Она не улыбнулась и стояла, пристально меня разглядывая. Я действительно любила детей и неожиданно ощутила в их паре какую-то натянутость. Они словно были настороже, и я увидела, как Гильберт, очень осторожно, выскальзывает из-под руки отца. Впрочем, он сам признался, что нечасто их видит.
Но Эдвард Верритон, напротив, кажется, гордился сыном и дочерью, и я почувствовала недоумение. Неужели он действительно станет подвергать их какой-либо опасности? Нет, вероятно, они так же, как и я, будут надежно защищены, пока… ну, пока будет происходить то, что должно произойти.
- Я посмотрела ваши книги, - сказала я детям, когда молчание продолжалось уже довольно долго. - Я тоже любила "Ветер в ивняке".
- Мне на самом деле больше всего нравятся волшебные сказки, - важно сказала Кенди. - А вот Гил говорит, они дурацкие.
- Хотите, чтобы Джоанна отправилась с нами на "Каринове"? - спросил отец. Дети колебались, и вид у них был серьезный. Потом Гильберт сказал: "Да, спасибо".
Эдвард Верритон рассмеялся, по-моему, с облегчением.
- Тогда все хорошо. Он вполне способен сказать решительное нет, и что тогда прикажете делать? Я разговаривал еще с несколькими девушками, но вы подходите лучше всех. Если ваш отец будет беспокоиться, он может справиться обо мне у управляющего моего банка, тот знает меня много лет, - Верритон дал название и адрес банка.
- А обо мне? - спросила я. Если ему требовались рекомендации, я, наверное, дала бы ему имя моей бывшей школьной директрисы, а это поставило бы меня в затруднительное положение. Но он отрицательно кивнул.
- Смею думать, что я разбираюсь в людях. С подробностями я ознакомлю вас в письменной форме. Вам понадобятся адреса отделений Средиземноморского пароходства компании "Мэнтон" в различных портах, чтобы вы могли получать письма. До Тилбери я собираюсь доехать на машине, там я договорюсь, чтобы ее переправили в Саутгемптон - порт, куда мы вернемся. Пароход отплывает в конце дня, так что, если вы придете сюда с багажом к двум часам в пятницу двадцать пятого августа, у нас будет достаточно времени. Моя жена ненавидит спешку. Не приносите слишком много чемоданов, хотя у меня большая машина.
Кажется, все было ясно, но Кенди неожиданно сказала:
- Пожалуйста, можно я покажу ей свои куклы?
Эдвард Верритон снисходительно улыбнулся.
- Кенди любит свои куклы. Я покупаю ей по одной в каждом порту, и у нее теперь целая коллекция. Хорошо, покажи их Джоанне, если хочешь.
- Дурацкие куклы, - сказал Гильберт, пока я поднималась за ними обоими по лестнице.
- Никакие они не дурацкие, это ты дурак, - без раздражения парировала Кенди. Она привела меня в небольшую прелестную спаленку, отделанную в розовых тонах, и маленькой изящной ручкой показала на ряды кукол. Большая часть их стояла на полках в углу, но несколько было и на стуле около маленькой кроватки. Это, безусловно, была впечатляющая коллекция. Одни достигали в длину всего шести дюймов, другие - почти двенадцати. И одеты они были в национальные костюмы разных стран.
Кенди сняла одну или две и стала их с любовью показывать.
- Этот мальчик из Испании. Эта леди тоже. Вот маленький араб из Касабланки. Эту мы купили в Амстердаме, она, понятно, голландка. Посмотри на ее маленькие деревянные башмачки и на шляпку, - она очень оживилась, пока говорила, напряжение исчезло.
- Они чудесные, - сказала я. - Они должны были многому тебя научить.
- Я разбираюсь в национальных костюмах, - немного самодовольно отозвалась Кенди.
Мы оставили кукол чинно сидеть на бледно-розовых полках, и несколько минут спустя я очутилась на солнечной и почти пустой улице.
Я отправлялась в круиз! Лицо у меня горело, я почти бежала. Я чувствовала себя немного виноватой в том, что умение Эдварда Верритона разбираться в людях так подвело его на этот раз. Но он ни за что не принял бы меня, если б я показала, какая есть на самом деле.
Я пошла медленнее, едва обращая внимание на то, что было вокруг, потому что мысли мои путались. Все это было так странно. В нем чувствовалась какая-то жестокость - линия его рта пугала меня, когда он не улыбался. Но он определенно любил своих детей. Правда, человеческая природа достаточно сложна и нет сомнений, что многие убийцы тоже любили своих детей.
Я перебирала в уме все возможности, которые так часто встречались мне в детективах. Транспорт с наркотиками? Крошечные упаковки белого порошка, спрятанные в ручке зонтика, в фальшивых каблуках - в тысяче разных мест. Но этим обычно занимаются люди куда менее богатые и преуспевающие, чем Эдвард Верритон, не так ли? Воротилы всегда сидят дома, реальной опасности подвергается только мелкая сошка. Или - краденые драгоценности и картины? Очень может быть. Шпионаж? Это, пожалуй, самое вероятное. И все-таки, поскольку все происходило в жизни, а не в романе, в это совершенно невозможно было поверить.
Я вспомнила, что о таких случаях часто писали в газетах. В самом неказистом на вид пригородном доме мог скрываться изменник или преступник.
"Кажется, девочка слишком быстро взрослеет… в Неаполе… как обычно… левскиом". Что за "левскиом"? Это же бессмыслица. Ерунда какая-то.
О, я, должно быть, все перепутала! Я знала, что у меня сильное воображение, и оно, видимо, сбивало меня с толку. Но если нет, тогда потом у меня определенно будет о чем написать.
За два дня до круиза я решила успокоить свою совесть. Во мне проснулись благоразумие и осмотрительность. В конце концов, стоило, наверное, рассказать кому-нибудь о необычных сторонах моего визита к Верритонам. Я из тех, кто предпочитает сразу действовать, не теряя даром времени на размышления, поэтому я бросилась к отцу в кабинет. Увы! Только затем, чтобы быть остановленной яростным стрекотанием пишущей машинки и услышать его рассеянное: "Что случилось, Джо? Это важно? Я весь в работе, пока не закончу".
Я ретировалась, пробормотав, что ничего особенного. Я могла бы и так догадаться, что он не захочет со мной разговаривать. Как раз тогда он почти все время молчал за едой; так всегда бывало, когда книга подходила к концу.
Потом я вспомнила про дядю из Скотланд-Ярда. Все могло оказаться ерундой, но поговорить с ним по секрету не мешало. Я могла спросить, известно ли им что-нибудь о крайне респектабельном, по видимости, Эдварде Верритоне. Я вышла на улицу в телефонную будку, вызвала Уайтхолл 1212 и спросила, можно ли поговорить с моим дядей, старшим инспектором Форестом. После некоторой задержки меня соединили с его офисом, но там сказали, что старший инспектор в Париже и, вероятно, пробудет там до следующего понедельника. Это важно?
- Вообще-то, нет, - сказала я, поблагодарила и повесила трубку. Сама судьба толкала меня в этот круиз, и желание довериться кому-нибудь пропало.
Когда я пришла домой, то уже твердо решила ехать с Верритонами и ничего никому не говорить о своих подозрениях.
Глава 3
На борту "Кариновы"
При первом же взгляде на "Каринову" я воспряла духом. Ослепительно белый пароход с желто-белой трубой водоизмещением не меньше тридцати тысяч тонн. Вид его привел меня в восторг, потому что я обожаю корабли, хотя никогда не плавала далеко по морю. Однажды мы возвращались на большом пароходе из Марселя и еще раз - из Генуи.
Формальности были сведены к минимуму, и таможню мы не проходили. Пока я вслед за миссис Верритон карабкалась по огражденному трапу, дети возбужденно бежали впереди.
Это ее портрет висел тогда в гостиной. Только в жизни она выглядела старше и как-то болезненнее. Она, безусловно, оставалась еще очень красивой и была безупречно одета, но все говорило о том, что нервы у нее на пределе. Она все время курила, и руки ее ни на секунду не оставались в покое. А когда она заговорила, то у нее оказался такой странный срывающийся голос, какого я и вообразить не могла.
Тем не менее, она тепло со мной поздоровалась и вела себя дружелюбно.
- Вы не должны позволять, чтобы эти двое слишком многого от вас требовали, - сказала она, когда мы шли по коридору. - На пароходе для них найдется масса занятий. Это только мой муж думает, что кто-то должен есть с ними и укладывать их вовремя спать. Они теперь достаточно взрослые, чтобы не выпасть за борт, и я думаю, здесь будет много других детей, с которыми они смогут играть.
Сначала мы пошли в каюту Верритонов, которая находилась на палубе А. Огромная отдельная каюта с примыкающей ванной комнатой. Потом стюард открыл дверь и показал смежную двухместную каюту, которая оказалась поменьше, но тоже с ванной.
- Детей сюда, сэр?
- Да, сюда, - сказал Эдвард Верритон, оглядываясь вокруг. Все хорошо. Лучше и быть не может. У них будет своя дверь в коридор, не нужно будет без конца ходить через нашу. Теперь каюта молодой леди. А-21.
- Это здесь рядом, я провожу.
Дети увязались за нами, громко болтая.
Это была маленькая одноместная каюта с одним иллюминатором. Здесь, кажется, было почти все, что нужно, включая гардероб с большим количеством ящиков и подходящий умывальник. Постель была устроена на симпатичном лимонного цвета диванчике с желтыми подушками.
- Две ванных комнаты рядом по коридору, мисс, - сказал стюард, который представился как Джон Холл. Это был крупный, но худощавый лондонец с дружелюбным лицом.
Пока я завороженно оглядывалась, дети сидели бок о бок на диване, болтая ногами, и глядели на меня с живым любопытством. Они составляли очаровательную пару и совсем не казались застенчивыми. Я уже убедилась, что без отца они вели себя не в пример естественнее. Впрочем, некоторую неловкость и напряженность в его присутствии можно было списать на то, что они с ним редко виделись. Кроме того, по крайней мере Кенди, как более взрослая, должна была понимать, в каком состоянии находится их мать. Наверняка, в свои девять с половиной лет она все уже прекрасно видела, и это могло испугать ее.
- Пойдем, Гил! Нужно все оглядеть! - неожиданно закричала Кенди. Пока я соображала, следует ли мне пойти с ними, они уже выскочили наружу. Я не спеша двинулась следом и скоро потеряла их из виду у лестницы, которая вела наверх, к прогулочной палубе. До отплытия оставалось около полутора часов, но большинство пассажиров, кажется, уже взошли на борт. Везде была толкотня, в проходах стояли вещи, суетились стюарды.
Я наткнулась на магазин, который был закрыт, и медленно побрела через комнаты отдыха, зал для танцев, курительную комнату. На прогулочной палубе в кормовой части была просторная веранда, с открытого конца которой открывался вид на палубу А. Там был плавательный бассейн, совершенно пустой и покрытый сетью - довольно мрачная картина. Но всего через несколько дней здесь можно будет прекрасно загорать.
Я поднялась на следующую палубу и обнаружила зал для игры в настольный теннис и библиотеку. Потом на открытую шлюпочную палубу, где над головой раскачивались лини белых спасательных шлюпок. Тут было ветрено и холодно, но я достала из кармана косынку, завязала волосы и все-таки обошла все вокруг. Флаги развевались на ветру, а вода была темная.
Детей я увидела снова, только когда вскарабкалась еще выше - на палубы, разделенные высокими прозрачными перегородками специально для различных игр. Кенди и Гильберт уже играли в шафлборд. Они были совершенно поглощены этим занятием, и случиться с ними явно ничего не могло.
Пока я пыталась отыскать вход назад, в тепло, ветер чуть не унес мою косынку. Наконец я наткнулась на нужную дверь - пароход был такой, что на поиски запросто могло бы уйти несколько дней. Но дверь настолько тяжело открывалась, что у меня просто не хватало сил справиться с ней. Внутри работал кондиционер, и все двери открывались с трудом, а многие были двойными.
Я стала протискиваться внутрь, но застряла на полпути. Неизвестно, чем бы все кончилось, если бы меня не выручил какой-то молодой человек. Он распахнул дверь и буквально втащил меня внутрь.
- Сильный ветер, однако! - весело сказал он, поглядев на мое красное лицо и растрепанные волосы.
- Да уж! - когда дверь захлопнулась, я испытала чувство глубочайшей признательности. Я пригладила волосы рукой и стала повязывать косынку. Юноша медлил. Это был высокий шатен с приятной улыбкой.
- Надеюсь, вы не боитесь морской болезни?
- Думаю, нет, - ответила я. - Это мой первый круиз, но я… я и раньше бывала на море, - я заколебалась, вспомнив, что мне нельзя много болтать о своем прошлом. На корабле было около пяти сотен пассажиров первого класса, но все равно что-нибудь могло дойти и до Верритонов. Я начинала понимать, что мне все время придется притворяться. Досадно, но ничего не поделаешь.
- Я тоже в первый раз. Меня зовут Чарльз Гаррик.
- Джоанна Форест.
- Очень приятно. Мы наверняка еще встретимся. Вы в какой смене?
- В первой.
- Жаль, я во второй. Но танцы, надеюсь, не начинаются раньше половины десятого.
"Кажется, у меня теперь есть с кем потанцевать", - не без удовольствия подумала я, возвращаясь в свою каюту на палубе А. Мои чемоданы уже принесли. Я их быстро распаковала и пошла в каюту детей, намереваясь сделать то же самое для них. Но их чемоданы были заперты.
Дверь в смежную комнату оказалась закрытой, и я осторожно постучала. "Войдите!" - раздалось через мгновение. Я вошла и застала миссис Верритон как раз за разборкой. Она была бледна и, похоже, мучилась головной болью.
- Ключи? О, мой муж на туалетном столике оставил целую связку. Вам нужны вон те, маленькие. Спасибо, моя дорогая. Я очень рада, что нам попалась такая замечательная девушка. Это большое облегчение.
Я неожиданно почувствовала себя жутко виноватой. Ужасно все время чувствовать себя обманщицей. Мне нравилась эта чудаковатая, немного безумная женщина; было бы естественным посочувствовать ей, попробовать помочь как-нибудь. Но глупая девушка, вероятно, ничего даже и не заметила бы. Поэтому я только взяла ключи и принялась раскладывать вещи Кенди и Гильберта.
Странное состояние миссис Верритон только укрепило меня в моих подозрениях: тут явно что-то было нечисто. Впрочем, может, это на самом деле просто слабое здоровье, и, как только погода наладится, она расслабится и придет в себя.
В шесть часов, когда мы отплывали, шел проливной дождь, но оркестр, довольно курьезно, играл "О, какое чудесное утро". Немногие рискнули высунуть нос наружу, чтобы посмотреть на отплытие "Кариновы", но мы с детьми были на самой верхней палубе.
По мере того как полоса воды между бортом парохода и берегом увеличивалась, я все яснее понимала, что от моего прежнего восторга не остается и следа. Я чувствовала себя разочарованной и немного подавленной. Жаркое солнце казалось несбыточной мечтой, но я утешала себя тем, что совсем скоро мы выйдем в Средиземное море.
Во всяком случае, чего бы ни сулил мне этот круиз, назад теперь пути не было. Да и на раздумья оставалось не слишком много времени, потому что уже действовал корабельный распорядок дня и до ужина оставалось совсем немного времени. Никто, наверное, не станет переодеваться, но я все-таки решила надеть платье вместо голубого костюма, в котором выехала из Лондона.
Я забрала Кенди и Гильберта и обнаружила, что Эдвард Верритон поджидал нас, чтобы вместе спуститься вниз, в столовую.
- Я только прослежу, чтобы вы не ошиблись столиком - сказал он. - Сразу после еды детям лучше лечь спать. У них сегодня был трудный день, - у него все еще был довольно внушительный вид лондонского бизнесмена. Впрочем, наверное, немного погодя он расслабится; в круизе все может быть.
Столовая оказалась очень просторной, а столики, по большей части, довольно маленькими. Наш был один из самых больших - на восемь человек, хотя нас, кажется, набиралось всего семеро. Остальные четверо пришли почти сразу - мистер и миссис Крейг и их дети, Керри и Билл. К счастью, они оказались ровесниками юных Верритонов, а сходство имен очень позабавило Кенди.
- Керри и Кенди! Билл и Гил! - повторила она несколько раз.
Еда была изысканной и очень разнообразной. Ее подавал стюард, который, кажется, почти не говорил по-английски. Я предположила, что он итальянец, и мне трудно было справиться с искушением заговорить с ним на его родном языке, но я знала, что этого делать не следует. Дети Верритонов вели себя очень обходительно и прекрасно поддерживали беседу. Они, вероятно, многому могли бы научить своих родителей.
Я все лучше понимала необычайную сложность своего положения. Роль, которую я так необдуманно взялась играть тогда на Аппер-Белгрейв-стрит, нужно было во что бы то ни стало довести до конца. Подумав об умном лице Чарльза Гаррика, я вздохнула. Мне ужасно не хотелось разыгрывать дурочку, но - или придется это делать, или никаких круизов. Единственное, что оставалось - быть настороже и держать язык за зубами.
Когда мы с детьми выходили из столовой, я встретила Чарльза, который шел обедать во вторую смену. Он улыбнулся и сказал:
- Увидимся попозже в танцзале, Джоанна. Говорят, танцы будут, хотя и не допоздна.
Мне пришлось немного помучиться с Кенди и Гилом, которые зевали во весь рот и страстно убеждали друг друга, что совершенно не хотят спать. Я оставалась в каюте, пока они принимали ванну и готовились ко сну; потом без пререканий развела их по кроватям.
Идти в танцзал было еще слишком рано, и я побродила по пароходу, который теперь едва заметно покачивало. Еще не стемнело, но вечер, определенно, стоял не летний, и никакой охоты сражаться с ветром на палубе у меня не возникало. Вместо этого я немного погодя устроилась в одной из этих тесных комнат отдыха на пути в танцзал и стала разглядывать людей.
Я обрадовалась, когда Чарльз пришел за мной.
- Музыка начинается, - сказал он. - Но должен предупредить, мне нельзя слишком усердствовать. Я поехал в круиз как раз чтобы поправить свое здоровье.
- Так вы были больны? - спросила я по пути в танцзал.
- Я попал в аварию, - ответил он, останавливаясь около дверей. За ними, на большом свободном пространстве, уже танцевали под небольшой оркестр две или три пары. Пароход неожиданно накренился, и Чарльз подхватил меня, чтобы я не упала.
- Я не виноват в столкновении, - продолжал он, - но машину все равно не вернешь, да и самому мне прилично досталось. Могло быть и хуже, конечно, но я и так получил хорошую встряску.
- Да уж, наверняка, - однако мне показалось, что, несмотря на перенесенное, он выглядел очень неплохо. Он, вероятно, был из тех, кто быстро загорает. - Смотрите! Может, не стоит нам танцевать, раз…
- О, на самом деле, я прекрасно себя чувствую. Просто пока довольно быстро устаю. Через несколько дней, наверное, все будет совсем хорошо. Солнце и морской воздух, знаете ли… Вообще-то, я не из тех, кто ездит в круизы. Мне нравится что-нибудь более энергичное. Обычно я отправляюсь куда-нибудь в горы - в Альпы, Австрию или Швейцарию. Неплохая музыка, правда?