Любовный роман, обернувшийся эзотерическим произведением о поиске своей половинки, смысле жизни и путешествиях души во времени и пространстве
Елена Хотулева
Гравюры на ветре
* 1 *
Ветер никогда не утихал. Даже если ему надо было на миг остановиться, он начинал кружить по спирали, подхватывая держащиеся за руки листья и дорожную пыль. Он имел обыкновение летать в прошлое, следуя за луной, а будущее он посещал, обгоняя солнце. Люди чувствовали на своих лицах его прикосновения и начинали говорить вполголоса, однако их мысли при этом становились намного громче. Бороздя своими рассказами и размышлениями его нежные крылья, двое мужчин и две женщины оставляли на ветре раны подобные иероглифам, которые чуть позже, пачкаясь в чернильности ночей, копоти костров и мраке злых помыслов, отпечатывали на молочной белизне бумаг гравюры от первого лица.
* 2 *
Я стоял возле приоткрытого окна и смотрел вниз на букашечных пешеходов. Звенящий воздух майской непогоды уносил дым моей сигареты в сторону умытого дождем заката. Почему мне всегда так отвратительно грустно после испытанной страсти? Не потому ли, что я всю жизнь держал в объятьях не тех женщин? Маленьким серым сугробом упал на подоконник пепел. Я обернулся в сторону кровати и посмотрел на сбитые простыни и свесившуюся треугольником подушку.
- Ты спишь? - собственный голос показался мне чужим и лицемерным.
- Нет. Жду, когда же ты наконец перестанешь курить, - Мара приподнялась, подперла руками подбородок и надула губы. - Иди сюда. Мне без тебя холодно, - она похлопала ладонью по одеялу.
- Остудись немного. А то еще обожгусь, - я бросил окурок за окно и прошелся по комнате. - Хочешь чего-нибудь выпить?
- Артис, дорогой, хватит бродить туда-сюда. Пей сам, если тебе очень хочется. Такое впечатление, что мысли о любви посещают тебя только после пары рюмок. Ты, видно, полон каких-то психологических блоков.
- Ты говоришь о блоках? - я рассмеялся.
Слышать от нее наукообразные слова было более чем нелепо - гусеница, рассуждающая о мироздании, вот, как она выглядела, если начинала умничать. Я подошел к столу и немного налил себе на дно бокала из узкогорлой бутылки. Коньяк был отменный - казалось, что он растворялся во рту еще до того, как я успевал сделать глоток.
- Одевайся, тебе пора домой, - хрусталь звякнул, задев лакированный угол столешницы.
- Как это? - Мара встрепенулась и с негодованием посмотрела на меня. - Я хотела остаться на всю ночь.
- Значит, придется расхотеть.
Она хихикнула и поправила растрепавшиеся гнездом волосы:
- А может, передумаешь? Впереди так много всего интересного…
Я бросил ей платье и чулки:
- Сказал же, одевайся! - к горлу подступило раздражение. Посильнее запахнув халат, я сел на кровать. - Мне надо побыть одному. Сегодня. Завтра. А может быть вообще всю жизнь.
Я посмотрел в ее пустые лисьи глаза - похотливая малышка, чувствующая себя полноценным дитем времени. Эта Мара преследовала меня на протяжении многих жизней. Была ли она блондинкой, брюнеткой, или вот как сейчас огненно-рыжей, всегда обстоятельства складывались так, что я связывался с ней от безысходности и какой-то внутренней пустоты. Она же по неведомой мне причине вбивала в свою бездумную голову идею о нашем предназначении друг другу.
- Я вызову тебе такси, - мне надоел вид ее голого тела.
- Провались ты со своими переменами настроения, - Мара начала демонстративно быстро натягивать чулки. - Я же знаю тебя… Изучила за эти недели. Побесишься, а потом снова позвонишь. Постель тебя ко мне привязала, - она встала на четвереньки и пошарила под кроватью. - Где туфли?.. Что ты молчишь?
Я расхохотался. Мне захотелось вышвырнуть ее из дома вместе с этими востроносыми шпильками. Она возомнила, что ее роскошная фигура способна лишить меня рассудка? Бестолковая дрянь.
- На, возьми, - я встал и подал ей туфли, лежавшие возле кресла. - Сейчас вызову такси.
- Не нужно, я выйду и поймаю машину. Никто не откажется отвезти меня. Ехать-то всего минут пятнадцать.
- Ну и отлично, - я сунул ей в руку хрустящую купюру. - Можешь не торговаться, здесь хватит, чтобы два раза доехать до твоего дома.
Она взяла деньги и спрятала в сумочку:
- Спасибо, милый, - жеманно кривляясь, она попыталась поцеловать меня в губы. - Я тебе завтра позвоню. Ну… Не хмурься. Это тебе так не идет…
Захлопнув за ней дверь, я облегченно вздохнул - по крайней мере конец этого дня можно было провести без ее навязчивых ласк и надоедливого запаха модных духов, которые я поспешил выветрить, настежь распахнув створку окна. В комнату ворвались запахи промокшей от дождя черемухи и пролитого кем-то растворителя. Мне снова захотелось курить и размышлять о жизни.
Пожалуй, я больше не буду с ней встречаться. Нескольких недель было достаточно для того, чтобы окончательно понять, что в этой жизни мне удивительно не везет с женщинами. Но только ли в этой? Я задумался и, вытряхнув из пачки последнюю сигарету, закурил. Странно… Я, умеющий читать по глазам историю чужих дней, ничего не знал о себе. Откуда я пришел, кем и где был рожден сто, двести, четыреста лет назад? Ответа на эти вопросы я не знал. И лишь порой отражения в чьих-нибудь зрачках дарили мне обрывки кинолент о том, какие роли я играл в прошлом того или иного человека… Неожиданный треск телефона прервал мои размышления.
- Артис, ты еще не спишь? - Инна торопливо выговаривала слова.
- Нет, разумеется. А что у тебя стряслось?
- У меня ничего. Дело в том, что я хотела попросить тебя о небольшом одолжении… - в ее голосе чувствовалась легкая ложь. - Понимаешь, надо бы помочь одному человеку. Это девушка. Моя знакомая…
- Инна, я знаю тебя не первый год. Ты не умеешь врать. Говори прямо, что ты хочешь?
Она помолчала в трубку, а потом, понизив голос, сказала:
- Ее зовут Марианна. Ей нужен человек, который умеет видеть причины. Ты…
- Дай ей мой телефон. Пусть позвонит. Лучше прямо сейчас, - я положил трубку, чтобы не выслушивать от нее бесполезных слов, и затушил сигарету.
Кому-то нужна моя помощь. Это бывает нередко. И, как правило, происходит по одной и той же схеме: я встречаюсь взглядом с человеком, прочитываю в нем страх и ненависть, направленные против того, кем я был в прошлом, а потом пытаюсь исправить свои собственные ошибки. Получается? Да. Не знаю, как именно, но каждый раз люди уходят от меня с миром в душе. Видимо, кроме чтения по глазам природа наградила меня еще и умением лечить словами. Правда, этим приходится пользоваться не всегда - порой мои деньги лучше всяких рассуждений разрешают чужие проблемы. Снова телефон:
- Артис, здравствуйте. Мне дала ваш номер Инна…
- Да, да. Кажется, Марианна? - я откинулся на спинку кресла и стал смотреть на угасающий закат. - Если вам нужна моя помощь, то можем встретиться завтра. К примеру, в семь.
- Спасибо большое… Я, наверное, должна немного объяснить, в чем дело? - ее голос звучал испуганно и нервно.
- Нет. Сейчас мне это ни к чему. Лучше побеседуем при встрече.
Продиктовав ей адрес, я попрощался - мне не хотелось разговаривать, не видя ее. Это бесполезно. Пусть будет все как обычно: взгляд, лента видений, разговор…
Я встал с кресла и прошел на кухню, открыл холодильник и посмотрел на полку с медикаментами. Сегодня мне надо было вводить лекарство. Перетянув руку привычным движением, я продырявил вену тонкой иглой и впрыснул вещество. Теперь некоторое время моя кровь будет почти такая же, как у всех нормальных людей, болезнь отступит и сделает вид, что ее нет… Но жизнь моя от этого, увы, в норму не превратится.
Вернувшись в комнату, я с омерзением посмотрел на разбросанные подушки. Как хорошо, что она ушла - сегодня не лучший вечер для надуманных разговоров и потугов изображать страсть…
* 3 *
Телефонный звонок оторвал меня от игры с сыном - шахматы остались стоять в нелепой позиции, из которой ни я, ни он не могли найти выход.
- Подожди, Филипп. Я отвечу, - порывшись в сумке, я вытащила телефон. - Алло… Кто это?
- Елена, привет, - голос Алекса едва пробивался сквозь фонящую гулкость сети.
- Здравствуй, коль не шутишь, - я усмехнулась.
- Что? Плохо слышно… - пробубнил он, стараясь говорить, как можно громче.
- Я говорю, здравствуй. Как дела? - мне тоже пришлось почти кричать.
- Знаешь, Елена, я тут подумал. А не сходить ли тебе со мной завтра на встречу с одной писательницей?
- Зачем? - я удивилась его предложению. После того, как мы расстались, прошло полгода, и за это время он звонил, кажется, только несколько раз.
- Ну, понимаешь…
- Алекс, я ничего не слышу. Или перезвони, или говори четче.
- Давай встретимся завтра в шесть. Помнишь, наше кафе возле старого парка? Прямо там, у входа.
- Хорошо, - я повесила трубку и вернулась к пахнущей лаком шахматной доске.
- Мам, ты еще хочешь играть? - Филипп похлопал карими глазами. - Может быть лучше в карты?
Я встала с дивана и, подойдя к окну, посмотрела, как закат окрашивает кровельную жесть соседнего дома в мародерский багрянец.
- Нет. Я не хочу в карты, - вид сгущающихся сумерек вызвал у меня ноющую тоску. - Иди-ка ты почитай перед сном. Хватит на сегодня игр.
Он на несколько секунд сделал расстроенное лицо, но быстро отвлекшись на какую-то веселую мысль, улыбнулся и убежал в свою комнату. Посмотрев ему вслед, я пожалела, что не умею так быстро забывать неприятности. Зачем звонил Алекс? Ах, да… Какая-то писательница… Он всегда посещает разные лекции, на которых ему преподносят истину, завернутую в красочные обертки. Он этим живет…
Я еще раз взглянула на уходящее за высоковольтные столбы солнце. Из приоткрытой форточки пахнуло черемуховой пряностью. Пусть начнется новый день - отчего-то мне кажется, что он принесет мне надежду.
* 4 *
По кухне распространился сладкий запах имбирных капель и чабрецового меда - из кружки, в которой я намешал себе противопростудный чай, выплеснулась лужица и растеклась по волнистой клеенке.
- Сынок, подлезь, пожалуйста, под стол. Там из-под дальней ножки выскочила картонка. Да, да. Сложи ее еще разок, а то она совсем стерлась.
- Так? - Артур высунул голову и сильно треснулся о табуретку. - Дурацкая мебель! Качается или нет?
- Не ругайся, малыш. Все отлично. Можешь вылезать, - я посмотрел на то, как он потирает ушибленное место и потянулся рукой к ящику, в котором у меня стояли склянки с лекарствами. - Вот, давай на ватку и приложим. Через пять минут перестанет болеть…
- Папа! Отстань ты от меня с этими примочками, - он быстро вышел и хлопнул дверью своей комнаты.
Совсем стал взрослый. Пятнадцать лет серьезный возраст для подростка - пора показывать характер. Я улыбнулся и отхлебнул свой отвар. Сейчас прогреюсь и прилягу на диван полистать томик стихов, купленный вчера у букиниста. Кажется, хорошая поэзия, жаль только, что автор оказался незаслуженно забыт…
- Герард, ты будешь доедать тефтели? - жена протиснулась между этажеркой и холодильником, пытаясь поставить на верхнюю полку горшок с геранью. - Или ты кашу хочешь?
- Не волнуйся, голубушка. Мне все равно. Если все предпочитают кашу, так я съем ее.
- Там на всех не хватит. Кому-то все-таки придется остановиться на тефтелях, - Карина наконец-то установила цветок и открыла холодильник в поисках кастрюли. - Сейчас я посмотрю, сколько их тут осталось. О, как раз парочка. Нужно только подогреть.
Я встал и, ополоснув под журчащей струйкой кружку, собрался уйти, но жена остановила меня, всплеснув руками:
- Забыла тебе рассказать. Я тут себе такие штаны купила. Знаешь, там в подвальчике, где мы брали тебе носки. Так идут мне. Прекрасный материал, и цвет неброский. Я хочу завтра их надеть, чтобы пойти с Артуром в школу, результаты тестов смотреть. Показать тебе?
- Брюки? - я возмущенно посмотрел на нее. - Карина, ты же знаешь мое мнение о брюках как о предмете женской одежды. Это адское изобретение. Изуродуешь фигуру. Ты бы еще губы накрасила. Ужас! Выброси свою обновку. Даже слышать об этом не хочу.
Я ушел в комнату и, вытащив из дивана колючий плед, хотел было реализовать свое намерение относительно чтения стихов, однако тройной звонок в дверь заставил меня поспешить в прихожую.
- А! Уважаемый профессор, - так я всегда называл своего друга-пенсионера, жившего в соседней квартире, - прошу, прошу. Может чаю? У меня есть мед. Хорошая вещь, в такую ненастную весну.
- Нет, благодарю, - он прошлепал стоптанными клетчатыми тапками в комнату. - Я к вам на четверть часика. Поболтать, повидаться. Так сказать, обсудить сплетни. Вы ведь мне еще не рассказали о своей работе. Когда вступаете в новую должность?
Я тяжело вздохнул. За последнюю неделю мне уже раз десять пришлось рассказывать всем родственникам и знакомым о том, что я наконец-таки, после трехлетних колебаний, решился занять место диагноста в тибетской клинике под начальством своей давней приятельницы.
- Да, что уж тут такого интересного. Будет теперь у меня свой кабинет, чуть меньше пациентов, побольше денег, и куча свободного времени для того чтобы закончить мою монографию по лечению мигрени. Да, такая вот удача. Снова засяду за книги, переберу все медицинские карты пациентов, которых я врачевал. И… Надеюсь, что к Рождеству подарю вам на память экземпляр моего труда.
- Чудесно, чудесно… Рад за вас, дорогой друг, - он задумчиво ходил у меня перед носом в своем ветхом махровом халате и рассматривал стеллажи. - А я, к слову будет сказано о подарках, пришел к вам не с пустыми руками.
- Неужели? - я сделал удивленное лицо, чтобы доставить старику удовольствие.
- Да, представьте себе. Я же всегда помню о том, что вы большой любитель почитать всяких молодых писателей. Иногда не чураетесь и чего-то мистического, - он подхихикнул и, откашлявшись, полез в глубокий карман за какой-то синей книгой. - Вот, поглядите-ка, что я купил, когда последний раз выбирался в центр города.
Он протянул мне небольшой томик в мягком переплете. Я посмотрел на невыразительную переднюю обложку и поняв, что ни имя, ни название мне ни о чем не говорят, открыл книгу на первой попавшейся странице. "…я понял, что был действительно прав, когда отговорил тебя начинать свои "воспоминания" с последней самой сложной жизни…" - отрывок диалога удивил меня:
- Это что, какой-то эзотерический роман?
- Нет, что вы, - он шумно упал в кресло и, жестикулируя, пустился в объяснения, - это притча. Представляете, некое дидактико-аллегорическое произведение, в котором через воспоминания реинкарнаций автор раскрывает перед читателем свое видение мироустройства. Полюбопытствуйте. Вам всегда нравились такие сюжеты - много символов, иносказаний. Вот, взгляните…
Он перевернул книжку оборотной стороной и показал мне портрет автора - молодой женщины с разрезом глаз, характерным для героинь египетских фресок. Я передернулся. Каким-то образом это фото потревожило в глубинах моей души что-то ранее нетронутое. Машинально спрятав подарок под думку, я вдруг застеснялся своего резкого движения:
- Карина не любит держать в доме мистическую литературу, - отчего-то извиняющимся тоном пояснил я своему собеседнику. - Она выросла в семье верующих и не особенно любит тексты, хотя бы мало-мальски касающиеся чужих религий.
Он махнул рукой, и взглянув на треснувший циферблат старинного брегета, приколотого к халату за шерстяной шнурок, глухо хлопнул ладонями по подлокотникам кресла:
- Часы-то уже протикали ужин. Поспешу домой. Да и у вас, судя по запахам из кухни, трапеза не за горами.
Мы простились, и я, бряцнув щеколдой двери, вернулся в комнату. Мне хотелось еще раз посмотреть на портрет писательницы. Я вытащил книгу и присмотрелся к странному взгляду этой женщины.
- Что это у тебя? - неожиданно вошедшая Карина заставила меня вздрогнуть. - Покажи.
Я нехотя протянул ей книжку:
- Профессор заходил. Говорит, купил для меня. Это что-то о философии. Так, ничего особенного, сказал, что интересно…
Карина пару секунд разглядывала фотографию на последней обложке, а потом, сузив глаза до щелочек, прошептала:
- Избавься от нее. Это непростая книга.
- Не говори чушь. Какой-то подарок не может ничего изменить. Это всего лишь текст. Отдай мне обратно.
Она немного постояла в задумчивости, а потом, еще раз взглянув на портрет, бросила книгу на диван и пошла в сторону кухни.
- Иди ужинать! - крикнула она то ли мне, то ли Артуру, начав громко расставлять тарелки.
* 5 *
Когда я поговорила с Артисом - человеком, которого мне рекомендовала Инна, - дрожь немного унялась. Я подумала, что надо использовать любую возможность для лечения моего бесплодия. Она уверяла, что Артис сумеет определить причину? Хоть бы это оказалось так. И кстати… Если бы я узнала, почему меня одолевают эти странные мысли, мне стало бы намного легче.
Подойдя к зеркалу, я посмотрела на свое посеревшее лицо и попыталась улыбнуться, как советовал папа. Но, увы, вместо своего отражения увидела лишь искаженную гримасу меланхолии. Бесполезно. Все его советы почему-то оказываются пустыми. Сколько бы он ни прописывал мне разнообразных тибетских капель, с помощью которых ему удалось поставить на ноги множество пациентов, все тщетно.
Я взглянула в сторону кухни, где муж пил чай под звуки радио. Я его терпеть не могу. Нет, конечно, не мужа, а радиоприемник. Каждый раз, как Макс надавливает на кнопку, у меня сжимается даже самый мелкий нерв. Эти песни, вскрики, разговоры… Они убивают. Но что я могу возразить? Он вправе слушать приемник, когда захочет. Ведь я тоже не без недостатков. К примеру, мне нравится проводить отпуск у моря. Макс же считает это бесполезным времяпрепровождением, и постоянно предлагает мне поехать ловить рыбу на озера. Скорее всего, так будет и этим летом. Надеюсь, что хоть в этом году удастся его уговорить.
- Милый, как ты здесь? - я пришла на кухню и села за стол.
- А?
- Вкусный чай? - взяв в руки металлическую коробочку, я вдохнула в себя бергамотовый аромат.
- Что ты говоришь? - он рассеянно посмотрел на меня.
Тяжело вздохнув, я опустила голову. Наверное, очень интересная передача.
- Марианн. Тут прямой эфир. Такой спор разгорелся, - Макс рассмеялся.
- Пойду я прилягу. Что-то голова болит, - сил слушать эту эфирную неразбериху больше не было. Я встала и, демонстративно потерев пальцами виски, вышла в комнату.
Голова у меня болит очень редко. У меня вообще крепкое здоровье. Но чем еще можно объяснить мое поведение окружающим? Я сбросила на кресло халат и проскользнула под прохладное одеяло. Спать, кажется еще рано. Попробую полежать в тишине…
- Ты спишь? - Макс пришел минут через сорок.
- Нет.