- Да. Магам нельзя оставаться в родных краях, - сказал он с сожалением, подвинул к себе исписанный листок. - Любовь, смерть какая-то. Кузня. Прядильщица. Нет, непонятно. Просто запомни его слова. Может, это подсказки, которые ты и только ты поймешь, когда придет время.
- Кажется, я поняла, что Спящий забрал у тебя - ты перестал расти. Но ведь могло быть и хуже. Ты мог потерять кого-то близкого…
Арлито криво усмехнулся:
- Мне девяносто два, но никто не воспринимает меня всерьез. Я никогда не познаю женщины, меня никто не полюбит, потому что… Да посмотри на меня! - он развел руками. - А знаешь, что я хотел отдать Спящему в двенадцать, когда пришла пора Выбора?
- Нет.
Ну вот, задела человека за живое: глаза мечут молнии, ноздри раздуваются. Пусть говорит. Наверное, он мало кому об этом рассказывал.
Арлито усмехнулся, покрутил перо пальцами, поставил на подставку и подпер подбородок, его миндалевидные глаза-бездны отражали трепещущий огонек свечи.
- Вся беда в том, что маменька очень меня любила. Отец погиб, старшие сестра и брат умерли, остался только я, и она изо всех сил оберегала меня. Знахарка сказала ей, что младенцы не болеют, потому что их защищает грудное молоко, и она кормила меня грудью до десяти лет.
- Бывает такое, да. - Я чуть не проговорилась "в нашем мире" и прикусила язык.
- Это не самое гнусное. - Он поморщился. - Самое гнусное в том, что она рассказывала это каждому, а ее подруги - своим детям, с которыми мне приходилось знаться. Драться я тоже не умел, она растила меня, не чтобы я стал мужчиной-воином, как принято на островах, а чтобы ей не было одиноко в старости и я никуда не ушел. У меня не было друзей, дети, даже малыши, смеялись надо мной, а я не мог ответить, потому что они понимали только язык силы.
- Сочувствую, - искренне сказала я, вспоминая свою бабушку, которая, конечно же, любила меня, но очень старалась воспитать по своему образу и подобию: секс только после свадьбы, при выключенном свете, под одеялом, в одной позе; прощать никого нельзя, ненавидеть и проклинать - правильно, все родственники - сволочи, свести в могилу подлеца деда ценой собственного счастья - героизм, достойный ордена. Мою психику спасло то, что бабушка работала в библиотеке и просиживала там допоздна, болтая с кумушками, на меня у нее не оставалось времени. Там ее и нашли мертвой.
Арлито продолжил:
- Пора Выбора настала, когда мне исполнилось двенадцать. Как сейчас помню, это случилось, когда я ложился спать…
Безумно хотелось спросить, как это происходит, но я отложила вопрос, потому что для мага важнее было другое.
- Все родители боятся, что их дети примут дар, а значит, отправятся на обучение в орден. Надо ли говорить, как этого боялась моя матушка? Но она рассказывала неправильные страшилки: про девочку, у которой Спящий забрал маму, про мальчика, у которого все умерли. Я принял дар в надежде, что Спящий лишит меня маменьки и начнется счастливая жизнь. Понимаешь? Я принес ее в жертву. Помню, как дрожал под одеялом, представляя ее мертвой. Плакал, ругал себя. Не спал до утра. Каково же было мое удивление, когда дверь распахнулась, - он зажмурился.
Прошло семьдесят лет, но те события все еще задевают его!
- Тогда казалось, что Спящий пожалел меня и не забрал ничего, одарив сполна. Маги ордена удивлялись моему редкому дару - я был универсалом и мог сам выбирать, кем стать… То есть все стихии были подвластны мне, я выбрал огонь и воздух.
- Матушка тяжело перенесла твой отъезд?
Арлито скривился:
- Рыдала, волосы на голове рвала. Поехала со мной, чтоб кормить и оберегать - ее маги выставили из обители. Она побунтовала и успокоилась, а может, ее успокоили. Поселилась в хижине недалеко от крепости, носила мне еду и угасала на глазах. Умерла она спустя пять лет. Высохла от тоски.
И опять по велению проклятой эмпатии захотелось обнять и утешить Арлито. Семьдесят лет его точит чувство вины, и он ничего не может изменить. Про то, как наступает пора Выбора, спрашивать было неудобно. Воцарилось неловкое молчание, и я страдала вместе с Арлито, представляла его тощую мать с закрытыми глазами и склонившегося над ней черноволосого подростка.
Арлито встал, громыхнув табуретом, и его огромная тень растянулась на всю стену, увешанную старинными свитками и неумелыми рисунками. Казалось, книги на стеллажах вздрогнули и затрепетали. Маг шагнул в темноту и завозился между стеллажами, свечи он с собой не брал, потому что, как и в прошлый раз, его глаза горели оранжевым светом и плыли в черноте будто бы сами по себе.
Наконец Арлито вернулся с тремя книгами под мышкой, положил их на стол и похлопал по верхней, стряхивая пыль.
- Вианта, поскольку вы… ты потеряла память, очень рекомендую прочитать эти фолианты, там ответы на многие вопросы.
Он что же, помогает мне? Намекает, что я привлекаю внимание и веду себя неадекватно?
- Спасибо, - уронила я, открыла книгу и чихнула от пыли. - Очень бы хотелось все вспомнить, а то чувствую себя младенцем. Удивительно, но я могу читать, знаю буквы. Наверное, еще много чего знаю и умею.
- Помнишь, какое главное правило этого мира?
- К сожалению, нет.
- Всем дается счастья и горя поровну, это считается справедливым. Если Спящий дает что-то важное, он забирает что-то не менее важное, на землях Справедливости нет совершенно счастливых и несчастных.
- Интересно. Если я богата, значит, мне должно не везти в чем-то другом?
- Да.
- Хм… Расскажи обо мне, какой я была, что умела.
- Насколько мне известно, Вианта… ты умело обращалась с коротким мечом и двумя ножами, стреляла из лука не хуже мужчин и отлично держалась в седле, но… - Он замолчал и посмотрел на меня с тоской. - Мне хотелось бы, чтобы ты осталась такой, как сейчас. Раньше у тебя был сквернейший нрав. Если будет нужно, обращайся за помощью!
- Еще раз спасибо, - напряженно улыбнулась я.
Как учит история, все средневековые аристократы лгут, играя в свои игры, - доверять нельзя никому. Но лучше маг-союзник, чем маг-неприятель, просто с ним надо держать ухо востро.
- Помоги отнести мне книги в спальню.
Я взяла верхнюю - огромную, с пожелтевшими от времени страницами и кожаным, тисненным золотом переплетом. "Житие первых людей, и как ныне жить подобает". Полезная информация! Арлито на полусогнутых шел впереди, я топала за ним, зажав книгу под мышкой, а правой рукой держа канделябр.
Оказавшись возле лестницы, я заметила спускающегося со второго этажа синеглазого стражника. Он нес шлем в руках, и русые пряди наискосок прилипли ко лбу, он взирал на меня восторженно.
- Помоги мне.
Едва я проговорила, как он спикировал коршуном, забрал у меня книгу и свечи, задул их одну за другой. Я не спешила к себе, находиться рядом с ним было волнительно и приятно, хотелось поцеловать его. Чтобы он запрокинул мою голову и припал к моей шее, чтобы трепетать от каждого прикосновения. Наверняка у него нежные и требовательные губы, и без одежды он красивее, чем в ней. Здешние мужчины мускулисты за редким исключением, и соблазны подстерегают на каждом шагу.
- Отнеси в мою спальню, - распорядилась я, ожидая, что он пойдет вперед, но стражник не спешил, смотрел на меня с обожанием - не как на женщину, которую желают, а как на сошедшее с небес божество.
- Не знаю, насколько это важно… Я хочу поблагодарить вас.
Близость этого мужчины волновала меня, но спать с ним я не собиралась - он мне не по статусу, просто мне нравилось щекотать нервы, испытывать томительное вожделение. Правильнее дождаться мужа и с ним выяснить, насколько страстное мое новое тело.
- Скажи лучше, как тебя зовут?
- Амиль. Неважно. То, что вы сделали… Спасибо.
- Ты о чем?
- О людях на базаре, о девочке с высохшей рукой.
- Ааа. Понятно. Идем.
Он топал позади, я слышала его дыхание.
- Меня продали в детстве, - проговорил он, останавливаясь возле скамейки, что возле балкона. - Хозяин учил меня драться и выставлял против зверей и против других людей. - Он провел по шраму. - Это я получил в бою.
- Мне жаль, - сказала я совершенно искренне, задумалась ненадолго. - Подожди-ка. Я не ослышалась, в мире Справедливости существует рабство?
- Только если человек потерял свою жизнь. Тот, кто его спас от смерти, становится хозяином. Я умирал, и отец отнес меня богатому торговцу, тот заплатил магу, и он излечил меня.
- Знаешь что, я дарую тебе свободу. Если останешься, будешь получать жалованье, если уйдешь… Мне хотелось бы, чтоб ты остался, но принуждать тебя не имею права.
Амиль опустился на колени и склонил голову:
- Отныне как свободный человек клянусь служить вам. Моя жизнь ваша.
Растрогавшись, я положила руку ему на голову - он замер и боялся даже дышать:
- Спасибо, я ценю твой выбор.
Почувствовав чужое внимание, я заметила, что дверь в мою спальню приоткрыта, и Арлито наблюдает за мной. Когда понял, что замечен, вышел и проговорил, нимало не смутившись:
- Оставил книги на кровати.
- Спасибо, Арлито. Вставай, Амиль. - Я забрала у него книгу, он поднялся, обеими руками держа подсвечник.
Один союзник у меня есть - Амиль искренен, теперь, когда могу распознавать чужие чувства, я уверена в нем. Арлито тоже был искренним, когда делился переживаниями детства, но не это было самоцелью: он рассчитывал вызвать сопереживание и показать, что он - друг. За девяносто лет человек обязан обучиться искусству манипуляций ближними.
Закрывая дверь, я села на кровать, открыла книгу и подумала, что эмпатия может принести не только страдания, если уметь ею пользоваться. Эмпат как никто другой чувствует фальшь.
Только я собралась углубиться в чтение, как в дверь постучали, и Лииса проговорила:
- Бэрри Вианта, княгиня Саяни приглашает вас отобедать с ней. Не желаете ли спуститься?
Живот заурчал. Я закрыла фолиант, села.
- Лииса, зайди ко мне.
Служанка замерла у входа, втянув голову в плечи, по старой памяти ожидая тумаков и издевательств.
- Волосы спутались, пока ехала. Расчеши их.
- Да, бэрри!
Девушка на цыпочках прошла к трюмо, взяла гребень, я уселась на низкий стул, чтобы видеть в зеркало себя и ее. Служанка вынула золоченые заколки с самоцветами, приподнимавшие волосы и убиравшие их назад, - солнечно-коричневые локоны рассыпались по плечам.
- Сделай, чтоб лежали волной, а не локонами.
- Да, бэрри.
Она работала аккуратно, отделяла локон от локона, и зубчики гребня массировали голову - я зажмурилась от удовольствия и готова была замурчать.
- Лииса, ты - свободный человек? - спросила я, не открывая глаз.
Девушка оцепенела, но взяла себя в руки, и гребень скользнул от темени к затылку:
- Нет, я принадлежу вам, меня вам подарил бэрр Ратон.
- Ты хотела бы получить свободу? - продолжила я.
Лииса не ответила, только шумно задышала.
- Скажи, чем отличается свободный человек от подневольного?
- Подневольный когда-то потерял свою жизнь, ее вернул хозяин, с того момента он… Принадлежит. Хозяин может подарить и продать его, наказать, выпороть, но не убить. Он не может жениться, выйти замуж, родить без разрешения хозяина. Не может уйти.
- Понятно. Лииса, я дарую тебе свободу, отныне ты будешь получать жалованье и распоряжаться своей жизнью, никто не посмеет обижать тебя.
Девушка протяжно всхлипнула и разревелась. Я открыла глаза и попыталась ее почувствовать: радость, благодарность, обида, недоумение, немного злости. По пути к двери я продолжила:
- После обеда подпишу, что нужно.
Лииса благодарила меня мысленно, но не могла выдавить из себя ни звука - рыдания душили ее.
Служанка настигла меня возле лестницы. Бросилась в ноги, обхватила платье, попыталась схватить руку и облобызать ее.
- Бэрри, спа… Спасибо, бэрри!
- Встань! - рявкнула я, и она сразу же подчинилась - краснолицая, растрепанная, но счастливая.
- Позвольте мне остаться и служить вам! - донеслось вослед, когда я спускалась по лестнице.
Я запрокинула голову и кивнула ей, свесившейся с перил:
- Конечно. Спасибо за доверие, Лииса!
Союзник номер два. Никто и никогда не был милосерден к этим людям, они готовы отдать жизнь за сострадание. Вот только одобрит ли будущий муж мои действия? По сути, я разбазариваю будущее совместное имущество. Если встанет в позу - отменю свадьбу. Завтрашний день расставит все точки над "и".
Глава 6
Ратон
Выспаться не получилось - я опять проснулась на рассвете. В распахнутое окно тянулся шлейф из запахов примятой травы, жасмина, терпкого дыма. От ручья веяло сыростью, из кухни чуть заметно пахло сдобой с ванилью. Птичьи трели сплетались в радостный звон, от которого самой хотелось щебетать.
Чего я поднимаюсь в такую рань? То ли это тело восстанавливалось быстрее, чем предыдущее, и для сна мне теперь хватает пяти-шести часов, то ли одолело беспокойство. Сегодня я должна встретиться с будущим мужем и вероятным отцом моих детей. Смирись, Ольга, здесь женщина - всего лишь инкубатор. Ни в политику, ни даже в маги тебе нельзя.
Все говорят, что если откажусь от свадьбы, будет еще хуже, слишком многие хотят моей смерти, а так я под защитой. Скорее всего, Ратон не так ужасен, раз его любит милашка Лииса, но сама мысль о том, что не я выбрала мужчину, с которым буду делить постель, вызывала негодование.
Чтобы отвлечься от тягостных мыслей, я приступила к изучению книги о том, как подобает жить. Написана она была очень давно, многие слова устарели, буквы выцвели, и о значении некоторых предложений приходилось догадываться. Первые двадцать страниц повествовали о том, как боги собрались за столом и решили, что миру - быть. Ни сколько их было, ни откуда они - ни слова.
Слепили тесто, раскатали огромный блин, обдали огнем, и получилась твердь, плавающая в тумане. Твердь накрыли колпаком-небом, где днем зажигали свечу-Солнце, а ночью - свечу-Луну. Оросили твердь потом, и получилась вода, море, и соленое. Морская вода - пот богов, это оригинально!
Затем из глины (где-то это я уже слышала, боги под копирку, что ли, миры ваяют?) налепили животных и вдохнули в них жизнь. А вот с человеком получилась незадача: он вел себя, как животное, тогда Спящий отдал половину своего сердца, головы и правую руку, а у него отросло все новое. Так появились первые богорожденные.
Дальше повествовалось о суперспособностях богорожденных, их союзах и интригах. Достигли они многого и возжелали богов низвергнуть. Тогда боги рассердились и покинули мир, отказались зажигать свечу-Солнце, и наступила долгая безлунная ночь. Богорожденные раскаялись и упали на колени, и они, и простые люди, произошедшие от них, взмолились о прощении. Отозвался только Спящий, он и ныне спит в горах. Отчего так получилось - ни слова.
Зато много написано о плохом Незваном, который хотел мир уничтожить, вступил в схватку со Спящим… Ага, вот оно! И потерпел поражение, но Спящего тяжело ранил, и теперь ему нужно много лет, чтоб восстановить силы. Незваный тоже пострадал - лишился магических сил, тела и превратился в бесплотный дух. Если Спящий умрет, мир погибнет.
Да уж, добрая сказочка! Как и большинство народов, местные делают богов антропоморфными, не чуждыми человеческим низостям…
Вспомнился явившийся мне Незваный - вполне антропоморфный тип, довольно неприятный. А не попытаться ли мне его вызвать? Пусть придет и расскажет, как мне теперь жить, зачем дал мне пластину и что значат слова Мэтиоса.
Закрыв глаза, я представила его лицо, волнистые волосы, залысины, светлые глаза чуть навыкат, алые губы. Мне даже показалось, что удалось к нему прикоснуться, достучаться, и он услышал меня. Сейчас запахнет жженой серой, и он возникнет посреди комнаты…
Ну же, Незваный, Вельзевул, Асмодей, Люцифер или как там тебя, яви мне свой темный лик!
Другая бы на моем месте трепетала от ужаса, ожидая воплощенное зло, меня охватило какое-то горячечное веселье. Чего бояться, если мы хорошо знакомы и даже пили вместе?
Шли минуты, но Незваный не появлялся, и вскоре стало ясно, что он не придет - не считает нужным, или ему попросту нельзя.
Пока размышляла, окончательно рассвело, и я углубилась в чтение фолианта. После того как главный демиург уснул, сам собой поднялся Драконий Хребет и разделил мир на две части: мир Справедливости, где каждому воздается по делам его, и Беззаконные земли, где не действовали "законы людские и божьи". Потому там плодились нелюди: оборотни, питрисы, встречались странствующие духи, демоны-подселенцы. Все понятно, но кто такие питрисы?
Здесь оборотней не водилось, духи и демоны появлялись изредка, правда, питрисы все равно рождались, причем у простых людей. Надо у кого-нибудь спросить, что это за зверь такой. Очень редко, даже несмотря на обряд Отречения, в женщине пробуждались ведьминские наклонности.
О, как интересно! Ставим галочку: разузнать про ведьм и обряд Отречения.
Заповеди этого мира отличались от наших. Помимо законов, призванных облегчить работу Спящего, существовал божественный свод правил. Местный бог не велел поклоняться ему и кого-то любить и почитать, все сводилось к "не навреди умышленно". Зато имелся целый раздел, посвященный нелюдям и ведьмам. С ними люди не церемонились, разрешалось убивать оных без суда и следствия, кроме ведьм, их следовало ловить и отдавать магам из ордена Справедливости.
Стало так интересно, что я не сразу обратила внимание на отчетливый цокот копыт, вплетающийся в пение птиц, приветствующих своего солнцеликого бога. Момент, когда скрипели открывающиеся ворота, я проморгала.
Неужели это он, будущий муж? Сердце ухнуло в пятки, я метнулась к окну, села на подоконник, чтобы лучше слышать, что происходит снаружи, - отсюда все равно не было видно двор. Цок-цок, цок-цок - как маятник часов. Лошадь, точно одна, значит, это не экипаж. Господи, пусть Ратон будет хотя бы симпатичным!
Донесся радостный мужской возглас - это кто-то из стражников. Вроде бы прозвучало "бэрр". Точно, жених приехал! Захотелось куда-то себя деть, желательно провалиться под землю.
Цокот стих. Заговорила женщина, вроде Саяни. О господи! Я слезла с подоконника, подбежала к зеркалу. Вдруг он прямо сейчас зайдет, а я неумытая и нечесаная? Из зеркала на меня взглянула молоденькая чернобровая девушка с чувственными губами. Привыкай, Оля, ты теперь такая. С локонами ниже пояса и ресницами до самых бровей. В своем мире эта девушка не сходила бы с обложек журналов, здесь она считается страшилищем.
Почему бы не перевернуть их представление о прекрасном с ног на голову?
В коридоре затопали, я сбросила сорочку, влезла в сиреневое платье-медузу, застряла, еле протиснулась, но сзади зашнуровать его так и не смогла. Черт, это обязанность служанок! По идее, жених не должен заявиться, пока невеста не готова.
В дверь постучали.
- Кто? - спросила я, села на кровать.
- Доброе утро, Вианта, - проговорила Саяни. - Открой, пожалуйста, есть разговор.
На княгине было темно-сиреневое бархатное платье с оборками на талии, утянутое на груди и бедрах. Вьющиеся волосы служанка уложила на темени в цветок, из его сердцевины свешивались три локона.
Закрыв за собой дверь, Саяни оглядела меня с ног до головы. Вздохнула и прошептала: