– Через минутку. Хочу посидеть тут еще немного.
Взглядом попросив ее подвинуться, Рафаэль присел рядом.
Вообще-то она имела в виду, что хочет побыть одна. Внезапно скамейка показалась ей до смешного маленькой для двух человек – особенно если один из них шесть футов ростом и, судя по мускулам, не новичок в спортзале.
– Красиво, правда? – Наконец отодвинувшись на максимально возможное расстояние, Лотти решила высказаться по поводу пейзажа. Чернильно-синее небо все еще было на несколько тонов светлее, чем вода. Начали появляться первые звезды.
– Si, molto bella.
Он положил руку на спинку скамьи позади нее, и Лотти затаила дыхание.
– Я тут подумал: возможно, ты захочешь заняться живописью.
– Может быть. – Лотти выдохнула. Рука за ее спиной внезапно стала казаться властной, давящей, хотя идея снова заняться рисованием привела ее в восторг. Прошло столько времени с тех пор, как она брала в руки кисть и краски. А вилла – идеальное место, чтобы писать.
– Ты не должна бросать это занятие, ты же знаешь. – Неправильно поняв вялую реакцию Лотти, Рафаэль повернулся на скамейке, чтобы заглянуть ей в лицо, попутно коснувшись коленом ее бедра. – У тебя несомненный талант. Будет очень жаль, если он пропадет.
– Буду иметь в виду. – Ее язвительный ответ был отчасти реакцией на его близость в темноте, на ощущение исходящего от его тела тепла, его дыхание.
– Пойдем. – Он встал и жестом пригласил ее сделать то же. – Пора вернуться в дом и раздобыть тебе немного еды. Может быть, это улучшит твое настроение.
Кухня была современной, вся из полированного бетона и матовой стали. На первый взгляд казалось, что тут в принципе не может быть ничего съедобного. Но при ближайшем рассмотрении выяснилось, что холодильник забит едой – яйца, молоко, мясо, сыр, а в кладовой обнаружился впечатляющий набор пакетов и банок, аккуратно выставленных в ряд для осмотра.
– Я попросил пополнить запасы. Что ты хочешь на ужин?
– Не знаю даже. Омлет?
– Хорошая идея. – Рафаэль достал яйца, а затем, открыв еще несколько ящиков и коробок, извлек на свет божий миску, сковородку и венчик для взбивания.
Лотти села на стул и стала смотреть, как Рафаэль шагает по кухне в поисках необходимых ингредиентов. Она втайне наслаждалась этим зрелищем – не только тем, что он готовит для нее, но и тем, что она может наблюдать за процессом, открыто смотреть на него и не бояться, что он обратит внимание на слишком пристальный взгляд.
– Я могу тебе чем-то помочь?
Он резал перец, нож двигался на деревянной доске быстро и резко. В следующий момент Лотти пришлось отвернуться – ей никогда не нравился вид крови.
– Можешь открыть вино, если хочешь.
– Думаю, мне лучше налегать на воду.
Внезапно нож замер в воздухе. Рафаэль отбросил волосы со лба, и Лотти увидела, как треволнения этого дня отражаются в его глазах.
Она проглотила подступивший к горлу комок.
– Но тебе я налью бокал.
Одна пожарная тревога, полусырое рагу, подгоревший омлет – и вот наконец их ужин окончен.
Отложив вилку и нож в сторону, Лотти смотрела на мужчину, сидящего рядом с ней. Интересно, что сейчас происходит у него в голове? Непроницаемый, сложный, обаятельный, страстный, доминирующий – это все был он один, и даже больше.
– Что ж, спасибо. Это было… прикольно. – Лотти с невинным видом захлопала ресницами.
– Ужасно вышло, да? – Оторвав кусок черствого хлеба, Рафаэль, явно голодный, отправил его в рот и начал жевать. – Но прежде чем ты начнешь смеяться надо мной, хочу напомнить, что завтра – твоя очередь. Твой шанс продемонстрировать мне свои новые навыки.
– Я не говорила, что это кулинарные навыки.
Рафаэль напрягся, повернулся к ней лицом.
– А о каких же тогда навыках ты говорила? – спросил он неожиданно жестким тоном, переменившись в лице.
– Ни о каких. – Лотти наморщила нос. – Я просто дурачилась.
– Ты уверена? – В поисках правды Рафаэль сверлил ее взглядом.
– Рафаэль, прекрати. Я не это имела в виду, и ты знаешь.
– Но это связано с другими мужчинами?
Лотти внезапно рассердилась:
– Я надеялась, ты все-таки поймешь, что это не твое дело. – От возмущения ее щеки запылали. – И кроме того, зачем спрашивать? Твои ищейки разве не доложили тебе? Лучше ты мне скажи, где я прокололась. Кажется, ты знаешь об этом больше, чем я.
– Не говори ерунду.
– Так твои сыщики ничего не нарыли? Но вопросы еще остались, да? Не упустили ли они чего? Вдруг у меня все же есть любовник, о котором ты не знаешь?
– А он есть? – спросил Рафаэль тихим, не предвещающим ничего хорошего тоном, предупреждая Лотти взглядом, что она ступает на опасную почву.
– Нет, как выяснилось. Но что, если бы был? Какое право ты имеешь совать нос в мою личную жизнь, тогда как сам наверняка переспал с кучей женщин? – Лотти остановилась, учащенно дыша, в надежде, что он опровергнет ее слова.
Но Рафаэль просто продолжал сердито смотреть на нее, и его эгоизм, его желчность, его высокомерие только разожгли ее негодование и ревность.
– Сколько бы женщин у меня ни было, это не твое дело, – наконец нарушил он свое жестокое молчание.
Лотти слезла со стула. Единственное, чего ей хотелось сейчас, – бежать от него. Она не собирается участвовать в своей собственной пытке. Не сегодня. Любой ценой.
– Я иду спать.
Внезапно он оказался рядом с ней, притянул ее к себе, заключив в стальное кольцо объятий.
– Отстань от меня.
Лотти пыталась вырваться, но прекратила попытки, когда поняла, что эта борьба может принять совсем другой, волнующий, оборот. Рафаэль чуть-чуть ослабил хватку – чтобы немного откинуть голову и посмотреть ей в глаза. Его горящий взгляд сказал Лотти, что он почувствовал то же, что и она.
Опустив руки, он повернулся к ней спиной и зашагал прочь.
– Думаю, тебе стоит вспомнить, что сказал доктор Овейзи, – холодно бросил он через плечо. – Не накручивай себя. Тебе вредно. – Он помедлил, подбирая слова. – Для беременности, ее исхода.
Само высокомерие, просто бесит! И Лотти даже не могла сказать, что раздражает ее больше всего: допрос о личной жизни или покровительственная манера, с помощью которой он пытается ее контролировать.
– Не смей говорить, как мне себя вести, – бросила она ему в спину. – Ты начал эту перепалку, исказив мои слова, выспрашивая о моей личной жизни. Это тебе надо подумать о своем поведении.
– Надеюсь, тебе удастся заснуть и как следует выспаться. Уверен, утром ты будешь чувствовать себя лучше. – Он обернулся и холодно посмотрел на нее.
Рафаэль спустился на террасу и пошел по дорожке, ведущей к узорчатым железным воротам. Повернув в замке тяжелый старый ключ, он распахнул створки и начал спускаться по каменным ступенькам, ведущим к озеру. Прямо перед ним находился ряд причальных столбов, и к самому дальнему из них был пришвартован быстроходный катер, о бока которого мягко бились волны.
Усевшись на дощатый настил, Рафаэль опустил ноги в воду и рассеянно уставился в черноту водной ряби.
Сегодня завершился первый этап его миссии. Его единственная надежда стать отцом сегодня наконец-то получила шанс стать реальностью.
Ему бы сейчас чувствовать радость и ликование. С тех пор как он попал в аварию и узнал, что отныне бесплоден, это была его главная цель. Но радости нет – только злость на самого себя и сложившуюся ситуацию.
О чем он только думал, затеяв спор с Лотти в первый же вечер? Разве не должен он обеспечить ей покой и отсутствие стрессов в ближайшие две недели? Откуда взялась эта чертова ревность, даже ярость? Он не может не думать о том, что она, возможно, встречалась с другими. Хоть его расследование и не нашло следов романа. Да и Лотти утверждает, что у нее никого нет. Надо остановиться и успокоиться.
Но все же мысль о Лотти в объятиях другого жестоко мучила его, как и в тот момент, когда она сбежала от него. От одной лишь мысли о том, что какой-то ублюдок мог затащить ее в постель, лапать ее, заниматься с ней любовью, в его венах начинала бурлить раскаленная лава.
Нет, разумеется, сам он не соблюдал целибат. В этом Лотти права. У него были другие женщины, конечно, не так много, как она воображает. Они делили с ним постель, удовлетворяли его нужды. Но ни одна из них ничего для него не значила. В тот момент, когда Лотти ушла, сказав, что никогда не любила его, в нем что-то умерло – способность чувствовать, умение любить.
Но теперь, когда Лотти снова вошла в его жизнь, оказалось, что чувства, которые он считал умершими – и которые действительно умерли, – были просто спрятаны глубоко внутри его. Возможность смотреть на нее, проводить с ней время пробудила их ото сна.
Что ж, это больше не повторится. Какой бы желанной она ни казалась, как ни завораживал бы его каждый поворот ее головы, как бы ни влек к этой милой молодой женщине, которую он полюбил, какой бы сексуальной, чертовски невыносимой, невероятно привлекательной она ни была… он больше не откроет ей свое сердце.
Наверху, в кремово-белой спальне, Лотти надела тонкую ночную рубашку из хлопка, таинственным образом оказавшуюся у нее на подушке, и скользнула в свежезастеленную постель. Казалось, голова вот-вот лопнет от мыслей обо всем, что произошло сегодня. Натянув одеяло до подбородка, она прижала колени к груди и обхватила их руками, пытаясь найти хоть какую-то логику в творящемся безумии.
Хотя, конечно, ее в принципе нет. Логика отговорила бы ее от этого шага, заставила бы отправиться прямиком на самолете в Англию и отказаться от коктейля из мучений и тоски под названием "Рафаэль Ривальди". Логика спасла бы ее от ощущений, которые она испытывает сейчас, от бессильной обиды и бессилия.
Какое право он имеет так себя вести? Задавать ей вопросы о личной жизни, в то время как сам потерял счет красоткам в своей постели? Да, надо признать, это все еще ранит ее. Словно нож в сердце.
Нет, конечно, она тоже не монашка, у нее были свидания с милыми молодыми людьми, и те были не прочь продолжить знакомство, открыто признавались в любви, но никто так и не задел ее за живое. Она просто не могла завязать с ними отношения. Не после Рафаэля. Она смирилась с тем, что он единственный для нее. Всегда это знала.
Уйти от него было невероятно сложно. Но пришлось найти в себе силы. Их совместное будущее умерло вместе с Серафиной – несмотря, а может, и благодаря одержимости Рафаэля снова стать отцом. Как будто ребенок – это единственное, что могло сделать их отношения полноценными. А без него и жениться на ней было незачем. И она – его ошибка.
Ее постель находилась напротив окна, из которого открывался вид на озеро и горы. Лотти не задергивала шторы и теперь решила подойти и вдохнуть немного воздуха. Во дворе она различила смутные очертания мужской фигуры – кто-то закрыл ворота, ведущие к озеру, и направился к террасе.
Лотти смотрела, как Рафаэль подходит все ближе и ближе, пока наконец он не встал прямо под ее окнами. Распахнув окно шире, Лотти поймала его взгляд. Мгновение они смотрели друг на друга. Затем, холодно кивнув, он продолжил свой путь, пока не скрылся из вида.
Глава 5
На следующее утро, открыв глаза, Лотти не сразу вспомнила, где находится. Комнату заливал солнечный свет, из окна открывался прекрасный вид на горы и озеро, напоминавший картину, висевшую на стене ее комнаты.
Но вскоре реальность напомнила о себе, вытеснив блаженное неведение сна и заменив его списком тревог и забот. Подсадка эмбриона, переезд на виллу Варенна, две недели наедине с Рафаэлем, не говоря уж об их стычке прошлым вечером… Да они чуть не подрались всего-то за пару часов, проведенных вместе. Что же будет дальше?
Лотти отправилась в ванную, на минуту задержав взгляд на своем отражении в большом зеркале. Длинные светлые волосы тяжелой волной спадали на плечи, глаза, еще слегка припухшие со сна, внимательно смотрели на нее. Сделав шаг назад, она придирчиво себя оглядела, разгладила ночную рубашку на совершенно плоском животе.
Что там происходит сейчас? Забеременела ли она? Неужели это правда возможно? Понимание, что она настолько сильно хочет этого ребенка, было шокирующим, головокружительным.
Пробормотав несколько ободряющих слов своему животику, Лотти шагнула в душевую кабину и позволила мощным струям воды смыть все ненужные мысли из ее головы.
– Доброе утро. – Рафаэль оторвал взгляд от своего ноутбука, когда Лотти вошла в кухню. Он обратил внимание на облако свежевымытых кудряшек и цветочный аромат геля. На ней был легкий хлопковый халат, перепоясанный так туго вокруг талии, что запросто мог бы перерезать ее пополам. – Прибыли твои вещи. Я бы принес их наверх, но подумал, вдруг ты хочешь подольше поваляться в постели.
– Как мило. – Она вздрогнула от собственной язвительности. Сегодня вообще-то новый день, и вчерашние колкости лучше бы забыть.
– Надеюсь, ты хорошо спала? – Рафаэль проигнорировал шпильку и пододвинул ей табуретку. Он был в белой рубашке. Рукава, закатанные до локтя, открывали взору загорелые руки, покрытые густыми темными волосами.
– Да, прекрасно, спасибо.
– Голодна? – Он жестом указал на тарелку с булочками на столе.
– Хм…
Рафаэль пододвинул блюдо и стал смотреть, как Лотти садится рядом с ним, бережно разглаживая халат у себя на коленях.
– Выглядит аппетитно.
– Корнетти, свежие, прямо из пекарни. Я сплавал за ними на лодке рано утром.
Разрезав одну из булочек, Лотти щедро намазала ее маслом и откусила.
– Так как ты себя чувствуешь? – Закрыв ноутбук, Рафаэль все свое внимание перенес на нее, увлеченный видом блестящих от масла губ.
– Если ты хочешь спросить, чувствую ли я себя беременной, то нет. Я чувствую себя точно так же, как вчера. – И она снова сосредоточилась на своем завтраке.
– На самом деле меня интересует, улучшилось ли твое настроение. Хотя ты, кажется, уже дала мне понять.
– Мое настроение совершенно в порядке, спасибо. – Лотти вытерла пальцы о бумажную салфетку и независимо вздернула подбородок.
– Ну, вот и хорошо.
Он подался вперед, отметив, как расширились при этом глаза Лотти, и убрал крошку, прилипшую к ее нижней губе, а затем слизнул ее со своего пальца. Интимность этого жеста потрясла его самого. О чем только он думает? Лотти выглядела такой же ошарашенной и немедленно отпрянула.
– Необязательно так себя вести, – сказала она, потуже запахивая полы халата.
– Как – так?
– Не знаю… Как, ну… Псевдовежливо.
– В смысле? – Он удивленно уставился на нее.
– Не стоит так со мной носиться. Это неправильно. И вообще, перенапряжешься.
– Носиться? – Рафаэль увидел, как щеки Лотти покрылись румянцем, она опустила взгляд, а пальцем катала крошки вокруг тарелки. – Вот уж не знал, что делаю именно это.
– Давай постараемся вести себя нормально. – Она снова посмотрела на него, пытаясь унять волнение. – Нет смысла притворяться, играть в заботливого супруга… Это не сделает меня более беременной и к тому же выглядит фальшиво.
– Что ж, спасибо, что пояснила.
Ее язвительные слова достигли цели. Она явно пытается установить свои правила, воздвигнуть барьер между ними, чтобы избежать нежелательного внимания. Сама мысль об этом ранила его.
– Хорошо, – внезапно охрипнув, сказал Рафаэль. – Я согласен, что между нами не должно быть недопонимания. Чтобы не казалось, будто мы наслаждаемся обществом друг друга или что-то в этом роде.
Настала очередь Лотти поежиться от его слов. Почему ей должно быть плохо только то того, что она сказала правду? Враждебность, которую он ей демонстрировал, когда она только приехала в палаццо, достаточно ясно показывала, что он о ней думает.
– Я думаю, важно быть честными друг с другом, вот и все. Я знаю, что сказал доктор Овейзи, и все такое, но это не значит, что мы должны дурачить друг друга.
– Как скажешь. – Утомленный разговором, Рафаэль встал. – Ты наелась?
Что ж, этот неловкий разговор явно окончен.
– Да, спасибо. Пойду оденусь.
– Подожди, мне надо кое-что тебе показать.
– Хм. Что же?
– Пойдем со мной, и узнаешь.
Немного посомневавшись, Лотти слезла со стула.
– Надеюсь, ты примешь то, что я приготовил для тебя, прислушавшись к совету доктора Овейзи, и не станешь спорить из-за этого.
Лотти последовала за ним вверх по лестнице, и с каждым шагом ее сердце билось все чаще. Что же он придумал? И хоть она и приказывала себе не быть дурой, только один совет доктора Овейзи крутился у нее в голове – полноценные супружеские отношения. К тому же они, кажется, движутся в сторону спальни.
Наконец Рафаэль распахнул двери комнаты и пропустил ее вперед.
– Ну, что скажешь?
Взору Лотти открылась чудесная картина. В центре комнаты стоял мольберт, несколько натяжных холстов разного размера были прислонены к стене. Палитра, набор кистей и головокружительное количество тюбиков с краской лежали на столе рядом с мольбертом.
– Я решил, что эта комната подходит лучше всего – в смысле света. Она выходит на север.
Лотти не моргая продолжала смотреть на все это.
– Что-то не так?
– Нет, конечно нет.
– Что же тогда?
Отчаянно пытаясь совладать со своим лицом, чтобы на нем не отразились признаки разочарования, Лотти мерила шагами комнату.
– Это просто… как-то слишком. В смысле, мы здесь всего на две недели – даже Ван Гогу было бы не под силу использовать столько холстов за это время!
– А кто говорил про две недели? Мы оставим все как есть, и ты сможешь приезжать в любой момент и оставаться столько, сколько пожелаешь, во время беременности. Здесь очень красиво весной. Все краски и растворители не вредны для беременных, я проверил.
Ах, если бы ее волновали только краски! Куда более тревожным было то, что она теряет контроль над своей жизнью, а он начинает манипулировать ей, принимать решения насчет ее будущего, даже не посоветовавшись.
А еще более пугающей была реакция ее тела на нелепую идею, что он ведет ее в свою постель.
– Мы пока не знаем, беременна ли я, Рафаэль. – Ее слова прозвучали слишком сухо, и она понимала это. – А даже если это и так, хочу тебе напомнить, что еще ничего не решено. Понятия не имею, почему ты считаешь, что я буду жить здесь.
– Ну, не обязательно здесь…
– Я о владениях Монтеррато в целом. У меня есть своя жизнь, ты же знаешь. Квартира, друзья, работа. – Последнее утверждение было не совсем верно. На самом деле, совсем неверно. Последний звонок от Ибрагима не обнадеживал. Босс был в ярости, что она его ослушалась, и где-то посреди его гневной тирады она услышала, что уволена.
Но, как это ни смешно, она испытала облегчение. За год напряженной работы в галерее Ибрагима, известного и уважаемого арт-дилера, границы их бизнеса расширялись все больше и больше. Встречи с клиентами все чаще стали оканчиваться в барах, а затем они поздно ночью ехали в такси, Ибрагим растягивался прямо на кожаном сиденье, и от него несло перегаром. Не раз и не два она уже думала, что не вернется на свое рабочее место для "разбора полетов".