- Вполне заслуженно, - заявил Том.
- Тоже хочешь меня уязвить? - разозлился Джон.
- Ну-ка, успокойся.
- Ладно.
- Берни мне сообщила, что Агнес быстро идет на поправку. Вопрос в том, как ты себя чувствуешь. Поправляешься?
- После чего?
- После тюрьмы.
- Реабилитируюсь, хочешь сказать? - горько рассмеялся Джон.
- Хочу сказать, лежишь без сна, первым делом мечтая снести кому-нибудь голову за то, что попал в тюрьму? Видишь в кошмарных снах, как тебя, невиновного, сажают вместо виновного? Другие милые картины? Вот что я хочу сказать.
- Слушай, со мной все в порядке. Все уже позади.
- Очень хорошо, - прищурился Том. - И поэтому ты уничтожил проклятый валун, который торчал здесь с ледникового периода?
- Это было нетрудно. Он треснул прямо посередине. Я бил в слабые места.
- Не ври. Всю ночь трудился. Ну, пойдем, прогуляемся. Покажу свою последнюю работу по заказу сестры Бернадетты Игнациус. Хочу услышать мнение специалиста.
Джон подхватил с земли футболку, отряхнул от песка, натянул, стараясь не выдавать дрожи. Том, возможно, имеет определенное представление о том, через что он прошел, но, как и другие, по-настоящему не понимает.
Все тело болело от многочасовой борьбы с камнем, но еще сильней - от долгих лет разлуки со всем, что он любит. В иные минуты думал, что не выдержит и умрет от тоски. Никогда он так не жаждал Хонор, как по ночам за решеткой на другой стороне океана. Пожалуй, теперь, когда она с девочками за ближайшим холмом, ему еще тяжелее.
Они с Томом взобрались на берег и по восточному краю виноградника, вдоль стены с другой стороны холма от дома Хонор направились к Голубому гроту. Джон помнил, как приходил сюда с Хонор, целовал ее в темноте. Она всегда здесь дрожала, а он крепко обнимал ее.
В лето перед арестом он помогал Берни с ремонтом, возил в тачке камни, известку, гладко размазывал раствор по стенам мастерком прадеда.
- Что она здесь хочет сделать? - спросил Джон, входя в холодную замшелую пещеру, устроенную его прадедом, и оглядываясь вокруг.
- Кое-что подправить, вставить несколько камней на место. Мы считаем, их выломали какие-то вандалы, - ответил Том.
- Ученицы?
- Кто знает? Судя по граффити, фанатики.
- Я сплю, а сердце мое бодрствует, - прочел Джон.
- Кто это нацарапал? - спросил он и, оглянувшись, увидел, что Том пристально смотрит на него. - Неужели думаешь, будто я?
- Думаю, черт возьми.
- Как я мог это сделать? Прилетал сюда из Ирландии во время ремонта?
Том отрицательно покачал головой.
- Надпись нацарапана в прошлом месяце. Ты уже был на свободе. Кто же еще мог сделать столь бессмысленный поэтический жест?
Оба фыркнули, разрядив напряжение. Том всегда говорил, что занимается постройкой стен, а Джон - искусством, и только один из них заслуживает заработанных денег.
- Я был в Канаде, готовился вернуться домой. Говорил же тебе, как тяжело было прилететь сюда прямо из Дублина. Из Галифакса медленно двигался к югу. Ты знаешь, прислав мне фотоаппарат и оплатив проезд. Я не спешил приехать сюда, вот и все.
Том прищурился, как бы сомневаясь, верить ему или нет.
- Не веришь? - выдохнул Джон. - Слушай, легко понять, когда тебе кто-то врет. Мне в тюрьме Дермот Маккан объяснил, что когда кто-то врет, то всегда смотрит влево и вниз. В Портлаоз почти каждый так делал.
- Кто такой Дермот Маккан?
- Старый член ИРА. По его утверждению, зять на него настучал. Да там все утверждают, что их кто-то подставил.
- Все, кроме тебя.
- Заткнись, - бросил Джон, стараясь не выходить из себя. В замкнутом пространстве Голубого грота он задыхался, между его натруженными до боли лопатками струился пот.
- Ладно, - сказал Том. - Теперь ты, в любом случае, вышел. Не важно, что было, чего не было. На краю утеса вы были втроем…
Джон весь напрягся. На него смотрела статуя Девы Марии, протягивая руки с открытыми ладонями, окруженная безделушками и написанными от руки на бумажках мольбами. Он ее видел, не оборачиваясь.
- Значит, здесь это было? Здесь Берни сделала свой выбор?
- Эй, брось, - окрысился Том. - Это нечестно.
- У тебя своя заповедная территория, а у меня своя.
- Правильно, - кивнул Том. - Мир?
- Пошли отсюда. - Каменные стены душили его. - Мне надо на воздух.
Выйдя, Джон прислонился к стене, глубоко дыша. Сырость, холод, сумрак, тяжесть в груди напоминали Портлаоз.
- Трудно было там выжить, - признался он через минуту. - Я провел в тюрьме шесть лет и помню до сих пор. Поэтому не сразу вернулся домой. Надо было стряхнуть с себя тяжесть. Для этого каждый на что-то набрасывается.
- Хочешь сейчас на меня наброситься?
Джон отрицательно покачал головой, хотя точно не был уверен в этом из-за его упоминания о том, что на краю утеса их было трое.
- С той минуты я никогда не говорил о случившемся…
- Дело нешуточное. Поэтому судья и упек тебя на шесть лет. Ты ему просто выбора не оставил.
Джон рассеянно смотрел в поле. Покрытое нежной зеленью до синего моря и бескрайнего неба оно казалось необычайно красивым. Все это часто снилось ему в камере, даже воздух, пропитанный запахом винограда… Однажды в октябре они с Хонор набрали целые охапки гроздьев, выложили на покрывало, занялись любовью, а потом он ей скармливал ягоды одну за другой.
- Просто признайся, что судья был прав.
- Он был прав.
- Старик, ты смотришь вниз и влево.
- Так и будем талдычить об этом целый день и всю ночь?
- Как скажешь, - ответил Том после короткой паузы. - Пошли обедать.
- Надо переодеться?
- Для того заведения необязательно.
Джон пошел за ним к фургону, стоявшему за учебными корпусами и, видя, как Том оглядывается на административный корпус с начальственным кабинетом Берни, с улыбкой покачал головой. Том это заметил.
- По-прежнему носишь факел перед монахиней?
- Что ты знаешь? Тебя шесть лет не было…
- Помню.
Том махнул на зеленый фургон, и они влезли в него.
Такие знакомые и такие чужие места. Спустя много лет, Джон с болью подмечал перемены - вместо призрачных лесов, где они бродили с Томом, выросли дома; узкая протока с маленькой лодочной пристанью превратилась из ручейка почти в реку; деревянные, потрепанные непогодой причалы сменились бетонными, пригодными для крупных моторок…
- Смотри-ка, - встрепенулся он, - причал Чарли…
- Теперь он называется яхтенным.
- Никаких весельных лодок не вижу.
- А их тут и нет. Теперь все заводят суда покрупнее. Мальчишкам не хочется грести в болотах, они предпочитают моторные лодки, а родители - огромные дизельные вонючки.
- Чарли по-прежнему тут заправляет?
Том отрицательно покачал головой.
- Кто-то заплатил ему столько, что он уехал во Флориду, живет в кондоминиуме, сходит с ума, лишившись самого дорогого - лодок, пристани и воды. Ничего нельзя продать, не разорвав себе сердце. Как я слышал, прошлой весной у него был инфаркт.
- Все изменилось, - пробормотал Джон, глядя на лодочные причалы, но имея в виду другое.
- Кое-что, - поправил Том, понимая его. - Обожди, еще не так удивишься, когда увидишь, куда я тебя привезу.
И действительно, через пару миль они подкатили к кафе-мороженому под названием "Рай" - к старому маленькому заведению на краю болотной топи со столиками для пикника над ручьем, бежавшим к устью реки Коннектикут и проливу Лонг-Айленд. Когда-то Джон с Хонор и девочками постоянно ходили сюда, лакомились рулетами из омаров, запеченными морскими гребешками, лучшим сливочным мороженым.
Том с Джоном встали в длинную очередь, выстроившуюся к прилавку.
- Вкусно пахнет, - заметил Джон.
- В честь твоего возвращения можно было бы пойти в шикарное заведение, но…
- Ты же хорошо меня знаешь. Лучше "Рая" не бывает.
Том улыбнулся, словно скрывал от Джона какую-то тайну. Джон хотел было спросить, что это за секрет, но не сделал этого - даже просто стоять в очереди было очень приятно. Машины подъезжали, отъезжали, играло радио, мимо прошло семейство с подносами, по громкоговорителю объявляли номера готовых заказов, молодая пара лакомилась мороженым в рожках под высоким деревом на улице…
- Чего желаете? - спросила девушка.
- Очень многого, - ухмыльнулся Том, и Джон, подняв глаза, вдруг понял тайну Тома - перед ним стояла его дочь.
- Реджис! - воскликнул он.
- Привет, пап! - ответила она удивленно и радостно. - Привет, Том.
- Ты здесь работаешь? - спросил Джон, глядя в сияющие глаза той самой девочки, которую помнил. У нее был столь же взволнованный вид, как обычно при неожиданной встрече с отцом.
- Помимо библиотеки, - объяснила она. - Зарабатываю на свадьбу.
- Да, на свадьбу… - пробормотал он. - Об этом я хотел бы подробно услышать.
- Заказы принимаются? - крикнул кто-то из хвоста очереди.
Джон оглянулся, сверкнув глазами на мускулистого парня, пляжного лодыря с выгоревшими на солнце волосами, обнимавшего за плечи подружек, подчеркивая свою крутость.
- Я разговариваю со своей дочерью.
- Спокойно, - предупредил Том.
Можно было бы одним ударом вбить парню зубы в глотку. Том схватил Джона, пригвоздил взглядом, вернув его из тюрьмы Портлаоз в настоящее время, заставив забыть об усвоенных там уроках.
- Папа, он просто хам, - заторопилась Реджис. - Приходит сюда каждый день, постоянно себя так ведет. Давайте, я у вас приму заказ, а потом отпрошусь, хорошо?
- Конечно, - кивнул Том. - Два рулета из омаров в честь приезда твоего отца, жареную картошку, салат под майонезом и прочее. Может быть, две бутылки шипучки?
- А мне гребешки, - вставил Джон.
- Принято, - слегка запнулась Реджис. Взяла у Тома деньги, дала сдачу, быстро взглянув на отца. - Ваш заказ двадцать пятый. Встретимся за столиком.
- Ну-ка, тише, - приказал Том, когда они проходили мимо парня с пляжа. Джон хотел заверить, что беспокоиться нечего - уже проехали, - и вскользь глянул на пристально смотревшего на него хулигана.
- Вон она, - вымолвил Джон, когда они обошли кафе с другой стороны и увидели Реджис, бежавшую к столикам для пикника.
- Угу, - подтвердил Том, шагнув ей навстречу.
Во дворике за "Раем" стоял десяток столиков, и Джону казалось, что они с женой и детьми сиживали за каждым. Любили по традиции заходить сюда летом, особенно в июле и августе. У всех были любимые блюда - Хонор с Агнес неизменно заказывали рулет из омара, а Джон с Реджис - печеные гребешки. На десерт ели сливочное мороженое в рожках.
- Эй! - воскликнула Реджис.
- Привет, красотка, - откликнулся Том. - Ну, что, папа вернулся?
- Невероятно. - Она бросила на отца сияющий взгляд.
- Могу подтвердить, - кивнул он.
- Я чуть не разуверилась.
- Правда? - с острой болью переспросил Джон.
- Тебя так долго не было… Мы по тебе тосковали.
- Ты себе даже не представляешь, как я тосковал…
- Сес была совсем маленькая, когда тебя не стало, - добавила Реджис.
- Знаю. Агнес тоже. Собственно, вы все трое.
- Сеслу видел? - спросила она.
- Недавно, сегодня, - подтвердил Джон, опустив глаза, захваченный нахлынувшей волной переживаний.
- Пап, она тебя любит… Все мы.
Джон взглянул на трясину, на маяк в Сэйбрук-Пойнт. В сгущавшихся сумерках яркий луч сверкал в розоватом небе. Возле маяков он создавал любимые произведения из собранного на берегу топляка, который устанавливал на песке, потом фотографировал, перекладывая обломки крушения, средства спасения жизни.
- Расскажи отцу о своей работе, - вмешался Том.
Джон мельком бросил на него благодарный взгляд и улыбнулся дочке, на редкость очаровательной, до смешного молоденькой в синем форменном платье.
- Ну, работа тяжелая. Бесконечные очереди, порой попадаются идиоты, вроде того самого парня в хвосте. Впрочем, почти всегда интересно. Родители с детьми приветливы, мои друзья не позволяют меня оскорблять.
- Тетка твоя здесь раньше работала летом, - сказал Джон. - Мы точно так же ее охраняли.
- Тетя Берни? Быть не может! До того, как стала монахиней?..
- Вот именно, до того самого черного дня, - вставил Том. Джон выразительно на него покосился, подняв брови.
- Она мне никогда не рассказывала, - расхохоталась Реджис. - Наверно, чтобы я ее не поддразнивала.
- Ей бы это понравилось, - криво ухмыльнулся Том. - Сестра Бернадетта Игнациус ненавидит гамбургеры…
- Помнишь, как мы сюда приходили, когда были маленькими? - спросила Реджис, не сводя с отца глаз.
- Как раз только что вспоминал, как мы с тобой заказывали гребешки.
Ее глаза наполнились слезами.
- Я их с тех пор не ела.
- Почему? Разлюбила?
- Слишком напоминают мне о тебе. Я не могла их есть, пока тебя не было.
Джон кивнул, хорошо понимая. Каждый вечер за шесть лет в тюрьме он после ужина старался чем-то заняться. Как ни странно, тяжелое чувство вызывал не сам ужин, а время, наступавшее после него, когда он в прошлой жизни помогал дочерям мыть посуду, рассказывал сказки, гулял вместе с ними и с их матерью, глядя на звезды. Он потянулся и взял Реджис за руку.
- Я вернулся.
Она покачала головой, из глаз брызнули слезы, потекли по щекам.
- Нет. Домой не вернулся.
- Реджис… на это нужно время.
- Она тебя не пускает?
- Твоя мать ни в чем не виновата.
- Почему не прощает тебя? Ведь ты никого не хотел убивать…
Джон чувствовал на себе взгляд Тома, не смея взглянуть на него. Желудок сжался в тугой ком, между лопатками потекли струйки пота.
- Я не должен был выходить из дома… Должен был догадаться, что ты побежишь за мной… - осторожно объяснил он. - По-моему, именно это ее рассердило.
- Ты не остановил бы меня, даже если бы захотел, - заявила Реджис.
Он чуть не улыбнулся. Дочь абсолютно права. С раннего детства была его тенью. Он учил ее лазить по скалам, сперва потихоньку, а потом удивлялся, что она взбирается на вершины быстрее него. Ему всегда нравились приключения, и дочь унаследовала от него эту склонность.
- Это можно без конца обсуждать, только прошлое не изменить, детка.
- Знаю, - кивнула она, и у него мороз пробежал по спине от ее безнадежного тона.
- Заказ номер двадцать пять! - прогремел из динамика голос.
- Наш, - встрепенулся Том.
- Позволь мне, - вскочил Джон. Он считал это дело своим, отцовским - всегда бегал за блюдами. Порой за ним увязывалась Реджис, хватала салфетки, пластмассовые вилки. Сегодня она осталась на месте, сидя рядом с Томом. И Джон слегка огорчился - еще один признак перемен, произошедших в мире за время его отсутствия.
Но он придумал еще кое-что. Подбежав к прилавку, назвал номер заказа стоявшему за ним подавальщику. Тот протянул поднос, Джон полез в карманы, проверяя, хватит ли денег.
- Все в порядке. Заказ оплачен.
Джон высыпал на прилавок монеты.
- Нельзя ли добавить еще кое-что?
- Пожалуйста, - кивнул парень, принимая заказ.
Казалось, прошла вечность, хотя Джон видел - мальчишка обслуживает его вне очереди, может быть, потому что он уже ждет с подносом, или потому что знает, что это для Реджис. В любом случае, через пять минут вернулся к столику.
- Ты мне тоже шипучку принес? - воскликнула Реджис, глядя на три высоких бумажных стаканчика.
- Принес, - подтвердил Джон, протянув ей стакан.
- А это что? - спросила она, глядя на картонный под-носик с хрустящими золотисто-коричневыми гребешками, картошкой и горсткой салата в сторонке.
- Печеные гребешки. - Он поставил картонку на стол перед ней. Немного, но все-таки кое-что.
Она подняла на него полные слез глаза. Джон наклонился, поцеловал ее в лоб, осушил поцелуями слезы.
- Реджис, я в самом деле вернулся.
Глава 12
Агнес понимала, что с ней творится что-то странное, но никому не хотела говорить об этом. Одно дело - видения, но это даже для нее чересчур. После травмы головы она повсюду видит белые крылья - в кухонном окне, поджаривая ломтики хлеба, в зеркале в ванной, когда умывается, в ночном небе под лунным светом.
Она долго разглядывала изображение на дисплее фотокамеры, пытаясь понять, что там запечатлелось. Порой смотрела на экранчик, ожидая, что священный образ вот-вот улетит. Наконец, решила обратиться к матери и спросить у нее.
- Мам, - позвала она, войдя в мастерскую. Сердце застучало при виде матери, полностью погруженной в работу, с засученными рукавами. В мастерской царил полный хаос. Уборка в студии входила в обязанности Агнес, а она об этом даже не позаботилась.
- Что, детка? Как ты себя чувствуешь? - спросила мать, не сводя глаз с холста.
- Хорошо, - ответила она, сдерживая улыбку.
- Правда? Голова не болит?
- Нет.
Агнес пробежалась по комнате. Всегда приятно здесь бывать, слышать запах красок, видеть яркий свет, льющийся в выходившие на север окна, спавшую на подоконнике Сеслу, счастливую и довольную мать. Совсем маленькой девочкой она каким-то образом поняла, что ничто так не умиротворяет и не успокаивает мать, как работа. Наверно, поэтому она не бросает преподавание в Академии. Агнес схватила швабру, принялась подметать.
- Сес по-прежнему сидит на месте? - поинтересовалась мать. - Я пригласила ее после завтрака пройтись со мной по берегу, а она отказалась.
"Почему, как ты думаешь?" - хотела спросить Агнес. Младшей сестре до смерти хочется видеть отца, средней тоже. Мать загадочно о нем умалчивает, уклоняется от ответа на вопрос о том, когда вся семья будет вместе. Даже выходя на берег, идет не в обычное место, где Агнес прыгала со стены, а совсем в другую сторону, к бухточке, еде растут устрицы.
- Ма-ам, - протянула она, вертясь вокруг мольберта.
- Минуточку, солнышко. Дай закончить.
Она прищурилась на холст, выдавливая на палитру красный кадмий из тюбика, накладывая мастихином каплю краски. Агнес со шваброй придвинулась ближе, взглянула и охнула.
Картина изображала ее саму с отцом. Очень четко выписаны глаза, волосы, плечи; та самая ночь, когда она бросилась в воду под звездным пологом над головой и с кружевными волнами за спиной; широкая темная песчаная коса, куда отец вынес ее на руках, как малое дитя. На стене со слюдяными прожилками виден призрак белой кошки. Красный кадмий - ее кровь на отцовской рубашке.
- Мама… - повторила она и, не дожидаясь ответа, сунула швабру в угол, выбежала из мастерской. Сердце сильно билось, готовое выскочить из груди. Агнес помчалась по коридору в спальню. Сес там не оказалось, поэтому она положила фотоаппарат на полку, вышла на веранду, где и нашла сестру.
- Что ты тут делаешь? - спросила та. - По-моему, тебе велели лежать.
- Я устала лежать. Надоело.
- Надоело не прыгать со стен по ночам?