Я шла, не оборачиваясь и, как ни напрягала слух, шагов Калеба не могла услышать - только легкое дыхание, обдававшее мою шею свежестью, морозного дня. Не знаю, может от страха, или от переизбытка адреналина, вызванного им, я представила себе, как руки Калеба подхватывают меня. Как его губы проходятся по моей шее, линии скул, прокладывая дорогу к губам, и чуть не задохнулась от представленного. В который раз за сегодня, я порадовалась, что у Калеба, нет дара, читать мысли. Как бы его, наверное, развеселили мои глупые мечты!
К нашей радости все двери в кабинетах были открыты, в отличие от стола мисс Крат. Я сразу же расстроилась. О чем я только думала? Зачем потащила с собой Калеба, не подумав о таких простых вещах?
Зато обо всем подумал Калеб. Он невозмутимо достал из моих волос заколку, и открыл замок в одно мгновение, бережно водрузив заколку на место.
- Годы и годы практики, - изрек Калеб на мой недоуменный и без сомнения восхищенный взгляд.
- Кто бы сомневался, - язвительно заметила я, чтобы не очень тешить его самолюбие.
Мне хватило пять минут на исправление немногочисленных ошибок Бет, я ожидала увидеть работу намного хуже этой. Но, без сомнения, хорошей оценки она бы не получила. Мисс Крет не отличалась благотворительностью в оценивании работ. Твердо, зато справедливо. Я увидела роботу Дрю, на миг мне захотелось подправить и его работу, но я передумала, вспоминая, как он ловил мои руки, тогда у себя дома, своими потными ладонями. В последнее время, он перестал казаться мне добрым и хорошим. Тот же тлеющий огонь, что и в Оливье, пугал меня в нем. Бет оказалась намного прозорливее. И это про меня, ту, которая говорила себе, что уже больше не будет доверять людям.
Калеб терпеливо ждал в стороне, и, казалось, превратился в мраморную скульптуру. Пока он стоял с закрытыми глазами, очевидно прислушиваясь к ночным звукам на улице, недоступным моему слуху, я смогла насладиться красотой его тела и лица. Почему он такой идеальный? Мог бы быть хотя бы без глаза.
Нет, наверное, седьмой месяц беременности, странно влияет на меня. В последнее время меня посещали удивительные мысли. Точно действие гормонов.
- Тебе помочь? - он резко открыл глаза, почти перехватив мой влюбленный взгляд.
- Нет, все уже готово, - качнула головой я, - эти работы еще не проверяли, так, что мисс Крет, вряд ли поймет, что кто-то копался в ее столе.
Он, молча, подошел ко мне, и я с удивлением проследила, как он идеально точно все разложил по местам. Словно сфотографировал в памяти. Не удивительно - он же художник. Но возникал вопрос: есть хоть что-либо в мире не подвластное вампирам?
- Пошли, тебе пора спать, - сказал Калеб, очень похоже на интонацию моего отца. Улыбка осветила его лицо. Мне с трудом удалось удержаться на месте и не поцеловать его.
- Спасибо что помог, - рассмеялась я, понимая, что ничего не смогла бы без него сделать.
- Ты меня заставила, так что перед полицией, если мы сейчас же не уберемся прочь, будешь больше виновата, чем я, - он протянул руку и пригладил мои волосы, что давно уже выбились из хвоста. Я просто умерла бы от счастья, будь мое сердце не таким сильным.
- Да уж, тебя заставишь, - я насилу перевела дыхание.
Домой мы вернулись еще быстрее, чем попали в школу. Мы больше не разговаривали. Не знаю, о чем думал он. Я же понимала, что сегодня, лучший вечер за последние полгода моей жизни. Но завтра все измениться, мне нужно держать дистанцию от него. Только сегодня я могла позволить себе наслаждаться его обществом.
Когда мы очутились возле дома, я через силу оторвалась от его рук, и почти уверено соскользнула на землю, его руки, как и прежде, поддержали меня, но не продолжительно.
Я думала он зайдет за мною в дом, но нет, Калеб поправил мою одежду и стер, по-видимому, грязь на моем носике. И все это молча. Он еще раз как-то грустно и удивленно посмотрел на меня и ничего больше не говоря, скрылся в темноте, поглотившей крыльцо и ступени.
В дом я не пошла, а села на одну из ступенек и, достав, очередную заначку, закурила. Только сигарета больше не казалась мне такой ароматной как прежде, меня замутило, и я выкинула ее сразу же, после второй затяжки. Наверное, Калеб прав, они вредны. А может просто все изменилось, потому, что теперь он был моей плохой привычкой, моим страшным секретом.
Глава 10. День для себя
Роулина Розанова
Кто свечи погасил?! Включите свет!
Помилуй, Господи, - я ничего не вижу,
Я так недолго шла дорогой лет
Мне рано оступаться у карниза.Не тронь меня! Не в силах я унять
Назойливой руки прикосновенья,
Не знаешь ты, как я мечтаю снять
Греховное с души и тела наважденье.Оставь меня! Я больше не хочу
Испытывать, надеяться и верить,
Быстрее птицей белой в небеса взлечу
Размахом крыльев бесконечность стану мерить…
Я еле пережила четверг, мучая себя воспоминаниями о прошлом вечере. Разве у меня были подобные приключения в Чикаго? И разве раньше я проводила так много времени с Калебом, наслаждаясь не только его присутствием, но и хорошим настроением?
Поднявшись с утра и увидев свое отражение в зеркале, я впервые ужаснулась тому, что там увидела. Разве это я? Никогда прежде в Чикаго я не выходила из дома, не причесавшись, а здесь я могла и просто собрать волосы в узел, совершенно смирившись с тем, что не красива. Но только то, что я не нравлюсь Калебу, еще не значит, что мне нужно махнуть на себя рукой.
На миг, застыв перед зеркалом, я бросилась к коробкам со своими вещами из Чикаго. Я перерыла все коробки и наконец, нашла щипцы для выпрямления волос. Вчера, без ведома родителей, я снова покрасила волосы в синий, желая оставаться все такой же особенной в городке. Но волосы выглядели уже не так как раньше.
Мне хватило несколько минут, чтобы прическа, косое каре, снова приобрела четкие формы. И из зеркала на меня уже смотрело не подобие Рейн, а она собственной персоной. От четкости линий, мое лицо стало не таким угловатым, и приобрело хоть какую-то округлость. Глаза казались большими и еще более синими, чем волосы, и я совершенно не была похожа на сову или какое-то экзотическое животное. Схватив тюбик с тушью, как и позавчера, я накрасила ресницы и губы блеском, который, как будто случайно, оставила Бет. Разве, смотря сейчас на себя, я могла сказать, что некрасива? Да я не настолько хороша, чтобы Калеб обратил на меня внимание, чтобы смотрел с желанием, но я достаточно симпатичная, чтобы не смотреть на свое отражение с отвращением. Прошло то время, когда я унижала себя.
К сожалению, в одежде у меня не было большого выбора. Я надела свитер цвета морской волны, достаточного свободный чтобы скрывать живот, штаны хаки и такую же куртку в стиле милитари. Белая отцовская рубашка делала контраст, выглядывая из-под свитера, - так скоро я сделаю новый стиль одежды для беременных. Увидев свое отражение, я была довольна.
Казалось, просто все сегодня меня радует. Я не позволяла себе думать о Калебе, вспоминать вечер среды, и вообще последние полгода. Сегодняшний день я потрачу только для себя. Ничто не должно повлиять на мое настроение!
Я слетела вниз, радостно обняла Самюель и принялась рыскать по кухне в поисках завтрака. Ее удивленный взгляд, не остановил моего веселого пританцовывания на кухне. Я прокружилась в одну сторону к холодильнику потом в другую мимо нее к столу.
- Сегодня какой-то праздник? - поинтересовалась она, с интересом наблюдая за моими действиями. В своем изумрудном платье Самюель была восхитительна и прекрасна, но даже ее идеальный вид не заставил меня болезненно поморщиться, при виде своего отражения в зеркальной поверхности плиты.
- Нет, просто хорошее утро. К тому же осень, - ответила я, пожимая плечами, словно осень должна была объяснить все.
Как ни странно Самюель такой ответ полностью удовлетворил. В основном, с приходом осени я просто оживала. Если кто-то любит весну, лето или зиму, я полностью их поддерживаю. Но осень, это что-то особенное, то, что не поддается логическому объяснению.
Я выглянула в окно и еще успела увидеть, как легкий утренний туман исчез с травы, и небо засияло светом. Яркое синее небо только начинало набирать силу, а деревья пестрели разнообразием рыжих и багровых цветов. Точное сочетание шарфа, что связала мне Самюель. Стоит захватить и его.
- А не рано ли ты встала? Девочки ждут тебя не раньше одиннадцати. - Самюель медленно ходила вокруг меня, поедающей овсянку с сухофруктами, кругами. Ее глаза хитро блестели. - Может, ты едешь не с ними?
- Я тебя прошу, - рассмеялась я. Без подсказок я поняла, о ком говорит мама. Конечно, идея поехать в город с Калебом не казалась мне глупой. В среду мы вели себя как нормальные друзья, но ведь я хотела большего. Возможно, когда увижу его на выходных нам тяжело будет сохранять непринужденные отношения - воскресная ссора висела над нами дамокловым мечем. Просто в среду мне некогда было об этом думать, мне нужна была помощь Калеба любой ценой, и приходилось вести себя с ним более миролюбиво. - Просто так получилось, подняться пораньше. Зато все успею. Даже машину могу еще помыть.
- А что ее мыть, - Самюель вертела в руках зеленое яблоко и время от времени подносила к носу, принюхиваясь. Она делала это так аппетитно, что мне сразу же захотелось съесть яблоко. - Терцо и Грему нечем было заняться ночью, - они мыли, полировали, натирали и опрыскивали машины каким-то воском. Я думала, что умру от тоски, наблюдая за ними. И ты знаешь своего отца - снова чуть не оторвал что-то от машины, своей, - быстро добавила она, увидев мои нахмуренные брови. С машинами Терцо не знал меры, он обращался с ними слишком усердно, забывая что, не смотря на свою массивность, против его силы - они хрупки. - Хорошо, что хоть Грем, знает в них толк. Он все исправил. Интересно как бы Терцо объяснял в ремонте, почему на оторванных деталях следы рук?
Она на миг замолчала, ее взгляд стал затуманенным и далеким.
Гроверы старались всю свою жизнь жить среди людей, оставаться людьми. И я понимала, что она вспоминает свои последние 50 лет, которые они прожили с Терцо, Пратом и Ричардом не самым святым образом. Настоящее постоянство наступило тогда, когда появилась я.
И можно понять, как это терзает Самюель, особенно если учесть ее нынешнюю веру, ее должно мучить то, что она давно уже могла остановиться убивать. И изменила все не она сама, самое сильное существо в мире, а слабый пятилетний ребенок. Мне стало ее жалко, я не могла видеть ее мучений.
- Да уж, сколько лет жить среди людей, - словно очнулась она. Наши глаза встретились: ее идеальный сербристый взгляд, без каких-либо изъянов и мой, живой и яркий. Самюель вздрогнула, увидев понимание в моих глазах. Ей должно быть непривычно. Потому что раньше я ее не понимала, как и теперь не до конца, но знакомство с Калебом многому меня научило. - Да, милая и прошу тебя, не обязательно покупать весь магазин. Куда потом мы денем все те вещи, когда ты уже не будешь беременна?
Я улыбнулась, понимая, что Самюель хочет отвлечь меня от ее горестных мыслей, и не стала ничего говорить об этом.
- Я постараюсь, - пообещала я.
Самюель иронично хмыкнула.
- Хорошо, что я могу теперь положиться на Бет, она пообещала мне следить за твоим выбором. Главное чтобы она не позволяла тебе покупать вещи "на вырост".
- Это заговор, - возмутилась я. Самюель тряхнула волосами, чтобы скрыть улыбку, но я знала ее достаточно хорошо, чтобы понять, она чего-то мне не договаривает. - Только не это, - застонала я, догадываясь, в чем дело. - И кого ты подговорила из них двоих на покупку детских вещей?
- Что значит, подговорила? - невинно переспросила мама, но ей меня не провести. Я видела, как она старается скрыть в глазах триумф. - Я всего-то попросила проводить тебя в магазин детской одежды и игрушек. Может что-нибудь приглянется.
Я тяжело вздохнула, стараясь скрыть грустную улыбку.
Да, больше меня не злила мысль, что я беременна, и я уже не ненавидела маленьких деток, растущих в моем животе. Но это не значило, что я полюбила их, так, же как Терцо и Самюель. Они по-прежнему остаются в моем сознании, как будущие брат и сестричка, ну или как уже там выйдет. Словно я была суррогатной матерью. Только сказать сейчас об этом Самюель я не могла, когда ее глаза горели любовью и счастьем. И с тяжелым сердцем вспомнив полный ящик игрушек и одежды, привезенных Гремом, что я прятала в кладовке, я смирилась с тем, что сегодня там склад пополниться. Качнув смиренно головой, я увидела радостную улыбку Самюель, и поняла, что маленькая прогулка по магазинчику стоит того. Подумаешь еще парочка игрушек.
- Пойду, позвоню Терцо, - это же огромный прогресс.
- Только не нужно этого, не надо лишних иллюзий - застонала я, - все остается, как мы и договаривались. Я рожаю, вы - воспитываете.
- Я понимаю, - ее голос прошелестел рядом так быстро, что я даже не успела испугаться. Ничего не могло уже испортить настроения Самюель, как и моего кстати тоже. Я думала, что после этого разговора, снова стану такой как и раньше по утрам. Но ничего не происходило - настроение по-прежнему оставалось приподнятым. К сожалению ни что не влияло на мой аппетит так хорошо, как смена настроений, моих и чьих-либо. Съев яблоко, что крутила в руках Самюель, я все еще думала, чтобы такого перекусить.
Подумав несколько мгновений, я покидала в сумку запасы шоколадок и батончиков. Знала я свой ненасытный живот, - не удивительно, что я ем так много, словно за двоих, так как есть мне приходилось за троих. Я впервые подумала о том, что совсем скоро передо мной встанет проблема выбора имен, обстановки комнаты, и еще куча ерунды, которую нужно приготовить до рождения малышей и кровь застыла в моих венах. Я была готова хоть каждый день ходить на уроки физики и астрономии, лишь бы меня избавили от такой рутины. И самое страшное я подозревала, что Самюель все равно меня, так или иначе, заставит. Скорее всего, это будет какая-нибудь хитрость, из-за которой я просто не смогу отказать.
Я знала, что должна злиться или расстраивается, но не могла, Самюель и Терцо так много терпели ради меня, разве не смогу я потерпеть и ради них? Ответственность это двухсторонняя медаль: ты зависишь от того кому дорог, но и он зависит от тебя.
Подумав о том, как рад будет Терцо узнать о моем походе в детский магазин, я и сама обрадовалась. В моей голове сразу же возник корыстный план. У меня была определенная сумма на карманные расходы в месяц, и так как я хотела купить сегодня одну очень дорогую вещь, намного превышая сумму на моей кредитке, мне нужно было, чтобы он не налагал на меня штрафные санкции.
Выезжая со двора, я держала в уме картинку счастливой Самюель, замершей с трубкой телефона в гостиной. Она говорила что-то так быстро, и я ничего не могла разобрать, но догадывалась. О чем еще она могла так радостно щебетать отцу?
Я снисходительно покачала головой, мол, какие эти родители странные, и постаралась не замечать, как и сама радуюсь. Что-то я становлюсь сентиментальной.
Солнечная погода только улучшала мое настроение. Я ехала по центральной улице и радостно отвечала на приветствия знакомых. Меня больше не раздражала атмосфера всезнакомства в теперь уже моем городишке, и я поняла, что начала забывать Чикаго, как свой дом. Теперь мой дом был здесь. Я могла себе представить, как мои дети пойдут в местную школу, будут дружить с детьми моих знакомых. И мои мысли не омрачала та мысль, что все же когда-нибудь нам придется уехать, когда люди начнут замечать неувядающую молодость родителей. Или когда придет время поменять свою человеческую жизнь на вечность.
Было уже достаточно поздно, чтобы называть время нашего отправления в город утром. Но почему-то разговор с девочками не клеился. Пока Бет и Ева клевали носом, сонно поглядывая в окно, я могла спокойно подумать.
Калеб после среды так и не приходил, что давало мне понять - наше мирное общение в тот день, больше не повториться. Я могла лишь догадываться о причинах. Он либо обижен на меня, либо до него, наконец, дошло, что я не его бывшая жена, и не собираюсь поддаваться очарованию, и не стану его новой девушкой. Короче говоря, не сдамся во власть его провокаций. Я могла скорее поверить во второе. Калеб не казался тем человеком, которому будет интересно мнение других людей, особенно тех людей, которые ему безразличны.
Не знаю, удивляло или огорчало это Самюель, придумавшую для себя какую-то глупую романтическую историю между мной и Калебом. По крайней мере, Грем до сих пор ни разу не намекнул мне, что Калеб, что-либо ему рассказывал. Он по-прежнему относился ко мне с огромной любовью и добротой. Ему нравилось, когда я рассказывала ему о нашей жизни в Чикаго. Словно слушая это, он мог иметь к простой человеческой жизни какое-то отношение. Его стремление меня удивляло. Ну что может быть интересного в повседневной рутине подростка? Уроки, уроки, уроки и самая малость бывших подлых друзей, каковыми они мне когда-то не казались.
Я рассказывала ему о занятиях музыкой, к которой я очень быстро охладела, и рисованием, к которому у меня не было особого таланта. Только однажды, еще на прошлой неделе, когда я рассказывала ему о нашем чудесном учителе в арт-студии, он проболтался о Калебе и его выставках. Оказалось, талант он унаследовал от матери, в своем время хорошо известной критикам и любителям художнице, и часто делал выставки. Теперь же его считали своим сыном, и внуком Патриции Гровер. Я представила себе, как же его должно было раздражать, такое отношение. Он же был так честолюбив, а критики не всегда любили родственников известных художников.
Отец, слушая нас, снисходительно улыбался, думая, что я этого не вижу. Но меня, его улыбки не задевали - они напоминали мне о Калебе. Скорее всего, я злилась на Самюель, она убедила отца в том, что между нами что-то происходит. Более того, я пыталась ее разубедить как могла, но Самюель только улыбалась, считая все это подростковой скрытностью. Меня бесило ее поведение, но вчера я решила смириться. Какая теперь разница, наверное, Калеб теперь и вовсе перестанет к нам ходить и она во всем убедится сама.
Удивительно, но рвать и метать мне не хотелось. И в новую волну депрессии я тоже не впала. Я просто смирилась. Скоро закончиться этот учебный год, и может, я все же решусь поступить в Лутонскую школу, и избавлю себя от общения с Калебом. Возможно, там мне удастся, конечно же, не забыть его, но найти хотя бы кого-нибудь, кто бы заглушил и притупил эту глупую любовь и муку.