Меня охватывало очень странное чувство. Я смотрела на дымящуюся сигарету, а затем на свое отражение в зеркале и видела усталую, замотанную женщину, в глазах у меня читалось страшное потрясение: из добропорядочной жены и матери я превратилась в самую настоящую проститутку, принимающую всех, кто желает отведать русской экзотики. Мне показалось, что самая важная часть моей жизни исчезла. Просто исчезла, и все… В этой части остались мои дети, моя мама и мой сбежавший муж. А самое главное, что с этой частью исчезла и я. У меня теперь нет ни паспорта, ни адреса, ни телефона. Со мной нельзя связаться, мне нельзя написать письмо и уж тем более поговорить. Меня нет нигде… И если я буду услужливо и терпеливо принимать турок по несколько человек в день, то меня надолго не хватит, а это значит, что меня уже больше нигде и никогда не будет.
Я заглянула в Ленкину комнату и включила ночник.
- Лен, ты спишь?
- Нет. Просто лежу.
- Я тоже. Сна нет. Как подумаешь, что завтра все то же самое, что сегодня, так жить вообще не хочется.
Сев на низкий подоконник, я сложила руки на коленях и нервно заговорила:
- Я, собственно, вот зачем пришла…
- Что?
- Хотела спросить - ты в бога веришь?
- А тебе зачем? - насторожилась Ленка и тут же села на своей кровати, по-турецки скрестив ноги.
- Да так просто. Ты крещеная?
- Да.
- Значит, ты должна в бога верить.
- Конечно, верю. Я дома иногда Библию по вечерам читала. Знаешь, как ее почитаешь, сразу легче становится. Я даже рассуждать по-другому начинаю. Вообще, когда Библию читают, мудрее и чище становятся. Люди будто рождаются заново. А к чему ты это спрашиваешь? Сама-то ты веришь?
- Верю. Только не в того бога, который стоит между людьми и церковью, а в своего бога. Я вот что думаю: почему же бог нас не уберег и мы так жестоко вляпались?
- А бог и не должен никого беречь. Человек сам отвечает за свои поступки. За то, что мы с тобой в Турцию приехали бог никакой ответственности не несет.
- Возможно, но хотя бы предостеречь мог бы.
- Человек должен сам себя беречь. Свет, я что-то не пойму, к чему ты этот разговор завела?
- К тому, что, если я сейчас убью Экрама, бог меня простит или нет?
- Как это ты его убьешь?
- Да хоть как. Убью, и все. Скажи мне, а за убийство бог наказывает?
- Ты что, забыла про заповеди? В одной из них так прямо и говорится: "Не убий".
- Ну, а если я покаюсь? Ведь люди же приходят в церковь и замаливают все грехи. Это нормально. Говорят же, что бог все прощает.
- Если бы бог все прощал, тогда все бы начали убивать. А хотя кто его знает. Каяться тоже можно по-разному. Одни просто в церковь придут, свечку поставят и вроде как гора с плеч. А другие искренне каются. Нужно покаяться с душой, чтобы ты сама пожалела о том, что ты совершила преступление. Бог сможет простить только искреннее раскаяние.
- Но ведь я не смогу это сделать. Ты же прекрасно знаешь, что я не буду раскаиваться в том, что убью Экрама. Просто я не знаю, тяжело жить с этим грехом или нет. В книгах пишут, что убийцы затем не могут спокойно жить. Мол, они по ночам очень сильно страдают. Им снятся те, кого они отправили на тот свет. От этого они иногда сходят с ума, а бывает, не выдерживают и являются с повинной.
- Свет, ты что надумала-то? - Глаза у Ленки забегали, а губы слегка задрожали.
- Ничего. Просто больше я так не могу. Завтра будет то же самое, что было сегодня, и так каждый день… Тебе проще, а у меня дома двое маленьких детей, которые зачеркивают дни в календаре и ждут, что их мама принесет им денежки в клювике… - Встав с подоконника, я направилась к выходу.
- Свет, ты куда?! - крикнула мне вслед перепуганная подруга.
- Иду брать грех на душу.
Пройдя по тускло освещенному коридору, я посмотрела на часы и отметила про себя, что уже ровно три часа ночи. Время так называемого глубокого сна. Дернув входную дверь за ручку, я убедилась, что она закрыта, и пошла в противоположную сторону. Впрочем, я и не рассчитывала на то, что входная дверь может быть открыта. Наверное, так думать было по меньшей мере очень даже глупо. Подойдя к комнате Экрама, я тяжело вздохнула и прислушалась.
За дверью была гробовая тишина. Тихонько толкнув дверь, я заглянула в комнату и увидела дрыхнувшего без задних ног Экрама. То, что турок был мертвецки пьян, не вызывало никакого сомнения. Рядом с ним, на кровати, лежала совершенно пустая бутылка из-под турецкой водки. Увидев на прикроватной тумбочке мобильный телефон, я быстро схватила трубку и пулей выскочила в коридор.
На пороге своей комнаты стояла Ленка. Я подбежала к ней, с трудом переводя дыхание от волнения.
- Откуда у тебя телефон? - спросила подруга.
- Экрам подарил… - съязвила я и зло посмотрела на подругу. Меня взбесили ее бездействие, апатия и нежелание бороться с суровой действительностью.
- Как это "подарил"?
- Молча! - прошипела я и захлопнула дверь в свою комнату прямо перед Ленкиным носом. Правда, через несколько секунд я снова ее открыла.
- Свет, ты чего дверьми хлопаешь?
- А ну скажи-ка мне код России. Хочу домой позвонить.
Ленка зашла в комнату и плотно прикрыла за собой дверь.
- Давай телефон, я сама наберу.
- Набирай. - Я протянула подруге трубку.
В тот момент, когда Ленка набирала мой домашний номер, она боялась взглянуть мне в лицо. Увидев, что по ее щеке потекли слезы, я удивилась.
- Лен, ты чего ревешь-то?
- Господи, Светуля, что ж теперь будет-то?
- А что должно быть?
- Ты Экрама убила?
- Да не убивала я его. Он дрыхнет в стельку пьяный.
- А как же ты тогда у него телефон взяла?
- Очень просто. Сама подумай, как можно взять телефон у совершенно пьяного человека? Элементарно. Тем более что он ему сейчас без надобности. Он, видимо, сегодня что-то со своими дружками отмечал… И перебрал.
Светка протянула мне мобильник:
- Твоя мама на проводе.
Мне показалось, что я сейчас задохнусь от счастья. Я выхватила у Ленки трубку и, обливаясь слезами, сказала:
- Мама, мамочка, это я, здравствуй…
Глава 7
После первых радостных восклицаний мама принялась рассказывать мне о детях. Со вчерашнего дня сын не ходит в школу, потому что у него болит живот. Сидит дома, читает книги, а по вечерам тихонько плачет. Совсем тихонько, потому что мужчинам плакать не положено. В новой школе он не сошелся с детьми. Дети приняли в штыки ученика, который перевелся из школы для новых русских. К тому же Сашка честно признался, что его забрали из элитной школы только потому, что от него ушел отец и маме стало нечем за эту школу платить. Тут же за моим сыном закрепилось прозвище "Безотцовщина". Его так называли все, даже те, у кого у самих не было отцов. Ему ставили подножки, обзывали и унижали при каждом удобном случае. У мамы стало болеть сердце. А позавчера мой сын пришел с разбитым носом и распухшей губой. Мама побежала к классному руководителю. Это оказалась молоденькая девушка, только что окончившая педагогический институт. Она не смогла помочь… Мама говорила и говорила: о сыне, о дочке, о международной, внутренней политике…
Я, как могла, успокаивала маму, неожиданно поняв, что очень им нужна… Ведь они совсем одни и им так нужна родительская любовь и ласка. Я больше не хотела умирать. Я хотела жить для детей, точно так же, как и моя мама живет для меня. Больше не стоит страдать по Костику и жаловаться на негодяйку-судьбу. Надо его простить и забыть, словно муженька никогда и не было. Если я не смогла дать счастье своему мужу и он ушел к другой, то это не значит, что я не смогу дать счастье своим детям. Я все смогу, потому что мужчины - это мужчины… а дети - это дети… Мужчины приходят и уходят, а дети всегда остаются с нами…
Я слушала родной голос и улыбалась. Как только в телефонной трубке послышались быстрые гудки, я протянула ее Ленке и зарыдала.
- Тише ты, Экрама разбудишь. Что случилось-то? С детьми что-то?
- Сашку в школе обижают.
- Всего-то? Главное, чтобы здоровы были.
- Как это? Ты хоть понимаешь, что это такое, когда ребенка обижают?!
- Понимаю, только твой Сашка будущий мужик и должен уметь за себя постоять.
- Должен, но он еще маленький. Детской жестокости нет предела. Если хочешь знать, то детская жестокость самая страшная. Намного страшнее, чем взрослая. Над сыном моим издеваются, изверги. Господи, какая же жизнь-то страшная… Подумать только, дети издеваются над детьми. Дети ведь вообще должны чистыми быть. А у мамы моей с сердцем плохо, - я вновь заревела и сжала кулаки.
- Вот это уже хуже. Светка, да тише ты реви.
- Я больше не могу тише, - я с тоской посмотрела на подругу и немного успокоилась. - Больше не могу. Если мы будем здесь тихо сидеть, то и сдохнем точно так же тихо, никому не мешая… Как мыши…
- А что, ты предлагаешь кричать?
- Я предлагаю действовать. Хоть как-то, но действовать. Конечно, если ты и дальше хочешь быть проституткой, трахаться с турками в надежде накопить на билет и вернуться на родину, то, ради бога, дерзай. А я больше так не могу. Извини. У меня ребенка в школе обижают, у матери с сердцем плохо… Я на этот гребаный билет постелью зарабатывать не хочу. Я сюда не за этим приехала, а если это не получилось, то значит, я должна вернуться обратно, и чем быстрее, тем лучше.
- Свет, я что-то не пойму, а с чего ты взяла, что мне здесь нравится? - довольно сильно оскорбилась подруга. - Ты что, намекаешь, что это мое прямое предназначение?
- Не знаю. Меня убивает твоя пассивность.
- А что я, по-твоему, должна делать? Орать на весь свет, что мне это противно, что я хочу домой? Да меня просто забьют насмерть, и все… Ты что, не соображаешь, чем может закончиться любая наша выходка? А я жить хочу. Понимаешь? Жить!
- А я, думаешь, не хочу? Уж лучше вообще не жить, чем так, как живем в последнее время мы с тобой.
Ленка раскраснелась, как помидор, и принялась нажимать кнопки на телефоне.
- И куда ты собралась звонить?
- Владимиру.
- Зачем?
- Затем, чтобы сказать ему, что он конченый козел.
- И чего ты этим добьешься? Нам от этого станет не лучше, а ему не хуже! С такими, как твой Владимир, нужно разбираться на родине с глазу на глаз, а не за бугром по телефону. И не надейся, что ты обзовешь его козлом и ему станет стыдно. Думаешь, он после этого тут же решит нам помочь и вытащит нас отсюда домой? Раскатала губу! Закатай ее обратно…
- У него телефон отключен.
- Оно и понятно. А ты на что надеялась? На то, что его телефон включен двадцать четыре часа в сутки? На то, что он весь из себя порядочный, что из него порядочность так и прет? Просто неувязочка вышла… Он принесет нам свои извинения за то, что нас трахали турки, и мы, конечно же, их примем. Подумаешь, ерунда какая… Всего-то навсего неделю проститутками были…
- Прекрати!
- Прекращаю.
- Тогда я матери позвоню. Скажу, пусть она идет в полицию, обращается в Интерпол. Пусть нас ищут. Господи, а звонить-то как стыдно, ведь мы даже своих координат не знаем. Даже представления не имеем, где находимся. Прилетели мы в Анталью, это точно. Затем нас повезли в сторону Кемера. Это тоже точно. Ты это по тоннелю определила. Только, по всей вероятности, до Кемера нас так и не довезли. Затем повезли куда-то в горы… Послушай, а вдруг и у моей матери от моего рассказа плохо с сердцем станет? Тут никакое материнское сердце не выдержит.
- Тем более твоя мать может позвонить моей, чтобы та помогала ей в поисках. Тогда… Тогда моя точно не выдержит. Это добьет ее окончательно.
- Тогда давай сами позвоним в полицию, - воспрянула духом Ленка. - Давай, а?
- Давай.
Ленка набрала до боли знакомый номер и, немного запинаясь, сказала:
- Здравствуйте. С вами говорят две российские девушки. Мы звоним из Турции. Дело в том, что нас обманули. Мы приехали работать гидами, а нас превратили в проституток. Мы не можем обратиться за помощью в консульство, потому что не знаем не только где оно находится, но и где находимся мы сами. У нас нет связи. Мобильный телефон оказался в наших руках совершенно случайно. Найдите нас, пожалуйста, и верните домой. Мы вас всех очень любим. Очень, очень. Мы сожалеем о том, что всегда очень плохо относились к нашей полиции. Мы очень об этом сожалеем, потому что, как бы мы вас ни ругали, в глубине души мы надеялись на то, что вы нас всегда защитите…
Неожиданно Ленка опустила телефон и растерянно посмотрела на меня.
- Лен, ты чего?
- На том конце провода сказали: "Пить надо меньше!"
- Что, прямо так и сказали?
- Прямо так и сказали.
- А ну-ка, дай я позвоню.
Я выхватила у Ленки трубку. Когда послышалось знакомое и такое родное на чужбине слово "полиция", я набрала побольше воздуха и постаралась говорить как можно более убедительно.
- Здравствуйте. Мы вам только что звонили, но вы посоветовали нам меньше пить. Послушайте, мы совершенно трезвы. Умоляем вас о помощи, и вы обязаны не оставить наш звонок без внимания. Если вы его проигнорируете, то, когда мы доберемся до родины, у вас будут очень большие неприятности. Поймите вы наконец… Мы находимся в Турции, недалеко от города Кемера. У нас нет ни паспортов, ни денег, ни обратных билетов. Нас держат в закрытом доме и не выпускают на улицу, заставляют заниматься проституцией. Нам нужна помощь, потому что дальше так продолжаться не может…
Не успела я договорить, как послышались гудки отбоя.
- Свет, ну что?
Я стояла как вкопанная, не в силах вымолвить ни слова.
- Свет, ну что сказали-то? - затеребила меня Ленка.
- Сказали, что если я позвоню им еще раз, то они привлекут меня за телефонное хулиганство, - с трудом выдавила я.
- Вот это да! Что, прямо так и сказали?
- Прямо так и сказали.
- Вот и обращайся после этого в нашу полицию. Может, еще раз позвонить?
- Мне кажется, что нет смысла.
- А мне кажется, что есть, - стала настаивать Ленка. - Не хотят они разбираться с этой проблемой - не надо. Просто пусть они нам дадут номер телефона Интерпола, и все. Может, хоть там нас воспримут всерьез.
Ленка не стала дожидаться моей реакции и вновь набрала номер полиции.
- Здравствуйте еще раз. Не надо отключаться, вы прекрасно понимаете, что это международный звонок. Мы отметили время нашего звонка и обязательно выясним, кто дежурил и принимал звонок. Поверьте, вы получите по заслугам. А сейчас подскажите нам, пожалуйста, номер телефона Интерпола или российского консульства в Турции. Мы попробуем связаться с ними и решить свою проблему через них.
В тот момент, когда Ленка в очередной раз убрала трубку от уха, я поняла, что ей вновь ответили отказом.
- Ну что, опять облом?
- Опять облом.
- Что сказали?
- Сказали, что они уже высылают оперативную группу для задержания телефонного хулигана.
- А куда они ее высылают?
- Хрен ее знает. Может, в Турцию…
- Это было бы неплохо, - улыбнулась я. - Нет, ты только подумай, как трогательно о нас заботится наша полиция. От такой заботы прямо тошно становится. Помнишь, когда "Норд-Ост" захватили террористы, то кто-то из заложников позвонил в милицию еще в самые первые секунды захвата.
- И что?
- Да ничего. Когда стали говорить, что в зал ворвались вооруженные люди и захватили восемьсот человек, на том конце провода тоже посоветовали меньше пить и проспаться. А ведь если бы наша милиция отреагировала как можно раньше, все могло пойти по-другому…
- Тогда чему же они верят?
- Понятия не имею. Наверное, звонкам о каких-нибудь пьяных драках.
- Тогда я матери позвоню. Она завтра же поедет в отделение, дойдет до Интерпола. На месте это делать намного легче. Ты же знаешь мою мать…
- Знаю. Она у тебя очень даже современная мадам и с характером.
- Вот-вот. Она ни перед чем не остановится.
- Только ты ей скажи, пусть она моей маме ничего не говорит, а то у нее сердце больное. Она в последнее время себя очень плохо чувствует. Постоянно на таблетках. Если твоя проговорится, то это мою добьет окончательно, а у меня все-таки дети. У них и так никого нет, - слезно попросила я подругу.
- Хорошо. Скажу.
Ленка стала набирать свой домашний номер и при этом нарезать круги по комнате. Я стояла у окна, безмолвно наблюдая за ее действиями.
- О, черт, трубку никто не берет.
- Почему? Может, мама заснула и не слышит звонка? Ночь ведь все-таки.
- Да нет. Она спит очень чутко.
- Может, ночует у своего друга?
- Может быть. Сейчас позвоню ей на мобильник.
- Послушай, а почему она не выходит замуж за своего друга?
- Дорожит своей свободой.
- Разве в таком возрасте свобода нужна?
- Конечно. У меня мама необычная женщина. Я всегда старалась быть на нее похожей… Послушай, да что такое? У нее мобильник недоступен…
- Тогда звони на мобильник ее другу. И все же это ерунда.
- Ты про что?
- Про то, что твоя мать дорожит свободой. Если она не выходит замуж, значит, ее в нем что-то не устраивает. Любая женщина стремится к браку. Это заложено природой, а от природы, как известно, никуда не денешься.
- Может быть, но мама никогда не стремилась надеть на шею хомут. Она совершенно безболезненно рассталась с моим отцом и с другими мужчинами тоже расставалась легко.
- Как же у нее так получалось?
- У нее так получалось потому, что она всегда была самостоятельной женщиной, не то что мы с тобой. Этому она учила меня с детства, да, видимо, так и не научила. Она всегда говорила мне, что самое главное для женщины - это ее финансовая независимость. Если женщина финансово независима, то может сама выбирать себе мужчин и искать среди них достойного. Самостоятельная женщина никогда не страдает от мыслей, что, теряя мужчину, теряет деньги. Ну, хоть у ее друга телефон не отключен.
Ленка немного взбодрилась и раскраснелась еще больше.
- Павел, здравствуй. Это Лена. Я звоню из Турции. Мама у тебя? Домашний телефон не отвечает, мобильник отключен. Что? Что ты сказал?!
Ленка что-то неразборчиво затараторила, перемешивая дикий крик с громкими, душераздирающими рыданиями, а затем опустилась на пол и швырнула мобильник об стену. Трубка раскололась.
- Лен, ты чего творишь? Это же телефон Экрама. Он нас убьет… И не кричи ты так. Сейчас ты его точно разбудишь. Хорошо если он один дома, а если нет… Что случилось-то?!
- Мама разбилась…
- Как разбилась? - опешила я.
- Ты же знаешь, что она всегда гоняла на бешеной скорости на своей машине.
- Господи… Кошмар-то какой… Но ведь она так хорошо водила.