В шестнадцать лет, всего через несколько дней после смерти матери, она впервые выступила в роли хозяйки на пышном приеме, устроенном главой кинокомпании "Бэрон". Поскольку брак ее родителей был заключен в экономических интересах и из соображений престижа, Джошуа Бэрон не счел трагическую гибель Сайни в автомобильной катастрофе (она не справилась с управлением, мчась в спортивном "мерседесе" по горному серпантину к их бунгало в Малибу) уважительной причиной для отмены праздника, подготовка к которому заняла несколько месяцев.
Но как же без хозяйки? Джошуа присмотрелся к старшей дочери. На его счастье, Ли от рождения обладала великолепным умением держаться – другим не хватает жизни, чтобы достичь таких результатов. Она превосходно справилась с ролью – и сейчас, девять лет спустя, во всех светских начинаниях Джошуа Бэрона ощущалось присутствие умной и милой женщины, что было необходимо при его образе жизни.
– Дэвид, – Ли положила ладонь на рукав лилового полотняного пиджака декоратора. – Это еще не конец света.
Он поднял на нее тоскливые блеклые глаза.
– Ли, солнышко, ты когда-нибудь была в Энсино? Там в ресторанах украшают столы пластмассовыми цветами. – Его передернуло при воспоминании о таком кощунстве.
Ли с нежностью подумала о своем любимом итальянском ресторане – уютном, с изображением Колизея на стене, свечами в бутылках из-под "кьянти" и решетками, увитыми искусственными виноградными лозами.
– Дэвид, тебе не грозит закончить свои дни в Энсино. Ты нужен здесь. Что бы мы без тебя делали?
– Правда?
– Ну конечно. А что касается этой маленькой неприятности…
– Неприятности? Как ты можешь называть неприятностью гибель трех сотен роз?
– Для кого-то, не обладающего твоим талантом, это стало бы трагедией, – подтвердила она. – Но ты справишься. Попробуй заменить розы другими цветами.
– Заменить двадцать четыре дюжины роз? За два часа? – Томас еще сомневался, но Ли почти слышала скрип шестеренок под жидкой растительностью у него на голове.
– Для начала у нас есть "каспии", – искушала она. – И "дыхание младенца". Что еще можно придумать?
Дэвид поскреб заросший подбородок.
– Возможно, я достану немного ландышей.
– Обожаю ландыши!
– В это время года полно луговых маргариток.
– Мои любимые цветы!
– Если прямо сейчас позвонить, может, мне удастся раздобыть несколько дюжин тигровых лилий.
– Чудесно! У нас будет весенняя атмосфера.
– Настолько естественная, что она станет эффектнее всякой экзотики. – В глазах Дэвида заполыхал огонь творчества. – Это как свежий апрельский ветерок – идеальный контраст с нынешним пеклом. Завтра же все декораторы города будут копировать этот стиль.
Он расцеловал Ли в обе щеки – в знак того, что инцидент исчерпан.
– Девочка моя, ты – гений!
– Не я. – Улыбка тронула ее губы и зажгла теплый ОГОНЬ В спокойных серых глазах. – Это ты гений, Дэвид.
– Да уж! – пробормотал он и побежал звонить.
Предотвращена еще одна катастрофа. Ли уже мысленно поздравляла себя с маленьким успехом, как тишину сотряс грохот посуды, а затем – вопли и проклятия. Подавив вздох, Ли направилась в кухню.
– Эй, Мэтт, спустись на землю! – Джефф помахал рукой у него перед глазами. – В какой ты галактике?
Мэтью усилием воли вернулся в сегодняшний день.
– Извини, задумался.
– У тебя было выражение лица как при ломке. Мэтью пожал плечами. Он никогда не делился ни с кем воспоминаниями о прошлом и не собирался делать исключение для помешавшегося на наркотиках заштатного актера. К тому же законченного прохвоста. Едва в городе начинало пахнуть лишним долларом, Джефф был тут как тут. Мэтью встречал таких во Вьетнаме. Большинство вернулись в Штаты с хорошим наваром и связями с наркодельцами Восточной Азии.
– Не хочешь говорить – не надо. Я просто хотел предупредить, что буду добираться самостоятельно. Не то чтобы я что-то имел против твоего драндулета, но на эту вечеринку собираюсь прибыть с шиком. – Джефф ухмыльнулся. – Вот увидишь, как твой покорный слуга смотрится в "лимо". Как Бедфорд. Нет, черт возьми, почище Бедфорда!
Их попросили поработать барменами на вечеринке в Беверли Хиллз. Деньги хорошие, но не такие, чтобы приходить в экстаз.
– Ты что, договорился о комиссионных за напитки?
– Забыл сказать. Сегодня вечером я не буду барменом. Подвернулась другая работенка – за нее платят побольше, чем за приготовление коктейлей для голливудских снобов.
– А именно? Толкать наркотики?
– Не-ет. Ты же знаешь, я завязал, – не особенно убедительно солгал Джефф. – Буду сопровождающим.
Скорее платным жеребцом, подумал Мэтью. В свое время он и сам неплохо погулял. Будучи нормальным здоровым мужчиной, избегающим прочных привязанностей, время от времени он поддавался искушению лечь в постель с какой-нибудь шоколадной от загара, пылкой и "о-о-очень одинокой" замужней дамочкой из Беверли Хиллз – из тех, что нанимали его в качестве бармена, – однако ни разу не опустился до того, чтобы брать за это баксы.
– Объясни, ради всего святого, зачем тебе это нужно?
– Полегче, пожалуйста. Мне так или иначе нужно трахнуться, так почему не совместить приятное с полезным? Господи, Мэтт, да половина ребят из моего актерского класса работает на Пэтси. Ты отстал от жизни.
Мэтью сделал еще один долгий глоток пива. Интересно, что запел бы Джефф, если бы тоже побывал в джунглях.
– Кто такая Пэтси?
– Пэтси Джудд. Работает в "Уилшире". Что в ней хорошо – имеет дело только с шикарной клиентурой. Сопровождаешь даму на какую-нибудь чертову вечеринку – и получаешь столько, сколько за месяц не заработаешь, готовя напитки. – Джефф окинул литое бронзовое тело Мэтью оценивающим взглядом профессионала. – Знаешь, когда ты вышел из воды после серфинга, у всех цыпочек на пляже стало мокро в трусиках. Смело можешь работать на Пэтси. Замолвить словечко?
– Пожалуй, я и впрямь подхожу, но… спасибо за заботу. – Мэтью встал и отряхнул с ног песок. – Мне пора. Хочу набросать еще одну сценку до работы.
– Эх, старина, не забывай, что лето – время трех "с": "солнце", "серфинг" и "секс". Ты не хуже моего знаешь, что такое писательская гильдия – замкнутый цех. Они ни за что не подпустят к кормушке новичка. Какого рожна выкладываться?
Мэтью бросил в урну вторую банку из-под пива и нагнулся за доской.
– Я спешу.
Глава 2
Тина Маршалл нервничала.
Она провела целый день, курсируя в пределах Золотого треугольника – Бель Эр, Беверли Хиллз, Брентвуд – вдвоем с клиенткой, сущей мегерой, которая, если даже ткнуть ее носом (кстати, идеально прямым) в первоклассный особняк, не сумела бы оценить его по достоинству. В "роллс-ройсе" был превосходный кондиционер, поддерживавший температуру на уровне 74 градусов по Фаренгейту. Но поскольку сидя в машине дом не продашь, Тине пришлось окунуться в удушливый зной, да еще слушать нескончаемую литанию претензий.
Вилла бывшей звезды немого кино на Бель Эр, продававшаяся почти даром – всего за два миллиона, – показалась клиентке "старомодной". И без теннисного корта. Тина подумала: вряд ли эта старая корова донесет свою тушу от одного конца корта до другого, не схлопотав при этом инфаркта. Разумеется, она благоразумно держала эти мысли при себе. Они вернулись в машину. Роскошный двухэтажный особняк в английском стиле, окруженный тремя акрами парковых насаждений, оказался маловат. Испанская гасиенда в Брентвуде – слишком далеко от "Поло Лаундж".
Пять часов подряд (включая обязательный обед в "Ла Скала", во время которого эта баба не переставала жаловаться на отсутствие кинозвезд) Тина была вынуждена вдыхать аромат "Молодой росы", терпеть презрительные реплики в адрес штата Калифорния от наглой уроженки Техаса, чей муж недавно приобрел здесь несколько нефтяных скважин, и ценой невероятных усилий подавлять в себе желание свернуть жирную шею клиентки.
Наконец они решили, что на сегодня хватит, и условились встретиться завтра утром. И теперь у Тины осталось ровно полчаса, чтобы принять душ, сделать что-нибудь с растрепавшимися волосами, накраситься, переодеться и успеть на вечеринку к Джошуа Бэрону, прежде чем гости обменяются главными сплетнями.
Можно успеть? Еще бы!
Тина Маршалл была непревзойденным мастером по преодолению трудностей.
Мэтью с трудом удерживал на плече ящик шампанского "Тэттингер Роуз" и чертыхался про себя. И куда провалилась чертова мексиканка, которая минуту назад неохотно впустила его в дом, показала, где кухня, и исчезла, не сказав ни слова о том, где Джошуа Бэрон наметил установить бар!
Еще немного, и он позвал бы на помощь, хотя и без особой надежды, что его голос прорвется сквозь какофонию рок-музыки – группа наяривала вовсю! Но тут в кухню широким уверенным шагом вошла молодая женщина в деловом, сшитом на заказ, зеленом шелковом костюме без единого украшения; светлые волосы для удобства связаны узлом на затылке; на переносице держались громадные очки в черепаховой оправе. По блокноту в руке Мэтью определил, что она – одна из многочисленных секретарш хозяина дома.
– Наконец-то хоть одна живая душа. Вы случайно не знаете, где собираются установить бар?
Благодаря профессиональному навыку и неожиданно вспыхнувшему интересу, Ли в мгновение ока произвела в уме оценку. У парня было худое смуглое лицо с заостренными чертами. Черные как смоль волосы доходили до края воротничка. Он был очень красив, но она выросла в Голливуде, где красота – в том числе мужская – была скорее правилом, чем исключением. У Ли выработался иммунитет.
Она отвела взгляд.
– Кажется, приглашали двоих барменов?
– Да. Второй в последнюю минуту отказался. Джесс попросил меня передать мистеру Бэрону, что он срочно ищет замену и, как только найдет, пришлет сюда. А пока – я к вашим услугам.
Оставалось только надеяться, что Джесс Мартинес – владелец бюро по найму временной рабочей силы – найдет второго бармена до возвращения отца.
– Пожалуй, устроим бар возле бассейна. – Ли повернулась, чтобы показать дорогу. – А когда прибудет второй бармен, разместим его в музыкальной комнате.
Мэтью последовал за ней сквозь анфилады комнат со всеми элементами настоящего баронского особняка. На драпированных шелком стенах красовались картины в золоченых рамах. Ноги утопали в пушистых коврах. Всюду была расставлена французская мебель времен увлечения атласной обивкой.
– Детка, надеюсь, тебе здесь прилично платят? Ты явно – высший класс.
– Буду иметь в виду, когда обращусь за прибавкой к жалованью.
Мэтью удовлетворенно кивнул.
– Правильно. Человек должен знать себе цену. Что-то в его осторожном тоне привлекло ее внимание.
– А вы ее знаете?
Он устремил на нее магнетический взгляд янтарных глаз.
– Да.
У себя в спальне Марисса Бэрон напевала в такт звучащей из стереодинамиков рок-песне и одновременно внимательно изучала свое отражение в зеркале. По всему периметру зеркала шли белые лампочки; глядя на них, Марисса воображала себя кинозвездой. Во всяком случае, сегодня ей непременно нужно было так выглядеть. Поэтому весь последний час она прилежно возилась с разноцветными баночками, пуховками и золотыми тюбиками.
– Неплохо, – восхищенно промурлыкала она, затирая мизинцем слишком жирную линию от угольного карандаша. Покрытые вызывающе алым лаком ногти были обкусаны до мяса. Взяв с уотерфордской подставки дымящуюся сигарету, девушка глубоко затянулась, отошла на пару шагов назад и полюбовалась результатом своей работы. Поверх грунта цвета слоновой кости ее веки были покрыты золотыми блестками. Она налепила две пары искусственных ресниц: сверху и снизу. Слившиеся с круглыми щеками скулы (как она завидовала точеным скулам Ли!) были искусно подчеркнуты тенями разных тонов и отливали янтарем. Губы Марисса покрыла ярко-розовым блеском. Ее лицо под шапкой искусно растрепанных медных волос было очаровательно. Но ведь это – Лос-Анджелес, столица мирового кинематографа, где смазливые мордашки шли по дюжине за двадцатицентовик. Ну разве что кого-то заинтриговало бы, что это лицо, и особенно фигура, принадлежали несовершеннолетней.
Закончив возиться с макияжем, Марисса достала из шкафа платье. И только успела разгладить на бедрах переливчатую парчу, как в дверь спальни постучали.
– Марисса! Ты у себя?
– Секундочку! – Она погасила сигарету, спрятала вместе с подставкой в ящик письменного стола и побрызгала кругом дезодорантом, чтобы перебить сладковатый запах наркотика. Когда она открыла дверь, по комнате прошла душная волна опиума.
– Кока с лимоном, – объявила Ли, держа в руках два бокала-близнеца с темной жидкостью, в которой плавали кусочки льда. – Как в добрые старые времена.
Она не преминула отметить вызывающий макияж младшей сестры и обтягивающее, словно вторая кожа, платье. И почему только Марисса не может понять, что она очаровательна от природы? Золотая парча облепила полные выпяченные груди и соблазнительные ягодицы, натянулась на бедрах. Ли с трудом удержалась, чтобы не предложить Мариссе снять хотя бы накладные ресницы.
Кока с лимоном! Марисса не верила своим ушам.
– А шампанское?
– Ты же знаешь, папа выгонит меня из дома, если я начну тебя спаивать. Особенно после аварии.
– Ах, ах, ах, я помяла решетку радиатора его бесценного "порше"! – Марисса возмущенно тряхнула спутанной рыжей гривой. – Подумаешь – одна несчастная вмятина! Нечего поднимать шум, как будто я разбила машину вдребезги!
Она подошла к стереосистеме и врубила на полную мощность "Золотое сердце" в исполнении Нила Янга. В этом певце ей мерещилась "родственная душа": о Янге писали, будто и ему ведома горечь разочарований от того, что не всегда удавалось получить то, что хочется.
Всю свою жизнь Марисса просуществовала в тени светила – Ли, тщетно ожидая от отца хоть одного теплого слова, улыбки, ласки. Даже после того как ей исполнилось семнадцать, она все еще ждала, в то время как старшая сестра не только вознеслась до положения хозяйки дома, почти королевы, но и завоевала на студии "Бэрон" титул "чудо-девушки". Зависть, разъедавшая сердце Мариссы, из привычки давно превратилась в движущую силу и помогала ей держаться на плаву в критические моменты.
– Map, он расстроился не из-за машины, – не совсем искренне сказала Ли. В то время Джошуа действительно больше жалел о содранной черной краске, чем о Мариссе, которая, ударившись о рулевое колесо, разбила правую бровь. Теперь там красовались два аккуратных шва. Из упрямства Марисса не потрудилась пристегнуть ремень.
Ли знала: психоаналитик Мариссы – третий за год – предупредил отца, что несчастный случай с его младшей дочерью мог быть попыткой самоубийства. Или – что гораздо менее вероятно – мольбой о помощи.
– Возможно, так оно и есть, – осторожно прокомментировала Ли, когда отец поделился с ней выводом психолога.
– Бред собачий! – отрезал Джошуа. – С Мариссой все в порядке, если не считать того, что она чудовищно избалована. Ее нужно держать в ежовых рукавицах. – Отец протянул бокал, и Ли снова наполнила его солодовым "скотчем". – Девчонка неуправляема. Так и хочется вышвырнуть ее на улицу и умыть руки.
– Это было бы жестоко. Ты прекрасно знаешь, она не способна позаботиться о себе.
Джошуа нахмурился.
– Если хочет и дальше жить в этом доме, пусть подчиняется правилам. Иначе вылетит как пробка. Все зависит от нее самой.
Этот разговор состоялся две недели назад, и, насколько Ли могла судить, младшая сестра вела себя благоразумно… какое-то время. Беда в том, что Марисса – словно зажженный бикфордов шнур. Вопрос не в том, взорвется ли динамит, а в том, когда он взорвется. Ли мечтала о собственном доме, но чувствовала себя обязанной до поры до времени оставаться в отцовском доме и продолжать удерживать Джошуа и Мариссу, в любой момент готовых вцепиться друг другу в глотки.
– Map, он тревожился за тебя, – сказала Ли.
– Конечно! Расскажи другую сказку.
Она повернулась к трюмо и стала возиться с уже ненужными кисточками для пудры.
Ли была абсолютно права, угадывая за бравадой Мариссы боль. Отразившаяся в серебристой поверхности зеркала скульптурная группа "Две сестры" поражала контрастами. Ли – высокая, гибкая, ярко выраженный нордический тип. Унаследованные от матери светло-серые глаза, фарфоровая кожа и блестящие, почти белые волосы напоминали зубчатые горные вершины, сверкающие на солнце снегом и льдом. Чистая и холодная, как зимний день.
Но если Ли – лед, то Марисса – огонь. Густая шапка спутанных медно-рыжих волос напоминала пламя костра; кожа отливала темным золотом, а блестящие зеленые глаза полыхали огнем неконтролируемых эмоций. У нее было роскошное, обольстительное тело, вызывавшее даже у самых стойких мужчин эротические фантазии.
– Детка, но ведь это и впрямь было безумием – садиться за руль в нетрезвом состоянии.
– Подумаешь, распили со служителем бассейна дюжину пива на двоих. Большое дело!
– Ты могла покалечиться – даже разбиться насмерть.
– И доставить старому хрычу удовольствие вычеркнуть меня из своей жизни?
Неожиданно выражение вызова на лице Мариссы сменилось задумчивостью. Она погрызла ноготь и с новым интересом поглядела на старшую сестру.
– Кстати, о нежно любимом папочке. Ты говорила с ним насчет моей пробы?
Мечта Мариссы стать кинозвездой была известна всем и каждому. После того как ее несколько раз отказались подключить к семейному бизнесу, она решила тайно от отца попытать счастья на разных студиях. Однако там знали, что глава студии "Бэрон" категорически против того, чтобы его дочь снималась в кино, так что перед Мариссой захлопнулись все двери. Поэтому два месяца назад, после окончания средней школы в Беверли Хиллз, она решила попробовать обходной путь. Пусть Ли замолвит за нее словечко. Та, как обычно, согласилась.
– На этой неделе не вышло, – оправдывалась Ли. – Он только что из Лас-Вегаса. Я решила не звонить, а дождаться его возвращения и поговорить лично.
– Этот ублюдок опять скажет "нет". Как всегда.
– Как ты можешь знать заранее? – Ли постаралась, чтобы это прозвучало как можно более убедительно, но интуиция подсказывала: отец снова откажет. А между тем у нее были свои причины желать, чтобы кинопробы состоялись.
– Узнаю старшую сестричку – воплощение оптимизма! И неудивительно – ведь он у тебя под каблуком! – Марисса отхлебнула ледяной кока-колы и скорчила гримасу. – Эта гадость вязнет во рту. Пойду поищу шампанское.
– Раньше ты любила коку с лимоном.
– Раньше я была соплячкой.
Несмотря на то что разговор принял нежелательный оборот, Ли не могла не улыбнуться.
– А в семнадцать лет ты, конечно, взрослая? Марисса скривила губы в недоброй усмешке.
– Да. Достаточно взрослая.
Слова сестры, небрежно брошенные через плечо, пробудили в Ли воспоминания…
– Она достаточно взрослая, чтобы здесь присутствовать!