- Ну, - произнес он, и улыбка тронула его губы, - дети не делаются во врачебных кабинетах… - И он принялся медленно расстегивать ее блузку.
- Джим! Что ты делаешь? - ошеломленно спросила Фрэн.
- А как ты думаешь? - усмехнулся он.
- Но еще только шесть часов!
- А где сказано, что любовью можно заниматься только в специально отведенное время? - Он перегнулся за спиной, Фрэн, пошарил рукой и выключил свет. - Если тебе хочется ребенка, нам ведь нужно приложить некоторые усилия, правда? - прошептал он, властно сжимая ее грудь. Едва он коснулся губами ее соска и принялся настойчиво посасывать его, как по телу ее непроизвольно прошла дрожь. Его руки спустились ниже, расстегнули молнию на ее юбке и сдернули ее вниз Вслед за юбкой полетели на пол чулки, пояс и нижнее белье. Он опрокинул ее на постель, сжимая все крепче в своих объятиях, поглаживая ее грудь, бедра, его пальцы проникали в самые укромные уголки, возбуждая ее…
Почувствовав, что его нет рядом, она открыла глаза - Джим быстро раздевался. Потом он вернулся к ней, приник к ней всем телом, заставляя ее трепетать от прикосновения его рук и рта. С тех пор, как Линд решил, что пускаться в любовные интрижки слишком опасно, он старался извлечь как можно больше наслаждений из супружеских отношений. Правда, жена полностью его устраивала. Любовного опыта у Фрэн не было, но она пылко отвечала на его желание и всегда удовлетворяла его.
Он минуту пристально смотрел на нее, как будто хотел что-то сказать, но затем передумал. Приподнявшись, он отпрянул назад, голова его коснулась треугольника пушистых золотистых волос внизу ее живота. Мягко разведя ее ноги, он опустил лицо между ее бедер; тело Фрэн начало неистово извиваться. Он подхватил руками ее ягодицы и поддерживал их на весу, пока ласкал ее языком, доведя до потрясающего оргазма. Он вновь приподнялся над нею и вошел в нее с удивившей ее силой. Она постанывала и вскрикивала под его быстрыми, мощными толчками. Кончив, он уткнул лицо ей в шею. "Фрэнни, - пробормотал он прерывистым шепотом, - о, Фрэнни…"
Фрэн поглаживала его волосы, глядя в потолок. Он был добр к ней, нежен и страстен, он был потрясающим любовником. Он говорил и делал то, что нужно, ее друзья считали, что она нашла идеального мужа. И все же…
Фрэн заплакала…
Фрэн установила мольберт на травянистом холме, откуда открывался чудесный вид на залив. Она очень давно не бралась за кисть, но сейчас ей хотелось отвести душу, выплеснуть свои чувства на холст, вновь попытаться выразить то, что, казалось ей, не видел никто другой. Фрэн воскресила в памяти спокойные, мерцающие воды залива, она решила написать морской пейзаж. Спокойный… мирный… тихий. Так несхожий с бурей, которая бушевала у нее в душе.
Она держала в руке кисть и задумчиво смотрела на полотно. Наконец принялась писать, вкладывая в живопись все свои мысли, все чувства. Фрэн надеялась, что, выплеснув свой гнев и негодование на холст, как часто делают художники-мужчины, она успокоится. Она убеждала себя, что мысли ее неразумны и бессмысленны, но была не в состоянии избавиться от мучительных чувств.
Фрэн не могла вспомнить точно, когда она впервые почувствовала себя несчастной; она лишь знала, что однажды утром она проснулась с твердым убеждением, что Джим вовсе не жертва своего бизнеса, а что он нарочно использует работу, чтобы как можно больше времени проводить вне дома. Она стала подозревать, что он разлюбил ее, что он потерял к ней всякий интерес сразу после женитьбы. Когда она была уже не в силах мучиться своими подозрениями в одиночку, она поделилась ими с Кейт, но та лишь высмеяла ее подозрения как вздорные и безосновательные и посоветовала обратиться к психиатру. Поначалу Фрэн была обескуражена советом сестры. Зачем ей психиатр - она же не сумасшедшая! Она всего лишь несчастна… несчастна, потому что ее мужа почти никогда нет дома, потому что она не может родить ребенка. Любая женщина в ее положении, думала она возмущенно, чувствовала бы то же самое.
Она попыталась дознаться у отца, что тот думает об отношении к ней Джима, об их браке. Но отец, как и прежде, уверял ее, что все дело в работе, что муж, конечно, проводил бы с ней больше времени, если бы мог… Отец был просто без ума от Джима, он видел в нем сына, которого у него никогда не было, сына, которому он передаст семейный бизнес. Колби считал, что все страхи дочери возникли на пустом месте и рассеятся, как только у нее появится ребенок. Но как раз об этом ему и твердила она, что больше всего на свете ей хочется иметь детей, но для этого нужно, чтобы Джим не мотался по всему миру постоянно, потому что в таком случае ее шансы забеременеть сводятся к нулю.
Думая теперь только об одном, она подсчитывала, что Джим не только ни разу не был в годовщину их свадьбы, но он лишь однажды провел с ней Рождество. О, разумеется, она получала богатые подарки ко дню рождения - один раз из Парижа, дважды из Лондона, а в последний раз из Рима, но никогда они не ужинали при свечах, отмечая годовщину свадьбы или день рождения, никогда не были вместе в спальне хотя бы в один из столь знаменательных дней. Он всего лишь звонил ей - из отеля или аэропорта.
- Сколько вам лет, миссис Линд? - спросил доктор, послушав сердце и легкие Фрэн.
- Двадцать восемь. - Как знать, екнуло у нее сердце, может, на это раз действительно что-то серьезное? Через неделю исполнялось шесть лет как они поженились, и Джим впервые должен был быть в этот день дома. Она так об этом мечтала, так готовилась к романтическому празднеству вдвоем… Она бы просто не выдержала сейчас, если бы что-то и впрямь случилось. Она готова была примириться со всем, отбросить все свои подозрения, если бы только…
- Давление слегка повышено, - сообщил доктор, снимая с ее предплечья манжету, - но ничего страшного нет. Что же вас все-таки беспокоит?
Фрэн поколебалась какое-то мгновение. Она начала было говорить, что и сама толком не знает, но тут поняла, что он говорит о физическом недомогании.
- Я просто очень устала. Мне так трудно вставать по утрам, - пожаловалась она обескураженно.
- Вы чувствуете себя хуже вечером или утром? - продолжал расспрашивать доктор, делая пометки в ее медицинской карте.
- Утром хуже всего.
Он пощупал ее шею, железки, лимфатические узлы.
- Когда у вас в последний раз были месячные? - спросил он, берясь за офтальмоскоп и принимаясь за ее глаза.
- Кажется, шестого марта, - чуть поколебавшись, ответила Фрэн.
- Никаких нарушений цикла?
Она пожала плечами.
- Мой муж говорит, что по мне можно проверять Гринвич, - резко ответила она, припоминая, как разъярился Джим, когда, приехав, обнаружил, что любовь придется отложить на целую неделю.
- Ясно, - доктор записал еще что-то. - Скажите, а нет у вас в семье каких-нибудь наследственных болезней?
- Я не знаю - а что вы имеете в виду?
- Болезни сердца.
Фрэн подумала:
- У моего отца был сердечный приступ - после ангины, как сказал доктор, - два года назад. Его даже положили тогда в больницу, - припомнила она. - Но с тех пор он все время находится под наблюдением, и я не помню, чтобы его беспокоило сердце.
- А в семье вашего мужа?
Фрэн смутилась и, помедлив, призналась:
- Честно говоря, я так мало знаю о его семье. Он никогда не рассказывает о ней. Я видела лишь единственного его родственника - дядю Гарри, но он был всего однажды, на нашем венчании.
- Понятно, - доктор опять принялся писать что-то в карте.
- Вы болели корью, миссис Линд?
- Да.
- В каком возрасте?
- Мне было лет девять.
- А свинкой?
- Нет.
- А коклюшем?
- Тоже нет.
- Вас оперировали когда-нибудь?
- Нет… ах да. Мне вырезали аппендицит, когда мне было лет двенадцать или тринадцать - точно не помню.
- Были какие-нибудь осложнения?
- Не помню.
- А еще какие-нибудь заболевания?
- Да нет, кажется, больше ничего серьезного.
- Ясно. - Он опять записал что-то. - Думаю, вам надо сдать кое-какие анализы.
- Анализы? - занервничала Фрэн.
- Успокойтесь, миссис Линд, - сказал он. - Уверяю вас, вам совершенно не о чем беспокоиться. Обычные анализы - их все сдают время от времени, вот и вы сделаете анализы крови и мочи. Мне просто нужно кое-что уточнить.
Фрэн кивнула.
- Но что со мной, доктор Эллерман? - обеспокоенно допытывалась она. - То есть я хочу знать, какие у вас подозрения? Я уверена, вы чего-то недоговариваете…
Доктор терпеливо улыбался.
- Я предпочитаю не строить никаких догадок, пока не получу результатов анализов, - пояснил он. - Но могу вас заверить - у вас нет ничего серьезного.
- А когда вы будете знать точно?
Он выписал ей рецепт.
- Позвоните мне в четверг во второй половине дня, анализы должны быть готовы. А пока - вот, возьмите рецепт и принимайте эти таблетки, если почувствуете недомогание. Они помогут.
- Так в четверг?
- Да, если я получу их раньше, я сам вам позвоню, даю слово.
Фрэн ехала домой вдоль залива. Даже после визита к доктору Эллерману она не почувствовала облегчения. Почему он так и не сказал ей, что он подозревает? Она пришла в ярость, как будто у нее и без того мало огорчений!
Она притормозила у аптеки и протянула в окошечко рецепт. Бенедиктин. Название показалось ей страшно знакомым, и она постаралась припомнить, где она его раньше слышала. На всякий случай она купила не только таблетки - вдруг они не помогут, но и флакон желудочной микстуры. Вспомнив, что дома нет аспирина, она взяла знакомую ей упаковку, подошла к кассе, расплатилась и вдруг на другой стороне улицы заметила кафе-мороженое. Повинуясь какому-то безотчетному порыву, Фрэн решила побаловать себя мороженым, ощутить на зубах его прохладу и сладость. Бросив лекарства в машину, она перешла через улицу и вошла в кафе.
Фрэн заказала порцию потрясающего бананового мороженого с вишнями, орехами и целой шапкой взбитых сливок на верхушке. Усевшись в одиночестве за маленький столик у окна, она подумала, что вот это удовольствие осталось в далеком детстве. Тогда она была избалованной дочкой богатых родителей, выросшей на Манхэттене принцессой, все капризы и прихоти которой тотчас исполнялись. Она вспомнила, как отец частенько брал их с Кейт и вел сначала в "Мейсис", где покупал им все, чего они только ни желали, а потом в "Шрафт", где позволял заказывать все, что угодно. Но они всегда заказывали одно и то же - банановое мороженое, и объедались им так, что чуть не лопались. "Не слишком усердствуйте, - останавливал их отец, - а не то так растолстеете, что я вряд ли найду для вас подходящих принцев". Конечно же, он шутил, но, когда она встретила Джима, Фрэн показалось, что сбываются ее детские мечты. Он виделся ей воплощением ее девичьих грез: красивый, обаятельный, остроумный и такой романтичный. Она была ослеплена, буквально сражена наповал в тот субботний вечер в загородном клубе "У Лесного озера". Она влюбилась в него так сильно, что ей и в голову не приходило, что жизнь с ним не может быть прекрасной. Она и была прекрасна поначалу, грустно подумала Фрэн.
Она долго не могла разобраться, что же в его поведении заставляет ее предполагать, что на самом деле он вовсе не любит ее. Но сегодня в клинике доктора Эллермана… Признавшись гинекологу, что она ничего не знает о семье своего мужа, Фрэн поняла, что Линд никогда не был с ней откровенен, никогда не пытался поделиться с ней чем-то сокровенным, никогда не рассказывал ей ни о своей семье, ни о своем детстве, ни о своих мечтах и надеждах, никогда не позволял заглянуть себе в душу. Доскребывая ложечкой остатки мороженого, Фрэн почувствовала, как ее глаза наполняются слезами. Так вот оно что. Он был отличным мужем - но только внешне. Он говорил все необходимые слова и поступал, как следует поступать любящему мужу. Он был заботливым и внимательным, засыпал ее подарками и интересовался ее делами - но только внешне, внешне. Все это было чистой показухой.
Джим дал ей все, чего она ожидала, кроме самого важного и ценного: самого себя.
Линд позвонил Фрэн в среду вечером из Цюриха.
- Я приеду через несколько дней, - сказал он, - ситуация немного осложнилась.
"У него всегда все осложняется", - подумала она.
- Прекрасно, дорогой, - произнесла она ровным голосом. - Я понимаю.
- У тебя все хорошо, Фрэн? - спросил он. Было плохо слышно, она едва разбирала слова.
- Все отлично, - ответила она. - Завтра я иду к доктору Эллерману, я сдала анализы - так, ничего особенного, - и завтра он должен сказать мне результаты. Похоже, я слегка приболела.
- Ну, ты только береги себя. Если не сможешь приехать в аэропорт встретить меня, я возьму такси, - предложил он.
- Ну что ты, конечно же, к тому времени все обойдется, - заверила она. - Пожалуйста, не беспокойся.
- Но как же я могу не беспокоиться, Фрэнни? - удивился он. - Обещай мне, что как только повесишь трубку, сразу ляжешь спать, ладно? Ты сегодня на себя не похожа.
- Просто я устала, - сказала она. - Думаю, мне действительно надо лечь. Похоже, что сегодня я усну сразу, так я устала.
- Ну и отлично. Значит, до понедельника. Береги себя, ладно?
- Хорошо, - пообещала она.
- Я люблю тебя.
- Я тоже тебя люблю, Джим.
Она медленно повесила трубку и поднялась в спальню. И пока она сидела у туалетного столика, расчесывая на ночь волосы, его слова эхом отдавались у нее в голове. "Я люблю тебя… я люблю тебя… я люблю тебя…" Как часто он повторял эти слова! Как часто он улыбался ей и твердил, что она все для него!
Она взглянула на фотографию, стоящую у зеркала, - Джим, счастливый, улыбающийся, в день свадьбы. "Что же ты хочешь от меня на самом деле, Джим? - думала она сейчас. - О чем же ты на самом деле думаешь, глядя на меня?"
Четверг тянулся так медленно, что Фрэн он казался нескончаемым. Уже к двум часам она была так взвинчена, что больше не в силах была ждать и позвонила доктору Эллерману. Ее попросили подождать, и минуты ожидания были, как вечность. Молоденькая ассистентка доктора представлялась сейчас Фрэн зловредной, неприятной особой…
Наконец доктор взял трубку.
- Здравствуйте, миссис Линд, - радостно приветствовал он ее. - Как вы себя чувствуете?
- Кошмарно, - призналась она. - Вы получили результаты анализов?
- А вот они как раз у меня здесь, я держу их в руке, - сообщил он. - Но я же сказал вам еще во вторник, что ничего страшного нет.
- Вы сказали, что наверное нет ничего страшного, - поправила она.
- И я был прав, - ответил он весело. - То, что вас беспокоит, это весьма естественное состояние для такой цветущей молодой женщины, как вы. Миссис Линд, у вас будет ребенок.
Глава 5
Нью-Йорк, май 1956 года
Глядя, как его дочь пересекает зал ресторана, Гаррисон Колби вспомнил про их последний совместный ленч и поморщился при мысли, что Фрэн вновь будет давить на него, жаловаться на Джима Линда, что он чаще бывает за границей, чем в собственном доме. Но Фрэн благоразумна, рано или поздно она поймет, что значит быть женой бизнесмена; да и мать должна была повлиять на нее - так он, по крайней мере, думал. И все же Фрэн так безрассудно и упрямо стоит на своем, требуя разгрузить Джима, что Колби не могло это не беспокоить, ее состояние по-настоящему его волновало.
Он поднялся, когда она подошла. Выглядела Фрэн прекрасно, куда лучше, чем обычно, можно сказать, сияла. На ней был элегантный белый костюм и белая шляпа с широкими полями, золотистые волосы были собраны сзади в тяжелый пучок; подкрашена она была лишь слегка, и это только подчеркивало ее привлекательность, из драгоценностей на ней была лишь скромная нитка бирманского жемчуга, которую он когда-то подарил ей. Прежде чем сесть, она ласково обняла его.
- Спасибо, папа, что ты сразу согласился встретиться со мной, - сказала она. - Я ведь знаю, как ты занят.
Он тоже сел, улыбаясь.
- Для того, чтобы пообедать с тобой, у меня всегда найдется время, ты же знаешь.
- На прошлой неделе я получила длиннющее письмо от Кейт, - сказала она.
- Правда? - Брови его высоко поднялись. - Она все еще в Европе?
- Да, - кивнула Фрэн, - но скоро собирается вернуться.
- Я за нее тревожусь, - признался Колби.
Фрэн удивилась:
- Но почему? Ведь она уже взрослая!
- Я-то надеялся, что она наконец угомонится и выйдет замуж, - нахмурился Колби, - но она, похоже, сопротивляется этому изо всех сил.
- Мне кажется, ты преувеличиваешь, - возразила Фрэн.
- Возможно, конечно, но что-то здесь не то.
- А от Джима у тебя нет вестей? - спросила она.
- Представь себе, есть. Он сказал, что не смог тебе дозвониться, - объяснил Колби. - Ты ходила за покупками?
Она покачала головой:
- Я была у доктора.
- Разве ты нездорова?
- Нет, у меня все прекрасно, лучше быть и не может. Так, обычный осмотр.
Подошел официант, и Колби попросил еще мартини - один стакан он уже выпил, дожидаясь Фрэн. Но Фрэн от аперитива отказалась.
- А как же дайкири? - удивленно переспросил ее отец.
- Вряд ли мне сейчас стоит его пить. - Фрэн помедлила. - Потому я и хотела видеть тебя, папа. У меня будет ребенок.
Колби смотрел на нее с явным недоверием:
- Ты и вправду беременна? Солнышко, да это же прекрасно! А Джим уже знает?
Она отрицательно покачала головой:
- Я и хотела у тебя узнать, что ты знаешь о Джиме. Когда он собирается вернуться домой? - Какое-то время она колебалась, потом все же сказала: - Конечно, его не было всего четыре недели, но для меня они тянулись, как долгие-предолгие месяцы. И он опять не вернулся к нашей годовщине - это после всех моих приготовлений! - он отправился из Парижа в Лондон. Ах, папа, я знаю, что это необходимо, но я не могу, не могу смириться с этим. Вот теперь он должен стать отцом - а он даже не знает об этом. И я иногда думаю - да увидит ли он своего ребенка до того, как тот окончит колледж?
- Фрэнни, мы столько раз говорили с тобой на эту тему…
- У тебя одни и те же отговорки! - воскликнула Фрэн. - Папа, я не могу быть теперь одна, Джим должен быть рядом со мной. Я должна знать, что он будет в соседней комнате, когда сестра выйдет сказать, кто у меня родился - мальчик или девочка. Как бы ты ни был занят, но ты же был, когда мама рожала нас!
- Да, детка, - согласился он, - но у политиков жизнь не такая, как у бизнесменов.
- Я уже не знаю, что и думать, папа, - призналась Фрэн. - Ты только скажи мне - может, Джим не хочет жить со мной и сам просится в эти поездки на другой конец света?
- Фрэнсис! Надеюсь, ты и сама прекрасно знаешь ответ! - Казалось, его поразил ее вопрос.