Уоллес действительно был ведущим закупщиком пушнины для всей международной сети меховой торговли класса люкс. Он сновал, как челнок, между Ленинградом, Копенгагеном, Сиэтлом и Онтарио, просматривая сотни тысяч шкурок различных зверьков за год, заключал сделки и заносил каждую из них в свой личный каталог. Отмеченные им отдельные экземпляры и целые партии шкурок гарантировали их безупречное качество. Он покупал шкурки лисиц и норок для "Котильона" и на комиссионных началах отбирал меха для многих других фирм.
Наибольшее удовольствие испытывал он, отбирая для своего каталога русские меха, добытые охотниками в тайге. Это было как первая любовь, как восторг перед природной красотой. В этой сфере он мог блеснуть своим мастерством, знаниями и опытом эксперта.
- Извини, Лео, но этот мех я уже отметил для Натали.
- Совершенно верно! - Натали нашла в себе смелость уколоть Моргулиса за только что испытанное от него унижение. - "Котильон" для нас на первом месте.
- Что?! - взорвался Лео. - Ваши покупатели никогда не отличат русский мех от искусственного дерьма. Даже если этот мех спрыгнет на них с дерева и укусит за задницу.
- Не будь так суров, Лео, - тихо возразила Натали. - Мы кое-чему научим покупателей. Мы проведем серию показов по специальным приглашениям с участием Дианы Дарби. Я надеюсь, что сначала ты нам изготовишь партию меховых накидок с капюшонами. Но только с условием, чтобы они стоили каждая не дешевле автомобиля "БМВ".
Лео сердито оскалил зубы.
- Слушайте, вы оба, особенно ты, девочка! Женщины, те, что носят русские меха, имеют богатых хахалей. Твои сопливые подружки слишком заняты своей деловой карьерой, чтобы найти себе щедрого любовника.
- Ошибаешься, Лео. Натали провела кое-какие расчеты для "Котильона" и опросила сотню наших покупательниц. Две из каждых пяти, то есть сорок процентов этих, как ты выразился, "соплюшек", имеют шанс повстречать нужного человека во время своих деловых встреч и поездок.
Лео знал, что империя "Котильон" возникла именно благодаря изучению спроса на меховые изделия среди вновь появившейся социальной прослойки молодых работающих и хорошо зарабатывающих женщин. Но он сделал вид, что его ничто не может разубедить.
- Кончим этот разговор, - буркнул он. - Ты не единственный брокер, кто покупает шкурки для Лео Моргулиса. В конце концов я сам отправлюсь в Ленинград и куплю там то, что мне надо.
Уоллес с улыбкой обнял его за плечо.
- Не сотрясай воздух пустыми заявлениями, дружище! Ты слишком богат и слишком ленив, чтобы ездить куда-то на другой край света. Предлагаю тебе самый легкий и самый приятный выход из положения. Пригласи Натали на ленч. Обсуди с ней фасоны. Потом мы встретимся в офисе и ты отберешь шкурки. Ты получишь все, на что положишь глаз. А выберешь ты самое лучшее - уж я-то тебя знаю.
- Я вам не мячик для пинг-понга, чтобы вы мною играли. Я буду с тобой судиться!
- Я тебе подсовываю свою красивую жену, а ты мне в ответ какого-то мерзкого адвоката. Кто из нас великодушнее? Ты бы лучше подал в суд на хирурга, который недорезал твою простату.
- Уоллес! - вмешалась Натали. - Ты ведешь себя отвратительно.
- Прости, дорогая.
Моргулис решил сделать вид, что не расслышал последних слов Уоллеса.
- Что он сказал? - переспросил Лео.
По распоряжению Уоллеса яхта развернулась. На палубу, защищенную от ветра, вынесли стулья для гостей и расстелили ковровую дорожку для прохода манекенщиц. На какое-то мгновение Уоллесу и Натали удалось наконец остаться наедине. Они укрылись от гостей позади рулевой рубки. Уоллеса пробирала дрожь от холодного вечернего воздуха, и Натали обняла мужа, как бы защищая от ветра и согревая его.
- Устал?
- Смертельно. Полет был тяжелый.
Он только что сошел с самолета и сразу же примчался на яхту к началу торжества. Натали чувствовала, что он весь на нервах.
- Ты можешь простудиться. Пойдем вниз.
Уоллес опустил руки ей на плечи и крепко прижал к себе. Его сила всегда поражала Натали. В его руках она была как игрушка. Но поцелуй его был нежен.
- Прости меня.
- За что?
- За то, что я отшил Стива Вайнтрауба. Твой проект сделки с ним не показался мне удачным.
Натали была немного обижена на мужа, но ее сопротивление уже было сломлено.
- Ты прощен.
- Я так скучал по тебе.
- В следующий раз возьми меня с собой.
- Я не хочу брать тебя на аукцион. Там я совсем другой. Ты бы не узнала меня и испугалась. Слишком велико напряжение. Шкурки, сотни тысяч шкурок перед глазами. Режим дня, ритм всей жизни совершенно сумасшедший.
- Я не была в России с тех пор, как мне исполнилось три года. Все, что я помню, это запах щей из кислой капусты и дым от каких-то мерзких папирос.
- В столовых и кафе на Невском пахнет тем же самым. Мало что изменилось. Только проститутки у гостиниц стали моложе… совсем школьницы. И это очень печальное зрелище.
Будучи студенткой, Натали просила разрешения на стажировку в СССР, но ее отец, бывший посол в Москве, видимо, чем-то не угодил в прошлом советским властям, и ей отказали в визе без объяснения причин. Долгие годы она хранила в душе смутное, но приятное воспоминание о прогулках по бесконечно длинному заснеженному бульвару, о вкусном мороженом, которое ей покупала добрая старушка-няня. Но как-то раз отец в приступе откровенности рассказал ей, что милейшая няня Нина была сотрудником КГБ и имела звание чуть ли не майора госбезопасности.
- Я бы хотела видеть тебя там за работой. Когда ты весь вдохновение, когда…
- С тобой я весь вдохновение… только с тобой.
- Может быть, мы проведем там Рождество?
Натали тихонько касалась губами его лба, щеки, подбородка.
- Мы еще поговорим об этом…
- Я уже слышала это раньше.
- Я обещаю! - Он сказал это твердо, и она поверила ему.
Рука об руку они вернулись в салон. Толпа гостей окружила их. Уоллес щедро расточал вокруг себя энергию. Откуда только она у него бралась? Натали нравилось, как он вел себя в толпе, как умел вызвать к себе симпатию самых различных по характеру и настроению людей.
Он был торговцем до мозга костей, настоящим, прирожденным продавцом товара, он был гением в своей области. Большой рост не мешал ему двигаться с грацией танцовщика, жестикуляция его была плавной и изящной, мощный голос не раздражал, а ласкал слух. В жестокой битве за место под солнцем, за богатство он пользовался самыми цивилизованными методами. Он был рыцарем торговых турниров, и никто не мог обвинить его в грубости и нечестной игре. Манеру общения с врагами и друзьями он приобрел не сразу. Сказывался долгий и извилистый жизненный путь.
Уоллес шутливо скомандовал:
- Поднимите руки те, кто когда-то присутствовал на показе первой коллекции "Котильона". Кто знает, может салютовать, как русские пионеры.
Гости засмеялись, и в воздух в пионерском салюте взметнулось с десяток рук.
- Вспомнили? Мы собрались тогда в отеле "Уорлдорф". Нам хватило в тот раз двухкомнатного люкса. Пять лет прошло. И теперь, если бы я пригласил всех желающих, яхта ушла бы на дно от перегрузки… Задаю вопрос вам и себе: почему?
Он сделал паузу. Затихла на мгновение и публика. Натали вновь заметила блондинку в толпе. Восемь или десять человек заслоняли ее от свободного пространства перед подиумом для манекенщиц, но ее обнаженные плечи мелькнули в свете люстры, и Натали разглядела крупные бриллиантовые серьги в ее ушах и большой камень без оправы, уместившийся в глубокой ложбинке соблазнительного декольте. Чем-то эта незваная гостья раздражала Натали. Она вспомнила, что по рассеянности так и не распорядилась, чтобы охрана выловила эту "золотую рыбку" из пруда.
- В чем тайна нового взлета "Котильона" на волну успеха? - услышала Натали слова Уоллеса. - В идее! Меха должны ласкать кожу не только счастливо вышедших замуж жен миллионеров, но и их потенциальных невест. То есть девушек, делающих карьеру. Тех, кто работает и зарабатывает. Натали Стюарт, а теперь Натали Невски подкинула мне эту идею. Мех на теле женщины не только символ богатства или ее продажности, это символ ее самостоятельности, умения зарабатывать себе на жизнь, ее консервативных взглядов на дырявые шорты, мятые джинсы и прочий мусор. Мы, фирма "Котильон", - консерваторы, и если меня убьют за такие взгляды, я прошу написать на памятнике: "Последнему консерватору". Одежда определяет личность. Добился успеха - приобретай изделия фирмы "Котильон"!
Включили прожекторы, реостат увеличил яркость люстры. В поток света устремились манекенщицы "Котильона".
Классические норки, меха черные как ночь или с благородной сединой проплывали мимо в волшебном параде. Музыка плавно менялась от классики до разнузданного рока. И мех, и тела манекенщиц подчинялись волшебной палочке дирижера. Натали была заворожена этим зрелищем, хотя ясно ощущала, что многими зрителями каждый шаг манекещицы оценивается в цифрах, умноженных на количество купленного товара. А то, что сверкают фотовспышки и раздаются аплодисменты, лишь гарнир к дорогому кушанью.
Один особо энергичный фотограф все время мельтешил перед ее глазами. Он улыбнулся ей, она ответила ему тем же. Ей хотелось его поощрить. Не так давно парень поведал ей, что у него на шее большая семья, а за пару хороших фотографий с показа "Котильона" его могут взять на постоянную работу в парижский "Вог".
Наступил тот момент, который у всех завсегдатаев показов мод вызывал дрожь в коленках и мурашки по коже. Демонстрировались меха, которые никто не купит. Не было сумасшедшего, который мог бы заплатить такую цену. Но был расчет, что где-то есть такой международный вор, политик или фальшивый банкрот, желающий потешить свое тщеславие или отблагодарить свою "массажистку".
Девушки, чьей кожи касались эти драгоценные меха, уже не чувствовали себя живыми. Ни один самый придирчивый наблюдатель не заметил бы даже капельки пота на их коже, нескольких волосиков, выбившихся из безукоризненных причесок, дрожи волнения. Они были как камни в ювелирной оправе.
Уоллес взял в руки микрофон на гибком сверкающем в лучах света кабеле.
- "Котильон" не волнует война цен на рынке мехов и иностранная конкуренция. Наши покупательницы сами зарабатывают деньги и сами тратят их на то, что хотят купить. Мы не торгуем дешевкой, не используем труд нищих в других странах. Мы живем в богатой стране, мы сами богаты и продаем свои изделия тем, кто уверен в своем будущем. Молодым женщинам и девушкам, кто не опускает голову, а вздергивает свой носик кверху и чует свежий ветер удачи. С сегодняшнего дня "Котильон" вкладывает миллионы долларов в рекламу истинно американских изделий высшего качества. Это работа для тысяч американцев, их заработок, их налоги, их покупки и наше общее благополучие.
Натали окинула взглядом аудиторию. Сколько было там смертельных врагов вроде Стива Вайнтрауба, нажившихся на дешевом азиатском импорте!
Уоллес продолжал:
- Поднимем бокалы, леди и джентльмены, за "Котильон" и за наших покупательниц, за женщин, которые сами прокладывают себе дорогу в жизни!
Натали понимала, что этот тост произнесен ради нее.
Это поняли и те, кто ее ненавидел, завидовал ей или ревновал к Уоллесу. Но все ее враги пригубили шампанское и на время затаились. Это был момент ее торжества!
Речь Уоллеса добавила ей уверенности в себе. Она досконально знала вкусы и возможности будущих покупательниц. Она столько лет вращалась в среде работающих молодых женщин, когда занималась банковской деятельностью. То, что Уоллес и вместе с ним фирма "Котильон" поверили ей, стало воплощением ее мечты.
- Как тебе понравился наш спектакль? - шепотом спросил ее Уоллес.
- Ты превосходный режиссер!
- А ты - автор!
Блондинка в вечернем платье внезапно возникла в двух шагах прямо перед ними. Ее обнаженная рука взметнулась вверх. Взгляд Натали привлек сверкающий бриллиантовый браслет, стягивающий ее руку чуть выше черной перчатки. Но тотчас же Натали заметила кое-что другое, совершенно неожиданное, во что невозможно было поверить.
Пальцы, туго обтянутые черной перчаткой, сжимали небольшой тупорылый револьвер. Соскользнувший на мгновение вниз рукав платья скрыл и руку в перчатке, и револьвер. Никто, кроме Натали, не заметил оружия в руке блондинки. Вокруг все сверкало и искрилось. Хлопали пробки, и шампанское, пенясь, лилось в бокалы.
Внезапно появившийся и исчезнувший револьвер в черной руке застыл перед глазами Натали словно на фотографии, наложенной на предыдущий снимок. Сквозь нее проступали картина праздника, оживленные лица гостей, улыбающийся Уоллес, собравшийся произнести очередной тост.
Мысли Натали во много раз опережали ее способность действовать. Она не увидела, а скорее почувствовала, как напряглись мышцы незнакомки под тонкой тканью платья, как сузились ее глаза, как стиснулись зубы.
Натали потянулась рукой к револьверу, чтобы перехватить его, но ее пальцы схватили лишь пустоту. Натали опоздала.
Револьвер дернулся. Раздался хлопок, ничем не отличимый от хлопков открывающихся бутылок шампанского.
Уоллес замолк на полуслове словно поперхнулся и с удивлением взглянул на Натали. На его лице было такое выражение, как будто он только что понял, что совершил какую-то ошибку.
Натали показалось, что губы неизвестной женщины шевельнулись. Она прошептала что-то, прежде чем вновь скользнуть за спины гостей и исчезнуть как призрак в праздничной толпе.
Глаза Уоллеса стали вдруг удивительно печальными. Как будто он горько сожалел о чем-то, известном лишь ему одному. Он наклонился к Натали. Он уже падал, когда она подхватила его.
- Полюбуйтесь на эту парочку, - сказал кто-то. - Они опять целуются!
Книга первая
НАТАЛИ БЕЗ УОЛЛЕСА
1
В первые минуты после трагедии Натали существовала как бы в двух измерениях. В одном Уоллес был мертв и она умерла вместе с ним. В другом она еще на что-то надеялась и поэтому находила в себе силы что-то говорить, как-то двигаться и отвечать на вопросы полицейских. Каждый инспектор начинал разговор с одной и той же ошибки:
- Ваш отец…
- Мой муж, - тихо поправляла она и повторяла, черпая в этом какую-то крайне необходимую ей в данный момент твердость: - Мой муж. Мой муж.
- Простите! Какого года рождения был мистер Невски?
- Уоллесу было за шестьдесят.
Полицейские расхаживали по каюте, огромными ручищами трогали разбросанные повсюду меха. Манекенщицы использовали каюту владельца яхты для переодевания потому, что здесь было много хороших зеркал, и, поспешно покинув ее, оставили все в полном беспорядке. Везде были заметны следы их пребывания: рассыпанная пудра, кисточки для макияжа, шпильки и окурки длинных тонких сигарет со следами губной помады.
- А сколько лет вам?
- Тридцать два.
Детективы обменивались многозначительными взглядами.
- А какого возраста была, на ваш взгляд, эта женщина с револьвером?
- Мне показалось, лет двадцать пять.
- Вы знаете ее?
- Нет.
- Можете ее описать?
Натали уже сообщила приметы убийцы специалисту по составлению компьютерного фоторобота, но она терпеливо повторяла раз за разом свой рассказ. Все происходило точно так же, как в прочитанных ею книгах и детективных фильмах, и поэтому казалось нереальным.
Реальностью было ее острое желание покинуть яхту, отправиться домой и встретить там Уоллеса - живого и невредимого, усталого после долгого перелета, облаченного в мягкий кашемировый халат и бормочущего ворчливо:
- Немного теплого молока с бренди и в постель… В постель.
- Миссис Невски!
Натали вернулась из мира видений в действительность.
- …Привлекательная блондинка. Широковатое лицо. Я думаю, ее платье европейского производства. О, я вспомнила: Уоллес решил, что она носит парик.
- Это уже кое-что! - заметил инспектор полиции. - Так это был парик, или это ему показалось?
- Раз он так сказал - значит, она была в парике.
- Почему мужчина, ваш муж, заметил парик, а вы нет?
- Мужчина, продающий меха на протяжении десятков лет, знает о женщинах больше, чем женщины сами о себе.
- У вас есть какие-нибудь предположения, почему неизвестная стреляла в вашего мужа?
- Нет.
- Мистер Невски узнал ее?
- Я не думаю, что он смог разглядеть ее лицо.
- У него были враги?
- Нет.
- Не может быть. Ваш муж почти полвека торговал пушниной. За такой срок в этой сфере деятельности обязательно наживешь себе врагов. Уж я-то знаю. Мой отец в прошлом был меховщиком.
- Так спросите у своего отца. Спросите у него: кто такой Уоллес Невски? Кто такой Казак? Его обожали! - Она вдруг заговорила громко. - Он был пушным брокером. Он выбирал на аукционах сырье для других меховщиков. Ему верили, как верят в Бога. Он заключал многомиллионные сделки без всяких протоколов и расписок. Одним кивком головы или звонком по телефону.
- У брокера есть много способов работать на свой карман, - настаивал отпрыск бывшего меховщика. - Иногда брокеры берут производителей за горло.
- В Нью-Йорке нет меховщика, который не доверил бы Уоллесу свой последний доллар!
- Хорошо, хорошо! - успокоил ее инспектор. - А если мы поговорим о вашей собственной фирме "Котильон"? Были в фирме какие-нибудь конфликты? Прогоревший инвестор, например? Кредитор, которому не заплатили?
Натали решительно мотнула головой.
- Не ищите здесь… Это бесполезно. Я отвечаю за фирму, а не Уоллес. Я президент и распоряжаюсь финансами. Ни один вкладчик не имеет к фирме претензий. Никто не был обманут.
Это был третий или четвертый детектив, который ее допрашивал. Их лица в глазах Натали слились в одно. Она уже не различала их индивидуальных черт, фамилий и званий. Наконец ее оставили в каюте наедине с вновь прибывшим полицейским.
Детектив - лейтенант Каниц, как он представился, - несколько минут хранил молчание, просматривая записи ее ответов на предыдущих допросах. Он был массивным, по-медвежьи неуклюжим, но, когда он заговорил, голос его оказался на удивление мягким и интеллигентным.
- Я хотел бы, миссис Невски, чтобы мы с вами совершили небольшое путешествие во времени, отправились в прошлое на несколько часов. Я понимаю, как вам будет это тяжело, но все это может помочь успешному расследованию. Итак, давайте буквально по минутам, восстановим ход событий после возвращения вашего мужа из России.
- Я согласна, - кивнула Натали.
- Ваш шофер уже говорил нам, что мистер Невски прибыл в аэропорт Кеннеди в пятнадцать часов, задержался на минутку-другую в ваших апартаментах возле Центрального парка и появился на яхте где-то около семнадцати часов.
- Я не знала, что он заезжал домой.
- Он также выходил из машины у телефонной кабины на Риверсайд-драйв. Он звонил вам?
- Нет. Зачем ему было пользоваться платным телефоном? В машине есть телефон.
- Он сказал водителю, что телефон в машине неисправен.
- Он не звонил мне.
- Тогда кому же?