– Убьешь? – даже как будто обрадовался Пестель. – Это правильно. Как там твой отец говорил: "Нет человека – нет проблемы"? Ох, предупреждал я тебя, Ваня, что эта теория до добра не доведет. Кстати, вспомни, что мне очень хорошо известны случаи, когда, как и с кем именно ты решал свои проблемы подобным образом. Конечно, нужно меня уничтожить. Лучше прямо сейчас, здесь. Только есть одно "но"… Я ведь тебе никогда не верил, Вань. А с тех пор, как Окружение вошло в силу, верить вообще перестал. Поэтому документы спрятал у одного очень надежного человека в одном очень надежном месте. Надо ли тебе говорить, в каком случае они будут обнародованы? Правильно. Как только в передаче "Дорожный патруль" сообщат об очередном заказном убийстве в Москве. Вообще, Вань, скажу тебе честно: так грубо и резко расставаться с человеком, который знает о тебе все, – глупость, нелепость и бред. Ты сам навалил проблем на свою задницу. Но я в последний раз, заметь, – выручил тебя. Видишь, как я все здорово устроил: я не могу обнародовать документы, потому что для меня это будет означать массу неприятностей, мне не нужных. А ты не можешь покончить со мной, потому что для тебя это будет означать "Матросскую Тишину".
Пестель блефовал. Нет, документы, конечно, имелись всякие, но хранились они у Пестеля дома, в сейфе. Не было у него такого надежного человека, кому бы он мог их передать. Да и воевать с Саморядом до вчерашнего дня он не собирался.
– Ты хочешь, чтобы я теперь всю жизнь зависел от тебя? – спросил Саморяд.
И Пестель понял, что он ему поверил.
– А это, Иван Петрович, проблемы не мои, – сказал Павел Иванович с улыбкой. – Мы с тобой жили припеваючи. На хрена ты разрушил эту жизнь, сам себя спрашивай. – Пестель поднялся, давая понять, что разговор окончен. – И запомни: ты променял меня на свое Окружение. Я работать с тобой больше не буду никогда. Но постарайся сделать так, чтобы я о тебе забыл.
Когда Пестель вышел, Саморяд некоторое время сидел, глядя в одну точку. Колени его подло дрожали.
Он поднял трубку:
– Пестель – предатель. Но вы, идиоты, не продумали операцию до конца. Всем собраться у меня через десять минут! Будем думать, как уничтожить этого человека.
Он положил трубку и со всей силы ударил кулаком по столу:
– Уничтожить!
Больше всех на свете ненавидел Иван Петрович людей, которые демонстрировали ему свое превосходство. Этого превосходства он не мог простить никому и никогда.
Как только Пестель вышел из кабинета Саморяда, у него, как нарочно, заныла рука. Погладил ее, пожалел. Прошел к себе. Положил в портфель несколько важных бумаг, которые не хотелось оставлять.
Подумал: "Удивительное дело, но, кроме бумаг, здесь нет ничего, что мне хотелось бы взять. У людей там фотографии какие-то стоят в кабинете, памятные вещи. А у меня – ничего".
Сел в свою "бээмвуху", которую уже научился водить левой рукой, достал из кармана адрес и поехал.
Саморяд так просто не отстанет, это ясно. Что именно он предпримет – вот вопрос. Вопрос, конечно, важный, но вот думать над ним совсем не хотелось.
Странное дело, об этой истории, от которой зависела его жизнь, думать вообще не получалось. Он, Павел Иванович Пестель, человек абсолютно разумный, практичный, самостоятельный, совершенно не хотел размышлять над тем, что ему предпринимать дальше в той смертельной ситуации, в которую он попал. Почему-то ему казалось – уж не впервые ли в жизни? – что жизнь сама вывернет куда надо.
А хотелось ему думать, точнее, мечтать о том, как он сейчас приедет к Наташе и как она встретит его. И… Дальше даже мечтать было страшно.
Неожиданно для себя Пестель подумал: "Влюбленный – это человек, который жить не боится, а вот мечтать опасается".
Наташа почему-то загородила ему весь мир. Буквально. Ощущение было странное, непривычное, но, надо признать, очень приятное.
У него в кармане лежал адрес. Это придавало жизни смысл.
Все остальное почему-то смысла не придавало и значения не имело. Во всяком случае, пока.
ПЕСТЕЛЬ И НАТАША
Увидев Наташу, Павел Иванович сделал шаг ей навстречу.
А Наташа, увидев Пестеля, остановилась.
И Пестель ужасно испугался, что она сейчас развернется и пойдет куда-нибудь в сторону, демонстрируя, что вовсе общаться с ним не хочет.
Как всякий влюбленный человек, Павел Иванович совершенно не предполагал, что его любовь может для другого человека оказаться некстати. Но вот увидел Наташу, впервые подумал об этом и испугался.
Нормальный, тем более немолодой мужик уже при первом взгляде на женщину понимает, что у него может с ней начаться: легкий флирт, типа, "борьба с простатитом" или отношения серьезные, построенные на паническом страхе потерять.
Только что в кабинете Саморяда, когда не метафорически, а самым буквальным образом решался вопрос о его жизни, он не боялся вовсе. А сейчас – пожалуйста, струсил. Будто вопрос о жизни решался не тогда, а именно теперь…
Наташа постояла немного, улыбнулась, подошла:
– Так это, значит, вы приходили сегодня в редакцию и интересовались мной?
Пестель кивнул.
– Но как же вам дали мой адрес? Кто? У нас категорически запрещено давать домашние адреса сотрудников.
– Здравствуйте, Наташа. – Павел Иванович понял, что испытывает неведомое ему чувство неловкости. – Видите ли, мы живем в такой стране, где любые проблемы можно решить с помощью денег. Все зависит только от суммы. Если ядерные секреты продаются, то уж адрес журналиста… Только вы, пожалуйста, ваших сотрудников не браните. Они ведь такие же люди, как и все. Чего бы им вдруг быть другими, правда?
Наташа подумала, что Пестель в точности повторяет ее мысли. В другой ситуации это бы ее обрадовало, в этой – испугало.
– Какое дело привело вас ко мне? – Наташа пыталась держать официальный тон.
Только что, в кабинете Саморяда, Павел Иванович обдумывал каждое слово, а тут – странное дело! – слова выплескивались сами, будто независимо от него.
– Я пришел увидеть вас.
"Нет, – сказала себе Наташа. – Это невозможно. Неправильно. Это ни к чему не приведет. Это глупо. Пошло. Непорядочно, в конце концов".
А губы уже произносили:
– Ну, раз так, не во дворе же стоять? Пойдемте чай пить.
Пестель замялся:
– Вы извините, но я с пустыми руками. Потому что думал, если куплю что-то к чаю, вы точно не пригласите… Знаете, так всегда бывает: к чему готовишься – то и не происходит.
Все, что делал и говорил этот человек, было настолько правильно и настолько притягательно, что Наташе хотелось выть.
Бывают ситуации, когда человек занимается любовью, не в постельном смысле, а в буквальном: занимается своей любовью, создает ее с разумной головой и чуть теплым сердцем. Тогда все просто: тогда человек – хозяин своей любви, а значит, своей судьбы.
А бывает, что любовь занимается человеком. Очень редко такое случается, но вот тогда даже самый сильный и самостоятельный человек становится абсолютно бессильным и беспомощным перед зовом любви.
Такую беспомощность ощущал Павел Иванович, глядя, как Наташа поднимается по лестнице к лифту, как нажимает кнопку. Эта беспомощность ничуть не огорчала и не пугала. Наоборот, она как бы дополняла ту радость, что жила в нем последнее время.
Увидев надпись на двери Наташиной квартиры, Пестель невольно замер. Наташа рассмеялась:
– Так вот со мной борется одна эстрадная звезда. Представляете, он написал эту мерзость, а мужики решили, что это – объявление о предоставлении услуг. – Она сорвала очередную записочку. – Вот записки оставляют с разными глупыми предложениями.
– У вас тоже непростая профессия, – вот и все, что сообразил сказать Пестель.
Когда вошли в квартиру, он первым делом отправился помыть руки. Бросился к раковине, провел ревизию всех полочек. Бритвенные принадлежности были, но женские – Пестель такие в рекламе видел. Щеток зубных, правда, было две, но так у женщин бывает. Главный вывод ревизии ванной комнаты был очевиден: мужа у Наташи нет.
Подумал радостно: "Я схожу с ума" – и с немытыми руками вышел на кухню.
– Ну, Павел Иванович, пришли в гости к даме, давайте развлекайте меня рассказом.
Наташа резала сыр на кухне.
Как хотелось бы Пестелю немедленно превратиться в остроумного, дерзкого, веселого, то есть в такого именно мужчину, которых он сам терпеть не мог… Как бы хотелось стать таким!
Однако, как это сделать, Павел Иванович совершенно не представлял и потому спросил первое, что пришло в голову:
– Вас вызывают в прокуратуру?
– Ага, – ответила Наташа, начав резать колбасу.
Пестель вздохнул:
– Я есть не хочу.
Слова произносились просто так, они не имели никакого значения. Их не надо было слушать, на них не надо было отвечать.
Наташа спросила:
– Вас когда вызывают?
Оказалось, что их вызывают в один и тот же день, только Наташу на час раньше.
Наташа вздохнула:
– О чем я им буду битый час рассказывать? – Помолчала. Потом спросила: – А как вы думаете, зачем мы им вообще нужны?
Пестель ответил:
– Положено так. Все равно ведь никого не найдут и ничего не выяснят. У нас ведь видимость работы заменяет саму работу. Привыкли так. И это та привычка, от которой не отделаться.
Пестель подумал: "Что я несу? Неужели я влюбился? Только влюбленный человек может в одночасье превратиться в такого идиота".
Наташа подумала: "Ну, почему я его встретила именно сейчас? Почему не раньше? Может быть, если бы раньше встретила, у меня сегодня все было бы в порядке…"
Пестель улыбнулся:
– Я могу назначить вам свидание у прокуратуры. Вам кто-нибудь назначал свидание у прокуратуры?
Наташа не ответила, но тоже улыбнулась. Из солидарности.
А себе приказала: "Держаться, Наталья Александровна, держаться. Этот мужик, пожалуй, на эпопею потянет – не то что на роман. Но в прошлом все твои эпопеи, в прошлом. Нынче один жанр у тебя – триллер. А этот человек явно не заслуживает того, чтобы ему портили жизнь".
Помолчали.
За окном было темно и тихо, будто они не в городе находились, а в какой-нибудь деревне. Хулиган крикнет, собака гавкнет, машина тормозами взвизгнет – и опять тишина.
Пестель сказал:
– Как удивительна эта наша с вами встреча…
– В смысле? – спросила Наташа для поддержания увядающего разговора.
– Ну как… У людей трагедия, а у нас с вами – счастье… – Пестель сам испугался своих слов и поспешно добавил: – Ну, в смысле, у меня.
Наташа посмотрела на него внимательно.
В фильмах про любовь в такие мгновения герой медленно поднимается и тигриным шагом направляется к героине. А героиня стоит, слегка приоткрыв рот, и смотрит лирически.
Пестель поднялся.
– Давайте телевизор поглядим, – сказала Наташа.
И поставила на стол бутылку коньяка.
– Я – за рулем, – сообщил Пестель, открывая бутылку и наливая себе и Наташе.
– Ой, смотрите, ваш начальник! – Наташа показала на экран.
Пестель нашел пульт, сделал громче.
– Я, безусловно, вижу в этой трагедии чеченский след, – вещал Саморяд. – Сегодня самое главное – не поддаться панике. Чего добиваются террористы? Чтобы мы начали жить в страхе, начали жить по их законам. Но у них ничего не получится! – Хорошо отрепетированным ударом Саморяд стукнул по столу и внимательно посмотрел в глаза зрителям, как бы призывая их оценить значимость сказанного. – В последние дни я получаю много писем, телеграмм, звонков с одним-единственным вопросом: "А будет ли все-таки проведен марафон "Дети – наше счастливое настоящее"?" Могу успокоить российских граждан: безусловно, будет. Наша фирма "Светлый путь" должна решить некоторые организационные вопросы, но в ближайшее время мы непременно проведем такой марафон. В конце концов, наши дети заслужили…
Пестель переключил на музыкальный канал и вздохнул:
– Боюсь, что организационные вопросы, которые ему надо решить, это я.
– У вас с Саморядом война?
Пестель помолчал немного и сказал:
– Давайте, Наташа, выпьем за то, чтобы между мной и вами никогда не было войны. Что будет – Бог покажет. Но чтобы войны не было. Хорошо?
Чокнулись. Выпили.
– Видите ли, Павел Иванович, – улыбнулась Наташа. – Я – журналист и привыкла, чтобы на мои вопросы отвечали. Итак, у вас с Саморядом война?
– Видите ли, Наталья Александровна. – Пестель тоже улыбался. – Саморяд до такой степени, извините, достал меня, что мне совершенно не хочется о нем разговаривать, тем более с такой красивой женщиной, как вы.
Наташа комплимент не оценила. Или сделала вид, что не оценила.
– Просто я могла бы предложить вам помощь в битве с Саморядом. Все-таки я работаю в очень популярной и достаточно влиятельной газете. Например, если у вас есть какие-то документы, мы могли бы их опубликовать, и это было бы…
Пестель не дал договорить:
– Спасибо, Наталья Александровна, за порыв. Но мне совершенно не хочется втравливать вас в эту историю.
– Это моя профессия: втравляться в разные истории.
– Если вы настаиваете, чтобы я относился к вам просто как к профессионалу, – пожалуйста. Но, честно говоря, мне это будет довольно затруднительно.
Наташа не нашлась что ответить.
Пестелю очень хотелось встать и обнять Наташу, но он чувствовал, что этого делать нельзя. Перед Наташей словно стояла какая-то стена. Что за стена, откуда она взялась – Павел Иванович не понимал. Но, как всякий нормальный мужчина, очень хорошо ее ощущал.
И тут захохотала бешеная корова, да так громко, что Павел Иванович вздрогнул.
– Извините, – рассмеялась Наташа. – Мобильник. Алло, – сказала в трубку. – Жан, привет, дорогой мой. Очень рада тебя слышать.
Наташа вышла в комнату, закрыла за собой дверь.
Павел Иванович слышал ее смех, долетали отдельные слова, из которых он понял, что Наташа договаривается с мужчиной о свидании. Тут же, конечно, сделал вывод, что свидание – любовное. И расстроился. Сразу стало тоскливо и скучно.
Подумал: "Я опоздал, я не нужен. В общем, пора отваливать".
А Наташа, договорившись с Жаном о встрече, еще некоторое время стояла в комнате одна. Звонок Жана почему-то расстроил ее до такой степени, что понадобилось некоторое время, чтобы выйти к Пестелю с нормальным лицом.
Когда Наташа вышла из комнаты, Пестель уже стоял в коридоре:
– Извините, что так ворвался… Мне пора идти.
Вид у Пестеля был побитый. Хотелось броситься к нему, обнять, сказать что-нибудь вроде:
– Куда ты уходишь, дурачок? Зачем?
Хотелось поступить, как привычно. Но как привычно было нельзя, поэтому она ляпнула первое, что пришло на ум. Пришла на ум, разумеется, глупость:
– А вы ведь еще придете ко мне, правда? Не как к журналисту, а просто потрепаться, придете?
– Ммм… – пробормотал Пестель. – Приду.
Наташа подождала, пока Пестель сядет в лифт.
Она изо всех сил ударила кулаком по стене, даже рука заныла.
Пестель изо всех сил ударил кулаком по стене лифта. Лифт дернулся обиженно, но поехал дальше.
А ведь понимали оба, что у них начинается новая жизнь. Любовь – это ведь и есть новая жизнь. Жизнь – она обновляется только любовью, другого способа обновления у жизни нет.
Ночью Наташа долго плакала, уткнувшись в подушку. Пить коньяк, чтобы успокоиться, ей не хотелось. Хотелось рыдать.
Пестель ехал медленно – с перебинтованной рукой он вообще боялся ездить быстро даже по пустым улицам – и старался о чем-нибудь думать. Не удавалось. В голове царил непривычный и неприятный туман.
Как мужчина самостоятельный и одинокий, Пестель был уверен, что может сам принять решение и потом следовать ему. Он привык считать себя хозяином своей судьбы. Но, как и все мы, он хозяином своей судьбы не являлся. Карма есть карма. Что ж тут поделать?
Павел Иванович, например, даже не знал, что ждет его во дворе его же собственного дома…
Часть четвертая
НАПАДЕНИЕ
Среди законов, которым научила Павла Ивановича Пестеля жизнь в интернате, был еще и такой: "Опасность – не то, к чему надо готовиться, а то, к чему необходимо быть готовым всегда. Если хочешь увидеть опасность, непременно опоздаешь, ее надо почувствовать".
Директор интерната Николай Николаевич Сидоров, любивший со своими воспитанниками изъясняться парадоксально, часто повторял:
– Опасность – норма, спокойствие – аномалия. Ты сможешь победить только в том случае, если в любую секунду готов дать ответный удар.
Выйдя из интерната, Павел Иванович очень скоро понял, что это закон жизни. Жизнь – джунгли? Хорошо, договорились. Любая тварь в джунглях – от муравья до слона – каждую минуту ждет нападения. И выживает только тот, кто почувствует его раньше, чем увидит.
Павел Иванович был человек выдержанный и бесстрастный, в чувствах его почти всегда был полный штиль. Но в душе его словно находился будильник, который в минуту опасности звонил противно и настойчиво.
Когда Пестель въехал во двор, будильник задребезжал с такой силой, что пришлось затормозить и остановиться.
Опасность ощущалась. Причем близкая и конкретная.
Огляделся. Ничего подозрительного. Двор темен и пуст.
Медленно подъехал к подъезду – никого. А будильник внутри продолжал дребезжать. Вспомнился еще один парадокс директора.
– Знаешь ли, Паша, чем охотник отличается от дичи? – спрашивал Николай Николаевич и, не дожидаясь ответа, сам себе отвечал: – Не тем, что у него есть ружье, нет. Охотник – тот, кто напал первым. А тот, на кого напали, – дичь. Вот и все.
Нападать было совершенно не на кого.
Не заглушая мотор и не закрывая плотно дверь, Павел Иванович вышел из машины. Огляделся по сторонам, прошелся вокруг "бээмвухи". Не просто так ходил туда-сюда, а изображал живую мишень. Ловля на живца. Даже прошептал от напряжения: "Ну, давайте же. Давайте".
Никого.
Со стороны поглядеть – сумасшедший. Все в порядке, все тихо и мирно, а он крадется. Но Павел Иванович верил своему будильнику абсолютно. Мотор глушить на всякий случай не стал. Открыл дверь подъезда, медленно вошел.
Пусто.
Значит, его ждут у квартиры. Разумно.
Вызвал лифт. Нажал кнопку своего этажа. Как только лифт доехал – нажал кнопку первого этажа. И когда двери стали закрываться, поставил ногу и осторожно выглянул.
Пусто.
Вышел. Огляделся. Подошел к двери своей квартиры. Никто нападать на Павла Ивановича не собирался.
"Старею, – подумал Пестель. – Если интуиция начала подводить, то это верный признак старости. Сломался, видать, мой будильник". И тут он вспомнил, что его "бээмвуха" стоит внизу с включенным мотором.
Вызвал лифт. Когда двери открылись, на всякий случай отошел в сторону.
Нет, никто не вышел из лифта.
Не очень понимая, зачем он это делает, Пестель решил спуститься пешком и потому в подъезде появился неожиданно.
Он успел заметить, как тень на заднем сиденье "бээмвухи" рухнула, прячась. Не испугался, а обрадовался: все-таки не сломался будильник, значит, пока не старею!