Она помедлила, выровнила дыхание, распрямила спину и только после этого нажала на кнопку звонка. Хорошо знакомый ей сипло дребезжащий перезвон и шаркающие шаги разом увели ее в школьные годы. Сколько помнила себя Катя, у матери, даже в молодости, была эта несносная привычка таскать за собой ноги, чиркая подошвами об пол.
- Кто там? – спросил из-за двери настороженный материнский голос.
- Открёйте пожалюста, - ломая язык, отозвалась Катя. – Мне нужен Антонина Ивановна.
Дверь поспешно и широко распахнулась. И не успела Катя опомниться, как оказалась в крепких объятиях.
- Катька! Чудила! Ну наконец-то! Я уж не знала, что и думать, где тебя искать. - В следующий момент мать резко отстранилась, уставившись на ее грудь. – Чем это ты в меня уперлась? Пенопластовые шары что ли в бюстгалтер засунула или ваты напихала?
- Мадам, о чем ви? Я – подрюга Каты. Я проездом в Воронеж из Парис. Ваша доч просил меня навестит вас.
- Кончай валять дурака! – отмахнулась мать. – Иди-ка на свет. Дай взглянуть на тебя.
"Ну конечно, голос она все же узнала, - усмехнулась про себя Катя. - А того, как я выгляжу, ей просто не видно, потому что в передней темно. Посмотрим, что она запоет через минуту." Проходя в комнату, Катя все еще продолжала играть избранную роль:
- Если моя правилно понимай, вы и ест Антонина Ивановна, мама Екатерина Погодина...
Антонина Ивановна более не слушала ее. Она увидела вошедшую при свете.
- Ой, Господи, дочка! Что это ты с собой сотворила?!.
- Я же русским языком говорью вам, мадам, я нэ...
- Да будет тебе комедию ломать. Лучше сядь, расскажи, что все это значит. – Мать обошла Катю со всех сторон, пощупала бедра, бока, даже попыталась сдвинуть с места "накладной", как ей казалось, бюст.
- Что вы сэбэ позволаетэ! – сочла нужным возмутиться Катя, сбрасывая с себя ее руки.
- А волосы зачем перекрасила? – не слушая ее, продолжала удивляться мать. - На маскарад что ли собралась?
Поняв, что ее не обманешь, не переубедишь, Катя, наконец, сдалась и устало плюхнулась в кресло, широко раскинув ноги, как она это делала в детстве.
- Ладно, мать. Твоя взяла. А мне так хотелось, чтобы ты меня не признала. Хоть скажи, только честно, как я тебе?
- Да слов нет – красотка! Смотрю и глазам не верю. Совсем другой человек. Неужели пластика?
- Ага. А зубы видала? – Катя оскалилась.
- С ума сойти. – Мать лишь головой качала. – В пору в артистки идти. Это ж наверное кучу денег стоило. Где ты взяла столько?
- Заработала. Ты мне лучше объясни, как ты меня вычислила.
- Такого глупого вопроса я от тебя не ожидала. Да хотя бы по звонку.
- По звонку???
- Ну да. Ты с детства так звонишь.
- Как, так?
- Не знаю... Нетерпеливо. Требовательно. Напористо. Одним словом, только ты так и звонишь. И вообще. Вот когда сама матерью станешь, тогда и поймешь, можно ли не узнать собственного ребенка, кем бы он не вырядился, как бы себя не переделал. Да я тебя и с закрытыми глазами почувствую – по дыханию, по шагам... по флюидам, исходящим от тебя.
- Выходит, что и другие узнать могут? – огорчилась Катя.
- Насчет других не знаю. Но любящий тебя человек обязательно узнает.
Катя облегченно вздохнула:
- Значит, можно не волноваться. Поскольку меня никто не любит.
- Так ведь и ты ж никого не любишь, дочка. А жизнь штука суровая. Просто так никто ничего не получает.
- Глупости. Одни за просто так рождаются красивыми или богатыми, и все им само собой... как приданое от Бога – на блюдечке. А другим – шиш на постном масле.
- А откуда ты знаешь, что "за просто так"? Может они это своей предыдущей жизнью заслужили.
- Не верю я ни в какие реинкарнации. Всё это люди Богу в оправдание выдумали, чтобы объяснить себе и другим свои неудачи, несчастья, болезни или, того хуже, гибель детей, не успевших еще ни перед кем провиниться. У каждого есть только одна жизнь. Одно тело. Одна душа, которая умирает вместе с телом. И всего, чего хочешь, нужно добиваться здесь и сейчас. В этой единственной жизни.
- Значит, и в Бога не веришь.
- Значит, не верю. А чего ради я должна в него верить? За какие грехи он меня такой внешностью наградил? Что я ему сделала?
- Может карма у тебя такая. Может тебе испытание было дано, во искупление своих прошлых грехов...
- Даром что язык-то без костей. Напридумывать можно, что угодно. Подо все базу подвести. А там поди разберись, что так, а что не так. Расскажи мне лучше, как поживают мои одноклассники. Кто по-прежнему в родной дыре прозябает, кто в большой мир подался?
- Обо всех рассказывать долго. Да и, насколько я понимаю, тебя только один человек интересует – Марик. Он здесь. Свое дело открыл в центре города, рядом с Петровским сквером. Салон мод с броским названием "Аделина". Продает дорогую фирменную одежду.
"Аделина... Аделина, - мучительно пыталась припомнить Катя, откуда она знает это имя, где и когда с ним сталкивалась. – Ну конечно! - осенило ее. – Соседка Любы, с которой он тогда весь вечер простоял у окна!
- Что еще ты о нем знаешь?
- Его родители и сестры укатили в Израиль, а он наотрез отказался. У него семья. Двое детей – мальчик и девочка. Говорят, прекрасный семьянин. Обожает свою жену. Это ее именем он назвал салон. Надеюсь, ты давно уже выкинула его из головы? Подростковая влюбленность... она быстро проходит. Слушай, а где твои вещи? – спохватилась мать. – Ведь не с одной же сумочкой ты из Москвы прилетела.
- Вещи в гостинице. А к тебе я вроде как в гости пришла.
- Час от часу не легче.
- Не обижайся, мама. Так надо. Не хочу тебе проблемы создавать. Не исключено, что кое-кто станет меня разыскивать.
- Так ведь уже искали.
- Как!? Когда!?
Помрачнев, мать опустилась напротив дочери на стул:
- Месяца три назад заявились вдруг два типа и, как на допросе, начали про тебя выспрашивать: как давно ты ко мне приезжала, не прячу ли я тебя. Если да, то где. Обыскали весь дом. По листочку просмотрели мои записные книжки, блокноты, каждую бумажку у телефона. Видно твои координаты хотели найти. Потом ко мне с ножом к горлу пристали, чтоб место пребывания твое указала. Грозились убить если не скажу. Все никак не могли поверить, что я не знаю... Что ты им сделала, дочка? Чем так насолила? Впрочем теперь, увидев тебя, я и сама могу догадаться.
Катя сразу заспешила:
- Я же говорила, что мне тут оставаться ни к чему. Если что, ты меня не видела. В Воронеже я не появлялась. Можешь сказать, что звонила тебе пару раз... из-за границы. – Заметив тревогу в глазах матери, она поспешила добавить: - Это я так, на всякий случай. Не волнуйся, никто сюда больше не сунется.
- Так я ж не за себя, за тебя беспокоюсь. А если найдут?
- А как? Где та прежняя Катя? Это только ты у меня такая прозорливая. Вон, ни одна бабка во дворе не признала.
- Ой, дочка. Я ж теперь по ночам спать не смогу.
- Все будет хорошо, вот увидишь. Ты потерпи еще немного. Я задумала в Москве новую большую квартиру купить.И тогда сразу тебя к себе перевезу. Хватит, сколько ты тут одна куковала.
- Правда?! – просияла женщина, сразу помолодев лет на десять.
У Кати до этого дня и в мыслях не было забирать мать в Москву. Она свыклась с мыслью, что ненавидит ее. Но что-то вдруг перевернулось внутри. Завеса злобы, застилавшая ей глаза, немного рассеялась, и она увидела, как несчастна ее мать в своем беспросветном одиночестве и что нет у нее человека ближе и роднее дочери.
- Как долго ты здесь пробудешь?
- Я пока здесь. Надо кое-какие хвосты прошлого подчистить. Обещаю, что не повидав тебя не уеду.
- Ох, дочка, не оступись. Падать легко. Подниматься трудно.
- Уже оступилась, - усмехнулась Катя.– Враки все это. Самое трудное – упасть. Упасть в первый раз. А дальше все, как у птицы феникс – сгори до тла и снова возродись. И так до бесконечности... Ну пока. Не ищи меня. И не забудь, никому ни слова о том, что видела меня, и уж тем более о том, какой ты меня видела. Я сама буду тебе звонить.
Она направилась было к двери, но, передумав, вернулась:
- Дай-ка я сфотографирую тебя. - И, не дожидаясь разрешения матери, не дав ей возможности привести себя в порядок, даже просто пригладить волосы, нажала на затвор. – А, знаешь, можно и вместе. – Катя развернула мать к зеркалу, поймала обоих в кадр и, чуть приспустив камеру, чтобы не загораживать себе лицо, щелкнула снова. – Мое новое хобби. Я фотографирую все подряд.
- Раньше ты и слышать не хотела об этом.
- Еще бы, - зло фыркнула Катя. – Мне в зеркало-то на себя противно смотреть было, не то что альбомы собирать.
- Кать, а Кать, - жалобно проговорила женщина, пытаясь поймать дочь за руку. – На кой черт тебе гостиница, а? При живой-то матери. Умчишься ведь в свою Москву, опять месяцами не увижу.
- Нет, мама. Сейчас нельзя.
- Да как же так, ей Богу. Ну где это видано. Мне так поговорить с тобой хочется. Про тебя все узнать. О себе рассказать. – У нее на глазах проступили слезы, которые она тщетно пыталась сдержать.
- Я буду звонить тебе. Обещаю. Мы обо всем поговорим по телефону. А если будет все спокойно, перед отъездом обязательно зайду.
ГЛАВА ПЯТНАДЦАТАЯ
Наспех попрощавшись с матерью, встревоженной и расстроенной, Катя прямиком отправилась к Петровскому скверу, где без труда отыскала салон под названием "Аделина". Прежде чем войти внутрь, она сфотографировала его снаружи вместе с ненавистной вывеской.
Салон был просторный, светлый, красиво, со вкусом оформленный и оставлял впечатление вполне процветающего. Вспомнив приобретенное за последние годы искусство ведения посреднических дел, Катя потребовала от работника салона проводить ее к менеджеру.
Войдя в небольшой, уютный кабинет, она в первый момент растерялась. Менеджером оказалась ее бывшая одноклассница Люба. Новое испытание на прочность! Катя внутренне напряглась. У нее даже ладони вспотели. Любовь Яковлевна, как величала ее работница, успела раздобреть и выглядела старше своих лет, превратившись в настоящую тетку. Она предложила гостье присесть. На ее лице не отразилось ничего, кроме угодливой вежливости человека, для которого каждый вошедший в салон – потенциальный клиент и покупатель. Было очевидно, что Люба даже не догадывалась, кто перед ней.
Успокоившись, Катя представилась вайс-президентом компании "Контакт", Галиной Черновой. Люба сначала удивилась, потом просияла. Компанию эту достаточно хорошо знали в России, и мелкие торговые фирмы почитали за честь с ней сотрудничать, так как это сулило им своевременные поставки самых разнообразных товаров из восточной Европы, отличавшейся более низкими ценами при неизменно высоком качестве продукции. Держась с достоинством, чтобы не сказать высокомерно, Катя сообщила, что в Воронеж прибыла совсем по другим делам, но услышав краем уха об их существовании, решила между делом заглянуть – для ознакомления. А возможно и предложить взаимовыгодное сотрудничество.
- Хотя смешно говорить о выгоде для нашей компании в подобном альянсе при ее оборотах и масштабах, - небрежно добавила она. - Но наш девиз: Для "Контакта" нет и не может быть лишних контактов. Ведь даже очень большое здание состоит из маленьких кирпичиков, не так ли. Поэтому господин Ломов – глава фирмы, весьма бережно относится к каждому, с кем связан деловыми обязательствами.
Воодушевленная визитом высокой гостьи и ее неожиданными посулами, менеджер Салона распорядилась напоить ее чаем, а сама, извинившись, поспешно вышла в соседнюю комнату, чтобы, захлебываясь от возбуждения, пересказать хозяину по телефону свой разговор с самой вайс-президентшей фирмы "Контакт". Вернувшись, она сообщила, что Марк Львович Саровский – хозяин Салона, готов "подскочить" незамедлительно, на что Катя возразила, что ближайшие несколько часов у нее будут заняты очень важными переговорами с местными олигархами и что освободится она, в лучшем случае, после 7 часов вечера. Передав сказанное хозяину, Люба заверила гостью, что он готов встретиться с ней в любое, удобное для нее время.
- Вот и ладненько. Пусть ждет меня в 7.15 в нижнем холле гостиницы Брно, - небрежно бросила Катя, вставая .– Надеюсь, что успею к этому времени освободиться, - добавила она полурассеянно-полуозабоченно.
Примчавшись на такси в гостиницу, Катя, не заходя в номер, прямиком направилась в Салон Красоты, где провела несколько часов. Ей вымыли, подкрасили и уложили волосы, сделали массаж лица и макияж, маникюр и педикюр.
Покончив с этим, она заказала в номер легкий обед и занялась подбором туалета. Выложив на кровати весь свой гардероб, Катя мучительно долго решала, что ей следует надеть. Ей ужасно хотелось облачиться в вечернее платье с глубоким декольте, чтобы продемонстрировать свою шикарную новую грудь, но она понимала, что делать этого не следует, поскольку назначенная ею встреча носила "деловой", а не любовный характер. Наконец Катя остановила свой выбор на бледно-салатовой шелковой кофточке и легком суконном костюмчике цвета морской волны, очень гармонировавшим с ее волосами. Короткая юбка не скрывала ее длинные ноги, а сквозь изящное сплетение тонких ремешков на элегантных замшевых туфельках были видны покрытые палевым перламутром ногти. Из украшений она выбрала лишь один кулон с крупным каплевидным малахитом, уютно устроившимся в глубокой ложбинке между двух селиконовых округлостей. Чтобы ложбинка и кулон хорошо обозревались, Катя оставила небрежно растегнутыми две верхние перламутровые пуговки кофточки. В последний момент она достала длинную пластмассовую коробочку, в которой, в отдельных отсеках, в специальной жидкости хранились разноцветные контактные линзы. Какие глаза себе выбрать? Для полной конспирации хорошо бы карие. Но Марику, как всем брюнетам, должны нравиться светлоглазые блондинки. Ее собственные глаза были как раз то, что надо, но он их знал. Поэтому она выбрала себе колдовские желто-зеленые линзы.
Катя долго, придирчиво созерцала живой портрет в зеркальной раме – эффектную молодую особу, в меру деловую, в меру сексуальную – и осталась ею довольна. Пожалуй, впервые в жизни Катя одевалась так тщательно и выглядела такой привлекательной. И хотя приготовления были закончены задолго до назначенного ею же самой времени, она намеренно вышла из номера с опозданием на 15 минут.
Марка она увидела сразу, но подходить к нему не стала. Ведь по правилам игры она с ним еще не знакома. Поскольку в холле почти никого не было, а она, (ей хотелось на это надеяться) разительно отличалась от представительниц местного женского населения, не заметить ее он не мог. Тем более что, помимо фирменной лайковой сумочки, перекинутой через плечо, в руке она держала еще и папку с бумагами. Пройдя к мягкому уголку под искусственной березой, Катя села на диван, небрежно бросив папку на массивный журнальный стол.
- Добрый вечер, - услышала она над собой голос, которого никогда не забывала. – Вы Галина Чернова?
Она неспешно откинула голову, встретив взгляд своей первой любви, всегда такой иронично-насмешливый, сейчас же – угодливо-выжидательный.
- Точное попадание, - не улыбнувшись, подтвердила Катя. – А вы?...
- Марк Саровский, владелец Салона "Аделина".
"И самой Аделины тоже", - змеей прошипело у нее в мозгу.
- Присаживайтесь, Марк...
- Львович, - подсказал он, сев наискосок от нее. – Простите, а ваше отчество?..
- Александровна. - Некоторое время она с откровенным любопытством разглядывала собеседника.
На Марике был песочного цвета летний костюм, явно новый, но из-за его худобы и сутулости сидевший на нем, по любимому выражению катиной мамы, как на корове седло. "Светлый костюм – это очень кстати", - коварная усмешка тронула ее губы.
Катя давно подметила эту странную закономерность – евреи, особенно мужчины, стареют, дурнеют, теряют свой лоск и привлекательность, как правило, гораздо быстрее, чем, скажем, те же русские. Вот и ее обожаемый Марик, такой же подслеповатый и сутулый, как в школьные годы, в свои тридцать пять выглядел уже лет на десять старше – плешивый, занюханный провинциал. Будь он сейчас ее мужем, она бы, пожалуй, его даже стыдилась. Но все это не имело никакого значения. Для Кати было важно лишь то, что этот человек заставил ее страдать, сделав несчастной на несколько лет, а следовательно, по закону равновесия, должен был испытать, как минимумум, то же самое.
Он явно даже не догадывался, кто сидит перед ним. А может и вообще не помнил о ее существовании. Кем она в сущности была для него? Да никем.
Выдержав необходимую паузу, Катя добилась того, чего ожидала – Марк заговорил о деле первым, что тотчас дало ей преимущества в ведении переговоров. Что-что, а это делать она умела. Ломов в свое время обучил ее всем тонкостям искусства зацепить, заинтересовать, увлечь и посадить на крючок потенциального клиента.
Собеседник был покорён профессионализмом, осведомленностью и чутьем молоденькой представительницы столичной фирмы, о сотрудничестве с которой он – мелкая периферийная сошка, не смел и мечтать. Казалось, удача сама плыла ему в руки, только протяни их и ухвати. А если еще и законтачить с этой златовласой, пышногрудой кошечкой, сойдясь с ней поближе, можно выйти на такие обороты, какие ему и не снились. Вот он его шанс! Шестеренки и прочие сочленения в предприимчивых мозгах Марика начали вращаться в ускоренном темпе.
- Вы уже ужинали, Галина Александровна? – поинтересовался он. – Я был бы счастлив пригласить вас в хороший ресторан. – Вы ведь гость в нашем городе, и мне хотелось бы оказать вам хоть какое-то внимание.
- Право, не знаю... У меня на вечер намечена кое-какая бумажная работа с договорами. – Катя сочла уместным выказать сомнение в целесообразности подобной затеи, чтобы он не подумал, что именно этого она от него и ждала.
- Всего лишь ужин, ни к чему вас не обязывающий, - почувствовав, что она колеблется, проявил настойчивость Марик. – А то как-то не очень сподручно решать такие важные дела в холле гостиницы и на голодный желудок. Будь вы мужчиной, я предложил бы вам это сразу же, как только мы встретились.
- Если честно, я действительно голодна, - помедлив, снизошла до него Катя. – И вы мне, чисто по человечески, симпатичны. Так что, пожалуй, я приму ваше предложение.
- Тогда не будем терять времени! – оживился он, проворно вскакивая.
Оперевшись на предложенную им руку, Катя, почувствовала, как дрожь прошла по ее телу и очень на себя разозлилась. "Ты здесь не для того, чтобы бередить старые раны, - строго наказала она себе, - а для того, чтобы расквитаться за них."
Они вышли из гостиницы. Он открыл перед ней дверцу припаркованной у тротуара "Нивы" и сел за руль.
- Все никак не соберусь сменить эту дворняжку на иномарку, - сконфуженно сказал он, включая зажигание. Мотор ответил ему надтужным тарахтением. – Но обещаю, что в следующий ваш визит встречу вас в аэропорту на новеньком "Форде" или "БэЭмВи".
Заиграл мобильный телефон, который Марик, видимо намеренно, оставил в машине, на сидении. Бросив на Катю извиняющийся взгляд, он, скрывая недовольство, сказал в трубку:
- Буду поздно. Ужинайте без меня. Ничего не случилось. Так, кой-какие дела. Потом объясню. Ну всё. Мне некогда. Извини... Я тоже.