Буря не сдавалась. Оставшиеся до Громобоя мили не были простыми, хотя Атоласу уже не требовалась вся возможная помощь. Оглядев море вокруг, капитан небрежно махнул рукой в сторону кормы:
– Идите, ваша светлость. Сами разберемся.
Но Гергос не ушел. Он дождался, пока "Мариника" пройдет между рифами, пока острые верхушки Громобоя не окажутся позади, пока глаза не начнет слепить от поднимающегося прямо перед носом шебеки солнца… Потом оттягивать неизбежное стало невозможно.
Ри не спал. Он приподнялся на кровати, стоило Гергосу открыть дверь. Первым порывом было – отчитать и завернуть в теплое одеяло, но Гергос ему не поддался. На стуле, аккуратно разложенные, лежали мокрые бриджи и рубаха. Из-под пледа выглядывали босые ноги. Гергос на мгновение задержал взгляд на свежей повязке, потом заставил себя отвернуться. Ему и самому следовало сменить одежду, но с этим пока придется подождать. Не сейчас. Не здесь.
Он остановился, притворив за собой дверь, и слегка наклонил голову – не слишком низко, без раболепства, как перед равным.
– Ваше высочество, я думаю, нам стоит объясниться.
Почти целая минута тишины. Но Ри не стал отрицать и прятаться – уже хорошо. Разве что голые пятки уползли обратно под плед.
– Как вы узнали? – спросил он наконец.
То есть она спросила. Гергос одернул себя – надо привыкать.
– У вас очень узнаваемый цвет волос. Цвет Коварэнов. К тому же вы похожи на свою мать в молодости.
– Вы знали ее?
– Лично? Нет. Только видел несколько раз. Мы тогда вращались в разных кругах.
– Почему вы сразу не сказали?
– Мне показалось, вы хотите сохранить инкогнито.
– Тогда почему заговорили теперь?
– Мы плывем в Анкъер, а даже я не могу увезти тобрагонскую принцессу крови в другую страну, не спросив ее разрешения.
– Я не хочу быть принцессой. Я Ри, ваш паж.
Гергос подошел ближе.
– Мне тоже весьма симпатичен этот юноша, но, увы, ему придется исчезнуть. Сейчас моего пажа ищет, наверное, пол-Каргабана: полиция, люди Дядюшки Лу, ваш дядя…
Гергос испытующе посмотрел на сидящую перед ним молодую девушку: скажет или нет?.. Она молчала.
Когда стало понятно, что откровенничать с ним не станут, Гергос добавил:
– Вам нужно сменить личину.
– Я не хочу быть принцессой Коварэн.
Последнее слово прозвучало скомкано, словно она пыталась подавить рвущиеся наружу рыдания. Неужели собственное имя вызывает у нее такой ужас?
– Почему? Прусто, ваш жених, давно отказался от мысли жениться на вас. Почему вы продолжаете прятаться?
Взгляд сам собой скользнул по стоявшей рядом шкатулке. Не в ней ли кроется ответ?
– Разве я не могу быть просто Ри?
– Нет, ваше высочество.
Она вздохнула, теперь уже спокойнее. Улыбнулась грустно, вымученно.
– К чему церемонии? Зовите меня Атарьяной. Впрочем, нет… так мне тоже не нравится.
– Отчего же? Это прекрасное анкъерское имя. Меня, правда, всегда удивляло, что тобрагонская принцесса решила назвать дочь на анкъерский лад.
– Меня тоже. Только мне больше не нравилась его длина, а не происхождение. Но теперь понятно. А ведь у него должен быть и сокращенный вариант, верно? Как… как Онсо.
– Да. Тари.
– Тари, – она снова улыбнулась, оживая.– Та-Ри. Мне нравится. Я буду Тари. Можно? Вам нравится?
– Да, ваше высочество.
– Не называйте меня так! Я должна отказаться от роли пажа, но совершенно не обязана снова становиться принцессой.
– А кем вы хотите стать?
Темные, бездонные глаза, задумчивая улыбка.
– Вашим другом?
Тонкая иголочка разочарования царапнула нерв. Другом.
Гергос снова поклонился:
– Почту за честь, ваше высочество.
– Дану! Вы издеваетесь надо мной!
– Немного, ваше высочество.
– Я запрещаю вам! Мы все еще в тобрагонских водах, и я запрещаю называть меня "ваше высочество"! Только Тари.
– Я не подданный тобрагонской короны, и ваши запреты ничего не значат. Но хорошо. Тари.
– Так о чем вы хотели со мной поговорить?
По ее лицу скользнуло шкодное выражение, маленькие пальчики снова показались из-под пледа. Гергос придвинул ближе стул и сел на него.
– О ваших планах.
– Они зависят от ваших.
– Но чего хотите вы? Вам не обязательно плыть с нами в Анкъер.
– Но я хочу в Анкъер!
Гергосу показалось, он услышал недосказанное окончание фразы – "с вами".
– Когда и как вы собираетесь вернуться в Тобрагону?
– А что если я не собираюсь возвращаться?
– Тари, так нельзя.
– Почему?
Если бы речь шла о ком-нибудь другом, он бы сказал: подумайте о вашей репутации. Но Ри… Тари уже два года никто не видел. Ее репутация и так уничтожена. Богатство? Влияние? Вопросы престолонаследия? Не похоже, чтобы ее это сильно интересовало.
– Я слышала, вы не стали жениться и сбежали из дома на двадцать лет, – подлила масла в огонь Тари. – Почему мне нельзя поступить так же? Если вы мне поможете, я могу стать кем угодно! Где угодно!
Чем он мог напугать ее? Осуждением высокого общества? Неизвестностью? Она видела и то и другое. Даже жаль, что здесь нет Албэни, он бы нашел, что сказать.
– Дану, – прохладная ладошка коснулась руки Гергоса. – пожалуйста, отвезите меня в Анкъер. Пожалуйста-пожалуйста!
– С одним условием.
– Каким?
Она придвинулась ближе, глаза азартно блеснули.
– Вы будете меня беспрекословно слушаться.
– Значит, я снова стану пажом?
– Нет! Я не могу сделать пажом молодую девушку.
Она скривилась.
– Мне нравится быть мальчиком.
– Вы хотите в Анкъер или нет?
– Да, дану.
– Я не могу сделать вас своим пажом, но вы можете стать моей воспитанницей.
– Воспитанницей?.. Это как…
– Как приемная дочь, да.
– Но…
– Тари, я на девятнадцать лет вас старше. Роль вашего приемного отца – единственная, которая не вызовет вопросов.
– Но…
– Тари, это мое условие.
Она упрямо насупилась, став ужасно похожей на маленького рассерженного котенка. Того и гляди зашипит, темно-рыжая шерстка встанет дыбом, на лапках покажутся когти. Но Гергос тоже не собирался отступать. Она хотела стать его другом, и именно дружбу он ей теперь и предлагал. Что-либо иное выглядело бы не только предосудительно, но и… просто глупо. Нелепо. Девятнадцать лет – это много. Слишком много.
Молчание затянулось на несколько минут, Тари хмурилась, кусала губы, теребила плед, выщипывая из него ворсинки, Гергос просто ждал.
– Хорошо! – наконец воскликнула она. – Если вы так хотите, я стану вашей воспитанницей. Но, дану, должна сразу предупредить: я не собираюсь перевоспитываться!
ЧАСТЬ ТРЕТЬЯ. ВОСПИТАННИЦА
ГЛАВА 13. ДРЕВНИЙ И БЛАГОРОДНЫЙ ДОМ ГЕРГОСОВ
Сначала Тари думала, что ничего не изменилось. Во время плаванья она по-прежнему должна была надевать мужскую одежду, капитан – или все-таки доктор? – Атолас обращался к ней как к мальчику, матросы рассказывали про особенности жизни на море, травили неприличные анекдоты и учили ее вязать узлы. Но потом Гергос забрал свои вещи и переехал в каюту капитана, и Тари поняла: изменилось все.
Она и сама не могла решить, нравится ей ее новый статус или нет. С одной стороны, ее привлекала свобода: Гергос теперь меньше командовал и не отмахивался, как бывало раньше, от каких-то ее слов. Но, с другой стороны, Тари казалось, что он отдаляется, отгораживается, как стальным доспехом, своим возрастом и ролью приемного отца. Ситуация раздражала еще сильнее оттого, что Тари и сама не понимала, почему злится.
Когда Гергос принес ей новый костыль – на этот раз действительно удобный, позволивший свободно передвигаться по кораблю, – Тари едва его поблагодарила. А потом долго кусала губы, не зная, как подойти и извиниться. Слова не складывались, фразы выходили неуклюжими, собственные пылающие щеки казались двумя предательницами, воздуха не хватало, и Тари снова начинала злиться… А Гергос, кажется, даже ничего не заметил!
В остальном же плаванье проходило спокойно. Лишь однажды на горизонте появился корабль без флага, и пушечный залп приказал "Маринике" лечь в дрейф. Но капитан Атолас показал пиратам непристойный жест, приказал поднять все паруса, и через два часа корабль исчез из виду. Больше шебеку задержать никто не пытался. Море тоже вело себя на удивление мирно, впрочем, плававшие здесь не раз матросы уверяли, что к востоку от Громобоя всегда так.
Через неполные шесть дней после отплытия впереди показался Анкъер – столица одноименного государства, чье название в переводе означало "принадлежащий Къярру". Анкъер стоял в дельте реки Эрион, на, если матросы не врали бессовестно, ста островах, больших и маленьких. А жители Анкъера были вынуждены передвигаться пешком или в паланкинах не потому что были чем-то лучше тобрагонцев, а из-за нескольких сотен горбатых мостиков, на которые карета просто не въехала бы.
"Мариника" пристала к берегу чуть западнее города, в небольшой бухточке, где уже покачивались на волнах две прогулочные яхты весьма внушительных размеров. Гергос не торопился покидать корабль, он отправил вперед двоих посыльных, один из которых вернулся сразу, а второй пропал до самого вечера.
Уже в сумерках Гергос, Тари и несколько слуг пересели в лодку, которая отвезла их на берег. Там ждали оседланные лошади и повозка для багажа. Короткая поездка закончилась у высокой живой изгороди, из-за которой виднелись лишь печная труба и флюгер в виде распластавшейся в полете птицы. За изящными бронзовыми воротцами начиналась длинная тенистая аллея, усаженная кипарисами, она делала полукруг и вела к дому.
– Это старая вилла, – объяснил Гергос, – в последние годы сюда никто не приезжал, и все здесь немного обветшало, но не беспокойтесь – мы надолго не задержимся.
Тари и не думала беспокоиться. Она во все глаза смотрела по сторонам и приходила в восторг от новых запахов – смеси морского воздуха и аромата экзотических, ранее не виданных цветов: с крупными белыми бутонами, которые раскрывались вечером, а не утром. Сам дом ей тоже ужасно понравился: одноэтажный, но очень просторный, с высоченными потолками, стенами из светлого ракушечника и красивой резной мебелью. В полу посреди квадратного холла было сделано небольшое углубление для сбора дождевой воды – Тари задрала голову и увидела звезды.
В левом крыле располагались жилые комнаты, в правом – кухня и хозяйственные помещения, а прямо за домом начинался парк – совсем не такой ухоженный, как у альсаха Албэни или госпожи Дакару, а дикий, почти запущенный. Когда слуги закончили разгружать повозку и неожиданно стало тихо, Тари услышала, как в пруду неподалеку горланят лягушки.
– Отдыхайте, – сказал ей Гергос на прощание, – завтра будет тяжелый день.
Но уснула Тари далеко не сразу. Уже переодевшись в длинную ночную рубаху, она долго стояла у окна и слушала стрекот цикад, шелест листвы в высоких кронах и тихое перекликание ночных птиц. А потом выковыряла из подоконника кусочек ракушечника, открыла окно и попробовала добросить до пруда. Получилось лишь с третьей попытки.
А следующий день и впрямь оказался не из легких. Дану Гергос привел какую-то долговязую девицу, Кармиту, и объявил, что она будет личной горничной Тари. Саму Тари при этом, разумеется, никто не спросил. И все ее возражения остались без малейшего внимания. Ее попросили замолчать и поднять руки повыше, чтобы можно было снять мерки. Спасибо светлейшему Керпо, Гергос сам выбирал ткани и фасон будущих платьев, а Тари смогла подуться в свое удовольствие, сидя на пуфе в стороне от восторженной горничной, скептичного Эвретто и деловито отдающего приказы Гергоса.
Кстати об Эвретто. Камердинер его светлости перевоплощение пажа Ри в воспитанницу Тари воспринял с удивительным равнодушием. А может, Тари просто не довелось присутствовать при его разговоре с Гергосом, когда эту новость объявили впервые. Если раньше Эвретто ее то и дело задирал, то теперь он попросту перестал ее замечать, словно поведение и состояние одежды не-слуг его совершенно не интересовало.
После снятия мерок Тари повели мыться. Каменная ванна была вырезана прямо в полу, огромная печь, которую Кармита назвала гипокаустом, занимала все соседнее помещение, и от нее под полом тянулись трубы с горячим воздухом, который и нагревал воду. Позабыв про обиды, Тари плескалась в ванне больше часа. Рану на ноге слегка пощипывало, но несильно. А потом стало еще лучше. Кармита попросила Тари лечь на стоявшую тут же мраморную скамью и умело размяла ей плечи и спину, ноги, руки, живот… Тари едва не уснула, погрузившись в блаженную негу.
А перед самым обедом ей принесли первое платье. И это не было платьем. То есть было, но не совсем. Под разрезанной спереди до самого пояса юбкой скрывались милые шаровары, верх был свободным – рубаха с длинными широкими рукавами и короткая безрукавочка, чуть стянутая спереди шнуровкой. Это ужасно походило на то, что носили благородные юноши в Нашарате, и Тари пришла от нового костюма в неописуемый восторг. Переодевшись, она сделала несколько кругов по комнате – платье ничуть не стесняло движений.
Услышав шаги за дверью, Тари, не дожидаясь, выскочила в коридор и едва не повисла на шее у Гергоса – удержалась, спрятала руки за спиной, но все равно продолжила глупо улыбаться.
– Спасибо, дану!
– За что? – удивился тот.
– За платье! Можно, я буду носить именно такие?
– Только такие? Разве вам не хочется разнообразия?
Тари поморщилась.
– Но обычные платья такие неудобные!
Гергос усмехнулся:
– Вы хотите сказать "обычные тобрагонские платья"? Дитя мое, вы теперь в Анкъере, а анкъерские женщины предпочитают одеваться так, чтобы легко можно было вскочить в седло или взобраться по крутой лестнице.
– А анкъерские мужчины?
Сам Гергос не торопился переодеваться в новую одежду. На нем был тот же изумрудно-зеленый камзол, что и в день, когда Ри попытался его ограбить.
– Вы увидите, разница между женскими и мужскими костюмами не так велика. Может быть, теперь вы желаете взглянуть на принесенные Кармитой эскизы?
Тари желала и взглянула. И пришла к выводу, что сможет пережить расставание с так полюбившимся ей костюмом пажа.
А потом наступило время обеда и лекций.
– Тари, постарайтесь держать спину прямо и не ставить локти на стол.
– Тари, не забывайте про нож.
– Тари, я предложил тост, вам следует хотя бы для приличия отпить чуть-чуть из своего бокала.
– Тари…
– Ну что еще?!
Гергос отложил салфетку, за которую взялся всего мгновение назад.
– Я хотел спросить, не устали ли вы и не желаете ли прогуляться после обеда по парку.
– О… – Тари виновато потупилась. – Спасибо, с радостью.
С костылем она теперь передвигалась ничуть не медленнее, чем до ранения, и даже могла наступать на больную ногу, хоть это и было неприятно. Атолас советовал не беспокоить некоторое время рану, чтобы успела нарасти новая кожа. При расставании он выдал Тари склянку с мазью – очень похожей на ту, которой смазывал рану доктор Рафаль, только эта пахла похуже. А еще капитан, убедившись, что Гергоса нет рядом, наклонился и очень серьезно посмотрел Тари в глаза:
– Это ведь не ожог от лампы, – сказал он, понизив голос. – Я видел такие раны, жабья пупырышка. Их оставляют плохие люди. Так что, мой тебе совет, отомсти и постарайся больше не попадаться.
Тари обещала постараться при условии, что он не расскажет Гергосу. Но капитан и так не собирался, а дану больше ни о чем не спрашивал. Тари с минуты на минуту ждала вопросов, особенно после того, как они сошли на берег. Но Гергос молчал. А теперь это предложение прогуляться – по заброшенному парку, где нет слуг и никто не сможет подслушать.
Сердце билось, словно сумасшедшее. Что ответить, если дану спросит? Он и так, должно быть, о многом догадывался, так что можно и не прятаться. И если бы речь шла только об одной Тари, она бы рассказала – возможно, даже не дожидаясь, пока спросят. Ей отчаянно не хватало поддержки, совета или хотя бы сочувствия. Но документы в шкатулке затрагивали слишком многих – Тари знала доподлинно лишь несколько имен, но об истинных масштабах заговора могла только догадываться.
А еще был Иваро, старший брат, которого Тари не видела со смерти родителей. Он уже пять лет находился в Нашарате, путешествуя с армией от одного гарнизона к другому. Они никогда не были особенно близки – слишком большая разница в возрасте, – но Тари не собиралась ломать ему жизнь каким-нибудь безрассудным поступком. Если о заговоре станет известно, пострадает не только дядя, но и Иваро.
В первую очередь нужно было посоветоваться именно с ним. Теперь у Тари были средства, чтобы отправить послание в Нашарат. И ей следовало как можно скорее написать обо всем Иваро и дождаться ответа, а не выдавать семейные тайны первому попавшемуся анкъерцу.
Тари тихонько вздохнула. Что это за семья, когда первый попавшийся анкъерец делает для тебя больше, чем кто-либо из живых родственников?