Николай Витольдович Михальский сделал все возможное, чтобы его дети никогда не узнали о трагедии, много лет назад разыгравшейся в стенах их дома, - Стася и Стефан росли словно под стеклянным колпаком. Когда пришла пора, Стася полюбила и вышла замуж. Но супружеская жизнь дала трещину в тот день, когда ее брат привел в дом свою избранницу, танцовщицу Зару. Похоже, муж Стаси и невеста Стефана загадочным образом связаны между собой, но стараются это скрыть. Атмосфера постепенно накаляется. А тут еще и семейная тайна выплывает наружу…
Содержание:
Глава 1 - Портрет стасиного дома 1
Глава 2 - Клетчатый лоскут 2
Глава 3 - Стасины цветы 4
Глава 4 - Его лицо 4
Глава 5 - Чонгаровские сборища 6
Глава 6 - Осень в Стасином саду 8
Глава 7 - Гадание Марианны 9
Глава 8 - Сентябрь, октябрь, но… 10
Глава 9 - Танец на ножах 11
Глава 10 - София 12
Глава 11 - Аквамарин и бирюза Карелии 13
Глава 12 - Танец семи покрывал 14
Глава 13 - Баркарола 15
Глава 14 - Путь Чона в тумане 17
Глава 15 - Наши палестины 18
Глава 16 - Прощание 19
Глава 17 - Путь Зары сквозь снегопад 20
Глава 18 - Краса гарема 21
Глава 19 - Путь Стефана в цветении снегов 22
Глава 20 - Медовый месяц Стаси и Чона 23
Глава 21 - Низкое солнце Павла Переверзева 24
Глава 22 - Годовое колесо 26
Глава 23 - Янтарь Балтии 27
Глава 24 - Сад в жемчужно-зеленых тонах 28
Глава 25 - Встреча 29
Глава 26 - Грешная душа 30
Глава 27 - Снегурочка и Купава 31
Глава 28 - Последний человек планеты 31
Глава 29 - Последний лист 32
Глава 30 - Сад маркиза де Сада 33
Глава 31 - Зима 34
Глава 32 - Кактус расцвел 36
Глава 33 - Конаково 37
Глава 34 - Водолазы 39
Глава 35 - Интервью 39
Глава 36 - Пепел 40
Глава 37 - Цветущая вишня 41
Глава 38 - Откровения 42
Глава 39 - Луна 43
Глава 40 - Утро 43
Глава 41 - Экзерсис 44
Глава 42 - Рассказ Марианны 45
Глава 43 - Куст сирени 45
Глава 44 - Сестра и брат 46
Глава 45 - Свадьба 47
Глава 46 - Царица Таиах 48
Глава 47 - Лодка 49
Примечания 50
Вера Ветковская
Танец семи покрывал
Глава 1
Портрет стасиного дома
Со Стасей на одном курсе в художественном училище учился парень по имени Родион. Отец этого худощавого, длинного очкарика специализировался на антиквариате. Будучи еще совсем молодым, он стал ездить по глухим деревням, скупая за бесценок у старушек, божьих одуванчиков, старинные иконы, что в те времена еще вызывало удивление знакомых - кому нужны старые, выцветшие доски? Но потом, когда целая армия любителей старины ринулась по протоптанной Родионовым отцом дорожке, когда иконы вдруг стали в цене, тот переключился на антиквариат - всякие канделябры, фарфоровые статуэтки, хрустальные люстры, кузнецовские сервизы, что довольно скоро принесло Родиному родителю славу коллекционера. Старик всячески старался привлечь к этому делу сына, неплохого рисовальщика и сносного портретиста, время от времени малюющего на Арбате портреты прохожих. Но Родя не проявил никакого интереса к предметам старины, зато, бывая в невероятных домах, где доживала свой век чудом уцелевшая, одряхлевшая и обнищавшая аристократия, обладая незаурядным чувством юмора, принялся набрасывать "портреты" этих жилищ - в виде поразительных человеческих физиономий.
Иногда это были высоколобые красавицы, которых он с ног до головы наряжал в костюмы разных эпох: в мундирные платья времен Елизаветы, в русские сарафаны и епанчи, в суконные опашни и парчовые кафтаны, драгоценные кички и шляпки со страусовыми перьями, в шитые золотом одеяния египтянок, индийские сари…
Иногда это был старик во фраке, похожий на Плюшкина, с жидкой проседью в свалявшихся волосах, с угасшим взором, с живыми, цепкими руками.
Иногда - чудная пожилая особа в плисовом платье, с позолоченной клеткой, в которой сидела канарейка, вместо головного убора, с серым котом, свернувшимся на плече…
После того как Родион погостил в доме Стаси, где еще никто, кроме него, не был из ее знакомых, и обошел все его многочисленные комнаты, внимательно всматриваясь во все углы, из которых дышало Время, - точно вслушивался в шепот тайны, исходящей из этих стен, - Стася с нетерпением стала ждать очередного Родиного шедевра.
Родион медлил с уже обещанным ей подарком.
И в самом деле, понимала Стася, ему необходимо время, чтобы переварить впечатления.
Потому что дом, в котором она родилась и выросла, настолько не походил на квартиры ее приятелей и знакомых, насколько каравелла Колумба отличалась от атомного ледокола "Ленин".
Особняк, воздвигнутый еще в двадцатых годах для Стасиного деда-генерала, сподвижника самого Ворошилова, находился неподалеку от Тимирязевского парка, почти по соседству с мастерской скульптора Вучетича, где над садом до сих пор возвышается вся в лесах голова Родины-матери, гигантская, как персонаж "Руслана и Людмилы".
Таких особняков, построенных исключительно для военных за особые заслуги перед Родиной, насчитывалось всего тринадцать. Стася проживала как раз в тринадцатом доме.
Дом был огромный, шесть комнат на первом этаже, две на втором - именно в них обреталась теперь Стася.
В зале на первом этаже, выходящем на просторную террасу, когда-то за длинным дубовым столом собиралась за обедом большая семья. Там все осталось как прежде. Те же массивные дубовые стулья с высокими резными спинками и подлокотниками, два кожаных дивана в стиле официоза, камин, возле которого жило огромное кресло, покрытое пледом, втягивающее в себя всего человека, особенно если тот смотрел на огонь, пляшущий за плетеной железной решеткой, как бы растворяясь в отблесках минувшего. На стенах были развешаны полотна второсортных маринистов, специализирующихся на кораблекрушениях и тропических закатах с невероятными облаками.
Террасу оплетал дикий виноград, который перекидывался на небольшую террасу второго этажа.
И здесь и там стояла плетеная мебель, почерневшая от старости, но еще крепкая.
Кабинет отца: дубовый письменный стол, на котором обитали две пишмашинки - одна с русским, другая с латинским шрифтом, старый проигрыватель и часы каслинского литья - чугунная мать держит на руках чугунного младенца. Книжные полки до потолка заставляла справочная литература и различные научные издания - Николай Витольдович, Стасин отец, считался крупным химиком-органиком, его научные труды были известны всему миру. Возле узкой кушетки, на которой он спал, стоял старинный медный таз, в каком обычно варят варенье, - Николай Витольдович, по примеру Шиллера, иногда опускал ноги в воду со льдом, обдумывая очередной реферат.
Следующая комната - библиотека. Полки с книгами высились от пола до потолка, каждая секция имела свою персональную лесенку. Наверху хранились редкие издания, манускрипты, как величал их Стефан, брат Стаси, начинающий писатель-фантаст, к своим восемнадцати годам уже автор двух романов в духе Рея Брэдбери. Стефан, собственно, жил в библиотеке, даже на ночь ставил себе здесь раскладушку.
Четвертая комната - спальня. Очутившись в ней, Родя, помнится, аж присвистнул от удивления. Генерал заказал сделать ложе на манер французских королей, с балдахином, который каждый день с проклятиями пылесосила нянька Марианна, в прошлом оперная певица и сама полковничья дочь, жившая в соседнем особняке. Под этим балдахином отец спал в одиночестве. Даже когда была жива мать, Марианна стелила ей в зале. Марианна рассказала Стасе, что, после того как родители зачали Стефана, их супружеские отношения прекратились, хотя научные интересы - мать тоже была химиком - крепко объединяли родителей брата и сестры.
Пятая комната - Террина. Терра - овчарка, иногда появлялась в зале, когда отец дремал у камина, уйдя в какие-то воспоминания, которые мучительно сводили его густые седые брови, и тогда складка у губ делалась еще более скорбной. В комнате Терры имелся отдельный выход с крыльцом, ступеньки вели в сад.
Шестая комната - музыкальная. В ней стояло пианино шестидесятых годов выпуска, на котором, впрочем, никто не играл, и кресла, в которых никто не сидел. Отец даже не хотел, чтобы дети входили сюда, хотя никакого прямого запрета не существовало.
Еще на первом этаже располагались кухня, ванная, туалет и чулан, на двери которого всегда висел замок.
На втором этаже были Стасина мастерская, спальня и небольшая кухонька. Иногда Стася готовила себе сама, иногда отливала в кастрюльку борщ, который Марианна оставляла в холодильнике.
…Так вот, портрет этого жилища Стася с нетерпением ждала от Роди.
И дождалась.
Сперва, правда, Родя настойчиво добивался от нее разрешения на повторный визит в этот замечательный дом, собираясь принести портрет туда.
Но Стася отбилась. Отец не разрешал приводить в дом гостей ни ей, ни Стефану. В тот раз, когда Стася решила нарушить его запрет, отец на несколько дней улетел в Чехию на научный симпозиум, а ей срочно понадобился подрамник, вот она и вызвала на подмогу Родиона.
Но теперь, когда Николай Витольдович целыми днями пропадал в своем НИИ, Стася все равно не могла отважиться на то, чтобы снова пригласить Родю, и, когда парень заявил, что портрет дома готов, попросила принести картину в училище.
…После занятий по истории костюма аудитория опустела, и Родя вытащил из-под стола завернутую в газеты картину.
- Только, чур, не обижаться, - предупредил он Стасю. - А то некоторые не понимают, что я просто фиксирую свои внутренние переживания…
- Не беспокойся, я все понимаю, - заверила его Стася.
- Куда приятнее было бы написать твой портрет, - развязывая тесьму, продолжал Родя. - В пастельных тонах. Мое внутреннее переживание тебя как женщины совершенно совпадает с твоим физическим обликом. Это было бы зеркало, а не портрет… Впрочем, - вздохнул он, - как жаль, что ты не хочешь отражаться в зеркале стиля ампир, которое недавно добыл отец в наш дом… Ты бы налюбоваться на себя не смогла в рамке из дубовых листьев, с птицами наверху, сделанными из разных пород дерева… Ты бы каждое утро могла причесываться перед ним, если бы вышла за меня замуж, - вздохнул Родя.
Стася шутливо стукнула его по плечу.
- Я не могу выйти ни за кого замуж! Я не женщина, я существо!
- Да, но какое милое существо…
- Развязывай поскорей, - засмеялась Стася.
- Давай только ближе к свету…
Родя принялся снимать один слой газет за другим.
- Отойди к окну, - скомандовал портретист. - Ну, смотри. - С этими словами он стащил с портрета последнюю газету.
Стася от неожиданности вскрикнула.
На нее смотрело суровое лицо ее отца.
Тот же неподкупный, сумрачный взгляд пронзительно-синих глаз из-под густых, насупленных бровей, та же скорбная складка в уголках узкого, хранящего какую-то тайну рта, массивный лоб с поперечной морщиной, твердые скулы, нос с горбинкой…
И смотрел он на нее тем же взыскующим взглядом, который появлялся после того, как дети в чем-то разочаровывали его…
Так смотрел он на нее, молча, долго, насупленно, когда узнал, что Стася поступила не в педагогический институт, как обещала ему, а в художественное училище. Стасе показалось: еще немного - и из портрета грянет голос:
- Как ты могла обмануть меня!
…Родя, придерживая раму собственного изготовления, довольный произведенным эффектом, поинтересовался:
- Вот в таком человеческом типе я запечатлел характер вашего жилища.
- Откуда ты знаешь моего отца? - охрипшим голосом спросила его Стася.
Родион фыркнул, удивляясь ее вопросу и одновременно радуясь ему, почесал в затылке.
- Я в жизни не видел твоего родителя, Михальская!
- Нет, ты видел его…
- Не видел и ничего о нем не знаю, - стоял на своем Родя. - А если этот портрет, - ткнул он пальцем в раму, - смахивает на твоего предка, это означает то, в чем я уже долгое время безуспешно пытаюсь убедить тебя: я гений.
Стася пристально посмотрела на него.
Сквозь линзы очков просвечивали простодушные глаза, в которых не было и тени лжи. Родя действительно отличался редкой правдивостью.
- Поклянись, что никогда не видел моего отца, - тем не менее строго потребовала Стася.
Лицо Роди приняло недоуменное выражение.
- Как я могу тебе в этом поклясться, Михальская, - обиженно произнес он. - Может, встречал где-нибудь на улице… Мой взгляд часто словно фотографирует характерные физиономии, не отчитываясь перед памятью… Может, прошло лет десять с тех пор, как я видел это суровое лицо, и теперь, когда стал писать портрет твоего дома, оно всплыло из глубин подсознания, как утопленник… Я за свое подсознание не отвечаю. Так что, завернуть тебе мой подарок? - с сомнением в голосе поинтересовался Родя.
- Заверни, - глухо проговорила Стася.
Глава 2
Клетчатый лоскут
Сказать, что Стася Михальская не любила своего отца, было бы несправедливо.
Она любила его, почитала, как человека, заботящегося о ней и брате, сильного, преданного делу своей жизни, науке, - но и побаивалась.
Стася знала, что и отец ее очень сильно любит, но старается скрыть это в воспитательных целях.
В глубинах ее детской памяти сохранилось ощущение каких-то иных отношений с отцом. Иногда Стася видела себя во сне маленькой девочкой, как, вскарабкавшись на колени отца, прижавшись к нему, она смотрела на огонь, словно вьющийся в камине, вдыхала родной запах домашней фланелевой рубашки отца, чувствовала сильные, осторожные руки, сомкнувшиеся за ее спиной.
Вероятно, когда-то все так и было - камин, напевно бормочущий свою огненную сказку, нежность отца, проникающая в ее детское сердце, - но в какой-то момент резко закончилось.
Сколько ей было лет тогда, Стася не помнила, но помнила, что однажды по привычке потянулась к отцу, и вдруг его лицо исказилось, и он, вскрикнув что-то гневное, стряхнул ее с коленей, как котенка.
Стася упала, ударилась затылком о пол.
Отец был ужасно напуган ее плачем, схватил на руки, разрыдался - такое проявление слабости было ему вообще-то несвойственно.
Но с тех пор девочка не повторяла попыток взобраться к отцу на колени.
Она по-прежнему чувствовала его любовь к себе, но с той поры между ними как будто встало прозрачное стекло: каждое Стасино движение к отцу было чревато болью, каждое его движение к ней разбивалось о невидимую преграду.
А вот о том, что мама ее не любила, было известно всем - и отцу, и Марианне, и Стефану, маминому любимцу.
Мама тоже заботилась о ней, внимательно следила за Стасиным питанием, здоровьем, настроением, времяпрепровождением, учебой; то же самое делала она и для сына.
Но в каждом ее жесте, взгляде, обращенном к Стефану, мама словно оживала, светилась изнутри, таяла от нежности, а все, что она делала для Стаси, было продиктовано автоматической необходимостью, холодной привычкой, скучной обязательностью.
Как-то Стася пожаловалась няньке:
- Марьяша, почему мама меня не любит?
Марианна еще больше ссутулилась над стиркой, очевидно раздумывая, как выйти из положения и при этом не солгать.
- Почему это не любит? С чего ты это взяла, детка?
- Ну посмотри, Марьяша, - рассудительно начала Стася, - мама дает две конфеты, мне и Стефану. И она даже не смотрит, съем я конфету или нет, а на Стефа смотрит так, словно хочет к нему в рот залезть, так ей приятно, что он ест сладкое… Ей приятно даже видеть, как он разворачивает фантик. А мне мама говорит: "Не бросай бумажки где попало!"
- Ты и правда все бросаешь где попало! - прицепилась к ее словам Марианна. - Никак не могу приучить тебя, детка, к аккуратности!
- Почему - ты? - не позволяя сбить себя с толку, проговорила Стася. - Стефана сама мама приучала к аккуратности! Стефана мама всегда крепко целует на ночь, а меня клюнет в щеку и бежит! Когда Стеф болеет, мама берет его к себе в кровать, а когда я заболеваю, просто сидит рядом с синим светом и чаем с малиной!
- Стефан - младший, - наконец нашлась Марианна, - естественно, к нему больше внимания.
Но Стася не могла удовлетвориться этим ответом.
Тогда она зашла с другого бока.
- А младших всегда жалеют больше, чем старших?
- Всегда, - не ожидая подвоха, кивнула Марианна.
- Почему тогда папа любит меня больше и жалеет больше, чем Стефа?
Марианна снова попала в тупик. На ее добром, румяном, честном лице отразилось смятение. Стася внимательно смотрела на няньку. И тут глаза Марианны словно засмеялись - она нашла подходящий ответ.
- Да ведь отцы всегда больше жалуют девочек. - В голосе ее прозвучал фальшивый энтузиазм человека, который хочет, чтобы ему поверили. Это не ускользнуло от чуткого уха Стаси. - С мальчишками отец должен быть строг!
Стася с разочарованным видом отошла от няньки.
- Нет, тут что-то не так, - проронила она, и с тех пор сколько Марианна ни пыталась завести с ней разговор о родителях, чтобы убедить Стасю в том, во что сама не верила, девочка угрюмо отмалчивалась.
Она чувствовала, что во всем этом есть какая-то неприятная тайна, но вот какая?..
Эту тайну, казалось, знали все, кроме нее и Стефана, ее, возможно, знала даже Терра, обожавшая детей, отца и Марианну, но недолюбливавшая мать. Собака слушалась ее, подчинялась ее приказам, но никогда, если ее впускали в залу, не ложилась возле ног Стасиной матери, не ласкалась к ней.
Эту тайну знал дом. Но он хранил ее, как шкатулка с секретом, в которой заточена некая драгоценность. И Стася не представляла, как подобраться к секретному замку и вообще где он находится.
Она привлекла к своим поискам брата.