- Что-нибудь, это что? - поддел его Калеб, и уже дважды за сегодня они померились грозными взглядами, и как и в первый раз отвернулся Бред. Калеб же остался доволен. Мне не понравилась его мелочность. Да что вообще он может иметь против Бреда?
Бет предложила одну из старых песен Брайна Адамса. Когда Бред постарался подобрать аккорды к ней, вышло у него не удачно. Я раздраженно вырвала гитару из его рук.
- Дай я!
Сказать, что все были удивлены, это не сказать ничего. Все были просто ошеломлены. А Бред, что хуже всего, выглядел просто очарованным.
Да, и представьте себе, я это могу! Я ведь беременна, а не больна отсталостью ума. Они вели себя так, словно я всю жизнь была беременна. Когда-то и я была нормальным человеком, а не вместилищем для детей. У меня была совершенно другая жизнь. Да только откуда им это знать!
Но на самом деле меня интересовала реакция только одного человека. Только осмелиться посмотреть на него я не могла.
Подстроив струны, спустившиеся от холодного воздуха, я начала играть, а потом и запела. Благо на голос моя беременность не повлияла, хотя петь с такой тяжестью на животе было сложно. Хотя куда сложнее было удержать на нем гитару.
Я не смотрела на них, а думала о своем. И даже когда ко мне присоединилось еще несколько голосов, я не обратила на них внимание. Когда я играла и пела, все было так хорошо и просто. Здесь была я, а там, где-то очень далеко все они. И он, - Калеб.
Мне было хуже от его невнимания, чем я могла себе признаться. И все же я не могла заставить себя посмотреть на него, пусть даже и пела только для него.
Когда я закончила играть, внезапно повисла тишина.
- Это было…классно, - выдохнула Оливье. Другие подтверждающее вздохнули, словно я только что сделала перед ними чудо. Возможно, все вышло так душевно, потому что я думала о Калебе, а ведь он даже и не подозревал.
Посмотрев, наконец, на то место где сидел он, я никого не увидела, только Сеттервин, влажными глазами пялилась на Бреда, а тот на нее. Но мне было сейчас не до того, чтобы радоваться за выяснение их отношений.
Я заметила, как светлая куртка Калеба скользит между деревьев, отражая свет от нашего огня. Когда гитара перекочевала в руки Теренса (я напрочь отказалась играть дальше, сославшись на замершие пальцы), я сразу же поспешила за Калебом, даже не задумываясь, что делаю. Теренс продолжил играть, и возможно потому никто больше кроме меня и не заметил, что Калеб пошел в лес. Причем достаточно медленно, чтобы за ним мог идти человек.
Я поспешила за ним, но его нигде не было. Я пошла вперед, слыша позади себя, как поет Теренс и трещит костер, свет от поляны разносился далеко в лес. Только вот Калеба в этом свете не было видно, он исчез для моих глаз в лесу, в его темноте. Я узнала тропинку, по которой сейчас шла, она вела меня к водопаду и, сделав еще несколько неуверенных, в темноте, шагов, услышала шум воды. Теперь ориентироваться стало легче, и я пошла на звук. Странно, но страшно мне не было. Меня била дрожь волнения, но это не от страха перед темным лесом, а потому что я боялась узнать, почему ушел Калеб.
Я чуть не задохнулась от великолепия, представшего передо мной. Вода мерцала в слабом свете луны, пробивающейся сквозь облака, и тот оглушающий рев, что не был так заметен днем, теперь навевал не тревогу, но что-то подобное. То же чувство, когда ты видишь океан и понимаешь, как слаб перед этой мощью. Мое лицо скоро стало влажным от холодных капель, и это немного остудило горячую кожу.
Но вся красота воды поблекла, когда я услышала голос Калеба за своей спиной:
- Не стоило идти за мной.
Я обернулась к нему лицом и с тревожно бьющимся сердцем поняла, что нас разделяет всего один шаг. Из его рта вырывался еле заметный пар, и он рассеивался почти около моего лица.
- С чего ты взял, что я пошла за тобой? - прошептала я, хотя понимала насколько это очевидно. Я насилу улыбнулась и постаралась не смотреть ему в глаза, а сконцентрироваться на пуговице, около его горловины.
- Зачем все это Рейн?
Мне показалось, что я впервые слышу свое имя произнесенное им с такой мягкостью.
- Ты о чем? - я непонимающе подняла глаза. Он был спокоен, но его взгляд стал совершенно иным, чем я привыкла видеть раньше. Не было холодности и отчужденной вежливости.
- Зачем ты затеяла эту игру со мной? - допытывался Калеб, приподняв кончиком пальца мой подбородок, чтобы я встретилась с его глазами. - Я уже и так дни и ночи думаю только о тебе. Но ты говоришь, что ненавидишь меня, делаешь вид, что я тебе не нравлюсь, но при этом отвечаешь на мои объятия, попытки поцеловать тебя, разговариваешь со мной во сне…
Я сделала шаг назад, мое сердце бешено стучало. Калеб уставился на меня, непонимающими глазами. Мы смотрели друг на друга: я - испугано, он - удивленно. Кажется, в глазах у меня потемнело от его близости, или от слов, что он постоянно думает обо мне. Хотя, скорее всего, от непонятного напряжения сковавшего мое тело. Я покачнулась, и мне пришлось схватиться за него, чтобы не упасть.
Резко обернувшись, я тут же очутилась в его распахнутых объятьях. Он обнял меня, и мне вдруг стало так тепло и хорошо, и было чувство, что такое случалось уже много раз.
Но я не могла принять от него такой жест жалости. Он ведь догадался, как нравиться мне!
Я начала сопротивляться, вновь ощущая прилив сил. Но он не стал меня отпускать, а более того, легко поднял на руки. Я почувствовала в нем перемену, какое-то неясное напряжение, удивляясь, как легко он меня держит. Это было так приятно - покоиться в его объятиях, и не думать, что не подхожу ему, а просто любить.
Он уложил внезапно меня на ковер из травы и примерзлых листьев, и как ни странно я не почувствовала холода. Его лицо светилось в темноте над моим, и я видела каждую его черточку. Мы, наверное, несколько секунд так смотрели друг на друга, пока я не поднялась, и мы не оказались на одном уровне. Калеб не сопротивлялся.
- Не какая это не игра! - наконец-то вымолвила я, стараясь контролировать свои порывы. - Все слишком сложно, чтобы тебе объяснить. Но, ни в какие игры с тобой я не играю. Ты путаешь меня с Сеттервин.
- Нет, не играешь, - согласился он, - ты мне просто лжешь.
Я, конечно же, возмутилась, но он перебил меня.
- Докажи! Я хочу знать, что не нравлюсь тебе! Я хочу это видеть!
- Хорошо, как ты хочешь чтобы я доказала это тебе! - я раздраженно поджала губы. Он хотел слишком много.
Но все вдруг потеряло смысл. Он взял в свои крупные ладони мое лицо и начал медленно наклоняться ко мне.
Я потеряла счет секундам, ожидая прикосновения его промерзлых губ и смотря ему в глаза. Казалось, он завораживает меня, и я не могу сопротивляться его воле.
Когда наши губы, соприкоснулись, вопросов больше не осталось. Каждый из нас ждал именно этого мгновения. Его поцелуй был полон страсти и настойчивости. Я чувствовала, как бьется сердце, как каждая клеточка тела поддается этому необузданной чужой силе, а может и моей. Но разве могло во мне быть скрыто так много? Что изменилось во мне, неужели я становлюсь другой? Я прикоснулась к его щеке, внимательно посмотрела ему в глаза. А ведь я его почти не знаю.
Я отвечала на его поцелуй, так и не поняв, когда снова оказалась на земле. Я чувствовала, как он упирается в мой живот, и тот мешает ему, но, ни о чем не могла теперь думать.
Он вдруг оторвался от меня, и я со стоном протеста непонимающе посмотрела на него.
- Как ты могла поступать так со мной, если чувствовала тоже самое?! - Слова его прозвучали как обвинение, и они же отрезвили меня, хотя должны были заставить трепетать.
Я перевернулась на спину и уставилась в небо. Но звезд и облаков я не видела, пелена слез застлала мне глаза. Я не могла поверить, что все-таки поддалась ему, хотя знала, что ничего для него не значу. Как я могла опуститься столь низко?
Он навис надо мной, и когда неожиданно прижал к себе, я ахнула. Движение было слишком резким и болезненным, но желанным. Я не смогла бы высвободиться, даже если бы и хотела. А я не хотела.
Я боялась, что вот-вот, просто сейчас он встанет, рассмеется и скажет, что ожидал от меня чего-то подобного. Я - еще одна победа, пусть и нелегкая.
Но ничего не происходило. Он прижимал меня все с той же страстностью, и я чувствовала его нетерпеливые руки на своих волосах и плечах. От его движений я начинала дрожать, и уже и вовсе не могла остановить поток горячих слез. Я не могла просто поверить, что он хоть что-то может чувствовать ко мне. Кто я такая, чтобы даже надеяться? И пока были эти минуты, когда я могла хотя бы на мгновение поверить, что нужна ему - я хотела оставаться в его объятиях.
- Почему ты плачешь? - неужели его мучает неуверенность?
Я удивленно подняла на него глаза, забыв о том, как ужасно должна выглядеть с распухшими от слез глазами.
- Лучше уйди, - неуверенно прошептала я, - ты получил доказательства. Да, я тоже не смогла устоять перед тобой. Теперь ты это знаешь, так что уходи.
Всхлипывая, я постаралась отбиться от его настойчивых рук, что как и раньше крепко держали меня прижатой к нему. Но он, молча, вернул мое лицо к вороту своей футболки, что уже и так обильно была орошена моими слезами.
Но за несколько минут слезы стихли, мне было не выносимо страшно, увидеть его ухмыляющееся лицо. Мелькнула мысль вновь попытаться вырваться, но Калеб держал меня по-прежнему крепко.
- Я давно догадывался, что все не просто. Я столько раз видел намек на твое чувство ко мне, через воспоминания.
Мое удивление можно было назвать почти комичным. Как он мог увидеть все через воспоминания?
- Мой талант помнишь?
Я глухо застонала и с удвоенной силой начала вырываться. Как я могла забыть, что он не просто парень, в которого я влюбилась? Он вампир, его сила, и красота, это все совмещалось в его теле. И его талант, еще одно неотъемное качество о котором я тоже забыла.
Он не отпускал меня, но держал очень бережно, чтобы я не могла причинить вред себе или детям.
- И ты не хочешь узнать, почему я постоянно думаю о тебе? - нежно спросил он, и его сильные руки заставили мой подбородок подняться вверх. Я не хотела смотреть ему в глаза, зная, что буду сломлена, и не устою перед теми чувствами, что он вызывал во мне. Моя болезненная любовь заставит меня остаться и выслушать все, что он скажет, не смотря на стыд и боль. Как же я боялась!
Но в его глазах по-прежнему не было насмешки, и я невольно перестала брыкаться.
- С самого твоего первого дня в школе, мне нет покоя, - он говорил с некоторой горечью, почти насмехаясь над собой. - О тебе говорят все вокруг, больше того, о тебе не умолкая, трещат мои друзья, что, мол, в городе новая девушка. Беременная, синеволосая. А после знакомства наших семей отец постоянно пропадает у вас. Ну а ты… - он помедлил и улыбнулся с таким восхищением и удивлением, от которых мне невольно стало приятно. - Ты же полностью меня игнорируешь. Знала бы ты, как меня это задело.
Да кто она такая, злился я? И что вообще о себе возомнила. Я решил, что обязательно нужно попытаться за тобой ухаживать, чтобы снять с себя эти оковы интереса. Но по-прежнему от тебя не было никакой реакции…
Калеб выглядел действительно растерянным, словно все никак не мог понять, что же я такое. Я видела это и понимала, что при его самолюбии ему очень тяжело смириться с тем, что кому-то он мог не понравиться. Сколько было у него девчонок, и каждая падала к его ногам. Несмотря на то, что это было мелочно с его стороны, я не могла его не пожалеть.
- Я начал узнавать о тебе через своих друзей, твоих родителей, даже съездил в Чикаго. Да, да в Чикаго, - подтвердил он мое невольное удивление и последующий за ним возглас. - Я тебя почти ненавидел.
Теперь в его голосе прозвучал стыд. Он опустил глаза, а я не знала что сказать, потому что постоянно и сама перебывала на грани любви и ненависти к нему. Как часто мне хотелось ударить его, чтобы наконец-то вызвать хоть какие-то чувства и отомстить за то, что полностью равнодушен ко мне.
- Хуже всего то, как я старался избавиться от этой мании. Я старался думать о тебе плохо. Я думал, что в ней интересного - очередная глупая девчонка, залетевшая от какого-нибудь молокососа чуть умнее ее. И по какому праву она не обращает на меня внимание. Так я думал до той лекции…
Калеб осекся, понимая видимо, что вытягивает на свет не самые приятные воспоминания. Но я даже не поморщилась. Та лекция была в прошлой жизни. А эта поляна и он - в теперешней.
- Я думал, что унижая тебя в своих мыслях, мне станет легче, но после того что ты сказала на лекции я почувствовал себя настолько ужасно, что отвращение к самому себе захлестнуло меня. Ты мне веришь?
Он вновь взял мое лицо в свои ладони. Как смотря в его прекрасные глаза, полные отчаяния и раскаяния я могла не поверить?
- Верю… - хрипло прошептала я, глотая слезы. Я не хотела сейчас плакать. Сейчас, когда понемногу передо мной начала проясняться картинка наших взаимоотношений.
- Но как же я испугался, когда ты заболела. Такая маленькая, хрупкая, истерзанная, измученная.
Я с жалостью смотрела на него и понимала, как же ему, с его гордостью, тяжело со мной делиться своими переживаниями. Когда я переплела свои пальцы с его, Калеб отстраненно посмотрел на наши руки. Они так контрастно отличались друг от друга в темноте. От холода я даже не чувствовала разницы в температуре наших тел. Его руки уже вовсе не казались мне обжигающе холодными.
Он замолчал, а я хотела, чтобы он и дальше говорил. Я хотела знать свой приговор. Хотела знать смог ли он преодолеть свою непонятную тягу ко мне. Если так, то мне хотелось поскорее уйти, и больше не вспоминать о сегодняшнем вечере, и попытаться забыть и Калеба тоже. Если я ему не нужна, зачем воспоминания? Попрошу отца, и он сотрет их - я смогу продолжать жить спокойно. Если только снова не влюблюсь в Калеба.
А если он все же не смог преодолеть своей мании относительно меня…. Я даже боялась надеться на это, потому затаив дыхание ожидала его последующих слов.
- И тогда, когда мне удалось сделать так, чтобы я мог сидеть около твоей кровати - я понял, как же жду твоего выздоровления и боюсь, что ты можешь не проснуться. Я давно болел тобой, но просто не мог себе в этом признаться. Не мог поверить, что кто-то вроде тебя - маленькая, беременная глупышка с воинственным характером может влюбить меня в себя. Я не мог. Потому приходил потом, стараясь изучить тебя более скрупулезно. Я надеялся, что все пройдет, и ты перестанешь быть такой интересной и желанной. Я изучал тебя по твоей музыке, книгам, по тому, как воинственно ты смотришь на меня, когда я беру твои вещи без разрешения. Это было так интересно, смешно, так по-людски.… А когда ты в воскресение сказала мне то, что я так боялся услышать, - я понял что потерял тебя, и ничто - ни моя красота, сила, талант не могу заставить тебя, меня любить…. Тогда я впервые понял, что не столь неуязвим как считал.
Видя как он мучается, я хотела было что-то сказать, но Калеб приложил холодный палец к моим разгоряченным губа и продолжил:
- Когда в пятницу мы стояли на крыльце, я точно видел, что ты хочешь поцеловать меня. Я даже не был зол, что так неожиданно вышли твои родители и мой отец. Просто потому, что я был полон надежд, побыть с тобой здесь без них, и их вездесущих ушей, и тогда может, ты признаешься в своих чувствах, покоришься, снимешь свою оборону. - Он так внезапно улыбнулся, что я невольно ответила на его улыбку. Мы застыли, и он легким трепетным движением прикоснулся к моим губам. Как же я не хотела, чтобы он отрывал их!!!
Мне стоило огромнейших усилий держаться в кольце его рук и не броситься ему на шею. Что он со мной творил!
- И что я вижу первым делом, как ты приезжаешь в кемпинг? Как ты флиртуешь с братом Оливье. Простым парнем, у которого нет моих проблем, который вполне может разделить с тобой простые людские радости и никогда не будет для тебя столь же опасным, как и я. Это был такой ощутимый удар по моим чувствам. Если раньше я мог поверить, что ты можешь быть моей, то теперь добавились и сомнения. Ведь ты вполне можешь выбрать его. Сколько раз ты напоминала мне, что знаешь, каков я? И меня это мучило. И я сказал себе: какой же ты глупец, она знает, что ты за монстр, зачем ты ей?
Услышав его горькие слова, и видя этот огонь призрение к самому себе в его глазах, я почувствовала влагу на своей щеке. Было одновременно и сладостно слушать, что страдала, оказывается не одна я, но, то, что он мучился, меня ранило до боли. Как могла я причинить ему, любимому, такие страдания?
- А что же я должен был подумать в палатке? - он спрашивал меня, и я непонятливо уставилась на него, не совсем понимая, что именно он имеет ввиду. - Во сне ты говорила со мной. Но когда я попытался дотронуться до тебя, ты совершенно никак не прореагировала. Я подумал тебе неприятно.
- Я была сонной, - попыталась оправдаться я, но он вовсе не ожидал от меня оправданий. Он замотал головой, и понимающе улыбнулся.
- Я знаю, - над самым моим ухом прошептал он, и меня окатила волна сладостной дрожи. - Сегодня я наконец решился, что должен до конца узнать всю правду. И все ждал подходящего момента. Просто то, как ты играла и пела, выбило меня из колеи. Ты была так прекрасна, и я подумал, что совершенно не имею на тебя никаких прав. Я ушел сюда, и решил - если ты пойдешь за мной, тогда все и проясниться, а если нет - завтра же я бы уехал со своим отцом, подальше от тебя, хоть на некоторое время.
- Не уезжай - прошептала тихо я, и впервые сделала шаг первой.
Теперь пришла очередь мне взять его лицо в свои ладони. Оно было таким прекрасным, словно нарисованным на картине, и в тоже время податливым. Он выжидал и не делал попыток, как-то облегчить мне ситуацию. Я потянула его к себе и прижала сильнее ладони к его щекам. Он поднял рукой мои волосы и наклонился надо мной, внимательно следя за лицом. Но я не была напугана. Я наслаждалась, почувствовав холод его дыхания, и ощутив, наконец, прикосновение его губ и поцелуй - влажный, зовущий.
Теперь он даже и не думал медлить. Его губы стали настойчивее, почти болезненно упрямыми, и все же я наслаждалась этим поцелуем. Почувствовав, что я не успеваю за его ритмом, Калеб стал нежнее. После этого мне пришлось сдерживать себя, и не прижиматься к нему целиком. Почему-то я чувствовала, что не стоит этого делать.
Калеб больше ничего не говоря, поднял меня на руки, и в обход понес к нашей палатке. Я смотрела на него, не отрываясь, и все еще не могла поверить, что он мой. Мой!!! Он не сказал мне, что любит меня, но это не было важно. Он сказал, что я нужна ему, а обо всем я буду переживать завтра.
Он незаметно для остальных занес меня в палатку, и мы устроились в одном спальнике. И теперь я больше не переживала, что он слишком велик для меня одной.