое неодобрение слишком много недель! Если вам есть что сказать мне, говорите!
– Ты не единственная женщина, которая приходит его навестить, – сурово произнесла Деб. – Не мое дело рассказывать, кто приходит сюда и закрывает двери, но, если у тебя есть хоть немного мозгов, ты должна знать, что каждый посетитель отмечен на стойке регистрации.
– Пегги Райан, Деб Эрланже, его помощница Ларонда, – перечислила Джина. – Фрэнни Стюарт... Все эти женщины работают с ним, и вы знаете это. Точка. Конец. Знаете что? Забудьте это, Дебра, ладно? Можете просто продолжать меня игнорировать. Мне неинтересно заводить дружбу с кем-то таким ядовитым, как вы.
Макс закрыл глаза, услышав, что Джина открывает его дверь, а затем закрывает ее за собой.
– Черт, – сказала она. – Черт. Почему я вообще беспокоюсь?
Потом помолчала минуту, просто разглядывая его, а он дышал медленно и ровно.
Словно спал.
Она говорила ему, что принесет завтрак, и он наконец услышал, как она пошевелилась и поставила как минимум два бумажных пакета на стол.
Она села не на его кровать, а в кресло рядом. И вздохнула.
– Я знаю, что ты не спишь. Я знаю, ты слышал каждое слово.
Макс открыл глаза и посмотрел на нее. Шторы были закрыты, так что пробивались лишь полосы света на потолке. Они мягко освещали ее печальное лицо, заставляя его сиять.
Ему захотелось сфотографировать ее.
– Когда я сказала, что это отстой... – попыталась она объяснить, – я имела в виду, что... – она запнулась.
– Что это отстой? – закончил он за нее.
Она рассмеялась, но глаза были полны горя. Это разбивало ему сердце, потому что он не хотел для нее такого.
Она должна быть сумасшедшей, чтобы хотеть его. Хорошо, что она это знает. Потому что следующий шаг – осознать, что она не до такой степени сумасшедшая.
Что же до его желаний...
– Я просто... – начала Джина. – Я подумала... Я больше не знаю, о чем думать, Макс.
Я просто... я люблю тебя, но... Боже.
Она пристально посмотрела на него, и впервые он не смог ее прочитать. Обычно ее переполняли надежда и оптимизм. И уверенность. Но сейчас он видел лишь печаль.
Может, из-за него. Может, она собиралась встать и выйти из комнаты. Из его жизни.
Он смотрел на то, что делает, словно со стороны. Он знал, что не должен был так поступать, что надо было просто сидеть и позволить ей уйти.
Вместо этого он протянул к ней руку. Четкое послание "иди сюда". Прежде он никогда не делал первого шага. Подстрекателем, если можно так выразиться, всегда была она.
И если печаль в ее глазах сменилась чем-то другим, если они слегка затуманились, когда она взяла его за руку, он этого не увидел. Он закрыл глаза и потянул ее в кровать.
Обычно она прокрадывалась к нему обнаженной, но сейчас была полностью одета.
Это было сексуально в обратном направлении.
Конечно, он считал Джину сексуальной, когда она приветствовала медсестер в коридоре. Когда играла в кункен с Аджаем. Когда гримасничала над капкейками с розовой присыпкой, которые Аджай считал идеальным десертом. Когда смеялась, когда говорила, когда дышала...
Он намеревался всего лишь обнять ее, позволить ей отдохнуть на нем, в его объятиях, но когда она вытянула поперек него ногу, то столкнулась с его... восторженным откликом на ее присутствие.
Она рассмеялась и потянулась к пульту, чтобы запереть дверь.
– Что ж, по крайней мере, теперь я не чувствую себя такой нежеланной.
Она поцеловала его, но он отстранился и встретился с ней глазами.
– Я всегда хотел тебя, Джина. Это никогда не было проблемой.
– Так в чем проблема? – спросила Джина. – И если ты выдашь мне какое-нибудь дерьмо, вроде того, что не заслуживаешь меня, я закричу.
– Не играет роли, чего я заслуживаю, – сказал он ей. – Я просто не считаю... – он поправился, – я знаю, что не смогу дать того, что тебе нужно.
– Хочешь поспорить?
Она поцеловала его еще раз, и он, как всегда, проиграл.
Он помог ей немного освободиться от одежды, его пальцы скользили по ее гладкой коже, в то время как она потянулась за презервативом и...
Да.
– Макс.