- А это, между прочим, взаимно! - взорвался он. - Не я ли предупреждал тебя, что твоя поездка в Нью-Йорк может закончиться для нас обоих плачевно? Не я ли говорил, что не пройдет и нескольких месяцев, как тебе сделают новое предложение, ещё более соблазнительное? Бог свидетель: после возвращения ты очень изменилась, Мередит! Я из кожи вон лез, чтобы наладить наши отношения…
- Ну конечно! - взорвалась Мередит. - Я, значит, во всем виновата! Не позволила тебе вертеть собой, словно марионеткой! Я не твоя мать, Ник, и я не готова пожертвовать жизнью тебе в угоду!
- Господи, да ты вообще вычеркнула меня из своей жизни, - развел руками режиссер. - Или ты считаешь, что я слепой? Господи, да ведь даже когда мы с тобой лежим в постели, ты витаешь в облаках! Или представляешь вместо меня кого-то другого?
Мередит посмотрела ему в глаза.
- А тебе не приходило в голову, что мое поведение вызвано твоим отношением ко мне? - спросила она.
- Нет, - отрезал Ник. - А тебе - приходило?
- Мне всегда казалось, что у нас с тобой особые отношения, - сказала Мередит, отчеканивая каждое слово. - У нас было столько общего, как будто мы были слеплены из одного теста. Мы оба знали, как тяжко дается путь наверх. Я так надеялась, что у нас с тобой склеится… - На глаза ей навернулись слезы. - Я мечтала, что мы всегда будем вместе!
- Что ж, наверно - недостаточно мечтала, - жестко отрезал Ник и, прихватив пальто, направился к двери.
Мередит устремилась за ним.
- Ты считаешь, что это выход, Ник? - крикнула она ему вдогонку. - Просто взять и убежать?
Он не ответил.
- Куда ты?
Уже в дверях он остановился и спросил:
- Разве тебе не все равно?
- Нет, - срывающимся голосом выдавила Мередит.
- Я ухожу, - отрезал Ник. - Так что можешь меня не ждать. Хотя, что я говорю - тебе ведь на меня наплевать!
И он вышел, хлопнув дверью так, что весь дом заходил ходуном.
Мередит бессильно привалилась спиной к стене; по щекам полились слезы. "Господи, как же это случилось?" - снова и снова спрашивала она себя.
Три часа ночи, а Ника по-прежнему не было. Мередит, закутавшись в полы длинного зеленого халата, лежала, свернувшись калачиком на диване в полной темноте. Куда подевался Ник? Ведь рано утром он должен ехать в аэропорт - очередные съемки ждали его на Шри-Ланке. Неужели он даже не зайдет домой за вещами? И что ей теперь делать - ждать его или нет?
В одном Ник был прав, хотя поначалу Мередит и не хотела с этим соглашаться. Она и вправду изменилась. Из Нью-Йорка вернулась уже не той, что была прежде. Хотя и на время, но там Мередит окунулась в жизнь, о которой столько мечтала, и даже теперь, в Лос-Анджелесе, она то и дело ловила себя на мысли, что хочет вернуться в город Большого Яблока. Да, с Ником ей было весело и приятно - они вели богемный образ жизни, посещая все званые вечера и премьеры, - однако Нью-Йорк манил её все сильнее. Манхэттенский колорит притягивал её словно магнитом. К тому же Мередит нравилось самой быть в центре внимания; она любила, чтобы узнавали её, а не Ника со спутницей. Признавшись себе в этом, Мередит осознала: она была не из тех женщин, что способны долго оставаться в тени мужчины, даже любимого.
"А ведь я люблю тебя, Ник", - подумала она. Как бы ни повернулась дальше их судьба, она навсегда запомнит все хорошее, что у них было.
Пока Ник не попытался отнять у неё её мечту.
Мередит даже не заметила, как заснула. Проснувшись же, в первую минуту даже не поняла, где находится. Затем, почувствовав, что сжимает в руке диванную подушку, все вспомнила. В доме было темно и тихо. Где же Ник? Неужели он так и не вернулся? Мередит посмотрела на висевшие над камином часы. Половина шестого. Она решила перейти в спальню, чтобы поспать ещё пару часов, прежде чем ехать на работу.
Поднимаясь по лестнице, Мередит услышала какой-то шорох в спальне. Она приостановилась; сердце судорожно заколотилось. Шорох повторился! Ну конечно - Ник вернулся домой! Неужто он был по-прежнему настолько разгневан, что даже не стал её будить? Мередит поднялась по ступенькам и вошла в спальню. Первым делом в глаза ей бросились открытые чемоданы на полу. Ник же, стоя перед шкафом, доставал с полки рубашки.
- Неужели ты хотел просто собрать вещи и уехать? - не выдержала Мередит. - Даже не попрощавшись?
Ник даже не повернулся к ней.
- Мне казалось, мы уже попрощались, - холодно сказал он.
- Значит ты не хочешь поговорить со мной?
- А о чем нам разговаривать? - раздраженно спросил он. - Ты уже все решила. Решение ты приняла сама. Даже не удосужившись обсудить свои планы со мной. О чем нам после этого разговаривать?
- Речь идет о моей карьере, - твердо сказала Мередит. - Поэтому и решение я принимаю сама. Мы бы ещё могли договориться, если бы ты внял голосу разума.
- Я? - резко переспросил Ник, поворачиваясь к ней. - Господи, Мередит, да о чем же нам договариваться? Что у нас осталось общего?
- Мы могли бы встречаться…
- По уик-эндам, да? - саркастически спросил он. - Ты рассуждаешь, как ребенок, Мередит. О чем тут говорить? Ты будешь жить в Нью-Йорке, а я большинство уик-эндов провожу на съемках. Когда нам встречаться?
- Ты бы мог приезжать в Нью-Йорк, - упрямо произнесла Мередит. - Одна женщина со студии может сдать мне свою пустующую квартиру. А иногда я выбиралась бы к тебе…
- Давай уж не будем прикидываться, - махнул рукой Ник. - Я люблю тебя, Мередит, но я не согласен встречаться так редко. Урывками.
Хватит с меня - я в эти игры наигрался!
Мередит вдруг показалось, что он залепил ей пощечину. Она невольно отпрянула и вжалась в стену. Ник захлопнул чемоданы и направился к двери.
- Итак, ты уезжаешь? - выдавила она. - А ведь, когда ты вернешься, меня здесь уже не будет.
Ник остановился, однако смотреть на неё не стал.
- Твое дело, - безжизненным голосом промолвил он, устремляясь к лестнице.
Мередит промолчала. Лишь вышла из спальни и проводила его взглядом. И только услышав, как хлопнула входная дверь, дала волю чувствам и разрыдалась.
- Не забывай нас, - напутствовала её Кей. Стоя в дверях кабинета Мередит, она наблюдала, как подруга складывает в картонную коробку всякие мелочи. - И заскакивай, когда будешь прилетать в Лос-Анджелес.
- Непременно, - пообещала Мередит. - Ты тоже звони, если выберешься в Нью-Йорк.
- Да, конечно. - Кей состроила забавную гримаску, но видно было, что она с трудом сдерживает слезы. - Хотя я не представляю, какие у меня могут быть там дела.
Мередит натянуто улыбнулась. Она понимала, что ей будет остро недоставать Кей.
- Может, в отпуск прилетишь?
- Да, - кивнула Кей. - Возможно.
Мередит взяла со стола обрамленную фотографию Ника и задумчиво уставилась на нее.
- Наверное, не стоит брать её с собой, - сказала она, укладывая фотографию в коробку.
- Да, трудно тебе будет, - промолвила Кей. - По крайней мере - в первое время. Только послушай старого мудрого Хатхи: время - лучший лекарь.
Мередит улыбнулась шутке.
- Вот уж никогда не думала, что все у нас так кончится, - со вздохом сказала она.
- Никто не думает, - согласилась Кей. - Нам всегда кажется, что наши мужчины всю жизнь будут рядом и никуда не денутся. Даже мой бывший благоверный - чтоб ему в брюхо осиновый кол загнали! - Она вымучила улыбку. - Впрочем к тебе это не относится - такой красавице долго скучать не дадут.
- Надеюсь, что ты права, - покачала головой Мередит. - Но взгляд её сделался задумчивым.
Отнеся последние сумки к дверям, Мередит в последний раз обвела взглядом гостиную. Вдруг она что-нибудь забыла? Ее багаж был уже заблаговременно доставлен в аэропорт. Машину она продала, а для поездки в аэропорт взяла автомобиль напрокат. Закрыла все банковские счета и оставила извещение о перемене адреса. Все - прощай Лос-Анджелес!
Мередит в последний раз посмотрела на портрет Элизабет с ребенком. Господи, до чего же она любила эту картину! Ее так и подмывало взять картину с собой, но какое-то шестое чувство подсказывало, что делать этого не следует. Хотя - почему, казалось бы? Ник подарил картину ей, и она принадлежала ей по праву. После некоторого колебания Мередит все-таки сняла картину со стены и приставила к остальным вещам. Ник не осмелится отобрать у неё свой подарок.
Мередит порылась в сумочке, разыскивая ключи. Тщательно отделила ключи Ника от связки и оставила их на столе вместе с адресованным ему конвертом. "Мой прощальный подарок", - подумала она.
Несмотря на их ссору и всю накопившуюся горечь, ей было трудно покидать этот дом, в котором они с Ником провели столько счастливых часов. Захлопнув за собой дверь, она вдруг представила, что закрыла дверь в прошлую жизнь и должна теперь идти по коридору в неведомое.
Да, так и есть - впереди её ждет новая жизнь.
Глава 11
Афины, декабрь 1981.
- Сколько, по-твоему, мне осталось, Перикл? - спросил Константин Киракис, застегивая рубашку. - Только не щади меня - я хочу знать правду. Для меня это жизненно важно - тем более сейчас. Мне ещё нужно так много сделать, а если времени жить осталось с гулькин нос…
- Шесть месяцев, - скрепя сердце, ответил Караманлис. - В лучшем случае. Возможно - меньше. Даже почти наверняка.
- Но я смогу владеть собой до конца? - спросил Киракис. В его взгляде читалось напряженное ожидание. - Это для меня самое главное. Только скажи все, как есть, не криви душой.
Караманлис покачал головой.
- Трудно предсказать, как все сложится, - сказал он. - К сожалению, рак такая болезнь, при которой делать прогнозы нельзя. Дело в том, Константин, что раковые клетки распространяются преимущественно через лимфатическую систему. И в первую очередь метастазы поражают жизненно важные органы - сердце, легкие, почки, головной мозг…
Киракис нахмурился.
- То есть, ближе к концу я уже не смогу владеть собой, - мрачно промолвил он.
- Никаких гарантий я дать не могу, - ответил Караманлис. - Возможно, понадобится провести химиотерапию или несколько сеансов облучения.
Киракис задумчиво посмотрел на него.
- И это поможет выиграть время? - спросил он. - Если да, то сколько? Только не криви душой.
- Месяц или два, - правдиво ответил врач. - Возможно - больше. Болезнь довольно запущена. Если бы удалось поставить диагноз раньше…
- Нечего это обсуждать, - отмахнулся Киракис. - Я прекрасно понимаю, что помочь мне никто не в силах. Теперь я должен сосредоточиться на одном - как подготовить Александра к единоличному управлению всей корпорацией.
- Так ты все-таки хочешь сказать ему о своей болезни? - спросил Караманлис.
- Пока нет, - ни секунды не колеблясь, ответил Киракис. - И запрещаю делать это тебе. Не хочу, чтобы мой сын тратил время в ожидании, пока я откину копыта. Не хочу, чтобы он считал, что должен быть со мной до последних минут моей жизни. У него сейчас есть дела поважнее.
- По-твоему, он вообще не должен знать? - нахмурился врач.
Киракис гневно посмотрел на него.
- Мне решать, Перикл - говорить ему или нет! Я хочу избавить своего сына от лишней нервотрепки. Разве я не прав?
- Трудно сказать, - уклончиво ответил Караманлис. - Мне кажется, он очень огорчится, узнав, что от него это столько скрывали. Он и так считает, что ты многое от него утаиваешь. Если бы ты честно сказал ему…
- Нет, - отрезал Киракис.
Когда самолет начал снижаться, заходя на посадку в аэропорт Кеннеди, Константин Киракис откинулся на спинку кресла и закрыл глаза. Потер затекшие веки пальцами. Длительный полет утомил его. Если бы не предстоящий разговор с Александром, он остался бы дома. Однако он считал, что должен поговорить с сыном с глазу на глаз. Другого выхода не было. Александра необходимо было подготовить к огромной ответственности, которая ложилась на его плечи, а другого способа сделать это Киракис не видел.
Самолет едва остановился, как подскочивший представитель аэропорта сообщил ему, что Александр прислал за ним машину. Киракис удивился: в последние годы он прилетал в Нью-Йорк очень часто, и никакой необходимости готовить ему встречу не было. Почему Александр нарушил традицию? Однако уже минуту спустя, приближаясь к зданию аэропорта, он понял, в чем дело: за барьером, отделявшим зону прилета частных самолетов от аэропорта, бушевала целая толпа репортеров. Увидев Киракиса, они принялись выкрикивать вопросы, засверкали вспышки.
- Мистер Киракис, правда, что…
- Ходят слухи, что вы уходите на покой…
- Правда, что ваш сын станет президентом…
- Верно ли, что у вас проблемы со здоровьем…
- Только один снимок для нашей газеты!
Киракис нетерпеливо отмахнулся.
- Никаких комментариев, - сухо сказал он, недоумевая, каким образом слухи о его отставке так быстро достигли Соединенных Штатов. Он прекрасно понимал, что были люди из его окружения в Афинах, которые с подозрением воспринимали каждый его шаг по передаче все большей полноты полномочий Александру, однако рассчитывал, что успеет поговорить об этом с сыном, прежде чем до того доберутся досужие репортеры. Интересно, долетели ли уже какие-нибудь слухи до ушей Александра?
- Вы уж извините, мистер Киракис, - сказал сопровождающий его представитель аэропорта. - Я даже не представляю, как они пронюхали, что вы прилетаете.
Киракис покачал головой.
- У репортеров свои каналы, - сказал он, укоризненно качая головой. - Господи, как же они мне надоели!
Быстро миновав таможенный контроль, он вышел на площадь, где поджидал присланный Александром лимузин. Водитель услужливо распахнул дверцу, а носильщик уложил чемоданы в багажник. Опустив голову, чтобы сесть в машину, Киракис к своему изумлению увидел на заднем сиденье своего сына.
- Здравствуй, папа, - улыбнулся Александр. - Рад тебя видеть.
- О, Александр, вот уж не ожидал, что ты приедешь меня встречать, изумился Киракис. - Ты ведь никогда не… - он осекся, внезапно заподозрив, что Александру известна подлинная причина его приезда. Неужели Караманлис проболтался?
- Я знал, что репортеры устроили тебе засаду, - сказал Александр. - Налетели, как пираньи. Чем ты заслужил такое внимание этих кровопийц?
- Я? - вскинул брови Киракис. - Понятия не имею. Это все происки международных папарацци.
- Понятно, - кивнул Александр. - Значит - очередные сплетни.
Киракис молча закурил.
- Что привело тебя в Нью-Йорк, папа? - полюбопытствовал Александр.
Киракис посмотрел на него.
- А что, для того, чтобы увидеться с собственным сыном, нужно всегда иметь причину? - спросил он.
- Нет, конечно, - ответил Александр. - Но просто раньше ты никогда просто так не приезжал.
Чуть поколебавшись, Киракис кивнул.
- Да, верно, - сказал он. - Причина для моего приезда и правда есть, причем очень важная. Я собираюсь сделать заявление для прессы, но решил, что должен сперва поговорить с тобой. Лично.
Изумление на лице Александра быстро уступило место беспокойству.
- Это прозвучало несколько зловеще, - промолвил он, вопросительно глядя на отца.
- Зловеще? - переспросил Киракис. - Что ж, вполне возможно. - Он посмотрел на Александра в упор. - Дело в том, сынок, что я хочу объявить о своем уходе с поста президента корпорации. А также о том, что отныне бразды правления целиком и полностью переходят в твои руки. - Он выжидательно посмотрел на сына.
Александр уставился на него в немом изумлении.
- Ты, наверное, шутишь, - начал он, но осекся, вспомнив, что его отец никогда не шутил. Тем более - по такому поводу. - Когда ты принял это решение? - осторожно спросил он.
- Я начал задумываться об этом после смерти твоей матери, - соврал Киракис. Ничто не было так далеко от правды. После смерти Мелины главным в его жизни, не считая Александра, разумеется, оставалась работа. - И несколько дней назад я принял окончательное решение. Подготовил обращение к акционерам, а также формальный пресс-релиз.
- Ты уверен, что хорошо все продумал? - с сомнением спросил Александр.
- Да, - кивнул Киракис. - Мне казалось, ты будешь рад. Ты ведь всегда мечтал возглавить Совет директоров.
- Конечно, - признал Александр. - Но мне почему-то кажется, что ты мне что-то не договариваешь. - И он пристально посмотрел на отца, словно ища ответ в его лице.
- Не придумывай, - прорычал Киракис.
Александр продолжал поедать его взглядом. Что-то во внешности отца изменилось. Он не мог понять, что именно, но нутром ощущал эту перемену. Он никогда не сомневался, что отец собирался до конца своих дней управлять корпорацией из своего афинского штаба. Отставку отца было воспринять столь же трудно, как добровольное отречение от престола всемогущего короля. Что могло повлиять на отца, чтобы заставить его принять такое решение?
Уход Константина Киракиса с авансцены вызвал невероятный резонанс в международных деловых кругах. "Уолл-Стрит джорнал", "Форчун" и "Форбс" и другие ведущие деловые издания посвятили ему первые полосы. Один журнал вышел под заголовком "Переворот в империи Киракиса?". Однако не успела шумиха по поводу отставки Киракиса улечься, как заголовки запестрели именем Александра. Его фотографии напечатали все ведущие деловые издания. Наследник Константина Киракиса, прежде печально знаменитый своими любовными похождениями, теперь сделался знаменитостью иного масштаба. Один из репортеров метко окрестил "Корпорацию Киракиса" "империей Александра", и это название тут же прилипло. Не прошло и нескольких дней, как младшего Киракиса стали дружно называть новоявленным Александром Македонским.
Константин Киракис воспринимал все это с гордостью за сына. Наконец-то пресса перестала воспринимать его как беспутного плейбоя. Сам же Александр вел себя так, будто всю жизнь возглавлял богатейшую корпорацию в мире.
Первым делом, возглавив Совет директоров, он заявил, что отныне штаб-квартира корпорации переносится в Нью-Йорк, что должно, на его взгляд, не только стимулировать деловую активность, но и вызвать новый приток капиталов. Киракиса нисколько не удивил этот шаг сына. Он прекрасно понимал, что этого следовало ожидать. Оставалось только надеяться, что Александр прав и что чутье не подведет его и на сей раз.