– Не смею спорить. Ну что ж, со светской беседой покончено, пора переходить к формальностям. Начинаем запись. Лейтенант Ева Даллас и сержант Делия Пибоди опрашивают Дирка Хастингса по делам номер Х-23987 и Х-23992. – Она ввела время дня и дату. – Хастингс, вам понятны ваши права и обязанности?
– Понятны. Вы притащили меня сюда и помешали работать. Вчера вы сделали то же самое. Я уже рассказал вам все, что знал. Я не отказывался сотрудничать.
– Вы вообще очень сговорчивый человек. – Ева достала копии снимков Кенби Сулу, присланных Надин, и бросила их на стол перед Хастингсом. – Посмотрите как следует и расскажите все, что вы знаете об этом человеке.
Тучный Хастингс пошевелился, и кресло зловеще затрещало. Он взял двумя пухлыми пальцами сначала один снимок, потом второй и по очереди поднес их к глазам.
– Я знаю, что это не моя работа. Хорошие фотографии, хотя лично я сделал бы моментальный снимок по-другому. Расположил бы источник света напротив глаз. У парнишки чудесные глаза, их нужно подчеркнуть. Были чудесные глаза, – поправился он, глядя на посмертный портрет.
– Хастингс, что вы делали вчера вечером?
Он продолжал смотреть на портрет, где мертвому была придана танцевальная поза.
– Работал. Ел. Спал.
– Один?
– Я был сыт людьми по горло… Я точно помню, что снимал этого парнишку. Танцор. Балетная труппа… Нет, черт побери, это были не профессионалы. Студенты. Я снимал его. Какое лицо, какие глаза! Хорошая фигура, но самое главное – это глаза. Я снимал его, – повторил он и посмотрел на Еву. – Как и девушку. Проклятие, что происходит?
– Вы меня спрашиваете?
– Я ничего не понимаю, черт побери! – Он вскочил так порывисто, что рука Пибоди легла на рукоятку револьвера. И осталась там, когда Ева покачала головой.
Хастингс метался по комнате, как медведь в клетке.
– Безумие, вот что это такое! Проклятый псих! Я снимал парнишку… где же это было? Где? В Джульярде! Ха, Джульярд… Куча расфуфыренных девиц, которые собираются стать примадоннами, но они платят. А у парнишки было такое лицо… Я сразу выделил его, чтобы сделать несколько снимков. Когда это было? Весной. Апрель. Может быть, май. Откуда мне знать, черт побери?
Он снова плюхнулся в кресло и сжал руками плешивую голову:
– О господи… Господи…
– Вы приводили его к себе в студию?
– Нет. Хотя дал ему свою визитную карточку. Сказал, чтобы он связался со мной, если хочет кое-что заработать в качестве фотомодели. Я помню, что он очень непринужденно держался перед объективом. Это дано не каждому. Он сказал: "Может быть". Особенно, если я соглашусь сделать несколько его портретов для рекламы.
– Он связался с вами?
– Нет. Не знаю, приходил ли он в студию. Этой ерундой занимается Люсия. Во всяком случае, я больше его не видел.
– Кто-нибудь был с вами во время съемок в Джульярде?
– Да, конечно. Но не помню, кто именно. Такой же идиот, как и все остальные.
– Тот же идиот, который был с вами на январской свадьбе, где вы сфотографировали Рэйчел Хоуард?
– Едва ли. Так долго они у меня не держатся. – Он усмехнулся: – Я человек темпераментный.
– И не говорите… Кто имеет доступ к вашим файлам на дискетах?
– Никто. В принципе никто, но человек, который в этом разбирается, мог бы… – Хастингс пожал плечами: – Я не придаю этому значения. Мне никогда не приходило в голову, что нужно обращать внимание на такие вещи. – Он подтолкнул фотографии к Еве и нахмурился: – Я не звонил адвокату.
– Я так и поняла. Почему, Хастингс?
– Потому что это задело меня за живое! Кроме того, я ненавижу адвокатов.
– Вы ненавидите всех.
– Да, это правда. – Он потер лицо руками, а потом уронил их на стол. – Я не убивал этих детей. Эта девочка с чудесной улыбкой, этот мальчик с чудесными глазами… Я бы никогда не смог погасить их свет. – Он наклонился вперед. – Как художник, я бы хотел знать, что станет с этой улыбкой через пять лет или с этими глазами через десять. Хотел бы увидеть и запечатлеть это. А как человек, я не принимаю убийства. Зачем убивать людей, если можно просто не обращать на них внимания?
Ева тоже наклонилась вперед, повторив его движение, как в зеркале.
– А разве вам не хотелось бы присвоить этот сияющий свет? Втянуть его в себя через объектив. И тогда он навсегда останется вашим.
Хастингс уставился на нее и дважды мигнул.
– Вы что, смеетесь надо мной, черт побери? Где вы набрались этой чуши?
Чудовищность ситуации не помешала Еве рассмеяться.
– Вы мне нравитесь, Хастингс. Но я не уверена, что это чувство взаимно. Мы снова проверим ваши файлы и постараемся найти снимки Кенби Сулу.
– Что ж, приходите. Можете привести с собой всю родню. И даже собачку прихватить.
– У меня кот. Я договорилась, что через двадцать минут вы пройдете проверку на детекторе лжи. Сержант проводит вас в приемную.
– Это все?
– Пока все. Есть какие-нибудь вопросы или заявления, которые вы хотели бы включить в протокол?
– Да, вопрос есть. Вопрос на миллион долларов, Даллас. Долго ли мне ломать голову над тем, кто будет следующим? Долго ли мне ломать голову над тем, кого из людей, которых я снимал, ждет смерть?
– У меня нет ответа. Допрос окончен.
* * *
– Вы верите ему, – заметила Пибоди, садясь в машину рядом с Евой. – Безо всякого детектора лжи.
– Да. Он имеет какое-то отношение к этим убийствам, но не совершал их. Я уверена, что следующую жертву он тоже сможет опознать. – "И это будет ему дорого стоить", – подумала Ева. Она уже видела, как искажалась от горя его уродливая физиономия. – Убийца – человек, который знает Хастингса. Или как минимум знает его работы. Восхищается ими и либо завидует, либо… считает, что он сам фотографирует лучше. Кто-то, кто не сумел добиться такого же успеха. Как у критики, так и у заказчиков.
– Конкурент?
– Может быть. Или тот, кто ставит искусство выше коммерции. Он хочет признания, иначе хранил бы фотографии для себя. Но он посылает их в средства массовой информации.
Ева снова вспомнила фрагменты текста, посланного убийцей Надин.
"Какой свет! Какой сильный свет… Он окутывает меня, как плащ. Питает меня. Он был гением, этот юноша с фигурой танцора и душой художника. Теперь он – это я. То, чем был он, будет всегда жить во мне.
Теперь в них обоих никогда не будет тьмы. Никаких теней, которые застилают свет. Это мой дар им. Их дар мне. А когда все завершится, когда все будет закончено, это станет нашим даром человечеству".
– Он хочет, чтобы о его подвигах узнал весь мир. Артистическая натура! – продолжила Ева. – Хастингс – или, по крайней мере, его работы, – стали для него трамплином. Мы опросим каждого, кто работал с Хастингсом в последний год.
Пибоди вынула ноутбук, ввела команду и получила список.
– На это понадобится время. Малый не шутил, когда говорил, что меняет помощников, как туалетную бумагу. К ним придется добавить служащих, фотомоделей, стилистов и так далее. Хотите начать с помощников?
– Да. Но сначала съездим в компьютерный клуб. Оба раза сведения Надин были переданы оттуда. Это ниточка.
Наступило время ленча. За столиками и в кабинках было полно студентов. Большинство собиралось группами; остальные сидели за компьютерами поодиночке и жевали сандвичи.
Стив Одри сбивался с ног, выполняя заказы на экзотические холодные напитки и кофе. Увидев Еву, он коротко кивнул.
– В летний семестр полдень – это час пик. – Он сунул очередному посетителю что-то пенисто-голубое и вытер руки о передник, завязанный на талии. – Выпьете что-нибудь холодное?
– Я бы не возражала против "Синего пламени", – быстро сказала Пибоди, знавшая нрав своей начальницы.
– Будет сделано. – Он задвигал рычагами. – А что вам, лейтенант?
– Сделайте перерыв.
– Но я заступил только час назад. Я не могу сделать перерыв, пока…
– Сделайте его немедленно.
Стив щелкнул дозатором и схватил стакан.
– Ладно, так и быть. Но только на пять минут, – сказал он, наполняя узкий стакан синей жидкостью, заказанной Пибоди. – Иначе меня уволят.
– Пяти минут хватит. Здесь есть какое-нибудь тихое место?
– Только не в это время дня. – Он обвел взглядом толпу и куда-то показал подбородком: – Займите изолированную кабинку сзади, с правой стороны. Я приду через минуту, как только выполню заказы.
Ева устремилась вперед; Пибоди, прихлебывая "Синее пламя", пошла за ней.
Похоже, студенты собирались в клуб, как на сафари, и приходили, обремененные сумками и рюкзаками. Однако шкафчик Кенби Сулу в Линкольн-центре пустовал. Там не было ни сумки, ни рюкзака. Рядом с телом тоже ничего подобного не нашли.
Ева неторопливо обходила столики и подошла к кабинке одновременно с двумя студентами в ветровках. Ребята плюхнулись в кресла, посмотрели на нее и улыбнулись.
– Вы проиграли. Мы моложе и быстрее.
– А я старше, и у меня есть значок. – Ева вынула его и ослепительно улыбнулась в ответ. – Может быть, заглянуть в ваши рюкзаки, а затем устроить личный досмотр?
Они тут же собрали свои вещи и ушли.
– Действительно быстрые ребята, – заметила Пибоди.
– Да. И сообразительные. Понимают, что я без всякого дурацкого напитка горю синим пламенем.
Пибоди снова отхлебнула из стакана.
– Не верьте названию. Он очень освежает и приводит в хорошее расположение духа. Впрочем, может быть, в этом виноват личный досмотр, который мы с Макнабом устроили друг другу сегодня ночью.
Ева прижала пальцем запульсировавшую на виске жилку.
– Слава богу, что я еще ничего не успела съесть. Иначе меня вырвало бы.
– А я думаю, что регулярный секс – это совсем неплохо. Он держит нас в тонусе.
– Замолчи… Замолчи!
– Ничего не могу поделать. Я счастлива.
– Я могу живо испортить тебе настроение!
Стив со стаканом прохладительного опустился в кресло рядом с Пибоди. Он сосал через соломинку что-то бледно-зеленое.
– О'кей, пять минут у нас есть. – Он закрыл дверь, и наступила относительная тишина. – Ах… отлично, – пробормотал Стив и снова припал к соломинке.
– Что вы знаете о сообщении, переданном отсюда утром?
У него расширились глаза.
– Как, опять?
– Утром здесь были специалисты из ОЭС. Они забрали компьютер и допросили вашего сменщика.
– Я пришел всего час назад, попал с корабля на бал и ничего не слышал. Кого-то снова убили?
Ева вынула фотографию Кенби.
– Узнаете его?
– О господи… Не знаю, может быть… Не уверен. Он бывал у нас?
– Успокойтесь, Стив.
– Ага. Это ужасно. – Он вытер рот тыльной стороной ладони и снова посмотрел на снимок. – Похоже, парнишка бывал здесь. Он актер или что-то в этом роде?
– Что-то в этом роде.
– Вам нужно поговорить с Ширли. Это наша официантка. Она бредит театром и богемой.
– Она здесь?
– Да. Подождите минутку.
Он открыл дверь, выскользнул наружу и убежал. В кабинку вновь ворвался шум.
– У них есть "хворост"! – воскликнула Пибоди и нажала на кнопку заказа, не дав Еве открыть рта. – Я чувствую снижение уровня сахара в крови!
– У тебя еще весь день впереди.
Стив вернулся с высокой тоненькой брюнеткой. Ее волосы были заплетены во множество таких же тоненьких косичек, достигавших талии и соединенных у концов черной лентой. В правом ухе она носила четыре серебряные заклепки; с левого уха свисали три серебряные бусинки, напоминавшие слезы.
Ширли села рядом с Евой и хлопнула в ладоши, звякнув кольцами, украшавшими каждый палец.
– Стиви сказал, что вы коп.
– Стиви угадал. – Ева снова закрыла дверь и положила перед Ширли фотографию. – Вы его знаете?
– Эй, так это же Легконогий! Я так прозвала его, потому что он танцор. Конечно. Он приходит пару раз в неделю. Обычно в перерыв для ленча. Но несколько раз приходил и по уикендам, когда играла музыка. Он здорово танцует. Что он сделал?
– С кем он обычно приходит?
– В основном, со своими театральными. Пару раз приглашал танцевать кого-то из посетительниц, но не одну и ту же. Он нормальный. В том смысле, что никогда не танцевал с другими парнями.
– А его кто-нибудь приглашал?
– Вообще-то нет. Он общается главным образом со знакомыми. И дает чаевые. – Она обменялась взглядами со Стивом. – Обычно студенты – народ прижимистый, но Легконогий никогда не жмется. Похоже, из хорошей семьи. Никогда не видела, чтобы он с кем-то ссорился. От него не было никаких неприятностей.
– Когда он был здесь в последний раз?
– В мою смену? – Ширли поджала губы, выкрашенные белой помадой. – Кажется, в пятницу. Тут играла потрясная холо-группа "Хард Крэш". Все балдели. Точно, Легконогий был здесь в пятницу с однокурсниками из Джульярда. Помнишь, Стиви? Черт побери, когда он заводится, то танцует без передышки. Ты весь вечер смешивал им безалкогольных "Чародеев".
– Да. Да, верно. – Стив посмотрел на фотографию и постучал пальцем по ее краешку. – Точно, "Чародеев". Я вспомнил.
– Ну, мне пора. – Ширли встала и открыла дверь.
– Мне тоже. – Стив поднял глаза на Еву. – Мы помогли вам?
– Возможно. Спасибо. Пойдем, Пибоди.
– Но мне только что принесли "хворост"!
– Жизнь полна неприятных сюрпризов.
Пибоди решительно ссыпала "хворост" в салфетку, утешая себя тем, что еда на ходу калорий не прибавляет.
Когда они вышли, Ева протянула руку, схватила кусочек "хвороста" и сунула в рот.
– Без соли? – Она поморщилась. – Как ты можешь есть это без соли?
– На соль мне не хватило времени… Жизнь полна неприятных сюрпризов, – мрачно добавила Пибоди.
– Ладно, хватит. Давай займемся списком работавших в "Портографии".
* * *
Опрашивая подозреваемых, Ева накапливала данные о Хастингсе. Дирк был маньяком, гением, невозможным человеком, безумным, но неотразимым – в зависимости от того, с кем она говорила.
Одну из бывших помощниц Хастингса они застали на съемках в Гринпис-парке. Модели – мужчина и женщина – были облачены в то, что называлось "одеждой для активного спорта". Еве показалось, что они собрались путешествовать автостопом по пустыне: узенькие топы и шортики желто-коричневого цвета, ботинки с подковами и шапочки с длинными козырьками.
Еву интересовала Эльза Рамирес – маленькая смуглая женщина с короткими темными кудряшками. Она сновала по площадке, строя мизансцены, подавая сигналы другим членам съемочной группы, раздавая бутылки с водой и выполняя все, что выпадало на ее долю.
Поняв, что конца этому не предвидится, Ева шагнула вперед и положила руку на плечо фотографа.
Плотная блондинка не была Хастингсом, но рычала не хуже.
– Сделайте перерыв, – посоветовала Ева и предъявила значок.
– У нас есть разрешение! Эльза!
– Рада за вас. Но я не по поводу разрешения. Сделайте перерыв и посидите где-нибудь в тени, иначе потеряете времени вдвое больше. Эльза! – Ева поманила ее пальцем. – Пойдемте со мной.
– Мы сняли площадку на час. – Эльза уже вынула из рюкзака документ. – Тут все правильно.
– Это тут ни при чем. Расскажите мне о Дирке Хастингсе.
Потное лицо Эльзы стало каменным.
– Я не собираюсь платить за стекло. Он сам бросил в меня бутылку. Чокнутый сукин сын! Он может подать на меня в суд, вы можете посадить меня, но за разбитое стекло я платить не буду!
– Вы работали у него в феврале… – Ева перелистала свои записи, – с четвертого по восемнадцатое.
– Да, и должна была бы получить дополнительную плату, как за участие в военных действиях. – Она достала из чехла на бедре бутылку и сделала глоток. – Я не возражаю против тяжелой работы, наоборот, люблю ее. Не возражаю против небольших стычек, потому что сама человек вспыльчивый. Но жизнь слишком коротка, чтобы тратить ее на общение с психами.
– Вы узнаете этого человека? – Ева протянула ей портрет Сулу.
– Нет. Потрясающее лицо. Хороший снимок. Очень хороший. А что?
– Во время работы у Хастингса вы имели доступ к его файлам?
– Конечно. Ввод снимков в память компьютера и поиск фотографий, которые он хотел улучшить, были частью моей работы. А что? Он говорит, что я что-то украла? Украла его работу? Это чушь! Проклятие, я знала, что он чокнутый, но не думала, что он еще и подлец.
– Нет, он не говорил, что вы что-то взяли. Это я вас спрашиваю.
– Я чужого не беру. И ни за что не поставила бы свое имя под работой другого человека. Черт возьми, даже если бы я в самом деле была воровкой, то никогда не смогла бы воспользоваться украденным. У этого ублюдка есть свой почерк, свой стиль, и его портреты узнает каждый, у кого есть глаза.
– Это его работа?
Эльза снова посмотрела на фотографию.
– Нет. Это хорошо, очень хорошо, но… не гениально. Видите ее? – Эльза показала пальцем через плечо на женщину-фотографа. – Она знает свое дело. Умеет фотографировать, умеет печатать. Настоящий профессионал. Но она никогда не достигнет его уровня. Хастингс может делать такие вещи с завязанными глазами. Может быть, для этого нужно быть чокнутым… Во всяком случае, он мастер.
– Хастингс напал на вас?
Эльза вздохнула и переступила с ноги на ногу.
– Ну, не совсем… Я слишком медленно поворачивалась, когда он снимал. Чего-то не успела… Он стал кричать на меня, а я ответила. У меня тоже есть нервы! Он бросил бутылку, но не в меня. Просто швырнул ее в окно. А потом заявил, что я должна буду заплатить за стекло, и начал осыпать меня оскорблениями. Я ушла и не вернулась. Люсия прислала мне деньги за отработанное время, причем полностью. Она поддерживает там порядок. Насколько это возможно.
Ева вернулась в "Портографию", чтобы понять, что представляет собой Люсия.
– Я не скажу о Хастингсе ни одного худого слова. В отличие от подавляющего большинства. Если бы он послушался меня, то нанял бы адвоката и привлек вас к суду за незаконный арест.
– Его никто не арестовывал.
– Все равно. – Она фыркнула и села за письменный стол. – Этот человек – гений, а гении не обязаны придерживаться тех же правил, что и все остальные.
– В том числе и запрета на убийство?
– Обвинять Хастингса в убийстве настолько абсурдно, что я даже отвечать не буду.
– Он затолкал одного из своих помощников в лифт. Бросил в другую бутылку. Угрожал выкинуть в окно третьего. Перечень можно продолжить.
Губы Люсии искривились.
– У него были на это причины. Художники – истинные художники – всегда темпераментны.
– О'кей. Ненадолго оставим в покое темперамент истинного художника Хастингса. Насколько защищены его файлы, записи и дискеты с фотографиями?
Люсия покачала головой и взбила светлую челку.
– Совершенно не защищены. Тут уж он не слушает никого, в том числе и меня. Он не в состоянии запомнить все эти пароли, команды и ужасно злится, если не может быстро добраться до нужного снимка.
– Значит, доступ к ним мог иметь кто угодно?
– Ну, сначала этот человек должен был получить доступ в студию.
– Это сужает список до натурщиков, клиентов, то и дело меняющихся помощников, постоянных и временных служащих…
– Уборщиков.
– И уборщиков.