Она взглянула на конверт в его руках. Джон бросил конверт на стол:
- Это очерки и стихотворения детей из местной школы. Я каждый раз стараюсь напечатать несколько из них.
Она посмотрела на фотографии гагар:
- Это твои снимки?
- Все до единого, - ответил он с гордостью.
Лили переходила от одного снимка к другому. Их было больше десятка, сделанных в разное время.
- Это одна и та же пара?
- Думаю, что да. - Он показал ей на две короткие белые полоски на шее одной из птиц. - Это снимки двух разных лет, но на обоих линия в этом месте прерывается. Я полагаю, это у него шрам, на котором не растут перья.
- У него?
- Я так думаю. Он крупнее. Хотя наверняка трудно сказать. - Джон показал на один из снимков: - Вот этот я сделал в прошлом апреле, первая фотография того года. Видишь полоску на шее? Самцы, как правило, возвращаются раньше самок - искать место для гнезда. Но я не уверен, что самка та же. Гагары моногамны в течение брачного сезона, но неизвестно, создают ли они пары на всю жизнь.
Он взглянул на Лили. Она едва доставала ему до подбородка. Из-за козырька кепки ему не было видно ее глаз.
- В моей юности, - тихо сказала она, - все были озабочены сокращением популяции гагар.
Джону в юности было наплевать на гагар. Он уехал из Лейк-Генри еще до того, как местные жители озаботились проблемами охраны природы.
- Популяция продолжала уменьшаться. В конце концов люди поняли, что все беды от катеров. Слишком много шума, слишком много мути - гагарам нужна чистая вода, чтобы ловить рыбу. И слишком сильные волны - яйца смывало прямо из гнезд. Когда запретили катание на водных лыжах и ограничили скорость катеров, популяция гагар восстановилась.
Лили подняла глаза, и что-то у него внутри перевернулось. Глаза у нее были такими же нежными, как и голос. Джон этого не ожидал.
- Хорошо бы все проблемы решались так же легко.
Он не мог отвести взгляда от ее прекрасного лица.
- Великолепные создания. И фотографии чудесные.
Его сердце забилось быстрее.
- Спасибо.
- Ты сказал, у тебя есть для Терри кое-что пострашнее ружья. Что ты имел в виду?
На какую-то минуту Джон был сбит с толку. Он не ждал, что разговор примет такой оборот, но ответил:
- В прошлом Терри Салливан уже писал лживые статьи. Их лживость так и не была доказана. Но многие точно знают, что он не чурается домыслов и подтасовок.
- А почему?
- Честолюбие. Алчность. Злоба. Обычно он раздувает скандалы из личной мести. Ты с ним не была знакома, так что месть направлена не на тебя. Секретарь Росетти говорит, что и с кардиналом Терри не знаком. Поэтому я хочу подойти к делу с другой стороны.
- Я должна доказать в суде наличие злого умысла. Возможно, мне предстоят несколько тяжелых лет, и все равно я могу проиграть.
- Можешь, - вздохнул он. - Ты знала, что ваш разговор был записан на пленку?
По ее испуганному взгляду Джон понял, что не знала.
- Он записал ваш разговор, не предупредив тебя. Это незаконно.
- Я г-г-говорила эти слова, но не в том смысле, какой им придал Терри.
Джон почувствовал, что верит ей безоговорочно. Вдруг она сказала:
- Я виделась с Касси Бернс. Мы вчера потребовали опровержения. Сег-г-годня, - она с трудом побеждала заикание, - опровержения нет. Касси говорит, паниковать не следует, но я устала сидеть сложа руки.
Лили посмотрела на него. В нем снова что-то перевернулось. Джон думал, что, помогая Лили, он вредит себе, лишает себя материала для будущей книги. Но эти нежные глаза его тронули. И он сказал:
- Есть другой способ справиться с Терри. Можно обратить против него его же собственное оружие.
- Как?
- Дискредитировать его. Выступить с публичным обвинением.
- Я не знаю, в чем его обвинить.
- Зато я знаю.
- И ты мне поможешь?
- Возможно.
- В обмен на что?
Джон минуту подумал. Он не видел причин, почему бы ему не работать на обоих - на себя и на нее.
- В обмен на твою версию этой истории.
Он тут же пожалел, что произнес эти слова. Ее глаза чуть-чуть расширились.
- Ты же сказал, что не будешь в это лезть.
- Не буду без твоего разрешения.
Она направилась к двери.
- Лили!
- Я предпочитаю доказывать злой умысел, - ответила она и ушла.
Вторник Поппи провела спокойно, отчасти благодаря погоде: в холодные, ненастные дни большинство ее клиентов сидело дома. Затишье было связано и с тем, что почти прекратились звонки по поводу газетных публикаций. Это нисколько не удивляло Поппи. Делать из Лили виновницу скандала было просто смешно. Все в городе это понимали. Лили Блейк неуравновешенна? Это была последняя ложь, с точки зрения местных жителей лишившая газетную историю всякого правдоподобия. Поппи полагала, что прессе об этом известно.
Разумеется, были еще отдельные звонки - реакция на последний поворот скандала. Ближе к вечеру позвонила библиотекарша Лейк-Генри, Лейла Хиггинс, которая видела около редакции "Озерных новостей" машину с массачусетскими номерами.
Поппи поняла, чья это машина, но никак не могла сообразить, что ее сестре понадобилось в редакции. Поэтому она позвонила Киплингу:
- У тебя была гостья.
Голос Джона звучал раздраженно:
- Откуда ты знаешь?
- Мне позвонили и сказали про машину. Зачем она приезжала?
- Хотела сказать "привет", - пробормотал он.
- Тебе? Рассказывай.
- Ей было скучно.
- И она сочла, что у тебя веселее?
- Задай этот вопрос своей сестре.
- И задам, - ответила Поппи и повесила трубку, удивляясь, что за муха его укусила.
Лили сидела на своем причале. На ней был шарф, шерстяная шапочка, теплая куртка, туристические ботинки и перчатки. Туман рассеялся еще до захода солнца, и она успела полюбоваться закатом. Воздух был сухим и холодным, но ночь была прекрасна.
Лили заметила на озере какое-то движение, и сначала ей показалось, что это птица. Она задержала дыхание и прислушалась - нет, это было каноэ, ритмичные гребки слышались все более явственно. Метрах в десяти от нее удары весла по воде затихли, и каноэ по инерции заскользило к причалу.
- Я прочел твои мысли на расстоянии, - сказал Джон. - Залезай.
Едва она села в каноэ, Джон направил его в ту сторону, откуда приплыл.
- Куда мы? - спросила Лили.
- Смотреть на моих гагар. Они скоро улетят. Мне недолго осталось навещать их. Не замерзнешь?
Она обернулась. Он был в джинсах, футболке и расстегнутой жилетке. Ни шапки, ни перчаток.
- Перчатками делиться не стану, - заявила Лили.
Джон широко взмахивал веслом, каноэ двигалось легко и бесшумно. Лили подняла голову, вдохнула ночной воздух и улыбнулась. Как бы она ни любила Бостон, ничего подобного там нет. За последние шестнадцать лет она наведывалась сюда лишь изредка и всегда бывала занята. Ее поразило, как она могла лишать себя отдыха на озере.
Они миновали горстку маленьких островов, а потом Джон перестал грести, позволив каноэ свободно скользить к следующему острову, поросшему соснами. Наконец каноэ остановилось.
Берег озера был покрыт зарослями невысокого кустарника.
- Гнездо здесь, - шепотом сказал Джон. - Самец выбрал место в конце апреля. Его подруга прилетела в середине мая. К середине июня здесь было два яйца.
- Как ты смог сфотографировать яйца, не спугнув птиц? - прошептала она в ответ.
- Тут нужна осторожность и хороший телеобъектив. Я просидел три часа, дожидаясь, пока один из родителей начнет сменять другого.
На острове послышалось движение. Две птицы, одна за другой, заскользили в лучах лунного света. Затем появились третья и четвертая.
Лили затаила дыхание.
- Двое первых - родители, сзади птенцы.
- Птенцы почти такие же большие, как родители.
- Они быстро растут, - ответил Джон.
Гагары удалялись от острова. Одна из птиц издала долгий, оборвавшийся на низкой ноте крик.
- Погоди, - прошептал Джон.
С восточной стороны прозвучал ответный крик.
- С соседнего озера, - шепнул Джон.
Гагара с озера Генри крикнула снова. Едва замер ее крик, как долетел ответ издалека, с востока. Почти десять минут птицы перекликались друг с другом. Лили доводилось слышать ночные крики гагар, но никогда - в такой близи.
Когда вновь наступила тишина, Лили вздохнула. Пока птицы не скрылись из виду, Джон сидел не шелохнувшись. Потом, не говоря ни слова, поднял весло и ловко развернул каноэ. На обратном пути Лили сделалось грустно. Красота ночи, озеро и гагары казались ей великолепным, искусно сотканным гобеленом. А ее жизнь - жизнь, в которую Джон возвращал ее теперь, - тонкой ниточкой. Лили почувствовала себя совсем жалкой и одинокой.
У ее причала Джон первым вылез из каноэ, привязал лодку и протянул Лили руку. На причале Лили собиралась поблагодарить его и попрощаться, но он мягко обвил рукой ее талию и повел к дому. Рука была нежной, надежной. Дружеской.
У ступенек веранды Лили обернулась.
- С-с-спасибо, - произнесла она, презирая себя за то, что нервничает. Но она никак не могла понять, чего от него ждать и можно ли ему верить, кто он, настоящий друг или враг.
- Тебе спасибо, - ответил он. - Обычно я плаваю один. Это было прекрасно.
Он коснулся ее щеки и повернулся, чтобы идти. Но от этого прикосновения она почувствовала нечто - некую связь с Джоном, возможно, зарождающееся доверие. А может, она обманывала себя, выдавала желаемое за действительное.
Глава шестая
В среду с утра Джон снова приехал на озеро. Предрассветный туман уже рассеялся, жизнь озера замерла, стояла полная тишина. Джон пытался проникнуться этой тишиной, но никак не мог отделаться от мыслей о Лили, от ощущения нежности ее щеки под его рукой.
С озера Джон отправился в город за газетами. Когда он вернулся домой, раздался звонок.
- Сегодня ничего, - ответил он на неизбежный вопрос. - Ни в одной газете.
- Но ведь это хорошо? - спросила Лили с надеждой.
Джон ответил, что, судя по всему, хорошо, что скандал сходит на нет и что, действительно, если "Пост" опубликует опровержение, то сделает это по возможности незаметно. Но он знал, что газеты редко признают свои ошибки.
Джон испытывал смешанные чувства. Лили хотела, чтобы опровержение было напечатано, и ради нее он хотел того же, но для него самого было бы лучше, если бы вся эта история просто затихла. Чем дольше она протянется, тем больше материала сумеют раскопать репортеры со стороны. Джону хотелось все выяснить самому.
До того как газета будет отпечатана, оставалось шесть свободных часов. Джон заехал в магазин Чарли, купил продуктов и отправился навестить отца. На подъезде к Риджу Джон, как всегда, ощутил подавленность. Даже сейчас, когда деревья были покрыты листвой, это место выглядело мрачно.
Стол перед диваном стоял криво, абажур висел косо. На диване были разбросаны страницы утренней газеты. Тарелка с остатками яичницы и куском тоста - остатки завтрака - стояла на полу.
- Отец! - позвал Джон и, подобрав тарелку, двинулся на кухню.
Гэс оказался там. Согнувшись над столом, он узловатыми пальцами крепко сжимал вилку.
- Что ты делаешь? - мягко спросил Джон.
Гэс даже не взглянул на него.
- Да вот, выпрямляю.
Джон поставил тарелку в раковину, как ни странно, чистую.
- Ты обедал?
- Я не голоден.
Джон заподозрил, что у отца просто нет сил приготовить себе еду, и у него сжалось сердце. Он положил молоко, сливки, яйца и разрезанную на четыре части жареную курицу в холодильник. Потом отрезал хлеба, открыл банку тунца и смешал ее содержимое с майонезом. Сделав три сандвича, он сунул один в холодильник, а остальные два положил на тарелку. Налив два стакана молока, Джон сел за стол.
- Я только что отправил газету в типографию, - сказал он, чтобы вовлечь отца в разговор. - Мне кажется, номер будет удачным. - Джон откусил сандвич, как бы приглашая Гэса последовать его примеру. - На первой странице статья о новых семьях в нашем городе.
- Они нам не нужны.
- Мы им нужны. Все дело в этом.
- Что-что? - фыркнул Гэс.
Джон понял, что эту тему не стоит продолжать.
- Ты следишь за историей Лили Блейк и кардинала?
- Думаешь, мне это интересно?
Джон с минуту выдерживал надменный взгляд отца. Тот не клюнул на наживку, но Джон все равно решил поговорить с отцом на очень важную для себя тему.
- Она не виновата в том случае с Донни. Ты ведь знаешь это, правда?
Гэс потупился. Только по этому можно было догадаться, что да - знает и сожалеет об этом.
- Я часто думаю, может, если бы я не уехал, все сложилось бы по-другому, - произнес Джон. - Я мог бы уберечь Донни от всего того, что он потом натворил. Ведь до моего отъезда с ним не случалось никаких неприятностей.
- Но ты смотал. И у меня остался один сын.
- Почему?
- Один был нужен ей.
"Она", то есть мать Джона, удачно вышла замуж второй раз и теперь жила в Калифорнии.
- Но почему ей достался я?
- Спроси у нее.
- Я спрашивал. Тысячу раз. - В давние времена его отношения с матерью были совсем не простыми. Джон всегда подозревал, что она предпочла бы взять младшего и Гэс не отдал его именно потому, что знал об этом. - Она каждый раз советовала спросить у тебя. Вот я и спрашиваю.
- Она хотела развестись. Я сказал, ладно, давай. Только оставь мне хорошего сына, и она оставила.
Хорошего. Джона это больно задело, и он позволил себе ответный выпад:
- Выходит, ты оказался не слишком проницательным. - Похоже, разговор зашел в тупик. Он сменил тему: - Ты ведь был знаком с Джорджем Блейком?
- Не был. Я только однажды на него работал.
Джон знал, что это не так: Гэс клал стены и большого дома, и домика Селии, и делал это более старательно, чем обычно.
- Что ты о нем думаешь?
- О Джордже? Я совсем его не знал. Я имел дело только с Мейдой. Ханжа. Холодная, как глина со дна озера. Что-то с ней было не так с самого ее появления в городе. Слишком высокомерна. Немудрено, что у ее дочки неприятности. - Гэс, прищурившись, взглянул на Джона: - Она вернется.
- Лили? Ты думаешь?
Гэс передразнил его:
- "Ты думаешь?" А как ты думаешь, умник? Она вернется?
Джону захотелось рассказать о возвращении Лили. Но он не доверял отцу. Гэс мог ни с того ни с сего выложить новость первому встречному. Три года Джон регулярно навещал отца, но все не мог понять, чем живет этот человек. Он не понимал, как можно настолько равнодушно относиться к судьбе сына - Гэс ни разу не позвонил и не написал ему, ни на день рождения, ни на Рождество.
Джон не понимал, как человек может быть таким раздражительным и таким бесчувственным, каким казался Гэс. Возможно, это каким-то образом связано с тем, что Гэс незаконнорожденный, о чем Джону стало известно в двенадцать лет. Однажды во время ссоры Джон назвал отца ублюдком. Гэс мгновенно замолчал и потихоньку вышел из дому. Тогда-то мать и рассказала об этом Джону.
Рождение вне закона, распавшийся брак, жизнь, прошедшая в работе с камнем, - все это не могло не сказаться на характере Гэса. Но Джону казалось, что в глубине души у отца должна была сохраниться нежность, что, если они будут чаще видеться, эта нежность так или иначе проявится. Поэтому, узнав, что у Гэса плохо с сердцем, Джон вернулся в Лейк-Генри. Он воображал, что они станут говорить о Донни, о матери, о публикациях, которыми Джон очень гордился. Он воображал, что найдет отца, но нашел человека жесткого и неподатливого, как те каменные стены, которые тот возводил.
Джон вернулся в редакцию и только принялся за работу, как зазвонил телефон. Это был Ричард Джейкоби из Нью-Йорка. Его заинтересовала идея книги. Задав несколько вопросов, издатель увлекся еще больше. Он предлагал Джону кучу денег и хотел немедленно заключить договор. Не надо никакого агента, говорил он. Издать книгу нужно быстро и неожиданно. "Я выпущу книгу через полгода. Сумею сделать все в лучшем виде. Ты же знаешь репутацию нашего издательства".
Джон знал, что издательство у Джейкоби маленькое, но амбициозное. Чем больше выпущенных им книг попадало в списки бестселлеров, тем большую популярность оно приобретало, и, судя по авансу, который предлагал Джейкоби, книгу Джона мог ждать успех.
Положив трубку, он перевел дух. Ричард хотел как можно скорее получить план книги и вступительные главы. Это означало, что надо побыстрее собраться с мыслями.
Лили ехала вдоль берега озера, но вскоре свернула на дорогу, ведущую к дому, где жила Роза с мужем, Артом Уинслоу, и тремя дочерьми.
Лили специально выбрала время для визита: она хотела приехать, когда дети уже будут в постелях. Она ехала к Розе без особого желания, просто ей не хотелось, чтобы сестра узнала о ее приезде от кого-нибудь еще.
Лили тихонько постучала. Минуту спустя тяжелая дубовая дверь отворилась. За дверью стоял муж Розы.
Арт Уинслоу был гораздо мягче Розы, что могло бы сильно осложнить их семейную жизнь, если бы он не был родом из очень состоятельной семьи. Это давало ему некоторые права - Арту было дозволено в свое удовольствие играть в доме второстепенную роль. Именно поэтому, полагала Лили, их брак не распался.
Арт был явно удивлен, увидев Лили. Значит, ни Ханна, ни Мейда не говорили Розе о ее возвращении.
- Заходи. Роза с девочками.
- Я думала, они спят. М-м-может, я зайду в другой раз. Я ведь сейчас скрываюсь. Мне бы не хотелось просить их поменьше болтать.
- Они обожают хранить тайны, - настаивал Арт.
Неожиданно в прихожей зажегся свет. Роза сразу же увидела Лили. Обе замерли. Одинаковые темные волосы, та же бледная кожа, похожие фигуры - когда Лили смотрела на Розу, ей казалось, что она видит свое отражение.
- Ну, привет, - сказала Роза, подойдя и встав рядом с мужем. - Возвращение блудной дочери. Когда ты приехала?
- В субботу.
- А появляешься только сейчас? Сегодня среда.
- Я скрываюсь.
- Мама знает? А Поппи?
- Да.
Роза вздохнула и с обидой произнесла:
- И то хорошо.
Из-за двери высунулись три личика.
- Идите поздоровайтесь с тетей Лили, - сказала Роза.
Девочки подбежали к гостье: впереди шестилетняя Рут, следом семилетняя Эмма. Это были прелестные девчушки с темными вьющимися волосами, в светлых ночных рубашках в цветочек. Ханна, в такой же мешковатой футболке, что и в прошлый раз, у Мейды, по сравнению с ними казалась толстой простушкой. Лили протянула ей руку:
- Рада видеть тебя, Ханна. Какая милая футболка. - На футболке была нарисована кошка. - А своей кошки у тебя нет?
- Какая еще кошка, - сказала Роза. - У меня и с ней самой хлопот хватает.
- С кошками хлопот никаких, они вылизываются, - возразила Ханна.
- Кошки линяют. Хочешь ходить в кошачьей шерсти?
Лили пожалела, что коснулась этой темы.
Отец увел младших, а Ханна осталась стоять рядом с Лили.
- Ты сделала уроки? - спросила Роза у Ханны и, когда та кивнула, скомандовала: - Тогда иди к себе и почитай.
Лили обняла Ханну: