И они действительно переехали. Просто бессмысленно, сказала Фанни тоном, не терпящим возражений, платить арендную плату за квартиру в Лондоне, когда Норленд только и ждет, чтобы они в нем обосновались. Ее нисколько не заботило, как воспримут эти слова члены семьи, для которой Норленд стал больше чем домом, потому что там прошло практически все их детство. Фанни была настроена как можно скорее освободить его от всего старого, переделать в соответствии с собственным вкусом, превратив в образчик растиражированного дорогого стиля, и от ее решимости просто захватывало дух. Долой поцарапанную расписную мебель, французские платяные шкафы, выцветшие фестончатые портьеры из старинной парчи - на их место придут полированный гранит и нержавеющая сталь, по последнему слову моды. Прочь сентиментальные сувениры, истертые персидские ковры и потемневшие зеркала в позолоченных рамах - дорогу абстрактной скульптуре, черно-белым полам и огромному плазменному телевизору над величественным георгианским камином.
Перемены происходили, по мнению Белл и дочерей, с непочтительной, жестокой поспешностью. Фанни с Джоном, Гарри и няней заняли лучшие комнаты, ранее принадлежавшие дяде Генри; следом за ними дом наводнила армия строительных рабочих из Восточной Европы, и в нем теперь целыми днями звенели пилы, стучали молотки, и визжала дрель. К счастью, на дворе стояло лето, поэтому окна и двери можно было держать открытыми, чтобы проветривать дом от неизбежной пыли и запахов штукатурки и стружки, однако открытые окна означали также, что Дэшвуды прекрасно слышали разговоры новых хозяев, особенно те, которые Фанни - намеренно, как считала Элинор, - старалась довести до их сведения.
Последние несколько недель она только тем и занималась, что отговаривала Джона от любых попыток помощи мачехе и сводным сестрам. Несмотря на то что Фанни была миниатюрной, ее голос разносился по всему дому, даже если она говорила шепотом. Обычно Фанни просто отдавала приказы ("Она никогда не говорит "пожалуйста", - обратила внимание Марианна, - правда?"), но когда ей было нужно что-то от Джона, она переходила на кошачье мурлыканье.
Сидя у себя на кухне, они прекрасно слышали, как Фанни в захваченной ею гостиной, которую она называла залом, обрабатывает мужа. Судя по всему, она сидела у него на коленях, ласкаясь и перебирая пальчиками с острыми ноготками его волосы, одновременно намекая, что в случае отказа он лишится значительной части постельных утех.
- Им вовсе не надо так много, Джонни, дорогой. Ну сам посуди! Конечно, Магз еще в школе, и, заметь, в весьма дорогой, частной школе, а ведь это просто напрасная трата денег, когда в Льюисе есть отличная государственная, причем совершенно бесплатная, а Элинор уже почти закончила университет, да и Марианна скоро кончает. Белл легко сможет вернуться к работе, преподавать живопись, как раньше.
- Но она же не работала лет сто, - с сомнением в голосе отвечал Джон. - Никогда, сколько я себя помню. Отец хотел, чтобы она сидела дома…
- Что поделать, дорогой, человек не может позволить себе все, что бы ему хотелось. Ты разве не согласен? Она и так столько лет бездельничала в Норленде, вся такая свободная, артистическая и беззаботная.
Фанни что-то прошептала ему на ухо, потом, с колебанием в голосе, Джон произнес:
- Но я обещал отцу…
- Сладенький мой, - перебила его Фанни, - послушай! Подумай о нас. Вспомни, что ты обещал мне. Вспомни, наконец, о Гарри. Я знаю, что ты любишь это место, знаю, что оно значит для тебя, хотя ты никогда и не жил тут, а ты знаешь, что я могу помочь тебе привести его в достойный вид и поддерживать дальше. Я ведь обещала во всем тебе помогать! Обещала, стоя перед алтарем. Но это обойдется в целое состояние. Вот увидишь! Пойми, Джонни, услуги дизайнера по интерьерам стоят недешево, а мы ведь решили, что будем выбирать все самое лучшее, потому что дом этого заслуживает.
- Ну, - кое-как выдавил Джон, - мне кажется…
- Птенчик мой, - ворковала Фанни, - подумай о семье. Обо мне и о Гарри. И о Норленде. Норленд - наш дом.
Последовала долгая пауза.
- Лижутся, - с отвращением пробормотала Маргарет. - Она сидит у него на коленях, и они лижутся.
Прием тем не менее сработал; Фанни, отдавала ей должное Элинор, умела добиваться своего. Дом, их любимый дом, приобретший со временем ту неподражаемую патину, которая появляется только в жилищах, медленно и органично эволюционирующих в соответствии со вкусами разных поколений хозяев, претерпевал катастрофические перемены, превращаясь в новомодную, впечатляющую, но бездушную версию прежнего себя, которую Белл как-то в запальчивости сравнила с пятизвездочным отелем.
- И это ни в коем случае не комплимент! Любой может заплатить, чтобы остановиться в отеле. Именно остановиться! Но ведь в отелях не живут. Фанни ведет себя как застройщик, который думает лишь о внешнем шике. Лишает этот чудесный старинный дом его души!
- Но, - негромко заметила Элинор, - она же как раз этого и хочет. Хочет, чтобы дом производил неизгладимый эффект. И она этого добьется. Мы все слышали, как она переубедила Джона, заставила согласиться с ней. Теперь она здесь хозяйка. Фанни может делать с Норлендом все, что ей вздумается. И сделает, не сомневайтесь.
Неловкая, принужденная любезность царила в доме до позавчерашнего дня, когда Джон, заметно смущаясь, зашел к ним в кухню и поставил на стол бутылку дешевого вина таким жестом, будто принес роскошное шампанское, а потом объявил, что, с учетом всех обстоятельств, после долгих раздумий, обсуждений и даже бессонных ночей - особенно у Фанни, которая, как им известно, ужасно чувствительна и ранима, - они пришли к заключению, что им - ему, Фанни, Гарри и их постоянной няне - будет удобнее жить в Норленде одним.
В кухне воцарилось потрясенное молчание.
- Во всех пятнадцати спальнях? - придя в себя, язвительно поинтересовалась Маргарет.
Джон твердо кивнул.
- Да.
- Но почему… как же…
- Фанни планирует начать в Норленде собственный бизнес. Сдавать часть комнат за плату - конечно, весьма высокую. Чтобы оплачивать содержание поместья, потому что это просто, - он закатил глаза к потолку, - бездонная бочка. Никаких денег не хватит, чтобы поддерживать Норленд в достойном виде.
Широко распахнутыми глазами Белл в упор смотрела на Джона.
- А как же мы?
- Я помогу вам найти другое жилье.
- Здесь?
- Обязательно здесь! - задохнувшись, вскричала Марианна. - Только здесь, поблизости, я не смогу жить далеко отсюда, не смогу…
Элинор взяла сестру за руку и крепко стиснула ее пальцы.
- Может быть, небольшой коттедж? - предложил Джон.
- Коттедж!
- В Сассексе масса симпатичных коттеджей.
- Но за них надо платить, - в отчаянии воскликнула Белл, - а у нас нет ни гроша.
Весь подобравшись, Джон поглядел на нее.
- Нет, есть.
- Нету, - ответила Белл. - Нет.
Она нащупала рукой спинку стула и схватилась за нее.
- Мы собирались что-нибудь придумать. Зарабатывать деньги, чтобы платить вам за аренду. У нас уже были кое-какие идеи насчет дома и земли: тут можно было бы устраивать свадьбы. Мы начали об этом думать после смерти дяди Генри, но у нас не было времени, прошел всего год, перед тем как… перед тем…
Элинор сделала шаг вперед и встала рядом с матерью.
- У вас есть собственный доход, - твердо сказал Джон.
Белл махнула рукой, словно отгоняя навязчивое насекомое.
- Это же мизер!
- Две тысячи фунтов вовсе не мизер, моя дорогая Белл. Две тысячи фунтов это весьма ощутимая сумма денег.
- Для четырех женщин? На всю оставшуюся жизнь? При том что у нас нет даже крыши над головой?
На мгновение Джон было заколебался, но быстро справился с собой. Он ткнул пальцем в бутылку на столе.
- Я принес вам вина.
Маргарет поглядела на этикетку и пробормотала себе под нос:
- Мы такое не используем даже для готовки.
- Тихо! - автоматически шикнула на нее Элинор.
Белл не сводила с пасынка глаз.
- Ты обещал отцу!
Джон перевел взгляд на нее.
- Я обещал позаботиться о вас и собираюсь сдержать обещание. Я помогу вам найти жилье.
- Какое великодушие, - воскликнула Марианна с жаром.
- Проценты с ваших средств…
- Они микроскопические, Джон.
- Удивительно, что вы вообще что-то знаете о подобных вещах.
- А мне удивительно, что ты так легко отказываешься от клятвы, данной отцу, лежащему на смертном одре.
Элинор положила руку матери на плечо.
- Пожалуйста! - обращаясь к брату, сказала она. А потом негромко добавила:
- Мы что-нибудь придумаем.
Джон вздохнул с облегчением.
- Вот так-то лучше. Молодец!
И тут Марианна выкрикнула:
- Ты - мерзавец, слышишь меня? Мерзавец! Ты предатель, трусливый и… как это слово, у Шекспира? А, вспомнила - вероломный! Да, да, Джон!
В кухне повисло исполненное ужаса молчание. Потом Белл потянулась к Марианне; Элинор испугалась, что они сейчас кинутся друг другу в объятия, как обычно бывало в трудную минуту, явив Джону типичную для них экстравагантность.
- Думаю, тебе лучше уйти, - быстро сказала она, обращаясь к нему.
Джон с благодарностью кивнул и отступил на шаг назад.
- О да, а то она прибежит тебя искать, - вмешалась Маргарет. - Как она тебя подзывает - собачьим свистком?
Отчаяние на лице Марианны сменилось злорадной усмешкой. Точно так же, мгновение спустя, отреагировала Белл. Джон переводил взгляд с одной на другую, отступая все дальше к двери, и тут наткнулся на старинный уэльский буфет с расставленными у стены тарелками - изящными декоративными сувенирами с фестончатой кромкой, которые Генри с Белл привозили из своих путешествий по Провансу, две-три за раз, в течение многих лет.
Джон шагнул к двери. Уже держась за ручку, он вдруг выразительно мотнул головой в сторону буфета.
- Кстати, эти тарелки очень понравились Фанни.
И вот теперь, спустя всего день, они сидели здесь же, на кухне, снова вокруг стола, истерзанные волнениями, гневом на Фанни с ее злобой и на Джона с его мягкотелостью, до смерти напуганные перспективой оказаться на улице, не имея ни места, чтобы приклонить голову, ни денег, чтобы, если таковое найдется, за него заплатить.
- Конечно, через год я уже получу диплом, - сказала Элинор.
Белл ответила дочери усталой улыбкой.
- Дорогая, что это изменит? Ты прекрасно рисуешь, но сколько архитекторов сейчас сидит без работы!
- Спасибо за поддержку, мам.
Марианна накрыла ладонь Элинор своей.
- Она права. Ты прекрасно рисуешь.
Элинор попыталась улыбнуться сестре. А потом решительно сказала:
- Как права и в том, что архитектору в наше время трудно найти работу. Особенно начинающему. А ты не могла бы снова пойти преподавать? - обращаясь к матери, спросила она.
Белл беспомощно развела руками.
- Дорогая, я не работала уже сто лет!
- Но сейчас крайний случай, мама.
Марианна сказала, повернувшись к Маргарет:
- Тебе придется перейти в государственную школу.
Лицо Маргарет застыло.
- Ни за что.
- Так надо.
- Магз, у нас просто нет выбора…
- Я не пойду! - закричала Маргарет в ответ.
Она выдернула наушники из ушей, бросилась к окну и сжалась в комок, стоя к ним спиной. Внезапно плечи ее распрямились.
- Эй! - совсем другим тоном позвала она.
Элинор привстала.
- Что там?
Маргарет не обернулась; вместо этого она высунулась в окно и изо всех сил замахала руками.
- Эдвард! - закричала она. - Эдвард!
А потом повернула голову и, хотя все и так было ясно, воскликнула, глядя через плечо:
- Эдвард приехал!
2
Несмотря на то что Фанни по приезде в Норленд восстановила против себя семейство Дэшвудов, они, тем не менее, признавали за ней одно неоспоримое достоинство: наличие брата по имени Эдвард.
Он явился вслед за сестрой, и поначалу все решили, что этот долговязый темноволосый застенчивый юноша - полная противоположность его деятельной и весьма опасной сестрицы, - приехал полюбоваться новым приобретением, словно по волшебству свалившимся к ней в руки. Однако через день-другой стало ясно, что он постоянно топчется на кухне у Дэшвудов, рискуя показаться навязчивым, не только потому, что ему там уютно и легко, но также по той простой причине, что ему больше некуда идти - и совершенно нечем занять себя. Собственно, он и сам был готов расписаться в полной своей никчемности.
- Боюсь, по жизни я неудачник, - сказал он как-то, вскоре после приезда, сидя за кухонным столом и измельчая на терке длинные стручки красной фасоли, как показала Белл. Клок темных волос упал ему на лоб, закрывая глаза.
- Нет-нет, - тут же воскликнула Белл, и добавила с теплотой:
- Вы вовсе не неудачник. Думаю, вы просто не умеете правильно преподнести свои достоинства.
Эдвард перестал тереть и принялся выковыривать большую пятнистую фасолину, застрявшую между лезвиями.
- Меня выгнали из Итона, - с легким вызовом произнес он.
- Серьезно? - хором воскликнули все, кто был в кухне.
Маргарет, вытащив наушник из одного уха, с нескрываемым интересом спросила:
- И что ты натворил?
- Стоял на стреме, пока плохие парни проворачивали свои делишки.
- Насколько плохие? Очень-очень?
- Ну не то чтобы…
Маргарет подалась вперед и заговорщицки прошептала:
- Это было связано с наркотиками?
Эдвард улыбнулся, не поднимая головы от терки.
- Вроде того.
- А сам ты их принимал?
- Хватит, Магз! - одернула сестру Элинор.
Эдвард одарил ее быстрым взглядом, в котором читалась искренняя благодарность, ускользнувшая, тем не менее, от Элинор, поскольку та на нее нисколько не претендовала.
- Нет, Магз, - ответил он. - На это у меня кишка была тонка. Стоял на шухере, но как-то раз зазевался, и мы попались. Нас всех исключили. Мама меня так и не простила. Представляете, до сих пор.
Белл похлопала его по руке.
- Простила, наверняка.
- Вы не знаете мою мать.
- Думаю, - заговорила Марианна, до этого тихонько сидевшая на подоконнике с книжкой в руках, - когда тебя выгоняют, это классно! Особенно из такого благопристойного заведения, как Итон.
- Вот только одобрения за это вряд ли дождешься, - негромко заметила Элинор.
Эдвард снова со значением взглянул на нее.
- Меня с позором услали из дома. В Плимут. Готовиться к экзаменам на частных курсах.
- Бог мой, - воскликнула Белл, - ужас какой! В Плимут!
Маргарет заткнула наушник обратно - разговор снова становился скучным.
Чтобы немного ободрить гостя, Элинор спросила:
- Значит, аттестат ты все-таки получил?
- Ну да, - ответил Эдвард. - Оценки, правда, были так себе. Честно говоря, я не особо старался. А зря. Сейчас вот жалею. Пытаюсь немного наверстать, хотя, конечно, уже слишком поздно.
- Учиться никогда не поздно! - провозгласила Белл.
Эдвард отложил терку. Обращаясь к Элинор, будто она одна была способна его понять, он сказал:
- Мама хочет, чтобы я дослужился до депутата парламента.
- Неужели?
- Или выучился на адвоката и выступал в суде. Хочет, чтобы я занимался чем-нибудь… чем-то…
- Престижным, - закончила за него Элинор.
Он снова улыбнулся ей.
- Именно.
- В то время как сами вы, - заговорила Белл, ласковым движением вкладывая терку обратно ему в руки, - хотели бы заниматься…
Эдвард взялся за следующий стручок.
- Я бы с удовольствием занимался общественной работой. Знаю, звучит глупо, но мне правда не нужны все эти дома, машины, деньги - в общем, то, что так ценится у нас в семье. Роберту, моему брату, удалось избежать этой участи, потому что он младший. У нашей матери своеобразные представления о том, как мы должны жить. Видите ли, Роберт у нас организатор праздников: устраивает в Лондоне грандиозные вечеринки за бешеные деньги. Сам я их просто терпеть не могу. И маму почему-то абсолютно не беспокоит тот факт, что его работу никак нельзя назвать аристократической. Однако когда речь заходит обо мне, она постоянно твердит о престиже, деньгах и власти. Она не желает видеть, что я за человек. А мне просто хочется заниматься чем-нибудь спокойным и… ну…
- Полезным? - спросила Элинор.
Эдвард встал из-за стола и обернулся, чтобы посмотреть на нее - с восхищением, чистым и неприкрытым.
- Совершенно верно, - с нажимом ответил он.
Тем же вечером, пытаясь оттеснить сестру от зеркала в ванной, где они чистили зубы, Марианна заявила Элинор:
- Ты ему нравишься.
Элинор сплюнула пену от зубной пасты в раковину.
- Ничего подобного. Ему просто приятно бывать у нас, потому что мама с ним болтает, а мы не позволяем себе шуточек в его адрес и не говорим, как ему одеваться и как себя вести - в отличие от Фанни.
Марианна вытащила изо рта зубную нить.
- Элли, мы все ему симпатичны. Но к тебе он явно питает особые чувства.
Вместо ответа Элинор наклонилась и начала ожесточенно расчесывать волосы сверху вниз, словно тем самым хотела положить конец разговору.
Марианна снова натянула зубную нить. Сунув ее в рот, она невнятно прошамкала:
- А шебе он нравитша?
- Я ничего не поняла.
- Прекрасно ты все поняла! Я спрашиваю, нравится ли тебе, Элинор Дэшвуд, нашей недотроге, для которой ни один мужчина никогда не будет достаточно хорош, некий юноша весьма привлекательной наружности, по имени Эдвард Феррарс?
Элинор выпрямилась, отбросив волосы с лица.
- Нет.
- Врушка.
На мгновение обе замолчали.
- Ладно. Немножко, - сказала Элинор.
Марианна привстала на цыпочки и посмотрелась в зеркало.
- Он идеально тебе подходит, Элли. Ты же прямо как миссионер - тебе вечно надо кого-то спасать. А Эд как раз дозрел до того, чтобы его спасли. К тому же, он такой симпатяга!
- Мне все равно. Я сейчас не в том состоянии, чтобы взваливать на себя чужие проблемы.
- Бред! - возмутилась Марианна.
- Ты не…
- Да он же весь вечер с тебя глаз не спускал! Стоило тебе открыть рот - даже если ты несла полную чушь, - как он чуть ли не хвостом начинал вилять: вылитый щенок-лабрадор!
- Прекрати сейчас же.
- Но ведь это так здорово, Элли! Жизнь у нас в последнее время была не самая сладкая, так разве не прекрасно, что есть такой вот Эдвард, который считает тебя замечательной!
Элинор принялась с тем же ожесточением щеткой собирать волосы в конский хвост.
- Все это глупости, Эм! Только не сейчас, когда мы в таком положении и надо думать о деньгах и о том, где мы будем жить, и вообще… Совсем не время рассуждать, нравится мне Эдвард или нет.
Марианна повернулась к сестре и неожиданно ухмыльнулась.
- Тут есть еще кое-что…