- Ну все, - процедила она сквозь зубы, падая на землю. Ей было наплевать, оставит ее Франкенштейн или нет. Вытянув ноги, женщина массировала ушибленные пальцы. Маффи устроилась на листьях рядом. Когда боль прошла, Саммер прислонилась спиной к стволу дерева и подняла глаза на перепутанные ветви над ее головой, пытаясь думать исключительно о приятном.
Ее усилия были прерваны, когда над ней склонилось изуродованное лицо Франкенштейна.
- Что с тобой? - спросил он.
Саммер словно прорвало:
- Я ушибла пальцы. Я не спала двадцать четыре часа. Я голодна. Я запугана до смерти. Мне варварски скрутили кисти, двинули по голове, поцарапали челюсть, ушибли ребра, разорвали бретельку моего лифчика, я лишилась кроссовки. Кроме всего прочего, меня затащили в эту первобытную дикость, где я должна находиться в обществе убийцы, который выглядит как чудовище из фильмов ужасов, а еще более страшные убийцы гонятся за мной, чтобы убить. Вот что со мной.
- Нога прошла? - спокойно поинтересовался он, выслушав ее тираду.
Саммер кивнула.
- Значит, ты сможешь идти дальше?
- Будь я проклята, если сделаю еще хоть один шаг.
- Как знаешь, - сказал Франкенштейн, посмотрев на Саммер долгим, задумчивым взглядом, и быстро направился прочь.
"Постой", - хотелось ей крикнуть. Все получилось совсем не так. Он должен был понять, что она на самом деле смертельно устала. Он должен был подойти к ней, сесть рядом, утешить ее, угостить галетами с арахисовым маслом и предложить понести проклятую собаку.
Он не должен был бросать ее в диких местах, где единственная защита - этот жалкий клубок собачьей шерсти и где по ее следам гонятся кровожадные убийцы.
- Будь ты проклят, Стив Колхаун, - выпалила она вслед удаляющейся фигуре. К тому моменту, когда она, поднявшись и взяв на руки Маффи, устремилась за Франкенштейном, тот уже почти скрылся из вида.
Окончательно он исчез под нависшей козырьком скалой. На высоте примерно восемь футов над землей она выступала из стены склона горы футов на шесть. Догнавшая наконец Франкенштейна Саммер обнаружила, что кусты и лианы так плотно обступили скалу, что пространство под ней образовывало почти пещеру. Франкенштейн сидел на полу и распаковывал спортивную сумку. Саммер опустила Маффи на землю и плюхнулась рядом с Колхауном.
- Здесь мы сможем немного отдохнуть. Не знаю, как ты, а я просто валюсь с ног. - Он мельком взглянул на женщину, вытаскивая из сумки пикейную скатерть. Совершенно измотанная и запыхавшаяся, Саммер не нашла в себе сил произнести ни слова и только зло посмотрела на него. Если уж он валится с ног, то что тогда говорить о ней?
- Ляжем спать или сначала поедим?
- Спать? Мы ляжем спать? - Эта перспектива так обрадовала ее, что она на время забыла о своей злости. - А где?
Ухмылка искривила его рот.
- Прямо здесь, Розенкранц. А чего ты ожидала, пятизвездный отель?
- Здесь? - Саммер огляделась вокруг. - На открытом воздухе? Но ведь тут могут водиться медведи, волки… ну и другие звери.
- Что до меня, то после убийц медведями и волками меня не испугаешь. Кроме того, я не думаю, чтобы в этой части Туманных Гор водились волки.
Саммер отметила про себя, что про медведей он не обмолвился. И уже собиралась сказать о своих опасениях вслух, как в этот момент Маффи тявкнула и взобралась ей на колени.
- Она голодна, - констатировала Саммер. - Я считаю, что нам надо сначала поесть.
- Если думаешь, что я поделюсь с этой псиной той жалкой провизией, что у нас есть, ты опять ошибаешься.
- Она спасла тебе жизнь, - напомнила Саммер.
- Благодарю тебя, - произнес Франкенштейн, обращаясь к Маффи, - а теперь ступай и поймай себе аппетитную, сочную белку.
- Она не охотничья собака. Она собака для выставок, является неоднократным чемпионом. Моя мама ухаживает за Маффи, как за ребенком. Я не думаю, что прежде она хоть раз покидала дом без поводка.
- Круто, - сказал Франкенштейн, передавая Саммер пакетик с галетами. - Между нами и голодом ровно восемь пакетов галет, четыре банки пива и упаковка мятных таблеток. Когда они кончатся, нам придется ловить белок.
В целлофановом пакетике было шесть галет. Под умоляющим взглядом Маффи Саммер зубами разорвала целлофан. В том, что сказал Франкенштейн, была суровая, неумолимая правда. Им надо было беречь каждую крошку съестного.
Тем не менее она протянула Маффи галету.
Жуя свою галету, Франкенштейн посмотрел на эту сцену с явным неодобрением.
- Ох уж эти бабы, - пробормотал он, покачав головой.
- Мы спасли твою шкуру, - ответила Саммер, включая Маффи в мы, - и не один раз, хочу добавить. - Чтобы подчеркнуть эту мысль, она протянула Маффи еще одну галету.
- Пива хочешь? - Колхаун, видимо, решив оставить вопрос о Маффи и галетах, оторвал банку от упаковки и протянул ее Саммер.
- Я ненавижу пиво. - Она взяла банку с гримасой отвращения.
- А я перестал употреблять пиво некоторое время назад. Но если ты не видела подходящего источника, то это все, что мы можем пить.
Состроив брезгливую мину, Саммер оторвала крышку. Если бы не мучительная жажда, она не сделала бы этого. Обычно ее начинало тошнить от одного запаха. Однако сейчас она поднесла банку ко рту и сделала глоток. После смазанных арахисовым маслом галет, пожалуй, самое лестное, что можно было сказать по поводу теплого пива, это то, что оно мокрое.
- Не понимаю, как люди могут пить такую дрянь, - промолвила Саммер, сморщив нос, и протянула банку Стиву. - На, если хочешь, допей остальное. Я только раз глотнула.
- Да, чтобы получать от пива удовольствие, требуется практика. А ты случайно не из числа ли этих высокомерных трезвенников? - Он взял банку и с непроницаемым выражением лица секунду смотрел на нее, словно взвешивая емкость в руке.
- Говоря по правде, да, - ответила Саммер, оскорбленная презрительной характеристикой тех людей, которые отвергали спиртное. - А ты уж не алкаш ли?
- Ага, он самый, - ответил Франкенштейн, продолжая держать в вытянутой руке банку, так и не пригубив ее. - Больше не хочешь? - Ошарашенная его признанием, Саммер отрицательно помотала головой. - Точно не хочешь?
Саммер кивнула. Колхаун пожал плечами, встал и вылил пиво в траву у пещеры. Она все еще изумленно смотрела на него, когда Стив снова сел рядом с ней. Потом он смял банку в руке и сунул ее обратно в спортивную сумку.
- И перестань так смотреть на меня, - перехватив ее взгляд, сказал он с оттенком мрачной усмешки. - Я не стал его пить, правда? А меня тоже мучает чертовская жажда.
Чувствуя неловкость, Саммер потупила глаза и начала разламывать свою последнюю галету, перед тем как скормить ее Маффи, которая в благодарность лизала ей руку. Когда она снова подняла глаза, Франкенштейн расстилал скатерть на каменистой земле. Скатерть была из тех, какие обычно держат в багажнике автомобиля для пикников. Машинной работы, с рисунком в виде сцепленных обручальных колец. На кремовом фоне маленькие розово-лиловые и темно-голубые квадратики, образующие кольца. По краям скатерть была излохмачена, в одном ее углу красовалась дыра. Кроме того, она настолько выцвела, что с трудом можно было отличить лиловые квадратики от голубых.
Франкенштейн улегся и завернулся в скатерть, как сосиска в тесто. На поверхности осталась только его голова, которую он положил на спортивную сумку. Он закрыл глаза и, судя по всему, собирался вот-вот уснуть.
- Эй, а как же я? - воскликнула возмущенная Саммер.
Его глаза открылись. Некоторое время он, раздумывая, смотрел на нее, потом молча распластал руки, словно крылья у птицы, готовой взлететь, и приподнял скатерть. Смысл жеста был ясен: если тебе нужна постель, вот она, но придется разделить ее со мной.
Саммер быстро взвесила альтернативные варианты. Их было немного, и все непривлекательны. В данный момент ей больше всего на свете хотелось спать. Она смертельно устала, веки ее слипались. Будь она цветком, то уже давно увяла бы.
С сердитым видом она сбросила с себя единственную кроссовку, с сомнением поправила бретельку бюстгальтера и заползла в его объятия.
Колхаун сомкнул руки и привлек женщину к себе. Через несколько секунд ее спина прижималась к его груди, а голова покоилась на спортивной сумке рядом с его головой, и она была укутана скатертью и его теплом.
В данных обстоятельствах чувствовать себя в безопасности было нелепо. Саммер знала это, но тем не менее все-таки ощущала себя защищенной. Его ровное дыхание шевелило ее волосы. Судя по всему, он заснул сразу же, как только она улеглась. Погружаясь в сон, Саммер тихо улыбнулась. Она вдруг представила, как пытается объяснить маме, почему именно оказалась в одной постели с Франкенштейном.
Глава 18
Стив спал глубоким, без сновидений, сном. Когда он наконец открыл глаза, то обнаружил, что смотрит на Диди.
Невероятно, но она, казалось, парила футах в шести над ним, фактически вытянувшись горизонтально на потолке пещеры. Стив недоверчиво оглядел Диди. На ней были ковбойские сапоги, плотно облегающие тело выцветшие голубые джинсы и кожаная мотоциклетная куртка. Ее вьющиеся светлые волосы были разбросаны по плечам, на лице сияла улыбка, рот обрамлял изрядный слой алой помады. Ярко-голубые глаза с густо накрашенными ресницами ослепительно лучились.
Это явно была Диди.
Но Диди мертва.
Когда он вспомнил это, по его спине пробежали мурашки.
Она погрозила ему пальчиком с ярко-красным ноготком.
Стив вскрикнул и, выпрямившись, уселся рядом со спящей женщиной в их импровизированной постели из ворованных вещей.
- Страшный сон? - пробормотала в полудреме Розенкранц, моргая густыми ненакрашенными ресницами и пытаясь освободиться ото сна. Но через несколько секунд она снова отключилась.
Стив - он не хотел ее тревожить - оперся на локоть в полулежачем положении. Это было единственное, что он мог сделать, поскольку женщина все еще прижималась к груди Колхауна, прислушиваясь во сне к биению его сердца возле своего уха. "Страшный сон", - повторил он про себя ее слова. Ну да, разумеется, так оно и было. Окинув быстрым взглядом каменный потолок, он понял: чем-то другим это и не могло оказаться. Над его головой не было ничего, кроме камня, мха и паутины.
Черт возьми, ведь Диди мертва.
Ночных кошмаров никогда прежде у него не было. А тут кошмар в то время, когда он уже проснулся. По крайней мере, Стив думал, что проснулся. А вдруг он еще спал, вдруг ему все это приснилось, а отошел ото сна уже потом, когда присел.
О Боже.
Но тогда перед эллингом на пристани он точно не спал.
Возможно, это из-за сотрясения мозга. И хотя в глазах перестало двоиться, зрение еще играет с ним злые шутки. Не исключено, что повторяющиеся видения Диди - его кара на всю оставшуюся жизнь.
За три прошедших с ее смерти года Диди ни разу не являлась ему. Если эти поразительно реальные видения посланы ему в наказание, то почему они возникли только сейчас?
Кто знает ответы на эти вопросы?
Ему нужно было выпить.
Страстное желание выпить возникало у него уже не первый раз за шесть месяцев, которые прошли с тех пор, как он завязал со спиртным.
Никто не знает, что алкоголь сотворил с его разумом и телом, не говоря уж о душе. Пьянство почти разрушило его во второй раз. Он яростно, словно за жизнь, боролся с ним и победил.
Но было немало моментов, когда Колхаун, испытывая искушение, уверял себя, что одна кружка пива не причинит вреда. Только Божья милость - и саркастический вопрос Розенкранц, не алкоголик ли он, - спасла его. Он понял, что сражаться с тягой к выпивке ему придется весь остаток жизни. Он был полон решимости выиграть эту битву, каждый раз отказываясь от очередной банки пива.
Когда Стив снова улегся в их "комфортабельную постель", то постарался устроить спящую женщину в своих объятиях так, чтобы она не душила его, навалившись головой на грудь, а руками обвив его шею. Стив попытался забыть только что увиденное. Ему необходимо было заснуть, пока имелась такая возможность. Последние двое суток были сущим адом. Его мозг, чтобы думать дальше, нуждался в отдыхе, а телу, чтобы излечиться, требовался покой.
Слава Богу, когда он закрыл глаза, видение больше не появилось. Однако возникла другая проблема. Лежа на земле и пытаясь вообще ни о чем не думать, Стив обнаружил, что теряет контроль над своим разумом. И над телом тоже. С каждым вздохом он все больше и больше сознавал, что существо рядом с ним явно женского пола. И что он обнимает округлое, с изгибами, желанное тело женщины. Ее груди были готовы прожечь две дымящиеся дыры в его груди.
Невольно Стив вспомнил, как они выглядели обнаженными - эти прекрасные, с бутонами сосков, белые груди, атласно сиявшие в лунном свете. Груди Долли Партонеск. Мечта любого мужчины. Некоторые из них обращают внимание на ноги, некоторые на попку. Он был ценителем груди.
Стив вспомнил, что он почувствовал, сжав ее грудь.
Изгоняя эти мысли из головы, Колхаун попытался уснуть. Но чем больше он старался избавиться от мягких и теплых чувственных волн, которые окатывали его изнутри, тем сильнее ощущал их.
Дело кончилось эрекцией, которую в трезвом состоянии он впервые испытал за последние три года.
Стив стиснул зубы и открыл глаза. Поскольку сон был уже явно невозможен, оставалось только лежать и размышлять. Биться над загадкой: что именно происходит и кто стоит за всем этим. Как ему - и ей - выбраться из этой переделки с целой шкурой.
Через несколько минут Стиву пришлось признать, что это бесполезно - он не мог перестать думать о сексе. Прошла уже целая вечность с тех пор, как он вообще держал в объятиях женщину, не говоря уже о таких, какие ему нравились, - пышных и женственных.
Этим утром Колхаун обнаружил, что у нее самые мягкие в мире губы. К счастью, ему хватило самообладания, чтобы не пойти дальше поцелуя.
В данной ситуации секс с Розенкранц только бы осложнил его жизнь.
Внезапно что-то кольнуло его сзади в шею. У Стива было отчетливое ощущение, что за ним следят. Не в силах избавиться от этого чувства, он бросил осторожный взгляд вверх.
Диди там не было.
Конечно же, там не было Диди.
Он почувствовал себя полным идиотом и одновременно испытал такое же идиотское облегчение.
В этом состоянии Стив пребывал до тех пор, пока не посмотрел на собаку. Та сидела рядом с их импровизированной подушкой, склонив свою крохотную головку набок и устремив выпуклые глаза на что-то за его спиной.
Стив повернул голову так быстро, что едва не сломал себе шею.
Из угла пещеры грозила ему пальцем Диди.
Стив хрипло вскрикнул и одним прыжком оказался на ногах, вернувшись к реальности, к спящей рядом женщине, к скатерти.
Диди исчезла. Прямо на глазах. На самом деле, конечно, не исчезла, потому что и не существовала в действительности.
Стеклянными глазами Стив уставился на собаку. Маффи потеряла всякий интерес к тому, что секунду назад привлекало ее внимание, и теперь спокойно чесала лапой за ухом.
Проклятая псина!
- Пора вставать? - Розенкранц снова подняла голову.
Колхаун взглянул в сонные карие глаза, затем обратил внимание на прямой нос, на персиковую кожу, на широкие, запомнившиеся своей мягкостью губы. Теперь, когда его зрение почти пришло в норму, Стив видел, что она чертовски привлекательная женщина - нет, чертовски хорошенькая женщина, - несмотря на то что она выбита из колеи, немыта и нечесана. Саммер тяжело оперлась о него всем своим весом и обвила шею Стива руками. Он почувствовал изгибы ее теплого тела и тут же нашел объяснение этим странным появлениям Диди, видениям Диди.
Скорее всего, они вызваны чувством вины. Потому что Розенкранц была первой женщиной, которую он с трезвой, ясной головой возжелал после смерти Диди.
Глава 19
- Нам надо уматывать отсюда. - Голос Франкенштейна был так настойчив, что последние остатки сна покинули Саммер.
- Почему? Плохие дяди напали на наш след? - Моментально проснувшись, она отчаянно пыталась избавиться от скатерти, которая вдруг превратилась в смирительную рубашку.
- Потому что надо. - Он осторожно разнял ее руки, обвившие его шею.
Смущенная тем фактом, что она уцепилась за него - Боже мой, уцепилась за него, - Саммер отдернула руки, отпрянула назад и начала выпутываться из скатерти.
Ему наверняка хотелось свободы не меньше, чем ей.
- Кто-нибудь догоняет нас? - Страх звучал в ее голосе, страх сквозил в ее взгляде, когда она выглянула наружу из пещеры. - Ты что-нибудь слышал? Видел?
- Нет. - Франкенштейн сложил скатерть и, прежде чем запихнуть ее в сумку, вытащил оттуда несколько предметов.
- Тогда что случилось? - Что-то в его поведении пугало Саммер. Он был холоден, почти официален, резок и недружелюбен. Это не являлось новостью. Но вот его настороженность… Казалось, Колхаун чем-то напуган. Господи, что же такое произошло, пока она спала?
- Ничего не случилось. Нам нужно идти, вот и все. Надень это. Ты не можешь щеголять здесь в униформе уборщицы - ты слишком уж в ней выделяешься. - Франкенштейн встал и протянул ей свернутую одежду. Его взгляд был почти враждебным.
Саммер недоумевала: что происходит? Что она сделала не так? Развернув вещи, женщина увидела, что это были баскетбольные трусы и майка.
- Я не надену это, - сказала Саммер, держа в руках майку. Даже с первого взгляда было ясно, что она мужская. Ее глубокий вырез, узкие лямки и огромные отверстия для рук оголят ее практически до пояса.
- Что значит "не надену"? Если цвет и фасон не подходят, придется потерпеть.
Саммер была уверена, что Франкенштейн нарочно старается выглядеть как можно более гадким.
- Дело не в цвете, идиот. Посмотри на фасон. Видишь? - Она приложила майку к груди. Нижняя часть почти достигала колен, а верхняя, как она уже заметила, пожалуй, больше подходила для смелого вечернего туалета, поскольку количество материала было сведено до минимума.
Судя по хмурому виду Франкенштейна, было ясно: он понял, что Саммер имела в виду.
- Вот, - предложил он, стягивая с себя безрукавку и протягивая ее Саммер. - Давай меняться. Саммер взяла безрукавку и отдала ему баскетбольную майку, стараясь слишком уж не пялиться на его широкие плечи, мускулистую волосатую грудь, узкие бедра и мужские достоинства, слегка оттопырившие тесные шорты.
Левое плечо и бок Колхауна были разукрашены пурпурными и желтыми ранами, но тело под ними выглядело мощным.
Саммер всегда нравились большие, спортивные мужчины.
Он натянул майку через голову и заправил ее в шорты. На животе у него теперь было написано "Найк". Его плечи и верхняя часть груди остались голыми.
Встретившись с ним глазами, Саммер отвела взгляд, чтобы он не прочел ее мысли.
- Давай поторапливайся, - сказал Франкенштейн, поднял с земли свою шапочку, сумку и отошел в сторону.
Маффи засеменила за ним.