- Ты мне всегда нравился, Пэдди. Ты хороший парень. Помню время, когда ты появился у нас и начал работать с моим Джорджио. Я навещала твою жену в больнице, ухаживала за ней вплоть до ее кончины. Организовала ей приличные похороны. Я потом сидела с твоими детьми. Вспоминала про нашу прежнюю родину… А теперь у тебя хватает наглости сидеть тут и пытаться втереть мне очки! Папаша уверен, что происходит нечто неладное, и я - тоже. Стефан ведет себя, как сумасшедший; он, видишь ли, убежден - что-то катится вниз. А о чем речь, он не знает. И в данном случае, я думаю, во всем этом есть какой-то смысл. Если ты не прекратишь сейчас же пудрить мне мозги, Пэдди, и не скажешь мне, что происходит, я поеду и спрошу у самого Джорджио.
Пэдди сделал еще глоток из фляжки, и виски "Джеймсон" приятно обожгло ему желудок.
- Я ничего не могу сказать вам, Маэв. Чем меньше люди знают, тем для них лучше. Я не собираюсь оскорблять вас, делая вид, что ничего не происходит. Просто довольствуйтесь тем, что я вам скажу сейчас: я не могу обсуждать это…
Сердце Пэдди ушло в пятки, когда он заметил, что Маэв сжала губы в тонкую линию.
- Ну, тогда хорошо. Если это все, что ты можешь сказать, то я поеду к самому Джорджио. Стефан может поехать со мной - заставлю Стефана навести кое-какие справки…
Пэдди перебил ее.
- Чем дальше будет от всего этого держаться Стефан, тем лучше, Маэв. Не позволяйте ему ни во что вмешиваться. Это единственное, насчет чего Джорджио непреклонен. Он совсем не желает, чтобы Стефан втягивался во все.
Глаза Маэв превратились в щелочки.
- Это почему? Он же одна с ним плоть и кровь! Это опасно?
- Возможно. - Теперь голос Пэдди звучал тихо и отрывисто.
- Но не так опасно для Донны, насколько я понимаю. И куда же она едет на этот уикенд?
- В Шотландию.
Маэв нервно заерзала на стуле.
- Не нужно шутить со мной, Пэдди Доновон. Я имею в виду - куда именно в Шотландию она едет и кого собирается там увидеть?
Пэдди беспомощным жестом вытянул перед собой руки ладонями вверх и развел ими.
- Вы знаете столько же, сколько я. Даже у меня нет привилегии больше знать об этом. Все, что мне известно, - она едет туда ради Джорджио. Думаю, это имеет какое-то отношение к одной из наших фирм.
Маэв медленно кивнула головой.
- А что это за бизнес, как ты думаешь? Законный или незаконный?
Пэдди дернулся на своем стуле.
- Ну, ладно, Маэв, вы дадите мне передохнуть?
- Нет, Пэдди, не дам. Может, Донна подвергается опасности?
- Не знаю, Маэв. Я ничего не знаю!
Маэв резко поднялась на ноги.
- Что ж, спасибо за ничего. Я думаю, мне придется задать тот же вопрос своему старшему сыну, не так ли?
- Сделайте это, Маэв! - облегченно выдохнул Пэдди.
Она не сводила глаз с лица Пэдди, и это нервировало его.
- Я расскажу папаше о нашем разговоре, Пэдди, обещаю. Мне думалось, я и он имеем право знать, что творится вокруг нас. Джорджио - мой сын! Может, он считает тебя другом, но он - мой сын. Я родила его, вскормила, вынянчила. И у меня есть право знать, на что он ныне настроился…
Пэдди проводил ее глазами до выхода из маленького кабинета. Спина у Маэв была неестественно прямой: она буквально кипела негодованием.
Он допил виски из фляжки и вздохнул. "Бедняга Маэв! Ей бы лучше пообщаться с Джорджио. Если еще и папаша Брунос втянется в это дело, начнутся убийства. Каким бы дружелюбным ни был папаша Брунос, нужно быть начеку с ним. И следует вставать очень рано поутру, чтобы получить перед ним хоть какую-нибудь фору. Очень рано!"
Маэв плюхнулась на сиденье машины рядом с Марио.
- Ничего! Он ничего мне не сказал… Но я все равно вижу: тут что-то происходит.
- Ну и что нам делать?
Маэв пожала плечами и завела свою "ладу", наслаждаясь, как всегда, жутким скрежетом мотора.
- А что ты думаешь об этом, детка? Лично я собираюсь поговорить обо всем этом с твоим отцом!..
Она выехала на дорогу; ее беспорядочная езда вызвала панику у водителей встречных машин. Маэв просто не обратила на это внимания и заговорила вновь:
- Знаешь, Марио, это очень смешно, но Пэдди сказал мне, чтобы я ничего не говорила Стефану.
- Я думаю, Пэдди прав, - кивнул Марио. - Мне тоже не внушает доверие Стефан, хоть я его много лет знаю. И никогда не внушал. И Джорджио тоже никогда не доверял ему ничего важного. Не забывай об этом, мам!
Маэв срезала угол, задев колесом край тротуара.
- Что за жизнь! Мой сын заперт в тюрьме на невесть сколько лет, а теперь я еще выясняю, что мои дети не доверяют друг другу. Знаешь, как говорят? Век живи, век учись.
- Мы-то доверяем друг другу, мам. Просто никто из нас по-настоящему не доверяет Стефану, - усмехнулся Марио.
Маэв покачала головой.
- Ужасно то, что я сейчас скажу. Но я и сама не доверяю ему в полной мере. Даже в детские годы Стефан всегда был себе на уме. О, ты этого не поймешь!..
Марио нежно положил ладонь на руку матери.
- Я понимаю больше, чем ты думаешь, мам.
Маэв вздохнула. Ласково улыбаясь, она прошептала:
- Надеюсь, что понимаешь, Марио. Очень надеюсь!
Они в молчании продолжили ехать домой, в Кэннинг-таун.
Был уже поздний вечер, когда Алан и Донна подкатили к мотелю "Кровать и завтрак" на подъезде к Эдинбургу. Вытащив сумки из багажника, Алан позвонил в звонок на дверях довольно высокого четырехэтажного здания. Им открыла невысокая темноволосая женщина лет тридцати.
- Чем могу служить?
- Две комнаты на одну ночь, пожалуйста. Утром - завтрак. И, может быть, сейчас - сэндвичи.
Алан говорил кратко, отчетливо и вместе с тем корректно. Донна, стоя в ожидании в тени деревьев на длинной автомобильной дорожке, с некоторым удивлением наблюдала за ним.
- Я могу все это устроить, дружище. Входите! - Женщина шире распахнула дверь.
Алан вошел. Донна не спеша последовала за ним. Они почти не разговаривали чуть ли не шесть часов подряд. И лишь один раз остановились у придорожного кафе, чтобы съесть то, что там выдавали за пастуший пирог и что по вкусу больше напоминало пастушьи носки.
Женщина ввела их в гостиную, где стояли небольшой диван, два несимметрично расставленных столика и портативный телевизор. Стены здесь были выкрашены в цвет овса; вдоль одной из стен расположилась витрина, металлические полки которой заполняли всякие брошюры - в основном о Шотландии и ее горах. Пахло не слишком приятно: пригоревшей едой.
- Присаживайтесь. А я принесу вам чайник и что-нибудь поесть. У нас есть немного пресных лепешек. Может, это вас устроит?
- Все что угодно! - улыбнулся Алан. - Мы умираем с голоду. Какой у вас милый дом!
Маленькая женщина просияла от удовольствия: комплимент пришелся ей по вкусу - и птицей вылетела из комнаты.
- Вряд ли это то, что я ожидала увидеть, должна вам прямо сказать…
Голос Донны прозвучал скрипуче из-за долгого молчания, к тому же она нервничала. Со времени последней перебранки между ними сохранилась напряженность, и Донна понимала, что ее будет нелегко преодолеть.
- Но нам ни к чему привлекать к себе излишнее внимание, - пожал плечами Алан. - Этот вариант вполне нас устроит. Здесь чисто, и дом стоит не у самой дороги. Надеюсь, чай будет хорош. Я готов убить любого за чашку чая!
Донна открыла сумку и вытащила оттуда пачку сигарет. Алан смотрел, как она закуривает, очарованный природной грацией ее движений.
- Вы, наверное, были бы рады принять ванну, девочка. Нам обоим это нужно.
Донна кивнула.
- Ну так что вы думаете о Шотландии?
Донна сделала паузу, наслаждаясь замешательством Алана: "Он хочет поговорить, не так ли?" - После чего она беззаботно пожала плечами.
- Страна неплохая, судя по тому, что я уже видела.
Тут в гостиную вошла хозяйка, суетливо толкавшая перед собой маленький столик на колесиках, уставленный тарелками с бутербродами, пирогами, булочками и с большой бутылкой виски "Грант".
- Этот вид - прохлада для воспаленных глаз, миссис…
- Миссис Макинтайр. Но вы можете называть меня просто Эммой. Когда вы наедитесь, я покажу вам ваши комнаты. Это будет стоить двадцать фунтов с человека, которые надо заплатить авансом. Сюда входит полный шотландский завтрак. Это значит - попросту яйца с беконом, - засмеялась она. - И, кстати, для начала - каша.
Донна посмотрела на соблазнительные с виду продукты и устало улыбнулась.
- Еда выглядит превосходно.
Эмма важно кивнула, словно подтверждая великую истину.
- Я сама все пеку. Этот фруктовый пирог я приготовила сегодня утром, равно как и хлеб, и пресные лепешки. Сэндвичи с говядиной из Абердина, разумеется! Я также приготовила несколько сэндвичей с ветчиной и томатами. Мне нравится видеть, как мои гости с аппетитом едят. Ну, а теперь, если вам что-нибудь понадобится, я буду в баре. Он открыт до двух тридцати утра, если вдруг вам захочется с кем-нибудь пообщаться. Мой муж будет рад познакомиться с вами обоими.
Донна благодарно улыбнулась женщине.
- Спасибо. Возможно, мы воспользуемся вашим предложением. Сколько мы должны вам за все это?
- Мы позже подсчитаем. А теперь ешьте.
Когда Эмма вышла из комнаты, Алан усмехнулся:
- Вроде все нормально, не так ли? - Он взял с тарелки сэндвич с толстым куском ветчины. - Моя мама всегда сама варила ветчину. Она считает, что покупная ветчина годится только на то, чтобы ею набить шляпу…
Алан налил в два стакана по доброй порции виски.
- Ну-ка, примите этот веселый напиток, Донна. Он поможет вам заснуть.
Она взяла стакан с виски и принялась не спеша отхлебывать из него, в то время как Алан, засунув в рот остатки сэндвича, разливал по чашкам чай.
- Я так устала! Думаю, мне ничего не нужно в помощь, чтобы уснуть.
- Выходит, вы не нервничаете? - вкрадчиво спросил он.
- Нет, вообще-то не нервничаю. Но я не хочу опять об этом говорить, с вашего позволения. Думаю, вы прекрасно мне все объяснили сегодня днем.
Алан проглотил последний кусок сэндвича.
- Вы тоже от меня не отставали. И ловко поставили меня на место.
Донна взяла в руку сэндвич с говядиной.
- Что ж, по крайней мере, из этого получилось кое-что стоящее. - Она вонзила зубы в нежную мякоть настоящего сливочного масла и в толстую говядину. - Как вкусно!
Некоторое время они молча и жадно ели.
- Я не собирался обижать вас сегодня, Донна. Просто я переживаю за вас, вот в чем причина.
- Ну, хорошо, хватит об этом. Я могу сама о себе позаботиться.
- Согласен, если вы настаиваете. Но я не понимаю: с чем играет ваш старик? Я никогда не потребовал бы от своей жены того, о чем он просит вас… - Голос его звучал тихо и серьезно.
- Может, у вас с женой не такие отношения. Мы с Джорджио очень близки. Даже несмотря на то, что случилось с ним. Невзирая ни на что, я все равно люблю его. На самом деле после всего я люблю его еще больше, если только такое возможно.
Алан со стуком поставил на столик свое виски.
- Именно это меня и удивляет! Разве вас не угнетает все, что вы узнали?
Донна решительно покачала головой.
- Ничто из того, что я узнала нового про Джорджио с недавних пор, меня не угнетает.
Алан взял себе еще один сэндвич.
- Вы в этом уверены?
Донна со звоном поставила чашку на блюдце.
- Да, я в этом уверена! Вы собираетесь начать все заново? Я хочу спросить: что такое с вами происходит? Вы вцепились в меня сегодня днем из-за того, что делаю я сама. А теперь вы пытаетесь отпускать какие-то сомнительные реплики по поводу моего мужа - вашего так называемого друга. Если у вас есть что сказать, Алан Кокс, то откройте свой большой рот и покончите с этим. Я сыта по горло вашими играми! Бог знает, сколько играл со мной муж. Мне и этого хватит до конца моих дней…
Она почувствовала, что вот-вот разрыдается. Встала и прошлась по комнате. Остановилась у окна, вглядываясь во мрак ночи. Вскоре Донна услышала, как поднявшийся на ноги Алан встал у нее за спиной и вздохнул. И когда он обнял ее, она резко повернулась, толкнула его в грудь и вырвалась из крепких мужских объятий.
- О, пожалуйста, дайте мне отдохнуть!
- Послушайте! Простите, если огорчил вас… - У Алана был покаянный вид. - Я не понимаю, что на меня нашло.
Донна медленно облизнула пересохшие губы.
- Вы не можете просто поладить со мной? Я понимаю: вы думаете, что я - обуза. Но поверьте мне на слово, когда я говорю, что все будет в порядке. Джорджио безгранично доверяет мне. Постарайтесь и вы поверить в меня! Все и так нелегко складывается для нас обоих, а вы, Алан, еще и усугубляете трудности. Я стараюсь изо всех сил, пытаюсь помочь моему мужу, хочу вернуть его домой. Пробовала сделать это легальными средствами, а теперь хочу осуществить то же незаконным путем. Что бы вы ни говорили или ни делали, вам не удастся ничего изменить. Джорджио - это все, что у меня было. И все, что мне когда-либо было нужно. Он отдавал мне свою любовь много лет. Я даже не припомню теперь, сколько именно времени, и теперь я хочу отплатить ему. Я хочу помочь ему! Мне необходимо помочь ему. Он - все, что у меня есть…
Алан смотрел на прекрасное и печальное лицо. Отмечал световые блики у нее на волосах, черточки морщинок вокруг губ, бледность кожи. Ощущал запах сигаретного дыма и аромат духов "Шанель номер пять".
- Если он - все, что у вас есть, дорогая, то мне вас жаль.
Донна закрыла глаза и отвернулась к окну.
- Я хочу, чтобы вы прекратили заниматься этим, - вполголоса произнес он.
Она невесело рассмеялась, не поворачивая головы к нему.
- Я не могу! А теперь давайте займемся тем, что действительно необходимо. - Донна продолжала ощущать его дыхание на своей шее.
- Ну, ладно, Донна, вы победили. Мы будем заниматься этим делом. Но при одном условии.
- Каком?
Алан бережно развернул ее к себе и заглянул ей в глаза.
- Обещайте мне, что, когда вам будет слишком тяжело, вы мне скажете, хорошо? А до этого момента я буду относиться к вам со всем уважением, как относился бы к Джорджио. Идет?
Донна кивнула.
- Я обещаю вам: если мне станет слишком тяжело, то вы первым об этом узнаете.
- Донна, я не сказал "Если". Я сказал "Когда".
- Больше всего меня раздражает в вас, Алан Кокс, ваша самоуверенность - якобы вы все на свете знаете!
- Моя жена тоже так говорила, - рассмеялся он.
Донна быстро прошла мимо него и снова уселась на диван.
- Но ваша жена развелась с вами. И я понимаю, почему это случилось.
- Ну, ладно, этот раунд за вами. Но то, что я сказал, остается в силе. Когда вы захотите выйти из игры, вы мне скажете. А теперь давайте покончим с сэндвичами и пойдем немного поспим.
Донна налила себе еще чашку чая.
- И я на это настроена, мистер Кокс.
Алан закрыл глаза, чтобы сдержаться.
- Последнее слово обязательно должно оставаться за вами, не так ли?
Донна откусила кусок от очередного сэндвича и невнятно произнесла с набитым ветчиной ртом:
- Да. Особенно если это связано с вами.
Глава 22
Мистер Эллингтон и мистер Борга были изумлены, когда их пригласили в камеру Эрика Мейтса. Вообще-то он считался спокойным человеком, который держался сам по себе. Предложение выпить с ним чаю и взглянуть на его новые картины представлялось слишком заманчивым, чтобы его проигнорировать.
Эрик Мейтс получил так называемый большой кусок, то есть его приговорили действительно к огромному сроку. Его осудили за убийство жены, детей и предполагаемого любовника жены, и ему определенно не светило когда-нибудь выбраться из тюрьмы. Мейтс провел четырнадцать лет в отделении "Щелкунчик", то есть в отделении "С", где содержались психически ненормальные преступники. Он был замечен в нескольких стычках, в каковые вступали и с заключенными, и с тюремщиками. А потом Мейтс открыл в себе дар рисования - и это стало его спасением.
Он воспроизводил застывшие картины мира, причем такими, какими их видел только он. Рисовал детей Боснии - умирающих и украшенных цветами. "Красота посреди зла", - так Эрик это называл.
Его картины передавались затем в благотворительные учреждения. И постепенно Мейтс начал приобретать имя в художественном мире. Его все уважали, он вел себя как скромный человек. Спустя пять минут общения с ним люди забывали, за что он посажен в тюрьму. Дни, когда он рвал людей на куски, физически или словесно, давно прошли.
Поэтому предложение выпить чашку чая и взглянуть на его позднейшие шедевры было для тюремщиков слишком интересным, чтобы пропустить его. Мистер Борга уже прикидывал сумму, которую он сможет получить с газеты "Сан" и "Миррор" за соответствующую информацию. Мистер Борга никогда не упускал основного шанса. Исходя из этого, он хорошо обходился с заключенными. И все уважали его за такую позицию.
Пока Эрик не спеша готовил чай, двое мужчин с удовольствием разглядывали картины, не подозревая о том, что происходит снаружи, по ту сторону двери камеры, в тюремном коридоре.
Бенджамин Дейвс хотел кое-что сделать. И хотел он этого много лет. И вот наконец-то он нашел способ, как осуществить свое желание. Вот потому-то и Эрик Мейтс внезапно проявил дружеские чувства по отношению к двум тюремщикам.
В тюрьме "Паркхерст" - тюрьма строгого режима - существовал неписаный закон: если тебе удастся что-нибудь затащить к себе в камеру и этого не заметят тюремщики, то ты можешь оставить это у себя.
Поступок Бенджамина был настолько нелогичен, что такого не мог бы даже вообразить себе никто из тюремщиков. И даже сами заключенные. Однако, когда слух о нем пронесся по крылу, отовсюду послышался смех… Спустя двадцать минут, когда мистер Борга и мистер Эллингтон вышли из камеры Эрика Мейтса в коридор, смех замер. Места общего пользования были ярко освещены, а в воздухе витал тяжелый запах сгоревшей конопли. Все казалось привычным на первый взгляд. Кроме разве что одного: в коридоре, откуда ни возьмись, очутилась кровать.
- Та-ак! Чья это кровать?
Бенджамин Дейвс с важным видом показался из своей камеры.
- Моя. Мне она больше не нужна.
- Ты что, одурел от наркотиков? - засмеялся мистер Борга.
Многие заключенные спали в камерах на одних матрацах, брошенных прямо на пол. Выставленная в коридор кровать вообще-то была пустяшным делом.
- Хорошо, я прикажу уборщикам унести ее… Как?! Тебе и матрац не нужен?!
Бенджамин Дейвс тихо рассмеялся.
- Нет, все в порядке. Зачем он мне теперь, когда у меня появился гарнитур мягкой мебели из трех предметов!
Вокруг раздался смех, а Бенджамин гордо зашел в свою камеру и закрыл за собой дверь.
- Мягкая мебель, черт побери! Ну и желаньица у него, а, ребята? - Мистер Борга сморщился от смеха. После чего продолжил свою обычную работу.
Спустя пятнадцать минут кровать унесли, и в крыле все стихло. Все с нетерпением ожидали поверки после завтрака. В воздухе так и носилось оживление, у людей было приподнятое состояние духа. Тюремщики отнесли это на счет большего, чем обычно, количества наркотиков в крыле. Но никого это особенно не волновало, если в результате заключенные были расслабленны, веселы и счастливы.
В таких условиях тюремщикам намного легче работалось.