- Не может быть, - изумился Ибрагим. - Я бы руку дал на отсечение, что вы египтянка. И ваш язык…
- А я и есть египтянка. По отцу. Так что вы почти не ошиблись, - пояснила я. Обычно мне приходилось это делать по нескольку раз на дню.
Ливиец пригласил меня выпить кофе на набережной. Мы сели в тени, разложили перед собой сценарии и попытались порепетировать. Мы увлеченно произносили древние тексты, подкрепляя свои слова жестами, пока не заметили, с каким изумлением на нас смотрят официанты и немногочисленные посетители. От смеха я едва не выплеснула кофе на свой белый костюм, что было бы непоправимо…
- А кто будет Гором, Осирисом и Нефтидой? - поинтересовалась я.
- Насколько я знаю, Гором будет Абдул Азиз, Осирисом - директор музея, Нефтидой - точно не знаю, кажется, кто-то из аспирантов. Но это такая маленькая роль, что неважно.
Мы медленно пошли по аллее в сторону храма. За нами тащилась повозка, на которой обычно катают туристов, и извозчик довольно навязчиво предлагал нам свои услуги. Он обогнал нас, только когда мы пришли. Я удивилась, что в повозке, оказывается, кто-то сидел.
- Я слышал, вы будете выступать с докладом в Лондоне, - сказал Ибрагим.
- Да. А вы тоже там будете? - обрадовалась я.
- Непременно, - уверенно ответил он.
- А потом в Триполи?
- А потом в Триполи.
- Ну и как вам там живется?
- В Ливии настоящая власть народа, - заученно произнес Ибрагим.
Он напомнил мне меня саму, зубрящую материалы последнего съезда для поступления в комсомол. Поэтому я не стала продолжать этот разговор, не хочет, ну и не надо.
* * *
Я развернула роскошное одеяние Изиды. Абдул Азиз и здесь побеспокоился: все было точно впору. Я надела тяжелую нагрудную пластину с чеканным текстом гимна Осирису - настоящую музейную редкость, узкое, облегающее платье, шитое блестящими пайетками, сандалии. Прежде чем надеть парик и корону с коровьими рогами, держащими луну, я занялась макияжем.
Современная косметика плохо приспособлена для того, чтобы сделать меня похожей на древнюю египтянку, но я постаралась. Для этого пришлось подводку для глаз наложить на толстый слой пудры, чтобы линии не оплыли. Глаза получились огромными и длинными, почти до висков, золотые тени оттеняли их глубину и роскошь одежд. Губы я сделала очень четкими и темными, словно иссушенными пустыней. Наконец я водрузила на свою голову парик и корону, посмотрела в зеркало и осталась вполне всем довольна.
Площадку в центре храма, обрамленную гигантскими колоннами, упирающимися в черное небо, ярко освещали прожектора. Резкие перепады света и тени вычерчивали причудливую резьбу на колоннах. Кроме освещенной площадки, колоссальное храмовое сооружение тонуло в ночи. Я часто бывала здесь, но впервые мне стало страшно. Я убеждала себя, что знаю в Карнаке каждый камень, каждую колонну, каждый проход, но меня колотила нервная дрожь.
Кто-то тихо подошел сзади и молча тронул меня за плечо. Я вздрогнула, резко обернулась и увидела ослиную морду. Слава богу, это был всего лишь Ибрагим в маске Сета. В отличие от меня и Гора, задействованных позже, уже был его выход.
- Удачи! - ободряюще сказал Ибрагим и шагнул на свет.
Надо отметить, высокий, мускулистый Ибрагим смотрелся прекрасным Сетом, злым богом войны, пустыни и разрушений.
На сцене уже действовали Осирис в роскошном одеянии и массовка из служащих музея. Текста у них не было. Участники изображали пир. Появился Сет со свитой, которая несла роскошный саркофаг. Слуги откинули крышку и пригласили желающих примерить его. Я смотрела, как статисты по очереди пытались улечься в саркофаг, но все было бесполезно. Наконец подошла очередь Осириса. Едва он лег в саркофаг, как крышку тотчас же захлопнули и саркофаг стали уносить. Все действие сопровождалось песней о том, как мертвый Осирис плывет по водам Нила.
Наступила моя очередь. Я нашла глазами стоящую у соседней колонны Нефтиду, и она согласно кивнула. Мы одновременно вышли в круг света и затянули скорбную песнь, оплакивая Осириса. Все это длилось довольно долго, мы изображали поиски саркофага с телом Осириса. Наконец я нашла его, легла на саркофаг и обняла, что символизировало зачатие. Первое действие мистерии кончилось.
Массовка спела тексты о том, что Исида родила Гора, и вот сын Осириса подрос и решил отомстить Сету, который после убийства Осириса правил на Земле. Гор - Абдул Азиз в костюме бога-сокола, с соколиной головой, вышел из тени. Я была немного обижена тем, что он не подошел ко мне перед началом спектакля, но, возможно, он был слишком занят. Я невольно залюбовалась посадкой его головы, легкими и сильными движениями. Враги начали битву, размахивая ритуальными ножами, как я подозревала, сделанными из папье-маше. Хор комментировал их битву, нараспев читая древние тексты. Тут Гор нанес решающий удар, и Сет, почему-то ухватившись за меня, стал падать. Он был очень тяжелый, и я растерялась. Было глупо пытаться его удержать, и я попробовала сделать шаг назад. Но Сет все еще цеплялся за мое платье, которое было готово вот-вот разорваться. Он сделал неуловимое движение и вложил в мою руку что-то гладкое и довольно тяжелое, затем упал сначала на колени, потом очень естественно рухнул ничком на каменные плиты. Хор запел хвалу Гору, мы с Нефтидой присоединились к нему. Честно говоря, я не поняла, что за сцену смерти изобразил Ибрагим. Я шепнула Гору:
- Ты просто великолепен!
Но Гор вместо того, чтобы оживить Осириса, молча развернулся и исчез в черноте за колоннами. Я растерялась, но решила, что смогу сыграть воскрешение Осириса сама.
И вдруг воздух потряс страшный крик, от которого у меня заломило в висках. Кричала Нефтида. Я обернулась. Нефтида, а вернее, аспирантка Абдул Азиза с выражением неописуемого ужаса на лице стояла над неподвижным телом Сета. Рядом расползалась лужа почти черной крови, и сандалии Нефтиды были испачканы ею.
- Абдул Азиз! - выдохнула я и помчалась в темноту, срывая на ходу парик и корону. Узкое платье треснуло по шву, и я придерживала его рукой.
Самые страшные мои опасения подтвердились, когда я влетела в кабинет ученого. Абдул Азиз, мужчина, которым и ради которого я жила все это время, был мертв. Он лежал на полу посреди кабинета. Я не стала вынимать из его груди нож с резной рукоятью, похожий на тот, которым убили Сета. У моего любимого было спокойное умиротворенное лицо спящего человека. Я погладила его по еще теплой щеке и поцеловала в губы. Я прощалась с этим человеком. За моей спиной собиралась молчаливая напуганная толпа…
Прибывшая полиция обыскала все закутки Карнака и музея, но не нашла ничего, кроме валявшейся маски Гора с головой сокола. Никого из участников спектакля не отпускали, допрос длился до утра. Но, кроме того, что Сета играл коллега из Триполи Ибрагим Джами, а Гора должен был изображать Абдул Азиз, они ничего не узнали. Видимо, убийца пробрался в музей перед представлением, убил Абдул Азиза, переоделся в костюм Гора, а затем расправился с Ибрагимом. Неясно было только одно - кому могли помешать ученые-египтологи.
На рассвете я поехала в отель. Лавочники открывали магазины, поднимая металлические жалюзи, раскладывали товар. Восходящее солнце освещало западный берег Нила, город мертвых. В этом свете он не казался зловещим, а выглядел просто позолоченной утренним солнцем скалистой грядой. Долина Смерти. Абдул Азиз ушел туда навсегда. Я знала, что мы никогда не будем вместе, но мысль о том, что мне придется жить без него, ужаснула меня.
Я попросила у портье ключи. Он как-то странно поглядел на меня, и только потом я поняла, почему. На мне все еще был грим Исиды, слегка размытый слезами. Я разделась и легла в постель, надеясь уснуть. Вместо сна меня преследовали какие-то видения: Сет с ослиной мордой тянул ко мне руки и требовал дать обещание вернуть подарок хозяину, потом меня слепило солнце, и я слышала голос Абдул Азиза: "Ведь ты отомстишь за меня, мое Солнечное Око, моя львица, моя Хатор…"
Только потом я рассмотрела то, что мне сунул в руку раненый Ибрагим. Это был просто базальтовый скарабей, черный, тяжелый и гладкий, на его спинке - иероглифы. Словом, скарабей, который можно купить в любой сувенирной лавке. Я решила, что оставлю его себе на память. Плохие воспоминания - тоже воспоминания. Абдул, мой милый, ну как я могу за тебя отомстить, если даже не знаю, за что тебя убили?
ГЛАВА 3
В шумном Шереметьеве на меня навалилась усталость от пережитого, и я почти в полуобморочном состоянии в толпе веселых пьяных туристов, хвастающих красноморским загаром, медленно двигалась в очереди на паспортный контроль. У меня страшно болела голова, ноги подкашивались, и мне казалось, что я вот-вот упаду. Я уже жалела, что не улетела днем позже, но оставаться в Луксоре после всего, что произошло, я не хотела.
Видимо, я сильно побледнела, вернее, как все южане, не столько побледнела, сколько посерела и прислонилась к стене. Все вокруг плыло, сливалось в пестрый хоровод, шум доходил до меня будто издалека. Кто-то взял меня под локоть и повлек в зону паспортного контроля.
- Не беспокойтесь, - сказал незнакомец по-арабски. Меня это не удивило, потому что моя внешность не оставляет сомнений. Было бы странно, если бы он обратился ко мне по-русски. - Я вам помогу. Кажется, вы неважно себя чувствуете…
Я кивнула и послушно поплелась за этим человеком, прижимая к груди сумочку с документами.
Благодаря незнакомцу мы быстро прошли паспортный контроль и направились получать багаж. Мы долго ждали, пока появится моя синяя дорожная сумка, но ее все не было. От всего этого я окончательно расстроилась и расплакалась.
- У вас там было что-то ценное? - сочувственно произнес мужчина, понимая, что мои шансы получить вещи обратно невелики.
- Только слайды, дискеты, копии древних текстов да мой доклад. Остальное - ерунда.
Действительно, я привыкла ездить налегке, потому больше всего мне было жаль моих бумаг.
- Представители компании утверждают, что такая пропажа в аэропорту Луксора или Каира практически невозможна, но они, конечно, готовы выплатить вам компенсацию. - Незнакомец был чрезвычайно предупредителен. Вряд ли после всех передряг я была уж очень хороша собой, чтобы кому-либо хотелось мной заниматься.
Мужчина принес мне пластиковый стаканчик кофе, и я выпила горячую безвкусную жидкость. Как это ни странно, мне стало легче.
- Меня зовут Саид, - представился мой спаситель.
- Я уже догадалась, - улыбнулась я, намекая на его имя. Саид по-арабски значит добрый. Странно, но я сохранила какую-то способность шутить.
- А я Лейла. - Я протянула ему ладошку, и он осторожно пожал ее.
Только теперь я рассмотрела этого человека. Высокий привлекательный мужчина с типичной арабской внешностью и странной улыбкой: она мгновенно вспыхивала, озаряя лицо, и так же быстро гасла. От этого выражение его лица было трудно определить.
Словно продолжая делать добрые дела, Саид сказал:
- У меня машина на стоянке. Я довезу вас.
К хорошему быстро привыкаешь, и я согласилась, не задумываясь над причиной его любезности.
Он усадил меня в темный не слишком новый "Мерседес" и выехал со стоянки.
- У вас усталый и измученный вид, - пожалел меня Саид. - Что-то случилось?
- Просто устала, - уклончиво ответила я, не желая вдаваться в подробности моих переживаний. - Кроме того, пропажа вещей тоже не поднимает настроения.
Саид сочувственно покивал головой.
- Не могу привыкнуть к московской погоде, - сказал он, закрывая окно и включая кондиционер. - Как будто бы прохладнее, чем в Каире, но дышать все равно нечем.
Тут я была с ним совершенно согласна: Москва - город, вообще не приспособленный к жаре.
- Где вы живете? - спросил Саид.
Я удивилась, он словно знал, что я живу, именно живу, в Москве, а не приехала сюда по делам и не забронировала номер в гостинице. Но я так устала, что выяснять что-либо у меня совершенно не было сил.
- Малая Грузинская, ближе к Пресне.
- Через Садовое? - спросил Саид, демонстрируя неплохое знание города.
- Можно, - коротко бросила я. Можно, конечно, и по-другому, но разговаривать мне совсем не хотелось.
- Я работаю в египетском посольстве, - сообщил Саид, хотя я его ни о чем не спрашивала. - Знаете, где это?
- В Кропоткинском переулке.
- Правильно, - обрадовался мужчина. - Мы увидимся еще? - спросил Саид напрямик. Как и все арабы, он был мало искушен во флирте и любовных играх в стиле "шаг вперед, два шага назад". Им проще задать женщине прямой вопрос, чем кружить вокруг нее, дразня и соблазняя. Впрочем, в исламском мире это искусство мужчинам не нужно.
Я взглянула на него, отметив, что в другое время непременно обратила бы на него внимание: уверенные мягкие движения, холеные нервные руки, тонко вылепленное лицо и неповторимая улыбка, быстро меняющая его выражение от по-детски наивного до хищного. Все в нем привлекало и настораживало одновременно. Но я была еще не готова к тому, чтобы впустить в свою жизнь другого мужчину.
Поэтому не ответила, а просто пожала плечами.
- Хотя бы номер телефона, - попросил он, многозначительно глядя мне в глаза. И после паузы добавил: - Вы очень красивая…
Памятуя о том, что он для меня сделал, отказать ему было бы просто невежливо. Я порылась в сумке и извлекла визитную карточку. Принимая ее, Саид прикоснулся к моим пальцам и пожал их. Это было равносильно признанию. Я никак не отреагировала и вышла из машины. Саид открыл окно и вдогонку мне прокричал:
- Я сам позвоню в офис "Иджиптэйр" насчет вашего багажа и все выясню!
Я обернулась и благодарно кивнула.
Дома было очень душно. Через окно, выходящее на юг, солнце заливало жаркими лучами квартиру. Я открыла окна, тщетно пытаясь устроить нечто вроде сквозняка, и задернула тяжелые шторы. Я так любила свой дом, так самозабвенно вила гнездо, что теперь он был предметом моей гордости. Все было тщательно продумано, ни одной лишней детали. Интерьер я замыслила в своем излюбленном "фараонском" стиле: дверные проемы без дверей обрамляют стилизованные колонны, увенчанные цветком лотоса (кто бы знал, чего мне стоило объяснить строителям-молдаванам, что я хочу), стены цвета песчаника украшены папирусами (настоящими, не банановыми) с моими любимыми сюжетами, где центральное место занимает огромная Хатор в облике львицы (подарок Абдул Азиза. О, Абдул Азиз! Знаешь ли ты там, в царстве песьеголового Анубиса, как я люблю тебя, как скучаю по тебе?). Все кресла в доме были на скрещенных ножках и обтянуты полосатым шелком, такие легкие и изящные (копия трона, зеленые и кремовые полоски, в тон шторам); повсюду стояли большие напольные светильники из алебастра, изображающие Баст, богиню-кошку (светили дивным молочно-золотистым светом). А еще у меня были целый пантеон богов, коллекция скарабеев, огромный ключ жизни на стене и сияющий глаз Ра (еще одно воспоминание об Абдул Азизе). Зато спальня (она же кабинет) была устроена совершенно по-другому. Три четверти комнаты занимала огромная кровать, а на остальном пространстве разместились рабочий стол с компьютером и полки с невообразимым количеством книг по египтологии.
Мой бывший муж Леня Давыдов всегда говорил, что в этом доме нельзя жить: в гостиной все время боишься раздавить хрупкое кресло, плюхнувшись в него, или расколотить один из светильников-кошек. В спальне рискуешь наступить на дискету и вынужден выуживать из постели книги. И в обеих комнатах, и даже на кухне того и гляди получишь болезненные ушибы от падающих на голову небольших, но увесистых скарабеев из базальта, ляпис-лазури, оникса и алебастра. А еще, уходя, Леня сказал, что жить со мной в таком доме - все равно что в гробнице с мумией. Но мне нравится. Да и на мумию я вовсе не похожа. Даже наоборот. Я задумалась, что такое "мумия наоборот", но существенного объяснения не подобрала. Просто живая, теплая, красивая и вовсе не засушенная.
Есть совсем не хотелось, но вот немного ледяной минеральной воды с лимоном… Я облизала пересохшие губы и отправилась на кухню. Увы, холодильник был чисто вымыт и девственно пуст. Наверное, в мое отсутствие приезжала мама с ее манией чистоты и выбросила все, что завалялось в холодильнике. Мама искренне считает, что ни один продукт, включая минеральную воду, не может храниться дольше трех дней. А я ведь отсутствовала целых две недели!
Из крана заструилась тепловатая, пахнущая хлоркой жидкость. Со вздохом я завернула кран, натянула шорты и майку и спустилась вниз в магазин. Там я купила много минеральной воды и лимонов. Есть по-прежнему не хотелось, и вид желтого сыра и розовой ветчины вызывал отвращение. По дороге домой я позвонила соседке Марье Игнатьевне, которая во время моих отъездов следит за почтой, и с благодарностью забрала целый ворох рекламных буклетов и писем.
Приготовив огромный стакан с напитком - вода, лимон и лед, - я с наслаждением выпила его. Затем я отправилась в душ. Прохладные водяные струи взбодрили меня. Я завернулась в махровый халат, с трудом расчесала непослушные вьющиеся волосы - спасибо, папочка, за такой роскошный подарок! - и плюхнулась на диван, размышляя о том, какие дела требуют немедленных действий.
На автоответчике уместились послания мамы, ближайшей подруги Киры Эйдельман, троих коллег, нескольких пожелавших остаться неизвестными молчунов и чей-то смутно знакомый голос, говоривший на арабском.
Мама сообщала, что постоянно обитает на даче. Судя по бодрому голосу, с новым бойфрендом, как принято теперь говорить, у нее было все в порядке. Мама продиктовала номер только что купленного мобильника. Я старательно записала его.
Кира, как всегда экзальтированно, сообщала, что у нее куча новостей, все рушится и одновременно все строится, и настоятельно требовала, чтобы я с ней связалась.
Коллеги просили уточнить информацию по Лондону, а последним, к моему изумлению, оказался Саид, который успел позвонить, пока я была в магазине. Он недоумевал, куда я могла пропасть, и с придыханием сообщал, что уже по мне соскучился. Не обременяя себя поисками подходов, он настойчиво спрашивал, когда же мы встретимся. Такие признания и явный напор насторожили меня, хотя, учитывая, что Саид - араб, такое поведение было вполне естественным. Ведь если им кто-то понравился, они открыто демонстрируют свои чувства, изображая крайнюю степень восхищения, нетерпения и влюбленности, а зачастую делают предложения, которые считаются неприличными. Впрочем, в такие минуты они, как правило, искренни, верят во все, что говорят. Тут самое главное - не воспринимать происходящее всерьез. Но сейчас я не могла воспринимать вообще никого и ничего.