- Номер один.
- Ну и что! Ты же не виновата!
- Ты не знаешь, как у нас все делается! На меня повесят это убийство. И закроют дело. Кто захочет возиться с расследованием? Зачем? Такой, как Руслан, откупится деньгами. А я… кому нужна я?
При упоминании о Руслане мне стало нехорошо, получается, я предала Нику. Пусть и невольно.
- Так что, Аврора, не поминай лихом. Прости за все. - И Ника заплакала отчаянными бессильными слезами.
Но тут я уже всерьез возмутилась. Сестра она мне или не сестра, она - Ника, с которой я выросла. А это просто так из жизни не вычеркнешь. И вообще в этой истории слишком много белых пятен. Я должна сделать все, что могу. И даже больше. Мне необходимо спасти Нику. Она - единственный в моей жизни человек, ради которого я пойду до конца.
Я подошла к Нике и поцеловала ее. В лоб.
- Не волнуйся, я тебе помогу.
- Правда? - Ника схватила меня за руку, как маленькая девочка, которая цепляется за мать, когда ей страшно.
- Я тебе обещаю. - сказала я. - Ты не будешь сидеть в тюрьме. Пока я жива, этого никогда не случится.
Губарев подумал, что Аврора Сеульская здорово помогла ему, сама того не ведая. Рассказав о собственном расследовании, она подсказала ему, кто та девушка, приходившая к Анжеле Викентьевой, похожая на нее. Сестра Авроры. Именно о ней упоминала охранница Маркелова. Но теперь ему не надо теряться в догадках, где искать эту девушку. Виктория Сеульская живет там же, где и Аврора.
Губареву не довелось быть знакомым с Анжелой Викентьевой, но почему-то при взгляде на Викторию Сеульскую ему подумалось, что они - ягоды с одного поля. Заносчивые манеры, надменность, взгляд свысока, в котором сквозило: "А плевать я хотела на вас на всех". Но Виктория нервничала. И это было заметно. За напускным высокомерием скрывались растерянность и страх. Она поминутно закусывала губы и откидывала со лба прядь волос. Как будто бы она ей мешала.
- Сеульская Виктория Михайловна, вы были знакомы с Викентьевой Анжелой?
- Да.
- Как давно вы познакомились?
- Примерно полтора месяца назад.
- Где и при каких обстоятельствах? Пауза…
- Вы не поняли вопроса?
- Поняла… Я работала на Анжелу.
- В каком качестве?
- Я была ее двойником.
- Она сама предложила эту работу?
- Нет. Я вышла на нее и…
- Почему у вас возникла эта мысль? Как вы вышли на Анжелу?
- Я просматривала один женский журнал и увидела, что Викентьева похожа на меня.
Губарев вспомнил рассказ Авроры. Она говорила то же самое.
- И что?
- Я решила, что могу заработать на этом.
- Ваша сестра знала, что вы работаете на Анжелу?
- Нет. Я делала это тайком.
- Как вы вышли на Викентьеву?
- Через электронную почту. Координаты были опубликованы в журнале. Я написала ей, что похожа на нее. Ее заинтересовала моя информация. Мы встретились, и… я стала подменять ее.
- В какое время? Как это происходило?
- Анжела звонила, я приезжала к ней. Переодевалась. Потом ехала в те места, куда она меня отправляла.
- Вы приезжали к ней в дом по Большому Харитоньевскому переулку. Дом двенадцать, квартира девять?
- Да.
- Где вы ее подменяли?
- На дискотеках, в театрах. На вернисажах.
- А где она была в это время на самом деле?
- Не знаю.
- У вас есть какие-нибудь соображения на этот счет?
- Нет. Она мне ничего не рассказывала.
- Вы знали, что Анжела принимала наркотики?
- Да.
- Вы видели, как она употребляет их?
- Я видела ее несколько раз после "дозы".
- Вы встречались с Русланом Мансуровым?
- Нет.
- Вы знали, что он был бойфрендом Анжелы?
- Да.
- Она говорила вам об этом?
- Да.
- Что-нибудь еще Викентьева говорила о Мансурове?
Какую-то долю секунды Сеульская колебалась.
- Нет.
Обманывает, решил Губарев. Что-то она знает о Мансурове, но молчит. Боится?
- Когда вы в последний раз видели Викентьеву?
- В день убийства.
- Вы с ней разговаривали? Сеульская закусила губы.
- Нет.
- Почему?
- Она… - губы у девушки задрожали, - была мертва.
Губарев едва удержался, чтобы не присвистнуть.
- В котором часу это было?
- Я… не помню.
- Примерно.
- Ну… наверное, около десяти или в начале одиннадцатого.
- Вечера?
- Да… вечера…
- Вы с ней договаривались встретиться? Опять легкое замешательство.
- Д-да.
- Вы пришли и… Кстати, как вы вошли? Дверь была закрыта?
- Нет, открыта.
- Рассказывайте дальше!
- Я увидела труп. Молчание.
- Что потом?
- Потом я… ушла.
- А почему вы не позвонили в милицию? Сеульская посмотрела на Губарева странным взглядом.
- Я ничего не соображала, - выдавила она. - Мне было плохо.
Играет или нет, гадал майор. Много их тут, сидя в моем кабинете, пытались выглядеть кроткими и невинными. А на самом деле часто все оказывалось далеко не так. И каждый раз я должен быть психологом, следователем, ясновидцем, чтобы понять: где подозреваемые говорят правду, а где врут, не моргнув глазом. Вот и сейчас, что я могу сказать об этой девице? Все ли она говорит мне? Судя по запинкам, нет. А каковы причины этого? Вот сиди тут и гадай на кофейной гуще в надежде отыскать истину.
- Когда вы понадобитесь, я вызову вас еще. И распишитесь здесь. Это подписка о невыезде.
Сеульская поставила подпись, закусив нижнюю губу. Губарев обратил внимание, что губа у нее вспухла и была ярко-красной.
- Итак, что мы имеем в сухом остатке? - рассуждал Губарев, сидя в кабинете. Витька сидел напротив.
- Почему в сухом? Может, в мокром?
- Не остри, - одернул своего напарника Губарев. - Сияешь, как елка. Что случилось?
- Софья пригласила меня сегодня в гости.
- А…
- Вот я и…
- Ясно. Счастливого времяпровождения. Но давай ближе к делу. Ноутбук Анжелы Викентьевой пока запечатан. В смысле информации. Я попробовал повозиться с ним. И понял, что бесполезно. Отдал специалистам. Пусть они работают.
Отпечатков на ноже, которым убили Викентьеву, никаких. Звонили из экспертизы. Кстати, тебе не кажется, что это убийство - в кавказском стиле? Там любят, чуть что, и за нож хвататься. Звонили мы с тобой по номерам телефонов, записанным в мобильнике, - информация почти нулевая. Знакомые говорили, что давно не общались с Анжелой. Вызвали некоторых на допрос, говорили то же самое. Ничего существенного, за что можно было бы зацепиться.
А вот беседа с Сеульской любопытна. Она призналась, что работала двойником Анжелы, подменяла ее там, где это было нужно. Она что-то не договаривает. Когда я спросил ее о Мансурове, она сразу замкнулась. Не хочет выдавать? Или здесь что-то еще. Ох, не нравится он мне. Скользкий тип. Так просто к нему не подъедешь и не расколешь. Вывернется - Если он и осуществил убийство Анжелы Викентьевой, то заранее все тщательно продумал. Рассчитал.
Можно подойти к расследованию и с другого конца. Надо узнать, что произошло в роддоме номер тридцать два на Третьей Красногвардейской двадцать лет назад. Сдается мне - в этом ключ к разгадке этого дела.
- Почему вы так думаете?
- Интуиция, Вить. За годы работы вырабатывается интуиция, которая, как рыбка-лоцман, указывает верный путь.
- А убийство Ольги Буруновой?
- Здесь один клубочек завязан. Потянешь за ниточку - и все распутается. Одним махом.
- Семерых побивахом…
- Настроение у тебя сегодня явно не рабочее.
- Что делать?
- Да… вопрос хороший. Зазвонил телефон.
- Да? - спросил Губарев. Это была Дашка. Она плакала.
- Что произошло? Говори толком. Не реви, а то я ничего понять не могу. Кто не пускает? И правильно делает. Хорошо. Я сегодня приеду, и обо всем поговорим. Да, ждите.
- Семейные неприятности? - спросил Витька, когда Губарев повесил трубку.
- Семейные разборки. Дашка хочет поехать на дачу с компанией. С ночевкой. А мать против.
- А вы?
Губарев почесал в затылке.
- Я тоже против. Ни к чему это. Но надо поехать и все это втолковать Дашке на месте. А то Наташка запретила, Дашка вспыхнула, и возник небольшой пожарчик. Который тушить мне. А то взовьется пламя. Сколько времени? Так, рабочий день окончен. Все равно - результативность ноль. Ты - человек для работы бесполезный. У тебя на уме одна личная жизнь, а мне необходимо с дочерью разобраться. Завтра с утра со свежими силами мы и приступим к нашим делам.
Глава 12
Дверь Губареву открыла Дашка. Опухшая, зареванная.
- Очень хорошо, что ты приехал. А то меня здесь за человека не считают. Обращаются со мной так, как будто бы мне пять лет. А я уже взрослая.
- Не совсем, - поправил Губарев дочь.
- И ты туда же, - рассердилась Дашка. - Таких помощников мне не надо. Уезжай тогда обратно!
- Раз я приехал, то обратно уже никуда не поеду. Это во-первых. А во-вторых, ты меня сама вызвала сюда. Разве не так?
- Я просила тебя о поддержке. А поддакивать ей не надо.
- Кому это "ей"? - Губарев стоял в коридоре. - Может, я сначала пройду, а потом и поговорим. Где мои тапки?
- Как всегда. В углу.
- Вот, полюбуйся своей дочерью. - В коридоре появилась Наташка. Она была в новом халате нежно-персикового цвета, который очень шел к ее светло-русым волосам до плеч. - Грубит, хамит. Никакого сладу с ней нет. Твоя дочь, ты и разбирайся.
- Я и приехал для этого. Давай хотя бы поздороваемся для начала.
- Ну здравствуй, здравствуй, давненько мы тебя, папочка, не видели. Где же ты пропадал? - пропела жена.
- Я не пропадал, а работал. Сама знаешь, работа такая.
Другие и работают, и деньги приличные зарабатывают, и о детях не забывают, - ядовитым тоном сказала Наташка, делая упор на слово "приличные".
- Таких не знаю. Если знаешь, познакомь хотя бы с одним. Те, кто бабки бешеные зашибают, по вечерам с девочками в саунах развлекаются, а не сидят в кругу семьи. А потом ты - женщина у нас свободная, по вечерам гуляешь непонятно где, тебе и карты в руки - ищи себе миллионера.
- Найду, не беспокойся.
- Найди, найди.
- Я, кажется, позвала тебя не для того, чтобы ты каких-то миллионеров обсуждал, - встряла Дашка в словесную перепалку родителей.
- Я не обсуждаю, я просто" говорю твоей матери, что может хватать миллионеров и миллиардеров пачками. Я ей здесь не помеха.
Наступило молчание. Губарев понял: надо давать "отбой", иначе вместо того, чтобы потушить конфликт между дочерью и матерью, он поссорится с Наташкой. Она уже и так взвинчена до предела и цепляется к каждому слову.
- Меня в этом доме накормят?
Жена вспыхнула и хотела ляпнуть что-то колкое, но раздумала.
- Конечно, накормят. Когда ты уходил от нас голодный? Солянку будешь?
- М-м, - закатил глаза Губарев и изобразил на своем лице неземной восторг. - Обожаю солянку!
- У тебя, пап, вид сейчас, как у кота, который ест сметану.
- Да… от кота он недалеко ушел.
Наташка, видимо, передумала вывешивать белый флаг примирения. Боевой задор в ней еще не иссяк. Была бы теща, мелькнуло в голове Губарева, вечерок стал бы совсем горяченьким.
- Антонина Васильевна в деревне?
- Да. Мама там.
- Ей мой пламенный привет.
- Кстати, она ждет не приветов, а тебя. Там надо кое-что починить.
- Как-нибудь, - уклончиво сказал майор. Несмотря на то, что он не жил в семье, все равно приходилось помогать теще. Иначе домик в Смоленской губернии давно бы рухнул. То перекашивались двери, то надо было чинить крышу, то плохо открывались ставни. Деревенский дом, понятное дело, требовал мужских рук. В благодарность за помощь Антонина Васильевна расплачивалась с зятем банками соленых огурцов, которые Губарев очень любил…
- Не как-нибудь, а как можно скорее. В ближайшее время, - строго сказала жена.
- Есть! - отчеканил Губарев и приложил руку к виску, отдавая честь.
- Мне солянку ставить подогревать? - спросила Дашка, шмыгая носом.
- Не прикидывайся бедной овечкой, - сказала Наталья. - Я тебя все равно никуда не отпущу.
- Подожди, Наташ, - поднял вверх руку Губарев. - Поедим, попьем чай. А потом во всем разберемся. Не торопись.
Жена пожала плечами и пошла в большую комнату.
- Будешь есть в гостиной, - скомандовала дочь. - Я сейчас еду принесу.
- На подносе?
- На подносе.
Губарев старался хоть немного разрядить накаленную атмосферу.
Солянка действительно была восхитительной. Когда они поженились, Наташа почти не умела готовить, и своим друзьям и знакомым Губарев обычно говорил: "А моя жена очень хорошо заваривает чай". Он хотел искренне похвалить жену, но вскоре сообразил, что фраза звучит несколько странновато. Получалось, что, кроме чая, жена больше ни на что не способна. С годами Наташка освоилась на кухне, ей нравилось что-то изобретать, придумывать из привычных блюд.
Опыт - это ерунда, подумал Губарев, дело наживное. Не умеешь сегодня, научишься завтра. Гораздо хуже, что незаметно проходит молодость, пролетают годы. Так, не успеешь оглянуться, и старость подкрадется. Какие у Наташи были красивые волосы: блестящие, густые. А сейчас… Редеют на глазах, и цвет стал непонятно каким. Не то светлым, не то мышиной масти.
Солянка была съедена в молчании. Потом они пили чай. В последний момент Губарев купил малиновый кекс, его разрезали на кусочки и положили на большое белое блюдо с оранжевым ободком по краю.
- Ну что, девочки, - весело сказал Губарев. - И жизнь хороша, и жить хорошо.
- Кому как, - пробурчала Дашка. - Если бы меня отпустили на дачу…
- Не надейся, - вставила жена. - Выкини это из головы.
- Как я могу выкинуть? Все поедут, а я останусь.
- Даш, - сказал Губарев, усаживаясь на диван. - Иди ко мне.
- Не пойду.
- Почему?
- Не хочу.
- Я, как старший, приказываю тебе: иди сюда. Нехотя Даша села рядом с отцом.
- Ну что хорошего в этой поездке? Просто тебе хочется быть как все?
- Хочется.
- Но непонятно, чем все это кончится…
- Почему непонятно? Там будут одни знакомые. Я же не отправляюсь в логово к людоеду?
- А кто знает?! Знаешь, как в жизни бывает?
Сколько уголовных дел вырастает из обыкновенной бытовухи. Кто-то куда-то поехал. К знакомым симпатичным людям. А потом… изнасилования, пытки, трупы. Вино ударило в голову, и человек перестал себя контролировать. Это случается сплошь и рядом. Гораздо чаще, чем ты думаешь. Зачем тебе рисковать? Ты уже не маленькая и должна своей головой думать, а не чужой.
- Я и думаю.
- У меня есть идея - в ближайший выходной поехать к бабушке в деревню.
Неожиданно Дашка разревелась.
- Вечно ты надо мной издеваешься.
- Почему? Поедем всей семьей. По грибы сходим.
- А что? Идея неплохая, - поддержала Губарева Наташа.
- Большинство - за. Так что - сдавайся.
- И не подумаю.
- А у тебя выхода другого нет. - И с этими словами Губарев опрокинул дочь на диван. - Сдавайся, сдавайся.
- Пусти, пап. - Дашка изловчилась и запульнула в него диванной подушкой. - Вот тебе.
- Империя наносит ответный удар, - сказал майор и послал подушку в ответ.
- Осторожно, - предупредила жена. - А то посуду разобьете.
Предостережение было несколько запоздалым, потому что маленькая коричневая подушка описала в воздухе круг и шмякнулась посередине стола, подтолкнув синюю кобальтовую чашку. Чашка упала на пол.
- Разбилась? - спросил Губарев.
- Естественно! Я же вас предупреждала. Это из маминого сервиза. Она страшно расстроится.
- Не надо говорить ей об этом, - предложил майор.
- Она все равно заметит.
- А если купить точно такую же? Это же не какой-нибудь антиквариат.
- Возьми и найди.
Как ни странно, разбитая чашка разрядила атмосферу. Дашка перестала капризничать, а Наташа пришла в хорошее расположение духа.
- Итак, договорились. В следующий выходной едем в Смоленскую губернию. За грибами и ягодами.
- Ягоды уж отошли, - заметила жена.
- Тогда за грибами. Грибы еще остались?
- Наверное. Ждут тебя. Специально.
- Правильно делают!
- Только ты, пап, не обмани. Дал слово - держи. А то потом позвонишь и скажешь" - работа, работа.
- Не скажу. Заметано.
- Ладно, поверим. Поверим ему, мам?
- Придется.
Губарев подумал, что ради семейного спокойствия ему придется пожертвовать двумя выходными и вкалывать без продыху. Но что делать, выхода нет. Уговор есть уговор.
Ника влетела домой и с размаху кинулась ко мне. В объятия.
- Аврора! Все кончено.
- Что именно? Рассказывай по порядку! Дрожа она прильнула ко мне.
- Я пришла в кабинет… - начала она.
- Тише! - приложила я палец к губам. - Все дома.
- Тогда, может быть, выйдем на улицу?
- Да, это будет лучше. Вдруг кто-то из предков подслушает. Представляешь, какой скандал будет?
- Точно. Отец и так на меня в последнее время рычит.
- А со мной, напротив, разговаривает вежливо и чинно. Все в башке у него перепуталось.
- Да плевать мне на него.
- Пошли. Не будем терять времени. В коридоре нас окликнула мать.
- Далеко собрались?
- Очень, - огрызается Ника. Нервы у нее ходят ходуном.
- Мы скоро придем, - примиряюще говорю я. - Погода хорошая. Пройдемся немного. Прогуляемся.
Мои слова имеют эффект разорвавшейся бомбы. Из большой комнаты выползает отец и смотрит на нас своими глазами-окулярами. Мы съеживаемся под его взглядом, как нашкодившие школьницы.
- Вы помирились? - скрипит отец.
- А мы и не ссорились! Правда, Аврора? - И Ника неожиданно смеется. Вслед за ней смеюсь и я. Мне становится удивительно легко и свободно.
- Конечно. Мы же сестры! - И тут я вспоминаю, что это - неправда. И во рту набухает горечь.
- Аврора, ты чего? - затормошила меня Ника, увидев мое внезапно исказившееся лицо - Тебе плохо?
- Н-нет. Просто что-то кольнуло в живот.
- Съела чего-то не то. Я тоже вчера купила пирожок в метро, - звенит голос Ники. - А он оказался несвежим…
Я гляжу на Нику и чувствую, что не могу относиться к ней как к чужой. Ну не могу - и все.
Мы выходим на улицу. Ника пересказывает мне разговор с Губаревым, вдруг она останавливается и смеется.
- Ты чего?
Да так. Знаешь, там мне было так плохо, я думала, что еще немного - и упаду в обморок. А сейчас я смотрю на тебя, и мне как-то на все абсолютна наплевать. Что будет, то будет. Не могу же я ходить и думать каждую минуту о тюрьме. - Ника морщит нос. - Ой, ой, как хорошо пахнет. Зеленью. Листиками и травкой. Ой-ой. "Тополиный пух, жара, июнь", - поет Ника.
- Июнь уже давно прошел, - резонно замечаю я.
- Все равно, так хорошо! Как давно я не гуляла просто так.