Аудиенция окончилась. Волосы Марка закрывали лицо и подушку. Жалко. Андрей устало вздохнул. Ему никто не кричал в лицо "убийца", но он был свидетелем безобразной сцены. Крупный и жизнерадостный, наверное, мужик, директор гастронома или уже хозяин, умер от кровотечения. Его привезли в коме. Было уже поздно и все ясно. Ясно с самого начала. В обязанности главного врача входило попытаться. Хотя, скорее, это зависело от его совести. Он - не Господь Бог. Бессмысленно. Он устал, вышел из операционной и покачал головой. Обезумевшая женщина бросилась на него и, пытаясь выцарапать глаза, кричала: "Ты убил, подонок! Да мы бы заплатили! Палач… Взяточник голожопый. Я выведу вас на чистую воду! Мне нагадали, что он проживет семьдесят лет, а ему пятьдесят. Что же ты?" Андрей оттянул женщину и отстраненно подумал, что из всего происшедшего самое главное для нее - это подорванная вера в гадалку. Когда же он успел стать таким черствым? "Не удивляться, не вдаваться, не вникать; ваша задача - спасти. Это не ваши дети", - говорил старый профессор, бывший военный хирург. Не вникать. Хороший совет для Марка. Андрей тронул его за плечо: "Эй, ты". Марк с облегчением повернулся:
- Прости, Андрей.
- Не вникай, старик. Дело сделано. Назад не вернешь, - Андрей улыбнулся.
- Като, - вздохнул Марк, - Като, - простонал.
- Мы - не дети, - сказал Андрей. Дались ему эти дети. - Девочка Като выросла, мальчики Андрюша и Марик стали убийцами, девочка Катюша больше не хочет с ними дружить.
С Марком трудно было разговаривать о спасении. Андрей ходил смотреть на то, что осталось от девушки. Почти ничего. Его больные умирали хотя бы целыми. Их достойно укладывали в гроб и трогательно и надрывно прощались. Целовали, смотрели, плакали. Девушку целовать было не во что. Оставалось непонятным, как это Марку удалось.
Марк удивил Андрея, когда ожил, когда женился на Насте и когда Като оказалась в Андреевой постели. Глупо было тогда сказать ей: "Все прошло". Глупо, потому что осталось гораздо большее. Но для большего слов не находилось. В детстве губы Като были терпкими. Стали горькими. Теперь Андрей всегда ощущал этот привкус. Не во рту, в мозгу сидел. Оперироваться же не хотелось… На какой-то момент в жизни Андрея стало слишком много важных женщин. Наверное, бурлила татарская кровь…
И вот теперь все более или менее прояснилось. Като превратилась в символ. О ней достаточно было просто думать. Жена уехала с Марком. Настя сидела на коленях и предлагала Нью-Йорк. Все устроилось само собой. Но все было не просто. Будущее не продается со скидкой. Лишним в раскладе оказывался Марк. Его покаянное возвращение в виде мишени для Игоревой охоты враз сделает Настю декабристкой. Катю придется принять. И все пойдет по-старому. Что тоже неплохо. Особенно, если прикупить компьютер. С игровой приставкой и парочкой программ для диагностики заболеваний ЖКТ - желудочно-кишечного тракта. Идея никак не вырисовывалась. Хотя… Марка можно было по-дружески отравить. Нажился уже. Без пользы. Андрей снова зябко поежился.
- Что? - встревожилась Настя.
Он приложил палец к губам - тихо.
Смерть Марка оценивается в пятно на совесть и двести тысяч на мелкие расходы. Или Настя повезет его в Америку. Зачем тогда убивать? Пусть останется там, в Арабии. Это только сто тысяч, и не Андрею в карман. Но Катю не предупредишь. Она не настолько цинична, чтобы звонить домой. Пусть останется там и пусть это организует Настя. Настя, для которой сто тысяч - не деньги. Но ей нужен развод.
- Настя, тебе ведь нужен развод? - спросил Андрей.
- Наконец-то! - она захлопала в ладоши. - Ты делаешь мне предложение? Ура! Да, мне нужен развод, если Като не убьет Марка.
- Ты хочешь быть вдовой? - снова спросил Андрей.
Руки Като, обагренные кровью Марка. Это тоже предстояло обдумать. Образ Като плохо сочетался с тюрьмой. Интересно, ее посадят там или здесь?
Настя слезла с колен и потянулась за сигаретой. Последует мысль. Никотин усугублял ее умственную деятельность.
- Я, наверное, туда проедусь, - затянувшись, сказала она.
Богатые, они вообще великодушные. Чистые и приятные. "Проедусь в Эмираты". Как на метро до "Сокольников". Андрей удовлетворенно оценил сладость дорогих вещей.
- Я должна им помочь. Да, Андрей, - Настя почему-то не смотрела на него.
- Ты обижаешься? - спросил Андрей.
- Нет, только плохо это все. Тебе все равно, что будет, - она вздохнула.
- С ними - да, - спокойно констатировал Андрей. - С ними - с женой и Марком.
- Плохо, - вздохнула Настя. Слово, подобранное за Марком.
Андрей разозлился:
- Плохо, когда люди умирают. Плохо, когда молодые. Плохо, когда хорошие. Плохо, когда не можешь им помочь. А Марк уже мертвый. Сытый мертвый зомби. Ты же сама говорила, что он просится.
- Нарывается, - поправила Настя.
- Так что же плохо?! Пусть останется там. Это соответствует желаниям всех.
- А если он и вправду станет террористом?
- Настя, - закричал Андрей, - что ты мелешь? Каким террористом? Что ты ему скажешь, когда приедешь? - вдруг спросил он спокойно.
- Чтобы он не возвращался. Что его ищут. Что мы женимся. - Настя закурила еще одну сигарету.
- Хорошо. - Андрей улыбнулся.
Из поля зрения выпали ждущие родственники. Никого не надо травить. Пусть возвращается. В крайнем случае - не жили богато, нечего и начинать. Чего так разволновался? Откуда кровожадность? Просто разведутся с Настей. Убивать-то зачем? Господи! Дожился. Руки противно тряслись. Като. Так просто пришло понимание - Като. Руки в Марковой крови. Это невозможно. Нет. Нельзя.
- Езжай, Настя. Ты права. Скажи ему что хочешь. Пусть сидит там. Скажи, что он продан. Что каждому из нас продан, ты слышишь меня, Настя?
Андрея колотило. Еще немного - и начнут стучать зубы. Доигрались в идиотов. Срочно звонить Като. Еще этого не хватало. Степень отчаяния, помноженная на деньги. Мама родная, как говорила жена, что делать-то? Не балуйся, Като. Нельзя.
Андрей нервно крутил диск.
- Да, - раздался наконец ее голос.
- Не смей этого делать. Не смей!
- Ладно, - было понятно, что Като улыбается. - Привет Юшковой. Спокойной ночи. - Она повесила трубку.
Андрей беспомощно оглянулся. Настя начала торопливо расстегивать халат. Миллиард пуговиц взорвался в голове у Андрея. Он грубо повалил ее на диван. Он хватал губами воздух и глухо рычал. Он трахал этого сраного Марка, чокнутого Игоря, дуру Катю. Но больше всех Марка. Пусть он сдохнет совсем. Горький привкус Катоиных губ перемешивался с привкусом крови. Пусть сдохнет. Дожили. Доигрались. Господа, а кому полстакана аминазинчику? Занавес.
- Извини меня, Настя. Наверное, тебе стоит поехать, - Андрей погладил ее по коленке.
- Все нормально, - сказала она, - я же теперь твоя девочка.
6
Настя ехала в "фиате" и сладко пережевывала прожитую ночь. "Я - твоя девочка". Наконец-то. Ночью ее рука мягко касалась щетины на Андреевой щеке. А еще у Андрея были бритые подмышки, мягкие и синие, как курочки в пакетах. И вел он себя просто, как зверь. Как Марк. Настя зажмурилась. Зеленый свет можно переждать и с закрытыми глазами. А вообще на светофоры надо поставить звук. Настя бы с удовольствием трогалась под "Еду я на Родину". Это было бы очень здорово. Жаль только, что и пешеходы бы трогались под "Родину". И наверное, были бы не согласны. Чаще всего Настя была довольна, потому что у нее, как ни у кого, все получалось. Это был ее главный секрет: чтобы мечты сбывались, они должны быть простыми.
Настя посмотрела на "билашку" и удивилась: "А говорят - преступность. Машина простояла под окном всю ночь. Ночь, ох. Телефон на месте, магнитофон на месте. Или я не тот объект?" Она набрала номер клиники и попросила Андрея.
- Да, - рявкнул он минут через семь. Настя уже почти подъезжала к дому.
- Ты меня любишь? - нежно спросила она. Это было главным. Самым главным. Любовь - это обязательно.
- Да, - сухо ответил он.
В принципе Настя разбиралась в интонациях. Но слушала слова. Зачем человек говорит "да", если можно сказать "нет"? Интонации здесь ни при чем. Они нужны только для вранья. Настя радостно улыбнулась.
- Ты просто занят, - догадалась она.
- Да, - услышала в ответ.
"Да" - это здорово, потому что правильно. И она - да, и он - да. Ура. Наконец-то. Еще у Андрея был плохо завязанный пупок. И у Насти был такой же. Их пупки смешно выпирали и были похожи на маленькие дульки. Настя была рада. Когда Андрей спал, она на него смотрела. А он не чувствовал. Это была их первая ночь. Будут другие. Теперь будут. И его непрямой нос будет также утыкаться в подушку. Только наволочка на подушке будет шелковой. Он будет подтягивать колени к подбородку, а Настя обнимать его за спину. А утром они будут пить кофе. Надо купить Андрею кофе. И найти место для собак. Или пусть собаки поживут отдельно?
Настя оставила машину у подъезда и влетела в свою квартиру. Приходящая домработница с суровым видом варила кашу. Гастрит подбежал к Насте и уткнулся носом в колени. Замер. Шер выглянул из комнаты, зевнул и вернулся на диван. Он был в доме главный и потому обижался. Клара Сергеевна не заменяла ему Настю. Гастрит не шевелился, и по подолу расползлось маленькое мокрое пятно.
- Пусти, дурачок, - Настя толкнула пуделя и прошла на кухню. - Не едят? - виновато спросила она у Клары Сергеевны.
- Знаешь же, что не едят. Чего спрашиваешь? - Клара Сергеевна была с Настей на "ты". Игорь Львович платил ей больше, чем Настя проедала. Но Клара Сергеевна все равно была недовольна.
- Давайте я сама, - Настя выключила кашу, бросила в микроволновку пару котлет.
И через десять минут Шер, как бы делая одолжение, посмотрел на нее. В глазах боксера светилась мысль о добавке. Настя вылила в миску Кларину кашу. Собаки дружно фыркнули и, поглядывая друг на друга подозрительно, доели.
- Шер, давай теперь помиримся, - попросила Настя.
Боксер остановился в дверях кухни, подумал, подошел к ней и уткнулся носом в колени. Недовольно тявкнул. От платья шел знакомый запах Гастрита. Предатель опередил его. Но Шер все-таки главнее. Его она попросила сама. Шер тяжело вздохнул и лизнул коленку.
- Гулять, - сообщила Настя.
Гастрит принес поводок. Не свой, конечно, шеровский. Пудель - собака безопасная, декоративная. Зачем его унижать поводком. Это только с боксерами на улице надо держать ухо востро. А с нами, с пуделями… Гастрит не успел додумать эту приятную для себя мысль. Шер мягко обхватил зубами его тонкую шею, и Гастрит счел за лучшее выпустить изо рта чужую веревку.
- Не ссорьтесь, - мягко сказала Настя и открыла дверь.
Собаки пулей вылетели из квартиры. Потом опомнились, чинно спустились по лестнице и встали у выхода из подъезда в ожидании хозяйки.
- Постой, Настя, - сказала Клара Сергеевна, - ты где это ночевала? Это во-первых, а во-вторых, я могу быть свободна?
- Я была у друзей, - отчиталась Настя.
- А должна была жить на даче, - заявила Клара.
- Вы хотели кого-то привести ко мне?
С другим кем Клара бы вспыхнула и обиделась, но не с Настей - она знала за девочкой привычку не вкладывать во фразы по пятнадцать смыслов зараз. С Настей было удобно. Клара Сергеевна иногда пользовалась преимуществами временного владения свободной квартирой. А кто без греха? Хуже было с Игорем, требовавшим отчета.
- Ты бы дедушке позвонила. Он волнуется.
- Не теперь, не теперь, - пропела Настя, - может быть, позже. Потом. И сегодня я тоже буду у… друзей. Так что располагайтесь. - Настя поцеловала Клару Сергеевну в щеку и унеслась к собакам.
Развалившийся на траве Шер напомнил Насте о Марке. Когда боксер был совсем маленьким, Марк выносил его во двор, укладывал на спину, ложился рядом и рассказывал: "Мы с тобой, Шер, мужчины, мы самые люди. Мы должны лежать и на все плевать". Шер пытался сбежать, перевернуться на живот. Но Марк упорно учил его ненужным премудростям. Старушек во дворе было мало, квартиры потихоньку раскупили солидные люди. Но кое-какие реликтовые цветы остались. Они собирались в стайку и, глядя на Марка с Шером, осуждающе покачивали головой:
- Дожили. Трезвый красивый мужик валяется на земле.
- Видишь? - говорил Марк боксеру. - Это они о тебе. Значит, ты хорошо притворился.
Шер вздыхал и понимающе смотрел на Марка. Это была поистине тяжелая мужская доля. Шер догадывался, что Марку тоже хотелось бы побегать, а приходится лежать. Прошлым летом Марк купил Шеру очки от солнца. Боксер недоверчиво обнюхал их и отказался.
- Понимаю, - сказал Марк, - я сам тогда их буду носить.
Шер мог бы пожать плечами, но согласился молча.
Он лежал на траве, закрывая лапами глаза. Почти не дышал. Дыхание сбивало шаткое равновесие. Шер смотрел в небо сквозь лапы. Но глаза все равно слезились. Глупый Гастрит норовил укусить за ляжку. Шер вяло отбрыкивался, иногда вскакивал на лапы и гнал дурного пса по двору. Гастрит, заливаясь лаем, прятался за углом. Шер снова ложился на траву. Он любил Марка.
На минуту Насте стало тоскливо. Мечта о Марке разбилась. Даже не разбилась, а как-то вяло хрустнула и надломилась. Это была ошибка, равная по величине, пожалуй, только потере девственности. С ним же. Настя впервые увидела Марка на какой-то презентации, кажется фильма. Фильм Настя так и не посмотрела. Они с подругами два часа честно отсидели в баре, пробуя новый коктейль "Зомби". Марка она определила по запаху. Его одеколон был чуть дешевле и чуть резче, чем у всех. Он годился для лошадей и сильно отдавал степью. Все это, вместе взятое, по мнению Насти, было неприличным. Марк вел под руку Като. А еще казалось, что они оба только что вылезли из постели. Настя презрительно оценила ее явно недавно купленное платье. А может, не недавно, а только что. Платье не присиделось, и кожа Като его отторгала. Като шла сама по себе, а платье само по себе. Это выглядело смешно. Настя расхохоталась. Ее подружки, Лиза Корнилова, дочь банковской системы, и Марина Остапчук, жена Самвела, осваивали парочку чужаков следом.
- Напрасно смеешься, - между прочим сообщила Лиза.
- Да ты посмотри, как на ней платье сидит! - Настя никак не могла успокоиться.
- Деточка, - произнесла подружка насмешливо, - если бы ты надевала платье впотьмах и второпях, оно сидело бы на тебе точно так же.
- Ты думаешь, что они прямо здесь? - удивилась Марина.
- Не знаю как, прямо или криво, но в Марка верю, - усмехнулась Лиза и помахала рукой: - Привет, Марк, сколько лет сколько зим.
Пока Марк и Като огибали гостей, чтобы подойти к их столику, подружки успели обменяться парой фраз.
- Провинциалка, - сказала Настя, в упор разглядывая Като.
- Нет, аристократка, - Лиза была снисходительнее. Хотелось быть объективной и правдивой. Роман с Марком был чудесным. Като ничуть не мешала. Почему не похвалить?
- Царица, халява, целка, - подытожила Марина. - О Марке я слышала. У них дела с Самвелом. Тот самый?
Лиза кивнула:
- Только нагрел он твоего Самвела на двадцатку баксов.
- Если бы он нагрел Самвела, то лежал бы сейчас на острове разбитых кораблей, - Марина была уверена в муже.
- Привет, девочки. Лиза - знакомь, - Марк посмотрел на Настю.
В ее голове сразу созрела мечта. Простая. Марк. "Он женат?" - Настя прошептала Лизе в ухо и замерла в ожидании ответа. "Нет, но лет десять - насмерть". - "Забери ее в туалет". Настя умоляюще сжала Лизину руку. "Вот еще", - фыркнула та.
- Лизка сказала, что ты нагрел Самвела? - Глаза Марины по-плохому сузились.
- Да ни боже мой! Я - такого уважаемого человека?! Мы с ним просто купили место на Нью-Йоркской товарной бирже. Теперь сдаем его в аренду.
- Если что, я возмещу, - Настя спокойно крутила в руках соломинку и смотрела на Марка.
- Не придется, - выдохнула Марина. - Кто со мной в дамскую комнату?
Като легко оторвалась от Марка. Он задержал ее руку и улыбнулся. Вздохнул. Посмотрел на Настю:
- Бедная маленькая богачка?
- У тебя очень плохой одеколон. Ну, не очень. Просто плохой, - сказала она.
- Хамка, - удивился Марк.
- Она просто честная, - как бы подтвердила Лиза.
- Куда тебе привезти хороший? Ты где обитаешь? - Настя красиво облизнула губы.
Тренировалась по два часа в день. Выходило весьма естественно.
- Не обманешь? - Марк взял Настю за руку, и она почувствовала, что мечты сбываются.
- Нет, особенно если ты мне понравишься. Я хочу, чтобы ты мне понравился, - сказала она убежденно.
- А я пока не хочу.
Като возвращалась, царственно беседуя с Мариной. "Да, пожалуй, аристократка, - подумала Настя, - а, плевать. Почему же он на ней до сих пор не женился?"
Настя привезла Марку одеколон через неделю и предложила поехать на дачу. Откровенный сексуальный напор не входил в правила Марковой игры. Он отказался. Настя расстроилась и начала писать стихи. Стихи упаковывались в прозрачно-белые конверты и вручались прямо Марку в руки экспресс-почтой. Однажды Марк позвонил:
- Ты пишешь, как Агния Барто. Стихи для маленьких.
- Ты для меня маленький. Я люблю тебя, - тихо сказала Настя.
- Так что там по поводу дачи? Я открою для тебя благотворительный фонд. На пару раз, не больше, - засмеялся Марк.
- А жениться? - спросила она.
- Ну ты даешь, - удивился Марк. - Или только дача, или не пиши мне никогда. Красиво сказал?
- Ты можешь изменить свое решение, - предупредила Настя.
- Все может быть. Ну так как? В принципе я могу перезвонить и на неделе.
- Нет, - закричала Настя истошно, - нет, собирайся, я за тобой заеду.
По дороге к Марку она разбила фару своей "девятки" и бампер вонючего зазевавшегося "Запорожца". Это были пустяки. Просто от скорости поездки зависела мечта.
Марк был слегка пьян и не в меру весел. Он хватал Настю за ногу и мешал рулить. Дорога, к счастью, была безопасной. Пустынной и прямой, как палка колбасы. Настя предвкушала и закусывала губу. Она уже не потела. Только запах ожидания будоражил Марка.
- Где кровать? - спросил он, едва переступив порог дачи.
- Наверху, - сказала Настя и стала стягивать колготы. Первым делом нужно показать ноги.
Марк оценил ее жест и сказал:
- Давай помогу.
Он рванул резинку на себя, и Настя повалилась на пол. Марк не спешил ее поднимать. Он медленно расстегивал брюки. Настя прикрыла глаза. От ужаса, от любви и от Марка. Она жалобно пискнула:
- Но почему на полу? Двадцать метров до кровати, а?
- Эти двадцать метров мы будем осваивать только таким способом.
Расставание с девственностью было не кровавым, но ужасно болезненным. Настя вопила и стучала ногами. Марк хмуро улыбался.
- Ну, ты хоть рад мне? - простонала Настя.
- Чему радоваться? Столько возни и никакого удовольствия. - Марк старался быть дружелюбным. Для этого ему нужно было освежить алкоголь в желудке. - Давай выпьем, Настя, - предложил он.
- А если - дети? - Она коснулась рукой его плеча и жалобно заглянула в глаза.
- Только дача. Дети и женитьба отменяются.
- Хорошо, - кивнула Настя, - жаль, что это для тебя не подарок.
Марк удивленно поднял брови:
- Что?
- Ну, невинность. Я же ее для кого-то хранила, - она вздохнула.
Марку было и смешно, и грустно.