Шелби положила руки ей на плечи. - Ты думала, что каждый раз, когда ты пропадаешь на 17 лет, Даниель бьет баклуши? Земля вызывает Люси, у Даниэля были девушки до. Или между, или неважно. - Она остановилась, чтобы искоса взглянуть на Люси. - Ты действительно так увлечена собой?
Люси молчала.
Шелби проворчала что-то и повернулась лицом к остальной толпе в холле. - Это силовое поле эстрогена должно рассеяться, - рявкнула она, указывая пальцами на них. - Двигайте отсюда. Все вы. Быстро!
Как только девушки поспешно удалились, Люси прислонилась головой к холодному металлическому шкафчику, желая залезть в него и скрыться ото всех.
Шелби прислонилась спиной к стене рядом с лицом Люси. - Знаешь, - сказала она, и ее голос звучал мягче, - Даниель дерьмовый парень. И лжец. Он лжет тебе.
Люси выпрямилась и пошла на Шелби, чувствуя, как горят ее щеки. Люси могла злиться на Даниэля сейчас, но никто не смел так говорить о ее парне.
- Вау, - Шелби попятилась назад. - Остынь. Боже. - Она сползла по стене и села на пол. - Слушай, я не должна была поднимать эту тему. Это была всего одна глупая ночь очень очень давно, парень был очень несчастным без тебя. Я не знала тебя тогда, и подумала, что все слухи о вас двоих…большое занудство. Что, должна сказать тебе, объясняет огромное недовольство, которое я испытала, услышав твое имя.
Она похлопала по полу рядом с собой, и Люси тоже села на пол. Шелби попробовала улыбнуться ей. - Я клянусь, Люси, я никогда не думала, что познакомлюсь с тобой. Я никогда не подозревала, что ты окажешься такой… милой.
- Ты считаешь меня милой? - спросила Люси, тихонько улыбаясь самой себе. - Ты была права, говоря, что я сосредоточена только на себе.
- Ух, я говорю, что думаю. Ты одна из тех людей, "на которых невозможно злиться", не так ли? - Шелби вздохнула. - Отлично. Я прошу прощения за то, что бегала за твоим парнем, и за то, что ненавидела тебя раньше, до того как узнала. Я не хочу делать это снова.
Это было странным. Вещь, которая может немедленно отдалить двух друзей, в действительности сблизила их. Это не было ошибкой Шелби. Каждая вспышка гнева, которую Люси ощущула по этому поводу, была чем-то, что она должна была обсудить с… Даниэлем. Одна глупая ночь, сказала Шелби. Но что действительно произошло?
Закат застал Люси, спускающейся твердой походкой на пляж. Было холодно, когда она подходила ближе к воде, становилось еще холоднее. Последние лучи солнца плоглядывали сквозь тонкие облака, окрашивая их в оранжевый, розовый и пастельный синий цвет. Спокойное море простиралось перед нею, похожее на путь к Небесам.
Пока она не дошла до широкого круга на песке, все еще почерневшего от костра Роланда, Люси не знала куда идет. Затем она оказалась возле высокой скалы, куда Даниель ее утащил. Где они танцевали и провели несколько драгоценных моментов на какие глупые споры по поводу цвета ее волос.
У Келли однажды был парень в Довере, с которым они порвали из-за спора о тостере. Кто-то из них забил его огромном Нью-Йоркской баранкой, а другой из-за чуть не рехнулся. Люсе не помнила всех деталей, но она вспомнила, что тогда подумала: "Кто же расстается из-за кухонных приборов?"
В действительности причина была не в тостере, сказала ей Келли. Тостер был только признаком, чем-то, олицетворяющим все, что было неправильным между ними.
Люси ненавидела то, что она и Даниэль продолжали ссориться. Та ссора на пляже из-за того, что она покрасилась, напомнила ей об истории Келли. Было похоже на анонс большего: более уродливого конфликта на пути.
Укрываясь от ветра, Люси поняла, что пришла сюда в надежде понять, что пошло не так в ту ночь. Она глупо искала каких-либо знаков на воде, ответов, вырезанных на грубой вулканической скале. Она искала везде, но только не в себе. Так как внутри Люси была лишь огромная тайна ее прошлого. Возможно, ответы все еще находились в Предвестниках, но сейчас они как бы ни было печально, находились вне ее досягаемости.
Она не хотела винить Даниеля, именно она была такой наивной, предполагая, что их отношения были эксклюзивными все время. Но он никогда не говорил иначе. Так что, именно он практически ввел ее в шоковое состояние. Это было неловко. И еще один пункт добавился в список вещей, которые Люси заслуживала знать, и о которых Даниель не думал ей рассказывать.
Она почувствовала что-то вроде дождя, моросящее ощущение на своих щеках и кончиках пальцев. Только оно было теплым, а не холодным. И оно было похожим на пудру и легким, а не мокрым. Она подняла лицо к небу и была ослеплена мерцающим фиолетовым светом. Она не переставала смотреть, даже когда свет стал ярким до боли, не желая заслонять глаза. Частицы медленно двигались в стороны воды, принимая начертание и форму, которую она узнала бы где угодно.
Он, казалось, стал более великолепным. Его босые ноги колебались в нескольких сантиметрах от воды, когда он приблизился к берегу. Его широкие белые крылья будто были обрамлены фиолетовым светом, и пульсировали на ветру. Это было не честно. Как он выглядел, когда она смотрела на него - его вид внушал страх и восторгал. Она с трудом могла думать о чем-то еще. Раздражение или мучающее разочарование исчезли. Осталось только бесспорное восхищение им.
- Ты вернулся, - выдохнула она.
Голос Даниеля послышался над водой, - Я говорил тебе, что хочу поговорить с тобой.
Люси поджала губы. - О Шелби?
- Об опасности, которой ты продолжаешь себя подвергать. - Даниэль говорил так четко. Она ожидала, что упоминание о Шелби вызовет какую-нибудь реакцию. Но Даниэль только поднял голову. Он достиг влажного края пляжа, где море волновалось и пенилось, и парил перед нею. - Что на счет Шелби?
- Ты, правда, собираешься притворяться, что ты ничего не знаешь?
- Подожди. - Даниэль опустился на землю, присев в глубоком плие, когда его подошвы коснулись песка. Затем он выпрямился, его крылья потянулись назад, от его лица, послав волну воздуха. Люси впервые почувствовала, какие они должно быть тяжелые.
Даниэль достиг ее меньше чем через две секунды. Но когда его руки обвились вокруг ее спины и он прижал ее к себе, он больше не мог двигаться также быстро.
- Давай не будем опять начинать с плохого, - сказал он.
Она закрыла глаза, и позволила ему оторвать ее от земли. Его рот нашел ее, и она подняла лицо к небу, позволяя ощущению его присутствия захватить ее. Не осталось ни темноты, ни холода, только восхитительное ощущение от погружения в его фиолетовое сияние. Даже звук океана был заглушен мягким гулом, энергией тела Даниэля.
Ее руки крепко обняли его за шею, затем погладили крепкие мускулы на его плечах, касаясь мягких, плотных крыльев. Они были сильными, и белыми, и мерцающими, всегда гораздо больше, чем она помнила. Два больших паруса, простирающиеся с двух сторон, прекрасные и гладкие. Пальцами она могла почувствовать натяжение, как касание плотно натянутого холста. Но более шелковистый, и чрезвычайно мягкий, как бархат. Они, казалось, отвечали на ее прикосновение, даже тянутся вперед, чтобы потереться об нее, прижимая ее ближе, пока она не была спрятана в них, прижимая сильнее, но все еще не достаточно. Даниэль вздрогнул.
- Так хорошо? - прошептала она, потому что иногда он нервничал, когда вещи между ними начинали нагреваться. - Это причиняет тебе боль?
Сегодня ночью его глаза были жадными. - Замечательно. Несравнимо ни с чем.
Его пальцы скользили по ее талии, пробираясь под свитер. Как обычно, даже малейшая ласка Даниеля делала ее слабой. Сегодня его прикосновение было более сильным. Почти грубым. Она не знала, что с ним, но ей это нравилось.
Его губы нашли ее, затем поднялись выше, поцеловав ее нос, нежно опустились на ее закрытые веки. Когда он отстранился, она открыла глаза и уставилась на него.
- Ты такая красивая, - прошептал он.
Это было именно то, что хотели бы услышать большинство девушек - вот только, как только он произнес эти слова, Люси почувствовала себя выдернутой из своего тела и замененной кем-то другим.
Шелби.
Но не только Шелби, потому что нет никакой вероятности, была ли она единственной? Целовал ли Даниэль другие глаза и носы и скулы? Другие тела прижимались к нему на пляже? Другие губы целовали, другие сердца бились? Шептал ли другим комплименты?
- Что случилось? - спросил он.
Люси стало плохо. От их поцелуев могли запотеть окна, но как только они начинали использовать рты для других целей - таких как разговор - все усложнялось.
Она отвернулась. - Ты лгал мне.
Даниэль не стал насмехаться или злиться, как она ожидала, или почти ждала от него. Он присел на песок, оперся руками о колени и уставился на пенистые волны. - О чем именно?
Даже когда слова были сказаны, Люси тут же пожалела о том, что она делает. - Я могу поступать как ты - не буду тебе ничего говорить, никогда.
- Я не смогу рассказать тебе о чем-либо, что ты хочешь знать, если ты мне не скажет, что тебя мучает.
Люси подумала о Шелби, но когда она представила, как разыграет карту ревности, то поняла, что это только заставит его заботиться о ней, как о ребенке, Люси почувствовала себя вызывающей жалость. И вместо этого она сказала, - У меня ощущение, что мы - незнакомцы. Будто я не знаю тебя лучше других.
- О. - Его голос был тихим, но его лицо было так нечеловечески спокойным, что Люси захотела встряхнуть его. Ничто не смутило его.
- Ты держишь меня здесь в заложниках, Даниэль. Я ничего не знаю. Я никого не знаю. Я одинока. Каждый раз, когда я тебя вижу, ты воздвигаешь новую стену, и ты никогда не впускаешь меня. Ты притащил меня сюда…
Она думала о Калифорнии, но было больше, чем это. Ее прошлое, то ограниченное понятие его, которое у нее было, предстало отчетливо в ее мыслях, как упавшая часть фильма, размотанная на полу.
Даниель протащил ее намного дальше Калифорнии. Он протащил ее через века ссор, таких как эта. Через мучительные смерти, которые приносили боль всем, кто окружал ее - как те приятные пожилые люди, которых она навещала на прошлой неделе. Даниель сгубил жизнь той пары. Убил их дочь. Только потому, что он был какой-то самовлюбленный ангел, который всегда получал то, что увидел и захотел.
Нет, он не просто притащил ее в Калифорнию. Он притащил ее в проклятую вечность. Бремя, которое он один должен был нести. - Я страдаю - я и все кто любит меня - из-за твоего проклятия. На веки вечные. Из-за тебя.
Он вздрогнул, как будто она ударила его. - Ты хочешь вернуться домой, - сказал он.
Она пнула песок. - Я хочу вернуться. Я хочу, чтобы ты исправил все то, что сделал, вовлекая меня в это. Я только хочу прожить нормальную жизнь и расставаться с нормальными людьми из-за нормальных вещей, таких как тостеры, не о сверхъестественных тайнах вселенной, которые ты даже не доверяешь мне.
- Подожди. - Лицо Даниэля стало абсолютно белым. Его плечи напрягались, и руки дрожали. Даже его крылья, которые несколько минут назад казались настолько сильными, выглядели слабыми. Люси хотела коснуться их, будто они скажут ей, была ли боль, которую она видела в его глазах, реальна. Но она стояла на своем.
- Мы расстаемся? - спросил он тихим слабым голосом.
- А мы хотя бы вместе, Даниель?
Он поднялся на ноги и обнял ее лицо ладонями. Прежде чем она смогла отстраниться, она почувствовала, как ее щеки начинают пылать. Она закрыла глаза, пытаясь противостоять магической силе его прикосновения, но она была так сильна, сильнее всего на свете.
Это разрушило ее гнев, разрывая ее на куски. Кто она была без него? Почему притяжение к Даниелю всегда побеждает все, что отталкивает ее? Благоразумие, восприимчивость, самосохранение - ничто не может соревноваться. Это, наверное, часть наказания Даниеля. То, что она навеки привязана к нему, как марионетка к своему кукловоду. Она знала, что не должна желать его каждое мгновение своего существования, но она ничего не могла с этим поделать. Смотря на него, чувствуя его прикосновение - остальной мир блекнул на заднем плане.
Она лишь хотела, чтобы любить его не было всегда так тяжело.
- Что за проблема с тостером? - прошептал Даниэль ей на ухо.
- Думаю, я не знаю, чего я хочу.
- Я знаю. - Его глаза были напряженными, его пристальный взгляд не отпускал ее. - Я хочу тебя.
- Я знаю, но…
- Ничто этого никогда не изменит. Неважно, что ты услышишь. Несмотря на все, что может случиться.
- Но мне нужно большего, чем просто быть желанной. Я хочу, чтобы мы были вместе, по-настоящему вместе.
- Скоро. Я обещаю. Все это временно.
- Ты сказал. - Люси посмотрела на луну, поднявшуюся в небе. Она была как оранжевый бриллиант, как спокойное, тихое пламя. - О чем ты хотела поговорить со мной?
Даниель заправил ее светлые волосы за ухо, изучая прядь слишком долго. - О школе, - сказал он с нерешительностью, что заставило ее подумать, что он был не совсем честным. - Я попросил Франческу приглядывать за тобой, но я сам хотел увидеть. Ты чему-нибудь научилась? Ты хорошо проводишь время?
Она сразу почувствовала побуждение похвастаться своей работой над Предвестниками, о разговоре со Стивеном и о видении ее родителей. Но сейчас лицо Даниеля выглядела более энергичным и открытым, чем весь вечер. Он, казалось, пытался избежать ссоры, и Люси решила сделать также.
Она закрыла глаза. Она сказала ему то, что он хотел услышать. В школе все было хорошо. Она была в порядке. Губы Даниеля снова прильнули к ее губам, кратко, горячо, пока все ее тело не охватила дрожь.
- Я должен идти, - наконец сказал он, поднимаясь. Я не должен был быть здесь, но я не могу долго быть вдали от тебя. Я беспокоюсь о тебе каждую секунду. Я люблю тебя, Люси. Так сильно, что это причиняет боль.
Она закрыла глаза от удара его крыльев и тучи песка, поднявшейся вслед.
10
Девять дней
Отзывающаяся эхом серия свистов и лязгов прорезалась через пение скоп. Длинный ноющий звук скрежета металла о металл, затем столкновение тонкого серебряного лезвия, отскакивающего от защиты противника.
Франческа и Стивен сражались.
Ну, нет - они фехровали. Демонстрация для студентов, которые собирались устроить собственные матчи.
- Зная, как владеть мечом - будь то легкая рапира, которую мы используем сегодня, или что-то столь же опасное, как мачете - является неоценимым умением, - сказал Стивен, разрезая, как кнутом, шпагой воздух. - Армии Небес и Ада редко участвуют в сражении, но когда они это делают, - не глядя, он замахнулся на Франческу, и не глядя, она подняла свой меч и парировала удар, - они остаются нетронутыми современными приёмами ведения войны. Кинжалы, луки и стрелы, гигантские пылающие мечи - наши вечные инструменты.
Последовавший поединок был показательным, просто урок; Франческа и Стивен даже не одели маски.
Это было в среду поздно утром, и Люси сидела на широкой скамье между Жасмин и Майлзом. Весь класс, включая их учителей, сменил свою обычную одежду на белое снаряжение, в которое всегда одевались фехтовальщики. Половина класса держала черные маски в руках. Люси пришла в раздевалку, когда уже разобрали все маски, но это ее совсем не беспокоило. Она надеялась избежать демонстрации своей невежественности перед всем классом: По тому, как другие делали выпады, было очевидно, что они тренировались раньше.
- Идея заключается в том, чтобы быть насколько возможно меньшей мишенью для противника, - объясняла Франческа кругу студентов, окруживших ее. - И так, вы перемещаете свой вес на одну ногу и делаете выпад мечом, затем качаетесь взад и вперед - ударяете и отступаете назад.
Внезапно она и Стивен обменялись быстрыми ударами и парированиями, когда они умело отбивали удары друг друга, раздавался громкий звон. Когда ее лезвие скользнуло влево, он сделал выпад вперед, но она отпрыгнула назад, поводя своим мечом вверх и вокруг и прямо ему в грудь. - Туше, - сказала она, смеясь.
Стивен повернулся к классу. - Туше, конечно, от французского "попадание". В фехтовании, мы считаем очки по попаданиям.
- Если бы мы сражались по-настоящему, - сказала Франческа, - я боюсь, что рука Стивена лежала бы окровавленная на полу. Прости, дорогой.
- Все совершенно правильно, - сказал он. - Все. Совершенно. Правильно. - Он бросился к ней боком, казалось, отрываясь от земли. В последующем безумии Люси потеряла след меча Стивена, пересекающего воздух снова и снова, чуть не разрезая Франческу на части, но та во время увертывалась в стороны и появляясь за ним.
Но он был уже готов к ней, отбивал ее клинок и снова набрасывался на нее.
- Я боюсь, моя дорогая, что ты неудачно начала.
- Посмотрим. - Франческа подняла руку и пригладила волосы, оба пристально смотрели друг на друга с убийственной силой.
Каждый новый раунд ожесточенной игры заставлял Люси напрягаться в тревоге. Она привыкла к тому, что была нервной, но остальной класс также был сегодня удивительно нервным. Наблюдая за Франческой и Стивеном, не один не оставаться спокойным.
До сегодняшнего дня, она задавалась вопросом, почему ни один Нефилим не играет в студенческих спортивных командах Береговой линии. Жасмин покрутила носом, когда Люси спросила, не хотела бы она с Доун присоединиться к плавательной команде в спортзале. Фактически пока она не услышала, как сегодня утром в раздевалке Лилит сказала, что любой вид спорт, кроме фехтования, "совершенно скучный". Но было не совсем так. Они просто тщательно выбирали, во что играть.
Люси вздрогнула, когда представила как Лилит, которой известен перевод всех терминов по фехтованию с французского, которых Люси даже не знала на английском, злостная и гибкая бросается в атаку. Если остальные ребята были хоть на одну десятую такими же умелыми как Франческа и Стивен, то Люси закончит грудой частей тела к концу сессии.
Ее учителя были очевидными экспертами, гибко передвигаясь в выпадах. Солнечный свет отражался от их мечей, от их белых одеяний. Светлые густые пряди Франчески ниспадали к ее плечам как великолепный ореол, когда она кружилась со Стивеном. Их ступни сливались в узоры на террасе с такой грацией, что матч выглядел как танец.
Выражения их лиц были настойчивыми и полны зверской решимости победить. После тех первых прикосновений, они шли наравне. Они должны были устать. Оно фехтовали больше десяти минут без попаданий. Они начали фехтовать так быстро, что линии их клинков просто исчезли; в воздухе было только явное бешенство и легкий гул, и постоянный треск их рапир.
Искры начали отлетать с каждым прикосновением их мечей. Искры любви или ненависти? Были моменты, когда казалось и того, и другого.
И это нервировало Люси. Потому, что любовь и ненависть должны отчетливо быть на противоположных сторонах спектра. Разделение казалось таким явным, как ангелы и демоны казались ей однажды. Уже нет. Когда она смотрела на благоговение и страх своих учителей, воспоминания о споре с Даниелем прошлой ночью всплывали в ее мыслях. И ее собственные чувства любви и ненависти - или если не совсем ненависти, а растущей злости - путались внутри нее.