Дверь палаты со стуком вернулась на место и щелкнула замком. Иннокентий Петрович подскочил в кровати, сам от себя не ожидая подобной прыти. На пороге стоял доктор Марченко. Сивая грива вздыбилась на затылке, очки съехали на нос. Белый халат, накрахмаленный до хруста, стоял колом. Глаза горели жизнью - вот что всегда поражало Замиралова. Казалось бы, что видит мужик, кроме боли и смерти? А глаза горят.
- Спасибо, доктор. Коптим помаленьку.
- Коптим? А где огонь? Нет дыма без огня, всякий малец знает. Ну-ка, отвечай, больной, как на духу!
Замиралов помолчал, пожевал губами, словно примеряя, пройдут ли в щелку слова, которые он хочет выпустить.
- Доктор, я тут кое-какие итоги подвожу. Хочу рассчитать время поточнее.
- Рано, рано, Замиралов, итоги подводить. Есть кому их подвести за тебя, если понадобится.
- Эх, доктор, все было бы так, как говорите, но не про меня это. Жизнь перепуталась, а мне надо знать, сколько времени в запасе на распутывание.
- Ну так изложи, Замиралов, где узлы. Я скажу, успеешь или нет.
Голос доктора стал тише, глаза не блестели искусственным блеском. Он знал, что за человек перед ним и что ему на самом деле надо точно знать, сколько осталось для завершения земных дел.
- Спасибо, Владимир Павлович. Я готов рассказать.
Доктор сел на стул возле кровати и посмотрел на больного.
- Начинай.
...А когда Замиралов закончил, Марченко долго ничего не мог произнести.
- Ну ты даешь, Иннокентий Петрович.
- Я могу поступить только так и никак иначе. Ты-то понимаешь, доктор? Но и у тебя будет свой интерес. Кроме денег - о них мы даже говорить не будем, это само собой разумеется, - какой прекрасный материал для своей науки ты получишь!
- Горизонты моей науки гораздо уже, - усмехнулся он.
- А ты расширь. Расширь, Марченко. Не пожалеешь.
- Ладно, сейчас отдыхай, больной Замиралов, поговорим завтра, после обхода. - Он помолчал, а потом продолжил: - Огорчу, Замиралов. Лететь через океан тебе нельзя ни при какой погоде.
- Но если на частном самолете? За мной пришлют. Там такой комфорт...
- Ни при каком комфорте... По телевизору увидишь. Наверняка покажут в новостях.
Замиралов ухмыльнулся.
- Да уж не без того... Такое событие.
- Вот так-то, дорогой мой пациент: Минздрав предупреждает: перелет вреден для твоего здоровья, - горько пошутил доктор Марченко.
- Спасибо, доктор. Я все понял. Но мне надо выйти отсюда.
- Куда выйти?
- Домой.
Доктор уставился на него.
- Ты всерьез?
- Абсолютно. И чем скорее, тем лучше. Я вроде понятно объяснил - мои дела не ждут.
- Но у тебя же брюхо вспорото, черт тебя подери!
- А мозги - нет. Мне нужно время.
- А перевязки?
- Пришлете сестру. Я заплачу за все.
Доктор услышал в тоне Замиралова что-то такое, с чем он не мог спорить. В конце концов, мужику осталось пробыть на этой земле считанные недели, имеет он право распорядиться ими сам? Никакие лекарства, никакая терапия ничего не изменят. Только продлят боль. При таких-то деньгах у Замиралова наверняка полно дел. Ведь это точно: нет денег - и нет проблем. А полежит он тут подольше, или еще хуже - кончится, его денежкам могут приделать ноги.
- Хорошо. Но только не завтра.
- Завтра, доктор, именно завтра.
Доктор смотрел на пациента. Перед ним сидел хозяин жизни, который хорошо знает, что вот-вот должен ее покинуть. Но покинуть как хозяин. Замиралов заслуживал уважения. Без сомнения.
Доктор Марченко кивнул.
- Хорошо. Будь по-твоему. Завтра.
5
- Ну иди сюда, иди, моя Феклуша-дорогуша. - Ира потянула собаку за ошейник. - Давай-ка я освобожу тебя, милая.
Черный Лабрадор покорно процокал отросшими когтями - мало бегает - по лакированному паркету к хозяйке и опустил голову. Мол, на, отстегивай.
Ира отстегнула ошейник, Феклуша резко встряхнулась, а потом ткнулась хозяйке в колени.
- Ну ты рада, что снова в Измайлове, а? - шепотом спросила Ира.
Собака фыркнула.
- Ну конечно, pa-ада. - Ира наклонилась к самому уху Феклуши. - А ты помнишь его? Ты помнишь, как он приходил на нашу прежнюю квартиру, тоже в Измайлове? А? Он подарил тебе замечательный кожаный поводок. Ты не могла про него забыть.
Ира прижалась к мускулистой собачьей шее и почувствовала, как слезы сами собой навернулись на глаза.
Помнила Феклуша или нет того человека, но Ира помнила. Она не вспоминала о нем редкий день. Он приезжал к ней в Измайлово, только на другую улицу, в другую квартиру, но и там под окнами росла сирень.
У Иры в доме всегда было полно подруг, друзей, весьма своеобразных. Да это и понятно - в то время она работала в издательстве "Искусство", а художники, театральные критики, искусствоведы - специфическая публика. Большей частью незамужние молодые женщины и не очень уже молодые, побывавшие замужем и разведенные, а также мужчины, вкусившие прелестей брака и после его завершения предпочитавшие свободу.
Но тот человек, тот невероятный мужчина, которого она запомнила навсегда, был журналистом. Она не знакомила его ни с кем. Он был только ее.
Ира улыбнулась. Феклуша тоже любила его. Тогда она была большим черным неуклюжим щенком и готова была сидеть подле него часами, не проситься на прогулку, усмиряя естественные желания собачьего организма.
- Слушай, Феклуша, я ревную, - смеялась Ира, оттаскивая собаку от тахты, на которой он лежал. - А ну давай отсюда, дорогуша. Он мой!
Ира ловила на себе взгляд невероятных черных глаз. Сильные руки, покрытые густыми темными волосками, тянулись к ней.
- Не ревнуй, я люблю вас обеих, - смеялся он. - По-разному. Давай покажу, как я люблю тебя.
Закрыв дверь за собакой, Ира падала в его объятия, нетерпеливые руки разворачивали ее, стаскивали свитер, под которым не было ничего, вдавливали ее ягодицы в свои сильные бедра, горячая рука ныряла под резинку трусов, и больше она ничего не чувствовала, кроме жаркой волны, уносившей в поднебесье...
- Если бы я был художником, нарисовал бы тебя вот такой, - шептал он и прижимался губами к белой груди с потемневшими сосками, которые, казалось, сами искали его рот, не спрашивая о ее желании. Его губы ласкали нежную кожу, потом припадали к груди. На секунду подняв лицо, он шептал ей: - Мне так нравятся твои соски. Они будто маленькие камешки. Дра-го-цен-ные. Поняла?
Она соглашалась со всем, что он ей говорил. И на все, что он предлагал.
И это все происходило...
А потом он отстранял Иру от себя и, глядя на нее темно-карими глазами, заявлял:
- А вот сейчас, будь я художником, я не стал бы тебя рисовать. Совсем другое лицо. Оч-чень сытое.
Потом, смеясь, он открывал дверь, и в комнату вплывала Феклуша, падала на ковер и смотрела влюбленными глазами.
А после они на кухне пили чай с "царским" вареньем, которое ее научила варить бабушка - из крыжовника с вишневым листом. Ягоды в варенье сохраняли цвет хризопраза, были прозрачными, словно только что снятые с куста.
Ира провела рукой по волосам. Да, то была ее настоящая любовь. А что это было для него?
Для него тоже, она не сомневалась. Только для мужчины любовь совсем не то, что для женщины. Мужчина - другой биологический вид, уверяла подруга Татьяна. А на что, собственно, могла Ира рассчитывать, если у ее любимого есть жена и дети? Две девочки.
Раздался резкий телефонный звонок - она вздрогнула, схватила трубку. Рыжеватая челка упала на глаза. Она подула на нее, приподнимая.
- Добрый день.
- Д-добрый, - нерешительно ответила Ира, лихорадочно пытаясь отыскать в памяти имя человека, которому принадлежал бы этот мужской голос, слегка рокочущий и очень уверенный. Нет такого имени. Она никогда не слышала этого голоса.
- Я хотел бы поговорить с Ириной Борисовной, - между тем продолжал он, не меняя интонации.
- Это я, - ответила Ира спокойно. У нее самой был низкий, полный достоинства голос. Запоминающийся, как говорили ей.
- У меня к вам поручение...
- Поручение? Слушаю вас, - сказала Ира, пытаясь взять в толк, что именно означает это слово. - Поручение? - повторила она.
- Да, именно.
- И какого рода?
- Я хотел бы изложить при личной встрече. Это не телефонный разговор.
Нежный лоб покрылся испариной. Неужели от него? - явилась первой мысль.
Ира молчала, ожидая продолжения. Феклуша, мгновенно почувствовав напряжение хозяйки, подошла к ней и положила голову на колени.
- Мы могли бы с вами встретиться завтра? Днем, - добавил мужчина.
Ира вдруг заметила немытую чашку на столе рядом с рукописью, неровно поделенной на две стопки. Слева прочитанная, меньшая. Она поморщилась. Уже среда, а в пятницу прибудут за работой адвентисты из-под Тулы. И что она им отдаст? Она же не успеет!
- Встретиться? Завтра? - повторила она. - Днем?
- Да. Со мной.
- Хо-ро-шо, - чеканно проговорила Ира, думая совершенно о другом.
- Завтра в двенадцать на Центральном телеграфе. У четвертого окна. Я буду... - Мужчина объяснил, как его узнать.
6
- Я не могу без тебя, - шептал он ей, - я не могу без тебя.
Они сидели в темной комнате в зимний январский вечер. Кукушка на стене деревянно куковала, никто из них не считал, сколько раз она ударила по тишине. Прикосновения его жарких губ, его языка, на удивление прохладного, кружили голову, она, ни о чем не думая, отвечала ему со всей накопившейся страстью. Потом он уложил ее на диван, и в свете уличного фонаря она увидела, как его рубашка полетела на пол, за ней последовала белая футболка, краешек которой выглядывал между кончиками воротника в черно-белую клеточку. Он наклонился и неожиданно нежно прикоснулся губами к щеке. Кровь бросилась к животу, она потянулась к нему и повалила его на себя.
- Ну иди же сюда. - Она вдруг услышала свой голос как бы со стороны и удивилась - он звучал, словно настоящее контральто. - Иди...
Ира внезапно открыла глаза. Темная комната, бледный свет луны вкрадчиво пробивался сквозь щель между занавесками, которые она повесила только вчера...
Она вдруг вспомнила о звонке, о назначенной встрече на телеграфе у четвертого окна. А что там, в этом окне? Телеграммы? Конверты?
Ира вздохнула, попробовала лечь поудобнее, подражая Феклуше, и засопеть, как она. Ничего не выходило.
А чего хочет от нее позвонивший тип, это интересно.
Ира повернулась на другой бок, но сон не шел. Неужели ты надеешься, упрекала она себя, что этот человек от него? А если этот тип по поводу квартирных дел? Ее феерического обмена?
Да что ты выдумываешь? - одернула себя Ира. Еще скажи, что тебя возьмут в заложники, потребуют переписать квартиру на кого-то... Смех да и только. Она совершила сделку по всем правилам, через фирму. Очень надежную фирму. Все, пора спать, велела она себе. Сколько ни гадай, все равно не догадаешься. Нечего думать, о чем Бог не велел, как говаривала бабушка.
Бабушка. Ира улыбнулась. Бабушка для нее была центром Вселенной до самой смерти. Ясного и смелого ума была женщина. Независимого. Кое-чему она Иру успела научить. Прежде всего главному - надеяться только на себя.
Бабушка оставила ее совсем недавно. Жаль, новые времена пришлись на ее старость. Какой бы из бабушки получился предприниматель! Она дала бы сто очков вперед любому молодому.
Ира довольно улыбнулась. Да уж, конечно.
Удовольствие разлилось по телу. О, она много чего еще провернет. Она это чувствует. Почему? Да кто его знает почему.
На душе стало тише, дышала Ира уже спокойнее, глаза сами собой закрылись, и под смеженными веками снова появился тот мужчина, который преследовал ее сперва в яви, а потом только во сне.
7
Лина лежала в постели и смотрела в широкое окно, за стеклом расстилалось море. Она никогда не задергивала занавеску, даже на ночь, любила простор, свет.
Временами она испытывала страшную усталость от жизни. Казалось бы, ну ей ли не радоваться? Вышла замуж по любви, просто обожала мужа, у них прекрасные девочки-близнецы. Да, конечно, она рассталась со своей карьерой, но разве можно совмещать работу манекенщицы в Доме моды с заботами о семье и детях? Она не ездила с мужем по командировкам в разные страны, потому что его посылали в Юго-Восточную Азию, где были неважные условия жизни. Но он хорошо зарабатывал, она гордилась им, его известностью. А когда он приезжал, они тонули в море любви.
Сейчас мужа нет дома и нет в стране. Он, кажется, вообще в вечной командировке.
Лина спустила ноги с кровати и утонула в длинном ворсе ковра.
Она приехала на море в самом конце сезона. Она любила безлюдные пляжи, дом стоял на самом берегу, его построили еще родители Лины, у которых сейчас ее девочки.
Лина решила отдохнуть перед серьезной поездкой к сестре, которая давно занимается бизнесом и живет большей частью в Штатах.
Ее сестра, Власта, всегда была очень предприимчивой и деловой. Мать считала, что, наверное, это потому, что она родилась не такой красивой, как Лина.
- Кому что, - смеялась мать, - но вы обе, я думаю, получите свою порцию счастья.
Считалось, Лина свою уже получила. А Власте было все равно, какой длины у нее ноги и пропорционален ли нос по отношению к крутому, почти мужскому лбу, который она лишь по настоянию Лины стала прикрывать челкой.
- Мне плевать на точку зрения мужчин на мой счет. Пусть-ка они потягаются с моим дизайн-бюро. Если меня такой сотворил Господь, то уж я отыграюсь на собственном творчестве.
Она это делала блестяще. Интерьеры выставок были настолько хороши, что, казалось, совершенно неважно, какие предметы в них выставить - железные кастрюли или драгоценности. Народ валом валил, не отдавая себе отчета, почему приятно гулять по просторным экспозициям, но Власта точно знала причину: она умела создать необыкновенное освещение - живой свет, при котором лица женщин делались моложе, морщины сглаживались, а зеркал было столько, что можно наслаждаться собой до бесконечности. Она со смехом предлагала брать плату не за вход на выставку, а за время, проведенное здесь.
- Человека ничто не прельщает больше, чем собственная красота. А если красота еще на фоне богатства - человек готов жить среди нее вечно.
Весть о "Волшебном мире" Власты разнеслась по Европе и улетела за океан. Американцы предложили такие деньги, от которых не смог отказаться даже "Волшебный мир". Они засыпали ее дизайн-бюро деньгами. И свободой.
- Свобода - жестокая вещь, - усмехалась Власта. - Но я не боюсь.
- Да что же в свободе жестокого?
- Если ты спрашиваешь, значит, еще не способна понять, сестренка. Придет время, поймешь сама.
Лина не настаивала, потому что ей не нужна никакая свобода.
Ну что ж, теперь Власта звала ее к себе. Но не в гости, а поработать.
- На показе?
- О нет! - Власта окинула ее критическим взглядом. - Посмотри на себя реально. В таком-то весе на подиум? Да он провалится.
- Перестань! - рассердилась Лина на сестру, затронувшую самое больное место. Она сама знала, что давно пора заняться собой, но было лень.
- Ты мне нужна для другого. Будешь работать в зале, с публикой. Я тебе хорошо заплачу.
- О, Власта, я же ничего не...
- Не надо говорить. Ты будешь работать и получишь деньги за свой труд. Не обольщайся, труд будет тяжелым.
Лина улыбнулась. Вот перед этим тяжелым трудом она и хотела отдохнуть. Кстати, мысль о собственных заработанных деньгах грела. Она их потратит... Не советуясь с Христо.
Христо Савов. Иногда ей казалось, что от мужа ей остались лишь имя и письма. Ну и голос. В последний приезд он был очень нежным. Но что-то ее мучило. Она не сказала бы, что именно. Влюбляешься в одного человека. Живешь с другим. Хочешь видеть его третьим с годами. Может, она увидела бы его этим третьим, но где он? Нет его рядом. А видеть рядом с собой мужчину ей очень хочется. А что странного? Она молодая женщина.
Лина оделась и вышла из дома.
- Простите, где здесь аккомодейшн? - Темноволосый мужчина высунулся из окошка автомобиля и улыбнулся чуть виновато. - Ну как это правильно спросить... сказать...
Молодая женщина смотрела на него, явно не понимая.
- Ну, мне нужен... конюшня...
Она расхохоталась, догадавшись, что он имеет в виду. Потом быстро подняла руку, желая объяснить, куда ехать, чтобы попасть в маленькую гостиницу неподалеку. "Солнечный Бряг" - слишком популярное курортное местечко, здесь привыкли к отдыхающим со всего света. Но большей частью сюда ездят европейцы - небогатые немцы, австрийцы, много русских. А этот? Этот явно совсем чужой.
Она посмотрела на него внимательнее.
- Вы говорите по-английски? - спросила она.
- Да, да! Говорю. Но я учил болгарский. Разве вы не поняли? Я говорил на вашем языке, мисс.
Он пожал плечами, в глазах появилось еще большее смущение. И что-то еще. Она хорошо знала это что-то. К взглядам мужчин она давно привыкла и не обращала на них внимания, если не хотела. А она никогда не хотела ничего такого. Она любила мужа и дорожила их отношениями.
Она кивнула.
- У меня плохой английский. Я не все могу объяснить, но...
Он радостно улыбнулся.
- Я хотел еще раньше спросить, но никого нигде нет.
- Уже поздно. И конец сезона.
Мужчина развел руками, потом беспомощно опустил их и положил на колени, а не на руль.
Она взглянула на номер - машина арендованная, фольксваген "Гольф". Она умеет водить такую. И вдруг, сама от себя не ожидая, подошла к открытому окошку и махнула рукой, будто сметая со стола крошки. Поразительно, он сразу догадался, чего она хочет, и быстро переместился на пассажирское место.
Она засмеялась, открыла дверь и ловко опустилась на сиденье, сперва боком, а потом подтянула ноги и оказалась за рулем.
Ни слова не говоря, включила передачу и порулила к гостинице, которую иностранец искал.
Он довольно засмеялся и что-то пролепетал. Она остановила машину перед входом в старинный кирпичный домик, протянула ему руку и сказала:
- Лина:
Он понял. И тоже представился:
- Тони.
Вернувшись домой, Лина весь вечер не могла забыть нового знакомого. Собственное поведение поразило ее. Какая раскованность! Ну просто американка! А с другой стороны, она вела себя как гостеприимная хозяйка "Солнечного Бряга". Естественно. Бесстрашно. И еще одно - она ощутила невероятную тягу к нему.
Что это было? Неужели ее привлекло именно то, что этот мужчина иностранец? Ни с кем из соотечественников, тем более знакомых, ничего такого бы не произошло.
Впрочем, есть ли, о чем размышлять? Помогла человеку доехать до гостиницы. Знала бы английский лучше - объяснила словами. А поскольку не знала - подвезла.