На среду я спланировала еще один вечер, когда дома никого не будет. Терцо долго упирался. В дни его молодости девушкам было не положено так часто оставаться наедине с парнями, но доводы Самюель и мои, помогли все уладить мирно. Да и вообще, что, по его мнению, мы могли сделать с Калебом, когда я и так уже на девятом месяце? Из самого опасного, чего бы хотела я, оставалось только прыгнуть с парашютом и бейсджампинг. К его радости ни того ни другого в городе не было. А уж тем более в нашем доме.
Так же мне пришлось отделаться от навязчивого желания Бет поговорить по телефону. Но не так скоро как хотелось бы. Когда Калеб пришел, я все еще обсуждала с ней поведение Оливье. Ну, обсуждала громко сказано. Говорила Бет, от меня требовалось во время одобрительно мычать. Послушав все это, Ева расстроилась. Даже не смотря на то, что Оливье действительно вела теперь себя в школе просто отвратно, та находила ей оправдание.
Главное что меня радовало, было мало людей слушающих гадости Оливье.
Я слышала, как хлопнула дверь, но поток Бет не возможно было прервать. Калеб очень неожиданно появился передо мной и тут же исчез в доме. Я от нетерпения поскорее его обнять, уже ломала голову, как отделаться от Бет. Шелковистые ледяные губы коснулись моей кожи на скуле в насмешливом поцелуе, и в следующий миг я была свободна. Когда я обернулась, Калеба не было рядом. Он играл со мной!
Я встала с трубкой спиной к стене, ожидая следующего его движения, и вообще перестала слушать Бет.
Неожиданно трубка из моих рук исчезла и Калеб замер вплотную передо мной с телефоном. Глаза его насмешливо сияли. Как и кожа, восхитительно белая, ароматная, и запретно-притягательная.
- Прости Бет, она поговорит с тобой завтра.
Я даже не нашла в себе сил разозлиться на него, так как он смотрел на меня искрящимися глазми. Его бровь изогнулась.
- Ничего не скажешь?
Вместо ответа я медленно пустилась в обход Калеба, стараясь изобразить такую же насмешливую улыбку, как и он. Мои руки прошлись по его руке, и спине. Но Калеб не позволил мне ступить и двух шагов. Я неожиданно стояла прижатой к стене спиной, как и раньше, а он нарочито медленно наклонялся ко мне. Поцелуй вышел легким и дразнящим, тепло его губ, отличающееся от тепла простого человека, казалось, обжигало, но только первый миг.
Он отстранился, удивленно склонил голову набок и, слегка усмехнувшись, объявил:
- Здесь Дрю. С чего бы это он пришел к тебе в такое позднее время?
В следующий момент раздался звонок. Кинув на Калеба раздраженный взгляд, я помчалась открывать, но он был там раньше меня. Теперь, когда все уже знали, что мы встречаемся, он на каждом углу спешил сообщить о своих правах на меня. Можно подумать меня просто на куски разрывали жаждущие моего внимания кавалеры. Но его ревность мне льстила.
- Можно с тобой поговорить?
Когда я открыла дверь, на пороге стоял Дрю, промокший и жалкий, заметно, что пришедший ко мне пешком. Я не успела ничего ответить, как из-за косяка перевесился Калеб.
Глаза Дрю похолодели, но я заметила, как он тут же взял себя в руки и постарался улыбнуться Калебу. Я опешила от такого поворота событий. Калеб тоже нахмурился. Что ему не нравиться теперь? Дрю всего лишь слабый больной парень.
- Конечно. Может, хочешь чаю, ты весь промок?
Пропустив Калеба вперед, я взглядом попросила его быть вежливым, он ответил мне угрюмым взглядом, но далее мне было бы грех на него жаловаться.
Усадив Дрю у камина, я послала Калеба сделать чай. Он ответил мне насмешливым взглядом, но было на его лице еще какое-то чувство, которого я раньше не видела. Если ранее Калеб ревновал меня как бы в шутку, неожиданно это чувство в Калебе приобрело для меня реальные черты. Он ревнует к Дрю? Поверить в такое было сложно. Ну, я понимаю к Бреду, но к Дрю!
Дрю долго мялся, мешал сахар в чае, пока наконец не решился что-то сказать.
- Я пришел извиниться за сестру. Не знаю, что с ней происходит. Она тоже. Возможно, она еще любит Калеба… - Дрю стрельнул глазами в Калеба, стоявшего недалеко, опершись на полку камина, и я была готова поклясться, что в его глазах засветилось ехидство.
- Это не любовь! - резко отрезал Калеб. Я была склонна согласиться с ним. Оливье терпеть не могла, если что-то не получалось так, как хотела она. Впрочем, Дрю может быть это неизвестно, но в отличие от сестры он не столь настойчив и напорист.
- Не знаю. Просто мне неловко. Надеюсь, мы с тобой все равно друзья?
Сколько было неприкрытой надежды в глоссе Дрю. Но я медлила с ответом. Дрю так и не извинился, что разболтал тогда все на моем дне рождения, и умчался, словно ему нанесли кровную обиду.
- Все будет зависеть от тебя - неуверенно отозвалась я, но прежде посмотрела на Калеба.
Он еще не продолжительное время посидел с нами. Но я видела, как Калеб терял терпение, да и мне компания Дрю сегодня была не особо приятна.
Я понимала, что нужно предложить Дрю отвезти его домой, только я не могла. Не хотелось тратить на него еще время, которое у меня оставалось, чтобы побыть с Калебом. Воскресенье уже так близко маячило над горизонтом, и я не готова была к его приходу.
Только двери за Дрю закрылись, Калеб мрачно оглядев меня, изрек:
- Держись подальше от Дрю.
Я надулась. Неужели Калеб считает меня глупой?
- Думаешь, он опасен? Или что отобьет меня у тебя?
Незаметным движением, похожим на скольжение тени, Калеб оказался рядом и заключил меня в объятие, тяжелые и почти удушливые. Сначала он посмотрел на меня пронзительным взглядом, а потом его голова опустилась к моему лбу.
- Держись подальше от Дрю, - неслышно пробормотал он, повторяя сказанное раньше. - И не отдаляйся от меня.
Я шевельнулась в его объятиях, для того, чтобы проверить силу его рук, сковавших меня. Он покорно отпустил меня, и руки бессильно упали вдоль тела, при этом так и остался стоять, все еще слишком интимно близко ко мне. Я вновь вернулась к нему, не желая видеть даже такого маленького расстояния между нами.
- Это всего лишь ревность, - прошептала я.
- Я никогда не ревную, - неуверенно отозвался он, и его губы прошлись вдоль моей шеи. Я задрожала, и он вместе со мной.
- Нет, ревную, - тяжело вздохнул он, сдаваясь. - Не могу представить что когда-нибудь, кто-то также как я будет держать тебя за это прекрасное лицо и целовать твои губы. Ты ведь моя. Кто сможет это изменить, если даже я не в силах?
Я болезненно вздохнула, подавляя слезы. Он так отчаянно меня любил, но все равно мог представить, что сможет когда-нибудь отдать меня другому, если того потребую я. Еще никому так не признавались в любви.
С вечера среды вплоть до субботы нам больше не удавалось побыть вдвоем. И у него и у меня появлялись странные неотложные дела. Нам удавалось вырывать время то здесь, то там, чтобы просто обнявшись посидеть несколько минут. Вечера мы провели время с моими родителями и Гремом. Их нельзя было назвать скучными, но его скорый отъезд отравлял каждую минуту проведенную не вместе.
Когда настала суббота, мы просто отставили все и закрылись в моей комнате.
Калеб взял меня на руки. Он держал меня так просто, будто я вовсе не имела веса. Его пальцы сильно и нежно сжимали мою талию, и я чувствовала холод его мужских рук, таких надежных и уверенных. С каждым днем я все чаще чувствовала нетерпеливое покачивание детей в животе, но когда случались такие мгновение, когда Калеб оказывался рядом, они нежно трепетали, и я наслаждалась несвойственным мне теплым чувством по отношению к детям. Рядом с Калебом я даже забывала о страхе перед родами.
Вечер не хотелось портить просмотрами фильмов, но я жалела, что мы не могли пойти гулять. Даже не смотря на то, что на улице потеплело, в моей комнате мы могли быть ближе.
- Я тупею из-за тебя и твоих глаз! - пожаловалась я, насилу скинув с себя очарование его взгляда.
Калеб не смотрел на меня и выглядел при этом так, словно узнал что-то очень ценное!
- Правда! Не замечал. Вот я уж точно с тобой забываю, что больше не человек.
- Разве это так плохо? - возмутилась я, почти, обидевшись. Привстав над ним, я постаралась заглянуть в его глаза.
- Да нет, - тяжело вздохнул он, - это слишком хорошо, чтобы быть правдой.
Я его понимала. Все что происходило с нами, напоминало наваждение, волшебный сон. И я хотела, чтобы он длился вечно.
Положив меня на кровать, Калеб устроился рядом. Я устроила свою голову на его грудь, и со странным смятением ощущала твердость и сегодняшнюю прохладу его тела, которая говорила о сытости. Разве можно оставаться равнодушной, когда он рядом? И все же мое тело не могло ни чем мне помочь, чтобы израсходовать странную истому, разливающуюся по телу, каждый раз, когда он дотрагивался до меня.
- О чем ты думаешь, - промурлыкал его мелодичный голос. Его губы коснулись моих волос, спустились к виску и замерли там на миг.
Не отвечая сразу, я прочертила пальцем дорожку от его переносицы к губам, и, проведя по ним, тяжело вздохнула.
- О том, что завтра, когда я проснусь, тебя уже не будет не только здесь, но и в Англии.
- Завтра еще нескоро, - мягко сказал он. Мы не могли оторвать друг от друга глаз. Когда он смотрел именно так, как сейчас, я могла поверить, что за стенами этой комнаты мира не существует.
Ладони мои занемели под его тяжелыми холодными пальцами, однако я терпела, мне не хотелось разрывать этот союз наших рук. И все же скоро нам придется ненадолго расстаться, и я неделю не смогу ощущать прохладность его кожи.
Завтра, придет слишком скоро, грустно подумала я.
Он высвободился из под моих рук, и сел на противоположной стороне кровати. Длинные белые руки обхватили колено, склонив голову набок, он не смотрел на меня, что давало мне возможность наблюдать за ним, не подвергаясь разоблачению.
Уже одетый для поездки, Калеб выглядел старше, чем обычно. Так он выглядел всегда, когда одевал не джинсы и футболку, словно менял облик, переодевшись в солидный костюм. Даже и не знаю, каким он нравился мне больше. В любом случае, не было одного Калеба, которого я любила, он имел несколько обличий, и к каждому нужно было иметь подход.
Вот теперь передо мной сидел Калеб, в котором победила сущность старого человека, ее он одел вместе с костюмом и лицом известного художника. А еще днем ко мне забегал 19-летний возлюбленный, забывший о своем прошлом и живущим тем, что он приобретал со мной.
Не трудно было догадаться, о чем он думает сейчас. Карает себя, за то, что оставляет одну.
Я придвинулась ближе, не желая видеть его страданий, и положила голову ему на колени. Как я и ожидала, он запустил руку в мои волосы, слишком неожиданно, чтобы я успела заметить этот момент или его движение. И почему только раньше меня так раздражало, когда так поступали родители? Теперь я не знала иной жизни, в которой не было его холодных рук и незаметных для моих глаз движений. К тому же он проявлял ко мне лояльность, никогда не появлялся слишком уж неожиданно, а позволял услышать свое приближение. Так же поступал Грем. Мои родители не страдали такой внимательностью.
И почему только наши тела изменяют нам не в подходящий момент? Я упустила то время, когда Калеб ушел. Может оно и к лучшему.
Проснувшись среди ночи в том же положении, как и на его коленях, только теперь эту роль исполняла подушка, я поняла, что он избавил нас от долгих прощаний. Мне, конечно же, хотелось оставить с собой в памяти поцелуй на тот случай если мы больше не увидим друг друга.
От такой глупой мысли я даже выпрямилась на кровати. Страх тоненькой струйкой забрался за пазуху, и нехорошее предчувствие сжало сердце. Что-то должно случиться! Моя уверенность была такой реальной, что хотелось кинуться к телефону и узнать все ли в порядке с Калебом. Усилием воли я не стала так поступать. Разве я истеричка?
В ту ночь я так и не заснула. Чтобы не тревожить родителей, я не ходила по комнате, а сжав подушку, сидела на кровати и раскачивалась взад вперед.
И рассвет, пришедший не настолько скоро, как бы мне хотелось, тревоги не рассеял.
После службы, я, Бет и Ева пошли гулять. Они, наверное, подозревали, как я буду чувствовать себя после отъезда Калеба, и потому решили весь день устраивать мне увеселительные встряски.
Где мы только за воскресенье не побывали. Я оказалась в стольких местах нашего города, не виданных мне раньше, что теперь он уже не казался мне маленьким. И веселясь с ними, я так отчаянно не ждала звонка от Калеба, как думала.
Он позвонил как раз тогда, когда мы возвращались из "Клетки", старой танцевальной площадки обнесенной стальными прутьями от чего действительно создавалось впечатление, что мы в клетке. Позади нее виднелись могильные плиты нового кладбища, а еще чуть в стороне шоссе.
Немного отстав от девочек, я брела, не смотря вперед и вслушиваясь в родной голос. На улице заметно стемнело, и начал падать мокрый снег. Накинув капюшон, я стала будто отрезанной от всего света. Так мы были лишь вдвоем.
- Как же я соскучился, - это были первые слова, которые я услышала в мобильном.
Я улыбнулась. Сердце тревожно и радостно забилось. В сознании тут же четко обозначилось его лицо. Таким как я запомнила его в вечер субботы.
- А я не успела.
Тишина в трубке стала звенящей. Мне даже стало смешно, что Калеб так быстро этому поверил.
- Будешь винить в этом своих подруг - Бет и Еву. Они целый день меня таскают по городу.
Калеб мрачно хмыкнул, не оценив моего чувства юмора.
- Значит, ты не соскучилась?
- Нет. Просто хожу, сегодня целый день потерянная, потому, что ты уехал, а в целом такой счастливой я еще никогда не была, - кисло ответила я.
Калеб рассмеялся, и я поняла, что он уже не сердиться.
- Не могу с тобой долго говорить, Милен, курирующая мою выставку, настоящий террорист. Не знаю, как она вообще позволила мне отложить ее на неделю.
- А как выглядит Милен? - насторожилась я.
- Ей 60, она милая элегантная дама с поседевшим строгим пучком, и острыми, как бритва глазами и язычком. Я уже специально ее сфотографировал, чтобы ты могла потом лично убедиться.
Я с облегчением вздохнула.
- Это хорошо. Надеюсь вокруг тебя там одни такие Милен, иначе мне придется серьезно с тобой поговорить.
- Кроме тебя на свете для меня больше никого не существует. Доброй ночи. И выспись сегодня. Я уже знаю о твоей бессонной ночи.
- Предатели, - проворчала я.
- Люблю тебя, и не сердись на родителей. Это я попросил их активнее за тобой присматривать.
- И я тебя люблю.
Минут пять, вытаскивая из глаза несуществующую соринку, я не осмеливалась подойти ближе к девочкам. Они делали вид, что не слышат моих всхлипов.
Так мы шли достаточно долго. Немного успокоившись, я поняла, что тишина вокруг меня стала необычайно тяжелой. Знакомое тягучее ощущение страха скрутило желудок. Приотстав от девочек, я тревожно развернулась, но, насколько говорили мне мои глаза, здесь мы были одни. Если это не паранойя, тогда шизофрения должна быть заразной, я чувствовала себя последним психом, ища то, чего нет.
И если Калеб переживал, что я сегодня не высплюсь, то напрасно. От волнений, тревог, слез и разлуки, я отключилась, коснувшись подушки.
Но сознание мое все никак не хотелось выключаться. Я видела сон. И четко понимала это.
Я все брела по той дороги, что вела от "Клетки", в моей руке по-прежнему был телефон. Из трубки не доносилось звуков, да и я почему-то не осмеливалась сказать что-то, потому как чувствовала на себе чей-то взгляд. Опасности вроде бы не существовало, но я чувствовала, как эти глаза впиваются в меня с ненавистью. Я даже физически ощущала его.
Неожиданно сверху на меня что-то упало. Я подумала, начался снег, но влажная смесь оказалась землей. Словно дождь, на меня градом посыпалась земля, и убежать или скрыться я от нее не могла, потому, как оказалась вдруг лежащей на той дорожке. А страх все не приходил. Лишь сковавшее давление земли, лежащей на мне пластом.
С утра я помнила сон смутно, а в школе, за подготовкой к Рождеству и вообще забыла. К тому же на день намечалась поездка к врачу и у меня появились новые причины для волнений. Страх перед родами подавлял все остальные чувства. Когда рядом был Калеб, он отвлекал меня от мрачных мыслей. Теперь я не могла ни с кем поделиться. Девочки просто не поймут, родители начнут паниковать. Грусть уступила место простой суете, у меня просто не было времени, чтобы погрустить. И оттого само время летело быстрее.
Глава 23. Безумие
Тютчев Федор
БЕЗУМИЕ
Там, где с землею обгорелой
Слился, как дым, небесный свод, -
Там в беззаботности веселой
Безумье жалкое живет.
Под раскаленными лучами,
Зарывшись в пламенных песках,
Оно стеклянными очами
Чего-то ищет в облаках.
То вспрянет вдруг и, чутким ухом
Припав к растреснутой земле,
Чему-то внемлет жадным слухом
С довольством тайным на челе.
И мнит, что слышит струй кипенье,
Что слышит ток подземных вод,
И колыбельное их пенье,
И шумный из земли исход!
Четверг. Дни тянутся так, словно в них не двадцать четыре часа, а все сорок восемь. Итого четыре дня я прожила без Калеба. В состояние истерики мне не давали впасть ежедневные звонки Калеба, по несколько раз в день. Мы разговаривали обо всем, и не затрагивали только тему расставания. Так создавалось впечатление, что он не уезжал, и мы сможем увидеться вечером.
Школа оставалась в памяти сплошным серым существованием, где яркими пятнами были Теренс, Ева и Бет, надежно охранявшие меня от Оливье, ставшей еще более агрессивной, с отъездом Калеба. Странно, что она не боится его возвращения, могла бы вынести хоть какой-то урок из той сцены в столовой. Калеб безжалостен, если затрагивать его интересы. А его интересом была я.
Когда Самюель и Терцо объявили что на один день уезжают в Лондон, я ужасно обрадовалась, потому как все эти дни они не давали мне покоя. Вечное внимание в моем присутствии еще больше выбивало из колеи, чем одиночество.
Я сидела на кровати Самюель пока она одевалась и слушала ее наставления.
- Договорись с кем-то из девочек, пусть переночуют у нас. Допоздна телевизор не смотрите. И ничего противозаконного не делайте, сестры Стоутон выпадут из окна, желая все рассмотреть.
- Так что, мне теперь позвонить стриптизерам и отменить заказ? Какой ужас.
Самюель неодобрительно посмотрела на меня, но я успела заметить, легкую улыбку в уголках ее глаз. Милая Самюель. Всегда заботиться.
Я была рада, что наконец-то родители выберутся в Лондон отдохнуть. Билеты на представление прислали родители Евы, желая поближе познакомиться с родителями подруги дочери. Возможно, они почувствовали себя виноватыми, потому как не могли уделять много внимания Еве, а особенно теперь, когда мать Евы была беременна. Благо у нее маленький срок, а то рожать в одно время с мамой подруги, как-то странно.