– Хорошо. – Надев колпачок на ручку и спрятав ее обратно в карман, доктор Овейзи встал. – Думаю, пока что это все. Я организую визит нашей медсестры, чтобы обсудить с графиней Ривальди инъекции гормонов. Как только мы назначим дату трансплантации, увидимся в клинике.
Позволив себе едва заметную улыбку, он протянул Лотти руку и слегка поклонился, после чего вместе с Рафаэлем покинул комнату.
Лотти сверлила взглядом место, на котором он только что сидел. Все произошло так быстро. Доктор Овейзи, при всей его подчеркнутой отстраненности, сделал их намерение реальным, осязаемым. Неужто и впрямь возможно, что всего через несколько недель она может забеременеть? Забеременеть от Рафаэля?
Как и обещал доктор, медсестра приехала на следующий день с чемоданчиком, полным лекарств. Она сразу же понравилась Лотти: юная Джина родом из Восточной Европы оказалась очень смышленой, что делало ее еще более приятной. Хрустящая белая униформа плотно облегала ее ладную фигурку, волосы были забраны в конский хвост на затылке, а проницательные синие глаза излучали внимание и дружелюбие.
До тех пор, конечно, пока она не увидела Рафаэля. Лотти не могла не заметить, как Джина изо всех сил пытается скрыть свою восторженную реакцию на присутствие столь привлекательного мужчины.
Рафаэль наградил ее вежливой улыбкой, прежде чем объявить, что он оставляет их наедине. Женщины обменялись взглядами, и от Лотти не ускользнуло, как гаснет румянец на щеках Джины, занявшейся своим чемоданчиком и инструментами.
Джина собиралась приезжать каждый день, чтобы помочь ей с инъекциями гормонов, но Лотти сказала, что может делать это сама. Она ведь делала это прежде. Джина посмотрела, как Лотти ставит первый укол в бедро, и, удовлетворенная увиденным, откланялась, оставив инструкции и строгое расписание, которому надо было следовать до ее следующего визита.
– Мне нет нужды говорить вам о возможных побочных эффектах? – сочувственно улыбнулась Джина.
– Головные боли, спазмы в животе, перепады настроения, приливы… Жду не дождусь, – усмехнулась Лотти в ответ. – "Постоянным клиентам футболка в подарок".
– Ну, надеюсь, она будет достаточно просторная, – ответила Джина. – Чтобы смогла прикрыть большой живот.
– Будем надеяться.
Женщины посмотрели друг на друга.
– Это же доктор Овейзи. Он превращает мечты в реальность.
Вера Джины в лучшее была очень трогательной, хоть ее слова и звучали, как цитата из рекламной брошюры.
Глядя на груду лекарств на столе, Лотти наконец по-настоящему поняла, через что ей предстоит пройти. На что она подписалась. Но пути назад уже не было.
– Да, обещаю, я расскажу тебе все, когда вернусь, Алекс. Да… Нет… Я в порядке. Честно, Алекс, тебе не о чем волноваться. Давай-ка возвращайся к своему вину и дай мне немного поспать. Здесь уже полночь. На связи.
Она любит Алекс, правда, но обмануть ее становится все сложнее – особенно после стаканчика-другого вина, которые усиливают ее решимость докопаться до правды. "Просто скажи, что происходит, Лоте?"
Последние несколько дней Лотти словно выпала из реальности – ситуация становилась настолько безумной, что она и сама едва могла с ней примириться, не говоря уж о том, чтобы объяснить, что происходит, кому-то столь возбудимому, как Алекс.
Она приехала в Монтеррато, твердо уверенная, что ей предстоит подписать бумаги на развод, и вот пожалуйста, вместо этого она пытается забеременеть и хочет этого сильнее, чем готова признаться.
Выключив свет, Лотти калачиком свернулась под пуховым одеялом. Жизнь в Англии казалась ей сейчас бесконечно далекой, хоть она и понимала, что ей еще придется с ней столкнуться так или иначе – особенно в вопросе с работой у Ибрагима. Тот недвусмысленно дал ей понять, что не потерпит долгих отлучек, и если через неделю ее не будет на рабочем месте, то и рабочего места для нее больше не будет.
Жизнь Лотти в палаццо складывалась причудливым образом. Рафаэль частенько уезжал по делам, и, даже когда он был дома, Лотти почти его не видела. Если он не был завален делами в своем кабинете, у него были встречи в конференц-зале, или вне его, или где-то в его владениях – он решал множество сложных вопросов, в которые должен был вникать как хозяин Монтеррато.
Когда же их пути пересекались, он вежливо интересовался ее здоровьем и благополучием. Его участие казалось искренним, даже если он проверял ее – точно ли она следует указаниям доктора Овейзи. Но что-то в том, как он смотрел на запястье с часами или шарил в кармане в поисках телефона, давало ей понять, что у него нет никакого желания продолжать разговор.
Казалось, что она для него – лишь один из множества проектов. И хоть его прохладное, пренебрежительное отношение и задевало, оно не могло обмануть ее ни на минуту. Она знала, что это типичное поведение Рафаэля Ривальди.
Хуже всего были ночи – особенно если она знала, что Рафаэль находится неподалеку. Мысли о том, что он так близко, спит на своей кровати прямо за дверью, разделяющей их комнаты, но при этом так бесконечно далек от нее, наполняли Лотти невыразимой печалью. Никогда она не чувствовала себя более одинокой.
Сейчас, лежа тихонько в своей постели, Лотти отчетливо слышала звуки за дверью. Вот Рафаэль идет по деревянному полу, вот слышен звук льющейся в душе воды. С болью она представила полотенце на его бедрах, влажные волосы на груди и под мышками, движение упругих бицепсов, когда он сушит волосы…
Услышав скрип кровати, Лотти поняла, что полотенце уже сброшено на пол, а он сам, обнаженный, мускулистый, улегся под прохладные льняные простыни…
Наконец наступил день подсадки эмбриона. Они договорились, что Лотти приедет в клинику сама, а Рафаэль, который последние несколько дней был в Париже, уже будет ждать ее там.
Ехать было примерно два часа, но Лотти хорошо знала дорогу. Это была та же клиника, где она прежде проходила лечение и где хранился их драгоценный эмбрион. Но в этот раз, с участием доктора Овейзи, все казалось другим.
Итак, Лотти отправилась в путешествие. Она любила водить этот автомобиль – один из многих в автопарке Рафаэля. Это был гладкий черный хищник, сжиравший бессчетное количество миль за час. И каким же облегчением было наконец-то выбраться за пределы палаццо – подальше от любопытных глаз прислуги.
Она понимала, что их не могло не распирать любопытство по поводу отношений графа и его сбежавшей жены. Она бы на их месте умирала от любопытства. Если это примирение, то какое же странное! Рафаэля почти никогда не было дома, а когда он все же появлялся, то держал дистанцию – настолько почтительную, что она граничила с безразличием. Едва ли это напоминало воссоединение влюбленных голубков.
С каждой милей Лотти чувствовала, как нарастает волнение. Отвлечься не получалось – радио лишь подливало масла в огонь. Там передавали в основном любовные песенки, словно чтобы подчеркнуть абсурдность ситуации, в которой она находится. Немного сбавив скорость, Лотти схватила бутылку воды и сделала несколько глотков.
То, что она собиралась совершить, до сих пор казалось невероятным и сумасбродным. И то, что она обдумывала все это последние несколько недель, картины не меняло. Но больше откладывать нельзя. Забеременеет она или нет, последствия этого шага имеют жизненно важное значение.
Рафаэль ждал ее у входа в клинику. Он вежливо чмокнул ее в щеку, и они вместе вошли в раздвигающиеся двери.
Он был такой высокий и красивый в темно-сером костюме, с расстегнутым воротом рубашки, с приспущенным шелковым галстуком. Лотти вновь поразилась ошеломительному воздействию его красоты, одного его присутствия рядом, безупречности его стиля. Всего за несколько дней, которые она его не видела, его раны почти затянулись – синяки поблекли и казались бледно-желтыми на его оливковой коже, а шрам превратился в бледно-розовую линию.
Стоя у приемного покоя, они обменялись взглядами: Рафаэль все так же в броне самоконтроля, Лотти с внезапно пересохшим ртом – даже если бы она и хотела что-то сказать, то не смогла бы.
Подошел доктор Овейзи и, пока они поднимались в лифте на четвертый этаж, без промедления сообщил, что эмбрион успешно разморожен и все идет по плану. На лице Рафаэля отразилось неслыханное облегчение, что не укрылось от глаз Лотти благодаря зеркальным стенам лифта.
И вот всего полчаса спустя процедура была завершена.
Лотти не хотела, чтобы Рафаэль присутствовал при трансплантации. Она попыталась убедить его остаться в комнате ожидания, внезапно почувствовав нелепое смущение в его присутствии. Но, завязав на спине тесемки зеленого халата, он лишь ответил ей презрительным взглядом, пояснять который словами не было никакой нужды. И, надо признать, его присутствие помогло ей. Он возвышался над ней, подобно несокрушимой каменной стене, и казалось, одной его воли достаточно, чтобы их план сработал.
А когда он протянул ей руку, Лотти ухватилась за его ладонь как утопающий за соломинку – словно от этого зависела ее жизнь. Или, по крайней мере, жизнь их ребенка.
Сейчас он стоял позади нее, и они смотрели на компьютерный экран – доктор водил сканером по животу Лотти, указывая им на крошечный пузырек воздуха в том месте, где прикрепили эмбрион. Лотти смотрела на него, изо всех сил посылая позитивную энергию, чтобы все произошло, как надо.
– А сейчас, – доктор Овейзи повернулся к потенциальным родителям, – вот несколько правил, которые вам надо соблюдать следующие две недели.
Лотти кивнула.
Рафаэль замер в тревожном ожидании.
– Я твердо уверен, что стресс – злейший враг нашего тела, тем более в том, что касается имплантации эмбриона. Его надо избегать любой ценой. Исследования показывают, что правильный эмоциональный настрой реципиента чрезвычайно важен. Но я вовсе не имею в виду, что графиня должна соблюдать постельный режим и ничего не делать. – Он посмотрел на Лотти. – Я хочу, чтобы следующие несколько недель вы делали то, что приносит вам удовольствие. То, что отвлечет вас от процедуры и ее результатов. Поэтому я рекомендую умеренные физические и умственные нагрузки и супружеские отношения в полном объеме.
Супружеские отношения? Вот этого-то точно не будет – она готова руку дать на отсечение.
Печальная нелепость сложившейся ситуации поразила ее с новой силой.
Наконец Рафаэль и доктор Овейзи покинули комнату, а Лотти осталась в постели на требуемые пятнадцать минут. Глядя в пространство, она чувствовала, как множество самых противоречивых мыслей обуревают ее. Неужели все уже произошло? Внутри ее правда уже есть эмбрион?
Встав, одевшись и взяв себя в руки, она спустилась вниз. У стойки регистратуры стоял Рафаэль, прислонившись к стене, скрестив свои длинные ноги, и говорил по телефону.
Увидев Лотти, он жестом подозвал ее.
– Oui, oui, d’accord, deux semaines. – Он повел бровями, приветствуя ее, и продолжил бегло говорить по-французски.
Лотти никогда до конца не понимала, как у него это получается – переходить с одного языка на другой с такой легкостью. Рафаэль свободно говорил на французском, английском, немецком, своем родном итальянском – говорил как дышал.
Пока Лотти ждала окончания разговора, она вдруг живо вспомнила несколько ярких моментов из их прошлой жизни. Они лежат, тесно прижавшись друг к другу, на смехотворно узкой кровати в ее крошечной студенческой квартирке, которую она снимала, когда они познакомились, а рассеянный свет полуденного солнца пробивается сквозь дешевые ситцевые занавески. Рафаэль передразнивает ее ученический английский, заставляет ее повторять за ним слова, а сам тем временем поглаживает пальцами ее кожу, а затем покрывает ее легкими, как перышко, поцелуями. Каждое слово становилось все более и более эротичным, а с последним он наконец накрыл ее припухшие губы своими, и урок закончился тем, чему их, конечно, никогда не учили в школе.
– Хорошо, решено. – Положив телефон в карман брюк, он обернулся и слегка нахмурился, увидев румянец на щеках Лотти. – Я организовал нам небольшое путешествие.
– Что ты имеешь в виду?
– Мы едем на виллу Варенна. Я думал, ты будешь рада.
– Ну, да… наверное.
Пришла ее очередь хмуриться. У Ривальди было немало недвижимости, но это место было ее любимым – прекрасная вилла на берегу восхитительного итальянского озера.
– И когда мы едем? – Идея обсуждать отдых, пока они не узнали, забеременела она или нет, казалась немного странной.
– Прямо сейчас.
– Сейчас? – повторила она в изумлении. – Как мы вообще можем сейчас куда-то ехать?
– Легко. У меня здесь есть вертолет. Мы можем отправиться через пару часов.
– Нет, не можем. В смысле – не прямо сейчас. У меня ничего с собой нет. Ни одежды, ни туалетных принадлежностей.
– Ты всерьез сейчас мне говоришь, что не можешь ехать, потому что у тебя нет зубной щетки?
Лотти ответила ему упрямым взглядом. То, что он изображает из себя мистера Спонтанность, еще не дает ему права издеваться над ней.
– Я просто пытаюсь мыслить разумно. Как насчет машины? Той, на которой я сюда приехала?
– Все уже решено. – Ее возражения он просто отмел взмахом руки. – Не из-за чего напрягаться.
– Я не напрягаюсь. На сколько мы едем?
– До тех пор, пока не убедимся, что ты беременна.
– Две недели! Ты же наверняка не можешь просто все бросить и уехать на две недели?
– Есть такая штука, как компьютер, Лотти. И телефон, и современные технологии. Я же не предлагаю сплавляться по Амазонке и жить в землянке. Я отлично могу работать и на вилле. И я также не предлагаю все бросить, будь спокойна на этот счет. Правда, есть один момент. На вилле нет обслуживающего персонала. Думаю, нам понравится быть одним.
Глава 4
Оказаться на террасе виллы Варенна было все равно что попасть в другой мир. Всего несколько часов назад она лежала на больничной койке. А сейчас на озеро Варенна спускались сумерки, и разноцветные огоньки домов, выстроившихся вдоль берега, сверкали, как ожерелье из драгоценных камней. Небо казалось молочно-синим на фоне черных очертаний гор, а вода – ярко-фиолетовой.
Лотти никак не могла привыкнуть к неприкрытому богатству и привилегированному положению семьи Ривальди. Она выросла в совсем других условиях и поэтому никогда не чувствовала себя комфортно в подобных обстоятельствах – детство, проведенное в домике на окраине города, вряд ли могло подготовить ее к этому. Вся ее жизнь протекала на глазах у соседей, подглядывавших за ней из-за занавесок, наблюдали они и за ее матерью, возвращавшейся из очередного "мини-отпуска" с загорелым джентльменом и сувениром в бумаге на память о каких-то экзотических местах, которые она, вне всякого сомнения, видела лишь с палубы круизного судна.
У Рафаэля конечно же все было не так. Он был неотъемлемой частью этого мира. И вместе с богатством и привилегиями он унаследовал огромный запас целеустремленности и трудолюбия. Лотти лично смогла убедиться в том, какой груз ответственности предполагает титул графа Монтеррато, перешедший к Рафаэлю по наследству после смерти отца.
Лотти никогда не видела своего свекра Джорджио Ривальди. Он умер внезапно, когда они с Рафаэлем еще жили в Оксфорде. И это время, как теперь понимала Лотти, было сказкой. Их сказкой. Прекрасной, страстной, опьяняющей, слишком совершенной, чтобы длиться вечно. И поэтому ее конец был неизбежен.
Они встретились дождливым днем в Оксфорде – Рафаэль возник из клубов пара кофемашины в кофейне, где работала Лотти. Два часа, несколько чашек кофе, и нетерпеливая очередь посетителей стала свидетелем их быстрого знакомства.
Рафаэль оканчивал докторантуру по управлению бизнесом, Лотти была на третьем курсе в художественной школе. Казалось самой естественной вещью на свете, что он остался дожидаться конца ее смены, а потом они вместе под проливным дождем отправились в любимый английский паб Рафаэля и вбежали туда мокрые, смеющиеся – и безоглядно влюбленные.
Все и впрямь произошло слишком быстро – особенно внезапная беременность Лотти. И хоть они и были в восторге и поспешили зарегистрировать отношения в оксфордском бюро записей гражданского состояния, сейчас Лотти понимала, что отец Рафаэля вряд ли мог желать такого своему единственному сыну и наследнику. Что, по всей вероятности, она в принципе не была той, кого он хотел бы видеть своей невесткой.
Но ей так и не удалось выяснить это наверняка – Джорджио умер вскоре после того, как они расписались, – и вот тут-то все и начало меняться. Рафаэль поспешил в Монтеррато, взяв с собой свою беременную жену и погрузив ее в совершенно незнакомую атмосферу. Дела графства занимали все его время, и от этого в их отношениях стали появляться трещины, еще даже до трагической смерти Серафины.
Лотти была одинока, обижена на это чертово Монтеррато, укравшее у нее мужчину, в которого она влюбилась в Англии, и заменившего его на бизнесмена-трудоголика.
С тех пор ничего не изменилось. Монтеррато по-прежнему на первом месте. Единственная причина, по которой она оказалась здесь, – необходимость защитить его будущее и обеспечить ему наследника. Но даже осознание этого факта не уменьшило ее радости, когда она обхватила руками живот. Наследник… как раз в этот момент… мог начинать свою жизнь внутри ее.
Услышав шорох позади себя, Лотти обернулась и увидела Рафаэля, направляющегося к ней с пледом в руках.
– Я подумал, тебе может понадобиться. – Он развернул плед и накинул ей на колени, но Лотти отодвинулась на другой конец скамейки.
– Я не инвалид, ты же знаешь.
– Знаю. Просто вдруг тебе холодно.
– Нет, это не так.
– Ясно. Значит, просто в плохом настроении. – Он забрал покрывало, перекинул его через плечо и снова посмотрел на нее. – Что собираешься делать вечером?
Лотти метнула взгляд в его сторону: высокий, импозантный, он стоял, как матадор, в ожидании ее ответа. Он же не ждет на самом деле, что они сегодня будут еще что-то делать? Разве не достаточно для одного дня трансплантации эмбриона и перелета на вертолете?
– Делать?
– Я имею в виду ужин. Хочешь пойти куда-нибудь?
– Нет, спасибо. Я вообще-то порядком устала.
– Да, конечно. Я должен был учесть это. Что ж, тогда я сам что-нибудь приготовлю на ужин.
– Ты и впрямь полон решимости относиться ко мне как к калеке.
Шпилька попала в цель, и Рафаэль стер с лица улыбку.
– Неуместное сравнение, юная леди. И кроме того, это не тот случай, чтобы рваться в бой. Если только ты не приобрела некоторые навыки, которых тебе до сих пор, увы, не хватало.
– Может, и приобрела. – Лотти вызывающе вздернула подбородок. Хотя, конечно, все было не так. Она до сих пор полный ноль в кулинарии. Но Рафаэлю необязательно знать об этом.
– Что ж, в таком случае мне не терпится отведать несколько изысканных блюд в ближайшие две недели.
У Лотти упало сердце. Она и правда сможет прожить здесь целых две недели наедине с Рафаэлем? Глядя на него, стоящего в темноте, и чувствуя на себе взгляд ее зорких глаз, она понимала: приготовление пищи – наименьшая из ее проблем.
– Ну, так что, пойдем в дом?