- Я боюсь, папа, - продолжала она, - боюсь рожать одна, боюсь, что Джим давно разлюбил меня и только делает вид, что я нужна ему, что я разочаровала его, как жена. Я твержу себе, что мое дурное настроение из-за беременности, но, сказать по правде, все это я чувствовала уже давно.
Он перегнулся через столик и успокаивающе погладил ее по руке.
- Через несколько дней приедет Джим. Подожди, посмотри. Да он с ума сойдет от радости, узнав о ребенке, и все твои страхи рассеятся сами собой. Знаешь, рождение ребенка способно потрясти не только женщину.
- Надеюсь, ты прав, - попыталась она улыбнуться.
- Уверен, что прав, - убежденно сказал он. - Подожди и посмотри.
Предсказания Колби не сбылись - известие о беременности Фрэн не изменило Линда. Он попытался изобразить радость, когда Фрэн сказала ему о ребенке, но она почувствовала его безразличие.
- Разве ты не хочешь ребенка, Джим? - спросила она, лежа рядом с ним в ночной темноте.
- Ну, разумеется, хочу, - принялся уверять он. - Что это пришло тебе в голову?
- Не знаю. Просто ты совсем не кажешься счастливым, вот и все, - тихо сказала она.
- Я не умею шумно выражать свои чувства, - ответил он, - к тому же мне еще не доводилось быть отцом. Я даже не знаю, как нужно обращаться с детьми. Ведь это чертовски большая ответственность! Но я счастлив, правда, счастлив.
- Знаю. Просто мне казалось, что ты больше обрадуешься.
Он приподнялся в темноте и поцеловал ее.
- Ну что ты, конечно, я счастлив, - повторил он. - А скажи-ка… доктор не говорил тебе, можно ли… - Он запнулся и, просунув руку под ночную сорочку, начал поглаживать ее грудь.
- Он сказал, что до семи месяцев можно, если, конечно, не будет осложнений. - Фрэн не была расположена заниматься сейчас любовью - она устала и была сильно раздосадована тем, как он воспринял весть о ее беременности. Но ей так хотелось быть ближе к нему, как угодно, но только ближе. Лежа на спине, она вдруг с мучительным чувством обнаружила, что ей неприятны его ласки. Она пыталась ощутить хоть какое-то удовольствие от его прикосновений, но напрасно, он был уже сверху, нетерпеливо стягивал ее ночную сорочку, и она вздрогнула, когда он вошел в нее. Она хотела было сказать ему, что она еще не готова, но он уже овладел ею, с непреклонностью, которая была для нее совершенно неожиданна.
Хорошо, что он не видел в темноте ее лица, в ее глазах стояли слезы.
Ребенок должен был родиться в декабре, и несколько месяцев, оставшихся до родов, показались Фрэн Линд целой вечностью. Она считала, что Джим бывает дома еще реже, несмотря на ее настойчивые просьбы побыть с ней побольше. Хотя из своих поездок он всегда возвращался с подарками для будущего малыша, Фрэн была убеждена, что ребенок ему не нужен, что он поступает, как положено в таких случаях, не испытывая чувства радости. "И прекрасно, - уговаривала себя Фрэн, - у меня будет ребенок, и с ним я буду счастлива".
Не зная, кто родится - мальчик или девочка, - Фрэн отделывала детскую в розовых и голубых тонах. Несколько раз она ездила на Манхэттен за покупками для новорожденного и однажды купила у Тиффани серебряную ложечку. "Разве плохо? - думала она, расплачиваясь. - Я сама родилась с серебряной ложкой во рту - пусть и у моего ребенка она будет". Она решила позднее выгравировать на ней имя и дату рождения ребенка.
Линд не проявлял никакого интереса к имени ребенка, и Фрэн решила обойтись без его советов. Если родится мальчик, она назовет его Джеймсом, в честь отца, а девочке даст имя Аманда. С этим именем у нее ничего не было связано - просто оно звучало красиво и всегда нравилось ей.
Как бы она хотела узнать, какие имена нравятся ее мужу!
Линд отправился в Рим в понедельник, теплым июльским утром, пообещав вернуться в пятницу. В четверг он позвонил Фрэн.
- Послушай, солнце мое, страшно не хочу огорчать тебя, но тут кое-что произошло, и я смогу вернуться лишь на следующей неделе.
- Хорошо, дорогой, - ответила она, безутешно борясь со слезами. - Но когда ты вернешься, мы устроим настоящий семейный праздник, ладно?
- Обязательно!
Звонил он ей из римского аэропорта Леонардо да Винчи. Через полчаса его самолет взял курс на Москву.
Через неделю он позвонил ей снова.
- Я обещал тебе быть дома завтра вечером, - сказал он извиняющимся тоном. - Знаешь что? Открой бутылочку "Дом Периньон", и мы устроим настоящее празднество - ты понимаешь?
Он звонил ей из аэропорта Даллеса в Вашингтоне, где у него была кратковременная остановка.
Так продолжалось все время, пока Фрэн была беременна. Линда никогда не бывало дома в назначенный срок, а едва приехав, он тут же уезжал снова. "Такое чувство, будто он меня избегает", - угрюмо думала Фрэн, сидя в своей машине в аэропорту и наблюдая, как взлетает лондонский самолет.
Приступы депрессии беременность только усилила. Когда Фрэн пожаловалась доктору, тот объяснил, что ничем не может ей помочь, никакие лекарства тут ничего не сделают. Он рассказал ей о гормональных изменениях, которые происходят в организме женщины, ожидающей ребенка, что для них характерны спады настроения и даже приступы жестокой депрессии. Он только посочувствовал ей и посоветовал набраться терпения до рождения ребенка.
К тому времени, когда она должна была ощутить себя счастливейшей женщиной на земле, Фрэн стала думать, что мир вокруг нее рушится. Она одинока и нелюбима, муж ее бросил - и душевно и физически - именно тогда, когда он был нужен ей больше всего на свете. Она сводила себя с ума страхами, что он не вернется к рождению ребенка, что он окажется в какой-то далекой стране, когда у нее начнутся роды. Мысль о том, что ей придется рожать в одиночестве, без мужа, который обязан поддержать ее в самую ответственную минуту ее жизни, казалась ей непереносимой.
Фрэн часто безо всякого повода плакала, расстраивалась от малейшего пустяка. Она рыдала подолгу, доводила себя до истерик, и напуганная и растерянная Сейди, экономка, бегала звонить Кейт или Коллин Колби, чтобы те приехали в Саунд-Бич как-то успокоить Фрэн. Коллин во всем винила Джима, хотя муж и доказывал, что Джим выполняет в Европе ответственное задание. Ведь не нарочно же, защищал зятя Колби, Джим покидает свою жену, просто он человек долга. Кейт, озабоченная состоянием сестры, по-прежнему уговаривала ее посоветоваться с психиатром. По ее мнению, он помог бы Фрэн справиться с необоснованными страхами и подозрениями.
Вот был бы для них удар, узнай они, что он делает в Европе на самом деле!
Фрэн почувствовала приближение родов в полночь шестого декабря, в четверг. Она испугалась и потому позвонила единственному человеку, который мог ей помочь в эту минуту, - своей сестре.
- Кейт, - сказала она прерывающимся голосом, - у меня начались схватки. Джим в Риме, и я не знаю, что мне делать.
- Главное успокойся, - посоветовала Кейт, - я уже выхожу. А ты позвони доктору Эллерману и скажи ему, что я сейчас привезу тебя в клинику. Пусть он встретит, ладно?
Фрэн молча кивала, потом едва выговорила:
- Я позвоню.
Кейт приехала довольно быстро.
- Хорошо, что на дороге не было полиции, - сказала она легкомысленно, спускаясь по лестнице с сумкой Фрэн. - Ах, если бы было можно, я ездила бы куда быстрее!
- Ты сказала папе с мамой? - спросила Фрэн.
- Ну конечно, - ответила Кейт, - и когда уходила, отец как раз пытался дозвониться Джиму в Рим.
- Он не вернется раньше следующей недели, - мрачно заметила Фрэн.
- Да что ты говоришь, он сразу вернется, как только услышит о ребенке, - уверенно сказала Кейт, усаживая Фрэн в машину.
- Сомневаюсь, - покачала головой Фрэн. - Не думаю, чтобы он хотел ребенка.
- Чушь! - Кейт захлопнула дверцу и повернула ключ зажигания. - Даже если сейчас он не проявляет большого интереса, то все переменится, стоит ему впервые взять ребенка на руки. Вот увидишь.
- Джим не похож на других мужчин, - возразила Фрэн. - Он никогда не выказывает своих чувств.
- Но он же всегда был с тобой, ты должна его знать, - сказала Кейт, заводя мотор.
- И я так думала. Но видишь ли, что я вдруг поняла? Он никогда не рассказывал мне о своей семье, о своих родственниках, я даже не знаю, живы ли они…
- А может, и рассказывать нечего? - предположила Кейт, и, видя изумление Фрэн, пояснила: - Ну, ты же сама говорила, что он никогда не встречается с ними - кроме того дядюшки, который был на твоей свадьбе. Может быть, он хочет забыть о них.
- Может быть, - угрюмо отозвалась Фрэн. - Я только хотела бы знать, что он на самом деле чувствует.
Фрэн пробыла в клинике почти четырнадцать часов, когда в час сорок пять у нее родилась девочка, весом в семь фунтов три унции. Девочка, вступив в этот мир, тотчас закричала и тут же начала засовывать свой крошечный кулачок в рот.
- Она хочет есть, - сказала Кейт нянечке родильного отделения.
- Ну что вы, это невозможно, - возразила нянечка. - Новорожденные не испытывают чувства голода почти шесть часов после рождения.
Кейт лукаво улыбнулась:
- Ну, это вы расскажите ей. Моя племянница хочет есть.
Первый раз Фрэн позволили подержать девочку только вечером. Хотя она и собиралась назвать малышку Амандой, но, увидев дочку, передумала.
- Вылитый Джим, - сказала она, вглядываясь в ее крошечное личико.
- Действительно, - поддакнула Кейт.
Фрэн долго-долго смотрела на дочку.
- Я назову ее в честь Джима, - решила она наконец.
- Джимми? - обескураженно спросила Кейт.
- Нет, - улыбнулась Фрэн, - Джейми Виктория Линд.
Гаррисон Колби встретил Линда в аэропорту и повез в клинику.
- Хорошо, что ты успел на ранний рейс, Джим, - облегченно вздохнул он. - Ты же знаешь, что творилось с Фрэн последнее время. Она убедила себя, что раньше следующей недели ты не вернешься, что ребенок тебя не интересует.
Какая ерунда, - поморщился Линд. - Я пытался втолковать ей, пытался убедить ее, что и мне самому не хотелось бы оставлять ее в такое время, но что поделаешь? Я говорил с доктором, он сказал мне, что так часто бывает при беременности. Я, право, не знаю, что и делать, - остается только бросить фирму, не ходить на службу и сидеть дома.
- В этом нет никакой необходимости, Джим, - доверительно сказал ему Колби. - Теперь, когда родился ребенок, Фрэн успокоится и будет заниматься им с утра до вечера. За это я ручаюсь. Нет менее домашней женщины, чем Коллин, но и она оказалась превосходной матерью.
- Может быть, когда она придет в норму - физически, я хочу сказать, - депрессия перестанет ее мучить, - вслух подумал Линд. - Доктор Эллерман говорит, что это все из-за гормонов.
- Все будет в порядке, Джим, вот увидишь.
Линд приехал в клинику, когда Фрэн отдыхала. Он тихонько подошел к кровати и коснулся губами ее лба. Она открыла глаза:
- Джим… А я думала, что ты не вернешься раньше…
- И я пропущу появление на свет моего первенца? - усмехнулся он, стараясь говорить с тем энтузиазмом, которого она от него ждала и которого он совершенно не испытывал. - Тут уж ничто не могло меня задержать. - "Кроме КГБ", - подумал он подавленно.
- Ты уже видел ее? - спросила Фрэн.
- Я только что приехал, - покачал он головой. - Твой отец встретил меня в аэропорту.
- Она так похожа на тебя - ну, просто вылитый ты, только крохотный. Надеюсь, ты не будешь возражать - я решила назвать ее в твою честь. Джейми Виктория. Ну как, ничего звучит? - спросила она обеспокоенно.
- Потрясающе, - признал он. - Я польщен.
- Ну, в конце концов, это твоя дочь, - сказала Фрэн. - Да и похожа она на тебя.
Он слегка взъерошил ей волосы.
- Вот ведь ужас, а?
- Мало того, - улыбнулась она, - Кейт говорит, что она закричала во все горло, увидев свою тетку. И родилась она голодной.
- Ну тогда, - усмехнулся он, - это точно моя дочь.
В дверь заглянула нянечка.
- Миссис Линд, вам сейчас принесут дочку. - Она увидела Линда: - А это ваш муж?
- Да, - широко улыбнулась Фрэн.
- Мистер Линд, если вы собираетесь остаться, вам нужно надеть халат и хирургическую маску. Таковы требования в нашей клинике, - сказала она извиняющимся тоном.
- Ладно - я могу подождать за дверью… - начал было Линд.
- Ах, нет, только не это! - быстро перебила его Фрэн.
Ты должен познакомиться с дочкой. - Она повернулась к нянечке: - Принесите ему халат и маску.
- Хорошо, мэм.
Линд чувствовал себя нелепо в хирургической маске и в мешковатом халате, с завязочками на спине, но ему хотелось доставить Фрэн удовольствие. Он подержит ребенка, если ей так уж этого хочется, сейчас он готов был повиноваться всем ее капризам. "Главное не уронить ребенка", - думал он с беспокойством. Дети всегда раздражали его.
Минут через пятнадцать нянечка внесла маленький розовый сверток, подала его Фрэн, а затем повернулась к Линду.
- Теперь понятно, чей это ребенок, - весело произнесла она.
- Это мне уже говорили, - усмехнулся Линд.
Фрэн кивнула ему, чтобы он сел рядом, и отвернула край одеяльца. Он взглянул на крошечное личико. "О Господи, подумал он, - как она похожа на меня!"
- Можно я подержу ее? - услышал он свой голос.
- Разумеется, - Фрэн передала малютку ему, показав, как надо ее держать. - Не бойся, - сказала она, - не уронишь. Она куда крепче, чем кажется; к тому же вспомни, она переживет нас с тобой.
Но Линд не слушал. Он смотрел на крошечное, сморщенное личико, которое бессмысленно таращилось на него с абсолютной доверчивостью. Это было его лицо, с твердыми чертами, его темно-зеленые глаза, похожие на еловую чащу, его волосы. Маленькая головка была покрыта каштановыми завитками. До этой минуты Джима Линда не занимали мысли о смерти и о продолжении рода. У него не было потребности в семье и детях. Но сейчас, глядя на личико своей новорожденной дочки, он был преисполнен чувств и сам был потрясен силой собственной любви, любви, на которую, ему всегда казалось, он был не способен. Все, что накопилось в его душе за долгие годы замкнутой жизни, вдруг вылилось сейчас на крохотное создание, которое он держал на руках. На какое-то мгновение для него перестал существовать весь мир - Фрэн, Колби, персонал клиники, Гарри Уорнер, ЦРУ, КГБ. Все для него исчезло - кроме крошечного существа, которое он с бесконечной нежностью держал в своих руках. Ни за что на свете он не хотел бы его теперь выпустить.
Джейми, думал он, смогу ли я рассказать тебе когда-нибудь, как сильно я тебя люблю?
Глава 6
Саунд-Бич, Лонг-Айленд, июнь 1962 года
Линд стоял в кабинете у окна и смотрел, как Джейми играет во дворе с одним из соседских мальчишек. Он довольно улыбался. Джейми была чудом, настоящим чудом! В свои пять с половиной лет она была выше своих сверстников, была шаловливой и шумной, веселой и бесстрашной. "Классная девчонка", - думал Линд, наблюдая за ней. Среди маленьких девочек она была изгоем, как и он сам когда-то в детстве. Мать совсем не интересовалась ее воспитанием, Джейми понятия не имела, как должна вести себя девочка в приличном обществе. Чем безразличнее была к своей дочери Фрэн - а ее равнодушие нарастало с каждым годом, - тем охотнее Джейми брала пример с отца. Настоящий сорванец, с волосами, собранными в два хвостика, в джинсах или вельветовых штанах вместо платьев и оборочек, которые она презрительно называла "дурацкими тряпками", Джейми лазила по деревьям, гоняла мяч, а из заднего кармана ее джинсов частенько торчала рогатка. Эта штука бьет без обмана, тихо рассмеялся Линд. А подрастет, она, пожалуй, захочет обзавестись собственным пистолетом. И он купит ей пистолет.
Линд покачал головой и вернулся за письменный стол. Забавно, как за какие-то несколько лет Джейми круто изменила его жизнь. Какое огромное место в его жизни заняла дочь при том, что он никогда не желал иметь детей и его не заботила проблема продолжения рода! Он, даже и в мыслях не представлявший себя в роли семьянина, вдруг без памяти полюбил собственную дочь, свою крошку. Маленькую копию его самого - копию, которая не могла бы быть вернее, будь она даже мальчишкой. Необыкновенная, прекрасная, строптивая Джейми разбудила чувства, спавшие в глубине души, чувства, о существовании которых он и не догадывался, пока не родилась дочь.
С ее появлением на свет он стал все больше и больше времени проводить дома. Когда Джейми исполнилось четыре месяца, Линд попросил, чтобы ему сократили нагрузку в "Компании" (это название было в ходу между сотрудниками ЦРУ), и ему пошли навстречу. Он не видел ее первых шагов и не слышал, как она пролепетала свои первые слова, но все же он проводил с ней столько времени, что стал самым близким для нее человеком. У отцов редко бывает такое взаимопонимание с детьми, какое у него было с Джейми. Им вполне хватало друг друга, они не нуждались ни в домашних, ни в друзьях, даже Фрэн была им не нужна.
Линд посмотрел на фотографию жены в бронзовой рамке, стоявшую на столе. Фрэн была по-прежнему привлекательна, красота ее стала еще мягче. Но в ней не было огня. Он взял фотографию и долго разглядывал ее. Фрэн теперь носила короткую модную стрижку; она была снята в голубом костюме и шляпке под Жаклин Кеннеди. Она могла бы быть очаровательной, но в ней не чувствовалось жизни, не было бодрости, жизнелюбия, ничего от той пылкости и силы, которую их дочь унаследовала от него. Линд нахмурился. Фрэн вечно жаловалась, что его не бывает дома, но вот теперь, когда он уезжает куда реже, она словно бы опять недовольна. Забросила дом, свою живопись и даже дочь, о которой так страстно мечтала.
Он положил карточку на угол стола. Когда они привезли Джейми из клиники, материнские заботы, казалось, полностью поглотили Фрэн. Первые три года она была преданной и любящей матерью, ничто не интересовало ее, кроме дочери. Изменения начали происходить так незаметно, что Линд сперва не придал им значения. "Я был недостаточно внимателен, - думал он сейчас с раскаянием, - я никогда не задумывался о переменах в состоянии Фрэн!" Но теперь это было уже очевидно. Большую часть времени Фрэн проводила, запершись у себя в спальне и читая душещипательные романы, вроде "Унесенных ветром". Она грезила наяву, и с каждым днем становилась все более подавленной.
"Насколько я виноват, в том, что с ней происходит?" - спрашивал себя Линд. Он женился на ней не по любви, а потому, что этого требовали интересы дела. Он знал, как горячо она его любит, и все же женился. К несчастью, его отношение к жене не изменилось за последние шесть лет, но кое-что он начал понимать, он испытывал к ней жалость и сострадание. Он уже не был так беспечно равнодушен к ее чувствам и потребностям, но…
Сердитый вопль дочери прервал его невеселые размышления. Стремительно вскочив с кресла, он подбежал к окну. Джейми, явно напав первой, дралась с мальчишкой, с которым за минуту до этого мирно играла. Она повалила его на землю и уселась на него верхом, колотя его своими крепкими маленькими кулачками. "Джейми!" - крикнул Линд. Она не отозвалась, и он опрометью кинулся вниз. Пробежав через холл и выскочив на крыльцо, он перегнулся через перила:
- Джейми! Сейчас же прекрати!