- Не сомневаюсь, - сухо промолвила Мередит. - Сама же знаешь повадки этих киношников. Каждой встречной девчонке пудрят мозги, в вечной любви клянутся - лишь бы её в постель затащить, а потом…
- Ого! Похоже, тебе в свое время крепко от кого-то досталось! - заключила Кей.
- С какой стати ты так решила? - настороженно спросила Мередит.
- Уж очень ты к мужчинам несправедлива, - ответила Кей, начиная чистить апельсин. - Словно все они людоеды. Если хочешь знать мое мнение…
- Не хочу! - резко вставила Мередит.
- Так вот, если хочешь знать мое мнение, - как ни в чем не бывало продолжила Кей, - то я считаю, что к мужчинам ты почему-то относишься необъяснимо предвзято.
- Предвзято? - оскорбленно вскричала Мередит?
- Вот именно. Вбила себе в голову, что Холлидей развратник лишь потому, что он модный режиссер. Тебе даже в голову не приходит, что и в кинобизнесе есть очень даже приличные люди, которые не увлекаются наркотой, не меняют женщин как перчатки и не участвуют в печально знаменитых Голливудских оргиях. Некоторые из них, - мстительно добавила она, - даже посещают по воскресеньям церковь и едва ли не всю жизнь состоят в счастливых браках.
- Понимаю, - вздохнула Мередит. - Твоя позиция мне ясна. Только, пожалуйста, не забудь закрыть за собой дверь.
- Я ещё не ухожу.
- Этого я и боялась, - простонала Мередит.
Кей придвинула свой стул поближе к столу.
- Послушай, Мередит, я никогда не встречалась с Холлидеем, но, судя по рассказам, человек он вполне приличный. Совершенно очевидно, что он от тебя без ума - тому свидетельством поток цветов и телефонные звонки, которые не прекращаются уже две недели. Мне кажется, он вполне заслужил, чтобы ты хоть разок с ним встретилась. Дай человеку шанс. Ты ведь вовсе не обязана ложиться с ним в постель или выскакивать замуж. Хотя бы поужинайте вместе. Кто знает, может, ты будешь приятно удивлена.
- Ты же сама знаешь, как я занята…
- Жалкие отговорки, - отмахнулась Кей. - Нельзя же всю жизнь только работать.
- Можно - и даже нужно - если, конечно, ты хочешь хоть чего-то добиться, - упрямо возразила Мередит. - Особенно, если ты женщина.
- А вот Карин Хэммонд только что вышла замуж, и - ничего, вкалывает как и прежде.
- Послушай, чего ты от меня добиваешься? - спросила Мередит, откладывая карандаш в сторону. Верно, придя работать на студию Кей-Экс-Эл-Эй, она совершенно забыла о личной жизни, но ведь это был её собственный выбор. Никто её не заставлял - она сама так решила. И теперь хотела целиком и полностью сосредоточиться на своей карьере. Серьезное увлечение могло лишь помешать ей. Да и можно ли даже мечтать о чем-то серьезном при такой жизни? Об этом Кей могла судить не понаслышке; не прошло и года, как она развелась с мужем.
- Честолюбие это замечательно, - сказала Кей, - но кому нужен успех, который не с кем разделить. Знаешь поговорку - нигде так не ощущаешь одиночество, как на вершине?
Мередит не выдержала и улыбнулась.
- Ну хорошо - ты победила. В следующий раз, когда Ник меня куда-нибудь пригласит, я соглашусь. И уж непременно насплетничаю, какую пылкую поклонницу он обрел в твоем лице.
Кей рассмеялась. - Договорились. Можешь сказать ему прямо сейчас. Он внизу в вестибюле.
- И часто вы здесь бываете? - спросила Мередит, пригубив белое вино. Окутанная интимным полумраком, она сидела напротив Ника за угловым столиком в небольшом, уютном зале итальянского ресторана "Анжелино" в Глендейле.
Ник Холлидей кивнул. - Я обнаружил его несколько лет назад, когда начал работать в "Центурионе". И сразу к нему привязался - здесь не так, как везде. Никто не приходит сюда поглазеть на других или покрасоваться. - Он усмехнулся. - Таких здесь ждет горькое разочарование.
Мередит обвела взглядом почти пустой зал.
- И это вполне понятно, - промолвила она слегка удивленно.
- Лично я очень надеюсь, что так будет и впредь, - сказал Ник, откладывая вилку.
Мередит улыбнулась. - Тогда, боюсь, не пройдет и года, как владелец вылетит в трубу, - сказала она, отбрасывая волосы на левое плечо.
Ник покачал головой. - Здесь не всегда столь малолюдно, сказал он и замолчал, любуясь ею в полусумрачном свете. Мередит пришла в скромном зеленом, низко вырезанном платье на двух тонких бретельках; шею её украшало жемчужное ожерелье, а в ушах были крохотные сережки. Волосы свободно ниспадали на плечи. - Сегодня вы особенно прекрасны, - промолвил Ник.
- Спасибо, - Мередит, улыбнувшись, попробовала лазанью. Восхитительно; приготовлено именно так, как она любила - с вязким вкуснейшим сыром. - Мне кажется, вы не большой поклонник голливудской богемы, - сказала она.
Ник Холлидей пожал плечами.
- Я от них отгородился, - ответил он. - Это не мой стиль.
- Давая интервью, вы обронили вскользь, что ощущаете себя сродни простому обывателю, - вспомнила вдруг Мередит, когда официант вновь наполнил её бокал. - А откуда вы сами? Где вы родились?
- В Лос-Анджелесе, - ответил Ник. - А вырос в долине Сан-Фернандо. - Он накрутил на вилку спагетти. - А вы откуда?
Чуть поколебавшись, Мередит ответила:
- Я со Среднего запада. Родилась в одном из крохотных городков, о которых никто и слыхом не слыхивал. - Отпив вина, она добавила: - Его не сыскать ни на одной карте, но зато жизнь каждого как на ладони.
- Прямо как в Голливуде, - хохотнул Ник.
Мередит рассмеялась.
- Не совсем, хотя чем-то и правда похоже.
Ник окинул её задумчивым взглядом.
- А почему вы оттуда уехали? - спросил он, надеясь, что Мередит не обидится за его прямолинейность. - Что заставило вас кинуться в этот омут?
Мередит ответила не сразу.
- Сама не знаю, - сказала она наконец. - Должно быть, что-то меня подтолкнуло - я перестала ощущать себя там в своей стихии. Хотелось чего-то добиться в жизни, а в моем городишке об этом даже мечтать не приходилось. - По голосу Мередит чувствовалось, с какой неохотой она говорит на эту тему. - А вы? Вам самому никогда не хотелось выбраться из этого омута?
Ник пожал плечами.
- Не настолько, как когда-то хотелось сбежать из дома. Мне всегда казалось, что в моей жизни что-то не так. Папа - убежденный католик, мама - еврейка, и никто в их семьях не одобрил их брака, не говоря уж о ребенке. Немудрено поэтому, что я рос без них и почти не видел.
Мередит подняла голову и выжидательно посмотрела на него. Ей самой, тоже выросшей в одиночестве, слова Ника были как никому понятны.
- Папа умер, когда мне было всего семь лет, - со вздохом продолжил Ник. - Он был коммивояжером, почти всегда в разъездах. В один день он просто не вернулся домой - так мне, во всяком случае, это тогда казалось.
Мередит понурилась.
- Извините, - тихо промолвила она. А сама подумала - Боже, до чего мне все это знакомо!
- Я очень остро переживал эту утрату. Одно время даже возненавидел отца за то, что он ушел от нас так внезапно - без предупреждения. Вчера ещё был дома, а сегодня - раз, и нету! Мне его страшно недоставало. Не говоря уж о том, что мы остались вдвоем с мамой, а мне как единственному еврейскому мальчику во всей школе, здорово доставалось. Почти все свободное время я сидел дома - или ходил в кино. Наверно, кино было в те годы моим единственным спасением - там я прятался от реальности, в которой не находил себе места.
Мередит не нашлась, что сказать. Ей и в голову не приходило, что у Ника Холлидея, всегда улыбчивого и жизнерадостного, могло быть столь тяжелое детство.
- Вот, значит, когда у вас зародилось желание самому снимать фильмы, - догадалась она.
Ник кивнул.
- Да, у меня был дешевенький фотоаппарат "Брауни", и я вечно щелкал им все подряд, стараясь запечатлеть какую-нибудь последовательность. А потом раскладывал карточки в альбоме и подписывал, так что у меня получался иллюстрированный рассказ. - Он сложил пальцы шатром. - Однажды, когда мне исполнилось четырнадцать, я купил у местного ростовщика на свои сбережения старенькую кинокамеру и вот тогда развернулся по-настоящему. Снимал поток автомобилей на автостраде, детишек на пляже, всякие спортивные состязания и так далее. Пробовал разные углы и фокусы. - Чуть помолчав, он продолжил: - Когда я рассказал матери о том, кем хочу стать, она целиком поддержала меня. Больше пяти лет ей пришлось вкалывать одновременно на двух работах, чтобы я мог закончить Лос-Анджелесский университет. Теперь, по счастью, я уже сам могу позаботиться о ней.
- А где она сейчас? - спросила Мередит, когда официант подал им десерт.
- В Израиле, - ответил Ник. - Она всегда мечтала попасть туда, вот я ей это и устроил. Она живет там уже больше четырех месяцев, и, судя по письмам, возвращаться не торопится.
- Да, немногие удачливые люди заботятся о собственной семье, взойдя на самую вершину успеха, - заметила Мередит. Сама она уже много лет не видела своих близких.
- Иначе я не умею, - улыбнулся Ник и посмотрел на часы. - послушайте, ещё совсем рано. Может, заглянем ещё в одно местечко - тут совсем рядом…
Мередит покачала головой.
- Нет, я не могу. Мне нужно быть на студии уже в пять утра.
- А как насчет завтра?
Мередит вдруг взяла его за руку.
- Я получила огромное удовольствие от сегодняшнего вечера, Ник, - сказала она. - Но только давайте все-таки встречаться не каждый день. Хорошо?
Афины, сентябрь 1979г .
Константин Киракис разглядывал лежащие перед ним на столе бумаги до тех пор, пока перед глазами не поплыли круги. День был длинный, но он многое успел и был поэтому вполне удовлетворен результатами. Сегодня он подписал контракт, означавший для "Корпорации Киракиса" новый бизнес на миллиарды долларов. Большинство заключенных сделок имели самое непосредственное отношение к Северо-Американскому филиалу, что несказанно порадовало старого Киракиса. Молодчина Александр, не зря сидит в Нью-Йорке. И все же в глубине души Киракис сожалел о решении сына переехать в Соединенные Штаты. Он был бы куда более счастлив, останься Александр с ним здесь, в Греции, чтобы иметь возможность работать бок о бок. Эх, как он мечтал, чтобы его сын жил в Афинах, в самом сердце их гигантской и процветающей корпорации. Киракис не оставлял надежд, что придет время , когда он лично представит своего сына Совету директоров и порекомендует его на пост его нового президента. В один прекрасный день их корпорация станет крупнейшей в мире - и Александр очутится в самом центре глобальных деловых операций. Он должен быть готов к этому.
- Уже совсем поздно, Коста. Хватит работать - пошли спать.
Киракис поднял голову. Его жена Мелина в бледно-голубом бархатном халате стояла в проеме дверей кабинета. Пышные светлые волосы, обычно уложенные в тугой узел на затылке, рассыпались по плечам, и Киракис невольно заметил, что от этого его жена выглядит лет на десять моложе. Даже в шестьдесят семь лет она оставалась необыкновенно привлекательной. Годы пощадили её. Он встал и направился к ней, протянув перед собой руки.
- Извини, matia mou, - промолвил он. - Я немного забылся. - И обнял Мелину. Господи, до чего она стала хрупкая!
- Понимаю, - с улыбкой сказала Мелина. - А ведь ты уже не мальчик, Коста. Пора бы тебе научиться побольше отдыхать.
Киракис улыбнулся в ответ.
- То же самое мне твердит и этот старый пройдоха Караманлис, - сказал он с напускной укоризной. - Может, вы с ним сговорились пораньше отправить меня на покой?
- Мы вовсе не сговаривались, - сказала Мелина, усаживаясь в кресло, обитое темно-синим бархатом. - Просто мы за тебя беспокоимся. Нельзя столько работать.
- Ерунда! Я просто выполняю свой долг, вот и все.
- Я понимаю, что это твой долг, но так ли уж тебе необходимо делать все самому? - чуть помолчав, она добавила: - Мне казалось, что Александру уже вполне по силам возглавить этот бизнес. Если же ты считаешь, что он не способен…
- О нет, он ещё как способен, - быстро ответил Киракис. - У него блестящий ум, да и деловой хватке кто угодно позавидует. Однако, есть, к сожалению, кое-какие обстоятельства, которые не позволяют мне передать бразды правления в его руки.
- Какие ещё обстоятельства? - нахмурилась Мелина. - Неужели ты до сих пор не можешь простить ему переезда в Нью-Йорк?
Киракис покачал головой. Стоя у окна, он задумчиво смотрел на маячивший в отдалении корабль. В лунном свете серебрилась спокойная гладь Эгейского моря.
- Дело вовсе не в том, что он решил остаться в Соединенных Штатах, хотя, признаться, поначалу я был очень из-за этого раздосадован. Нет, Мелина, меня больше всего тревожит его образ жизни. - Вынув из кармана сложенную вчетверо газетную вырезку, он протянул её жене. - Вот, полюбуйся, о чем пишут в лос-анджелесской прессе.
Мелина осторожно развернула вырезку. С фотографии на неё смотрел Александр, рядом с которым была женщина, лицо которой показалось Мелине Киракис знакомым.
- Франческа Корренти, - промолвила она, кивая. - Снова, значит, в свет вышла.
- Судя по всему, да, - натянуто произнес Киракис. Голос его зазвенел от осуждения. - Впрочем, она, похоже, задержалась куда дольше, чем все остальные.
- Может, это и к лучшему, - задумчиво промолвила Мелина, внимательно разглядывая фотографию.
- К лучшему? - встрепенулся Киракис. - Да ты в своем уме? Не хочешь ли ты сказать, что согласна на брак нашего сына с этой… женщиной?
- Ну, разумеется, нет, - сказала Мелина, возвращая ему вырезку. - Я не допускаю даже мысли, что он может всерьез это рассматривать. Нет, я хотела только подчеркнуть, что Александр наконец научился поддерживать постоянные отношения с женщиной. Разве это не шаг в правильном направлении? Прежде, помнится, ни одна из них не задерживалась более чем на несколько недель.
- Да, ты права - это и впрямь можно расценивать как сдвиг к лучшему. - Киракис вздохнул. - Если он, конечно, не строит планов насчет именно этой женщины. Господи, и почему он выбрал Франческу Корренти? Актрису, женщину, у которой было столько любовников… Нет, на мой взгляд, она совершенно ему не пара - и уж тем более не годится в жены.
- Господи, Коста, ты рассуждаешь так, словно мы живем в средние века! - с неожиданным пылом воскликнула вдруг Мелина. - Я ещё удивлена, что ты сам не выбрал ему невесту!
- Между прочим, браки по расчету по-прежнему не столь уж редки в наших кругах, - напомнил Киракис, наливая себе водки. - Хочешь глоточек? - спросил он, приподнимая стакан.
Мелина покачала головой.
- Сам знаешь, муженек, наш сын ни за что бы на это не согласился, - сказала она.
- Да, Александр привык принимать решения сам, - признал Киракис. - Воля у него железная. Впрочем, когда я смотрю на его женщин, то невольно начинаю думать, что мой выбор был бы для него лучше… Если, конечно, он вообще способен жениться.
- Мне почему-то кажется, что он уже остепенился и готов расстаться со своей драгоценной холостяцкой жизнью, - сказала Мелина.
- Хотел бы я в это верить, - вздохнул Киракис. - Но, увы, вряд ли мы дождемся этого в ближайшее время.
Мелина ответила не сразу.
- Вот, значит, что ты имел в виду, говоря об обстоятельствах, которые не позволяют тебе передать бразды правления в руки Александра, - произнесла она наконец. - Значит, ты считаешь, что личная жизнь может помешать ему исполнять свой долг? - Мелина настолько хорошо знала своего мужа, что, казалось, могла читать его мысли.
Киракис помрачнел лицом и, отпив водки, ответил:
- Скажем так: Александр всегда был неосторожен в выборе своих женщин. У репортеров он пользуется на этот счет весьма дурной славой. По-моему, не проходит и дня, чтобы где-нибудь не появились какие-нибудь фотографии или статьи о его похождениях. Все это не способствует росту авторитета нашей корпорации.
- Вот, значит, что тебя больше всего заботит? Авторитет корпорации? - В голосе Мелины отчетливо слышались гневные нотки. Ей и прежде не нравилось упорство, с которым Киракис вечно стремился наставить Александра на путь истинный, словно их сын был обязан слепо идти по стопам отца.
Киракис покачал головой.
- Нет, Мелина, все совсем не так просто, - сказал он. - Мы ведь сотрудничаем с крупнейшими мировыми банками. Время от времени прибегаем к займам - колоссальным займам, - чтобы обеспечить различные новые проекты едва ли не во всех уголках земного шара. Мы умеем ладить с банками - пока. И не последнюю роль в согласии банкиров иметь с нами дело играет привлекательный и устойчивый образ нашей корпорации.
- И ты считаешь, что не самый привлекательный облик Александра, так старательно раздуваемый газетчиками, заставит банкиров отказаться от сотрудничества с нами? - спросила Мелина.
Киракис посмотрел на нее, и Мелина сама прочла ответ в его глазах.
- Да, matia mou, - кивнул он. - Они ведь тоже читают газеты и невольно примечают, сколь легкомысленный образ жизни он ведет. А ведь банкиры по природе своей крайне трусливы и осторожны. Они, безусловно, задаются вопросом: а способен ли столь легкомысленный человек решать серьезные вопросы? И находят его безответственным.
- Мне кажется, нельзя судить о человеке по его личной жизни, - промолвила Мелина. - Если бы мой отец положился на первое впечатление от тебя…
- Да, не копни твой отец глубже, и мы бы с тобой не поженились, - с легкой улыбкой согласился Киракис. - И уж тем более не видать мне денег, которые он вложил в строительство нашего флота. - Чуть помолчав, он продолжил: - Однако Александру может не повезти так, как мне. Времена изменились, а нашему сыну не хватит здравого смысла, чтобы, подобно своему отцу, жениться на дочери банкира.
- Значит отныне за каждым шагом Александра в бизнесе будут зорко следить и докладывать банкирам о его благонадежности? - спросила Мелина.
- Боюсь, что да, - кивнул Киракис. - И, в том случае, если он не изменит своего поведения…
Мелина посмотрела ему прямо в глаза.
- Послушай, Коста, - сказала она. - Я прекрасно понимаю, насколько тебе важно, чтобы Александр стал твоим преемником на посту главы корпорации. По-моему, ему ещё не было пяти лет от роду, когда ты принял это решение. Тебе, конечно, трудно будет со мной согласиться, но мальчик ещё слишком молод. Времени еще…
- Семнадцатого ноября ему исполняется тридцать один год, - напомнил жене Киракис. - В его возрасте я был уже давно женат на тебе. Я уже состоялся - и как муж, и как бизнесмен.
- Но ты сам сказал - времена изменились.
- Не настолько, - упрямо возразил Киракис.
Мелина подняла голову и улыбнулась.
- Боюсь, что все-таки больше, чем ты себе представляешь, - сказала она.
Киракис встряхнул головой.
- Порой мне кажется, что ты видишь Александра через розовые очки.
- А вот мне порой кажется, что ты его вообще не видишь, - улыбнулась Мелина и нежно поцеловала мужа в щеку. - Мы оба с тобой совершенно безнадежны в этом смысле.
- Пожалуй, да, - усмехнулся Киракис.
- Пойдем спать, - позвала она. - Уже поздно, и сегодня ты уже все равно не успеешь повлиять на его личную жизнь.